"...невидимый пакгауз, именуемый памятью, поместили в нечто, из него всплывает ввысь звезда за звездой, год за годом — то светлый, то кровавый, словно Марс над улицей Берри, а то и совсем тускло мерцающий и весь в пятнах... Вот оно, небо воспоминаний, под которым беспокойная современность творит свои запутанные дела."
Эрих Мария Ремарк "Триумфальная арка"
Пролог
Каждая история имеет своё начало, свой конец и своё время. И эта — не исключение. Так давно это было и так недавно. Но что это для нас сейчас? В этом времени?! Воспоминания о том периоде жизни, который назывался юностью, молодостью, временем вхождения во взрослую жизнь. Поиск себя, своего пути, своих спутников жизни. И, конечно же, любви!
Мы искали её, она нас, вот и случались разные встречи в нашей судьбе. То ли мы сами притягивали к себе этих людей и эти истории, то ли так было угодно Господу и все предначертано свыше и изначально — понять сложно, узнать истинно — невозможно. Просто было. Просто помним. Просто с этим живем. До тех пор, пока однажды всё это не попросится наружу, на суд людской и Божий, как осознание и приятие судьбы.
Глава 1
ЕГО ТРИУМФАЛЬНЫЕ АРКИ
"Нигде ничто не ждёт человека, - сказал Равик, - всегда надо самому приносить с собой всё"
Эрих Мария Ремарк "Триумфальная арка"
часть 1
В одной умной книжке Жанна вычитала, что время от времени каждого из нас надо помещать в больницу, чтобы он поболел, пострадал и подумал о своей жизни — правильно ли он живёт? Жанна переписала эти, так поразившие её, умные мысли в свой блокнот, совсем не подозревая, что подобное коснётся её напрямую и очень даже скоро.
Была весна. Жизнь бурлила. Планов было громадьё, как выражался знаменитый поэт — его стихи Жанна тоже записала в блокнот и часто перечитывала, воплощая свои планы в жизнь. И не только свою, но и всего их небольшого провинциального городка. Жанна работала в городском отделе культуры, а это означало, что культурная жизнь города в чём-то зависела и от её усилий. Сотрудники отдела сами писали сценарии, организовывали областные и городские смотры, фестивали, конкурсы и прочие общественно-значимые мероприятия.
Сейчас близился грандиозный праздник — День Рождения В.И. Ленина. Жанна уже заказала афиши в типографии, согласовала время проведения репетиций праздничного концерта — на торжествах будут присутствовать не только городская администрация, но и областная, даже со столицы ждали гостей. Одним словом, хлопот было много, ответственности ещё больше. А отдел их — всего-то три человека! Заведующий Андрей Владимирович, инспектор Катерина и она, инструктор, молодой специалист, Жанна Евгеньевна, в отличие от своих коллег, незамужняя и, значит, семейной жизнью не обременённая, может потрудиться поболее остальных. Жанна не роптала, работу свою она любила и не считалась с условностями, вкладывая все силы и возможности в общие заботы отдела. Тем более, что все трое и жили этой работой, верой и правдой служа общему делу. Заведующий бегал целыми днями по всему городу и разным инстанциям, организовывая, решая, пробивая, добывая и стараясь, дабы всё было на высшем уровне. В отделе появлялся, когда считал нужным, но это всех устраивало обоюдно — меньше контроля и указаний. Человек он был не то что нервный, но импульсивный, шумный, с неуёмной энергией. В их маленьком кабинете для него всегда было тесно и душно: для размахивания руками и вышагивания огромными шагами его довольно масштабной фигуре не было места - мешали столы; для выражения недовольства и досады на нерадивых подчиненных и недоступных вышестоящих чинов не хватало простора для мощного голоса — стены дрожали, как начнёт кричать; а для простого общения по-человечески просто не хватало времени, а то и желания. В общем, все были рады, когда он отсутствовал, его понимали и не обижались — творческому и весьма деятельному человеку всегда нужна свобода. Вот и пропадал он на всевозможных совещаниях, заседаниях, конференциях, а все дела в отделе решала Катерина. Она одна знала, где и как его можно срочно найти, если понадобиться вышестоящему начальству. Катерина была матерью-одиночкой и все вечерние мероприятия её четырёхлетний сын Дениска репетировал вместе со всеми. Важно было из детского садика вовремя забрать. Но бывало и так, что воспитательница сам приводила Дениску в местный Дворец культуры — так проще, чем ждать, пока Катерина вырвется или пришлёт кого-то. И бегал Дениска по всему Дворцу культуры, где хотел. Вахтёры присматривали. А засыпал он чаще всего у осветителя Жоры, в его каморке под сценой. Другой жизни и не знали, все считалось в порядке вещей, все считались своими.
Этот праздник готовили сообща с такой же полной отдачей сил, здоровья и личной жизни, как и всегда. Какая там личная жизнь? Когда? Если с утра и до поздней ночи ты на работе! Итак времени не хватало, чтобы всё успеть, а когда же его находить на личную жизнь?!
Бывало, Катерина в сердцах и пожалуется, посетует, что отца бы Дениске надо, но на работе вечно аврал, а отпуск такой короткий, что не отдых, а вечные думы о том, что не успела сделать на работе и как же там без меня, чтобы она провалилась, эта работа!
Жанна понимала Катерину и жалела ее, как могла: то сбегает за неё куда-то, чтобы она раньше домой пошла к ребёнку; или перепечатает за нее документы, пусть лучше Катерина вздремнёт в уголке, а то Дениска ночью капризничал, спать не давал.
Так и жили, так и работали. И всё вроде бы шло хорошо, успешно, дружно и слаженно, но только что-то у Жанны стал часто болеть живот. Думала, может на сцене что потаскала тяжелое или в отделе, например, одна печатная машинка сколько весит! При чём, её надо вечно просить у секретаря комсомола, потому что отделовская сломалась, новую не положено, и таскала Жанна её по этажам, коридорам и лестницам по нескольку раз в день. Или, думала, съела что-то не то. Анальгин выпьет и все проходит. Да и до себя ли, когда мама болела. Еле путевку выбили, чтобы отправить её в санаторий в Ялту, а все дела по дому, по даче — все на ней, на Жанне. Так что не до себя было.
К тому же, Жанна организовала в прошлом году первую в городе платную балетную студию. К майским надо провести открытые итоговые уроки и концерты для родителей и всех желающих. Жанна рвалась на части, как говорят. Там — работа, тут — её дело. В газете писали о её начинании. И хорошее, и плохое — переживаний Жанне хватило сполна, но все встало на свои места и все остались довольны. На следующий год нужно сделать набор, уже на конкурсной основе. И на письма надо ответить — её просили поделиться опытом, приглашали с концертами в клубы по области, да и просто поклонники объяснялись в чувствах...
А ещё — Жанна вместе с единомышленниками развивали новое направление в молодёжной культуре — дискотеку, как одну из разновидностей танцевальных вечеров. Через две недели сдача программы горкому комсомола. Дорабатывали тематическую часть, развлекательная была готова. Жанна подготовила танцевальную группу, научила их современным танцевальным движениям, которые они и покажут со сцены, чтобы молодёжь училась танцевать красиво и культурно. А потом Жанна покажет со сцены наиболее доступные движения для всех желающих, пришедших на дискотеку.
Жанна позировала для афиши, для слайдов — изображала птицу. Так задумал художник — оформитель, он снимал образовавшиеся от разных поз и движений тени. Было интересно, необычно и - не легко.
Осенью еще, в начале сезона, Жанну пригласили в областной Драматический театр, как хореографа-постановщика и она ставила танцы теперь и заслуженным артистам, и детскому коллективу театра. Сама успевала ходить на занятия в театральную студию, одновременно обучаясь актёрскому мастерству и занимаясь постановкой танцев и сценического движения. Два раза в неделю вела танцевальный кружок в профтехучилище. Будущие кассиры, портные, парикмахеры и другие учащиеся тоже хотели заниматься танцами, как и работники почты и прочих организаций города. В то время в городских смотрах художественной самодеятельности обязаны были участвовать все организации города, включая мясокомбинат и зеленстрой — отбоя от просьб руководителей предприятий не было. Директора умоляли поработать хоть раз в неделю, хоть перед смотрами!..
Одним словом, жизнь Жанны была расписана по минутам. И всё кипело, бурлило вокруг, стремительно неся жизнь вперёд. Весна! Весна в природе и на душе...
А тут — эти боли в животе, которые анальгин уже не заглушал даже на время. Под глазами ширились тёмные круги, пару раз Жанна падала в обморок, но никто не видел, случалось это дома.
На третий раз, когда это случилось на работе, перепуганные коллеги вызвали скорую помощь и Жанну отвезли в больницу. Не спрашивая.
И рухнуло в одночасье всё громадьё...
Вместо сцены, балетного класса и кабинета отдела культуры, на неё навалились тяжким грузом белые кафельные стены...Потом белые халаты... Потом Жанна близко-близко увидела над собой глаза врача, выглядывающие поверх белой марлевой повязки и внимательно разглядывающие её.
• Жанна Евгеньевна! Неужели это вы? Как же так?! Я же вас звала, почему не пришли ко мне на приём?!
Жанна узнала в этих глазах маму мальчика Ромы из балетной студии. Вспомнила, как однажды в перерыве между занятиями, эта родительница зашла в класс что-то спросить и, увидев, что Жанна пьет анальгин, поинтересовалась, в чём дело, не нужна ли помощь? Жанна отмахнулась, мол ерунда, женские дни, но родительница так не считала. Объяснила, что она врач-гинеколог и Жанне необходимо провериться, она будет её ждать на приём, потому что вид у нее не здоровый, а анальгин часто пить вредно. Но Жанна так и не пошла. Стыдно было идти к такому врачу. Город маленький, человек она публичный, разговоров потом не оберёшься! Сплетен и так хватает. А если ещё и её парню напишут в армию, что он подумает о ней?!
Жанна ждала своего морячка, к зиме должен вернуться, вот и будет у неё своя личная жизнь. А пока она никого не замечала вокруг, только дом и работа. Конечно, когда Женя приходил в отпуск осенью, на ноябрьские, то у них всё было. По-взрослому. Но об этом только они и знают. Но если узнают все, что она до свадьбы, то позора не миновать. Да и что она маме скажет? Она и так сильно переживала, пока не убедилась, что не беременная, после Жениного отъезда. Конечно, он бы сразу женился, она не сомневалась. Предлагал просто расписаться на всякий случай, а как отслужит — сыграют настоящую свадьбу, но Жанна так не хотела. Вернётся — пусть сватов присылает, как и положено. Сначала свадьба, потом дети. Вот и не шла к врачу, чтобы её позор не открылся. Теперь поздно, узнают все. Но эти опасения сразу отодвинулись на задний план, как только на первое место вышли боль и страх — что с ней? И что будет дальше?
Жанна понимала по глазам врача, что её дела не очень хороши. Вслух она ничего не говорила, только писала что-то своё в карточку. «Узнаете, Жанна Евгеньевна, когда надо!» - был ответ. Сначала обследуют, потому что проблемы есть и довольно серьёзные — был вердикт.
часть 2
Жанна смутно помнила, как её куда-то везли на каталке, потом в машине, потом были тусклые тёмные коридоры, лестницы и опять смотровая. Ночь, тишина, дежурный врач, сердитая, заспанная толстая женщина — за повязкой на лице были видны только узкие глаза. Она ворчала, что могли бы и до утра подержать у себя в больнице, какая такая спешка была? Обезболили ведь!
Жанна сидела на кушетке в углу, в плохо освещённой смотровой. Вверху горела только одна лампочка, без плафона и та была столь тусклая, что всё вокруг казалось жёлтого цвета. Жёлтый халат врача, жёлтые руки, желтое лицо. Не менее жёлтым и желчным голосом врач велела:
• Лезь на кресло! Чего расселась? Замужем? Так я и знала! Таскаются, проститутки, почём зря, а потом возись с ними посреди ночи. Внематочная, что ли? Что тебе там сказали-то? Нет? Странно. И абортов не было? Да, дела... Вот мне забота, придётся смотреть. Где твоя карта? А что ты знаешь?
И, продолжая ворчать, врачиха, лениво и грузно, пошлёпала куда-то по коридору. Жанна слушала эти «шлёп-шлёп» и плакала. С ней так грубо никто не разговаривал, никто так не оскорблял, не обижал. В чём она виновата перед этой женщиной — она не понимала. А ещё — Жанна не любила быть причиной чьих-то неудобств, чьего-то недовольства — это сродни унижению, когда ты ни в чём не виноват и виноват одновременно. А когда еще все болит и гложет страх неизвестности?! Такое было обходительное и уважительное отношение врача, мамы её ученика, и такое грубое и беспардонное здесь — всё это било по нервам стальным молотком. Сильно болела голова. «Стук-стук-стук» - в висках, «шлёп-шлёп-шлёп» - шаги рядом и гром-голос:
• Ты чего до сих пор сидишь?! - раздражённый крик, пробивающий мозг навылет, - Плачет она, принцесса какая. Москва сезам не верит и мне далеко до твоих слёз! Лезь на кресло, буду смотреть! Да поживее, поживее. Не девочка, поди, чтобы целку тут из себя строить. Живо давай! Как к мужику в койку!
И она засмеялась, затряслась вся, довольная, что саму себя развеселила. Юмор у каждого свой - поняла Жанна. И врачи, как и люди — все разные.
Осмотр был такой же грубый, болезненный и бесцеремонный, как и предварительная беседа. Жанна вскрикивала от неожиданной боли, а врачиха — своё:
• Терпи! Нет других зеркал. Кто же знал, что ты у нас еще такая неразработанная? - она опять смеялась и радовалась чему-то, одной ей известному, потом грубо помяв живот, всё же сменила гнев на милость: - Ладно, вырежем тебе всё лишнее к едрене фене, будешь дальше жить и радоваться. Не ты первая, не ты последняя.
• Что вырежете-то? - решилась спросить Жанна.
• Не боись, лишнего нам не надо. Разрежем, посмотрим, что к чему. А пока — тут у нас полежишь. Панику, понимаешь ли, развели твои знакомые врачи. Иди, медсестра отведёт тебя в палату. Утром разберёмся, что дальше, - сказала она в конце уже более дружелюбно, успокоившись, что сейчас ей не надо никого резать, можно спать дальше.
Жанна тоже обрадовалась. Всему! И что эта врач её отпустила. И что операции никакой не будет, хотя бы пока. И что она может, в конце концов, лечь в кровать и поспать.
Пока шли по коридору на второй этаж, Жанна поняла, что здание - двухэтажный барак, а такая больница в их городе находится в старом районе, на отшибе, почти за городом. Полы деревянные, скрипучие, а ночью все звуки особенно обостряются. В палате тускло горела такая же жёлтая лампочка, но Жанне уже ничто не мешало. Она откинула одеяло, легла, укрылась и тут же провалилась в тишину и покой.
Проснулась Жанна от позвякивания ложек — оказывается, уже утро, завтрак. Открыла глаза — белые стены, белое бельё, белое окно. Услышала шёпот:
• Тише ты! Пусть девочка поспит ещё. Надя, медсестра, сказала, что ей вчера довелось через Борсовую пройти, представляешь?! Бедная, натерпелась, наверняка, по полной.
От этих слов у Жанны навернулись слёзы: значит, не она одна такая чувствительная и нежная! Взрослые женщины и те вон как отзываются о дежурном враче! Значит, Борсовая. Всё грубое, жестокое и беспардонное теперь у Жанны будет иметь название — борсовое.
Но надо вставать, умываться, в туалет. Жанна поздоровалась со всеми, познакомилась. Женщины посоветовав скорее покушать, потому что сейчас поставят капельницы и это надолго.
И дальнейшее, как в тумане. Один день, второй, третий — уколы, капельницы, сон, забытьё, какие-то разговоры соседок.
На четвёртый день её пригласили на осмотр, комиссия будет решать, как её дела и что с ней делать дальше. Снова смотровая, снова врачи, человек пять. Все в масках, одни глаза. Среди них — мужчина-врач. Как же стыдно! И все по очереди смотрят на кресле, давят живот и грудь, но надо делать вид, что все нормально, не стыдно. Но как не делай вид, а лицо Жанны горело ярче всех лампочек и слёзы наворачивались сами, от боли и стыда одновременно.
Наконец, она сидела на стуле, а врачи обсуждали её состояние. Борсовая, та самая, настаивала на операции в понедельник. Мол, ставьте в план и нечего ей тут залёживаться. Врач-мужчина и другие говорили, что надо дождаться результатов анализов, потом решать с операцией — какая она будет и где её проводить. Борсовая явно разозлилась, но спорить с ним не стала. Она позже, зайдя в палату, высказалась:
• Ничего, в понедельник готовься на операцию. Будут мне тут указывать всякие светилы! Без них разберёмся с анализами и всем остальным. Привезут блатных и указывают, что с ними делать! Этот тоже твой знакомый? Кто он тебе? Как это не знаешь ничего? А почему он подходил потом к тебе? Ладно, так и быть, на выходные отпущу тебя домой помыться, в воскресенье вечером чтобы была, как штык, в палате!
Она ушла. Женщины в палате сочувственно закивали головами:
• Не повезло тебе, деточка. Борсовая грубая, не жалеет никого. Как зверь. Ты бы и правда, к знакомым обратилась, время есть. Про какого врача она говорила? Если про Чистякова, то просись к нему срочно! К нему все мечтают попасть. Он с тобой разговаривал?
Жанна не знала, кто с ней разговаривал. Этот врач-мужчина когда к ней подошёл, то она и глаз не посмела поднять, так и сидела, низко наклонив голову. Он присел рядом, сказал, что надо бы с родственниками поговорить, с мужем или родителями. Жанна дала адрес санатория, где сейчас была мама. Он записал всё в блокнот и сказал, чтобы ничего не боялась, хорошо кушала и набиралась сил.
• А женихи-то есть? Друзья? - спросил он ласково, - пусть принесут тебе гранатовый сок и яблоки.
Ещё сказал, что он позже придёт, а операцию, скорее всего, будет делать сам. Бояться не надо, лишние разговоры тоже не стоит слушать и брать во внимание, он во всем разберётся и всё ей расскажет.
Тогда Жанна осмелела и посмотрела на него. У него были удивительно голубые глаза, светлые и яркие, а кожа белая и нежная. Красавцем его назвать было нельзя, но вполне добрым и приятным человеком — однозначно.
И Жанна лечилась дальше. С соседками особых разговоров не было. Все были тихие, с какой-то неизгладимой печалью на лице. Двигались, как тени, медленно и осторожно. Они и стёрлись сразу из памяти, как тени. Осталось только одно: их круглые от ужаса глаза, когда раздавался стон и крик из глубины коридора, да звук топота шагов, когда бежала медсестра. Так было каждый вечер. Днём много суеты, а ночами все звуки обостряются и всё слышится особенно отчётливо. Вся атмосфера этого лечебного заведения давила, приводила в уныние. Да ещё остался в памяти фонарь за окном, раскачиваемый ветром - его свет то освещал палату, то погружал в темноту, сопровождая свои действия скрипом заржавевшего железа, в ритме весеннего дождя и ветра.
В пятницу Жанну никто никуда не отпустил. Борсовая сказала:
• И так сойдёт. В процедурной есть тазик, вскипятишь в столовой чайник воды и помоешься. Небось, не в шахте работала. Вон вся какая раскрасавица, беленькая, холёная, так и разишь наповал. Отпусти тебя, сбежишь ещё, а мне отвечай потом! Обойдёшься!
В субботу Борсовой не было. Больным разрешили выйти к посетителям. И к Жанне пришли её новые знакомые, те самые артисты-практиканты из театра, которые, оказывается, и вызвали скорую, когда Жанне стало плохо на репетиции. Два парня и девушка - Жанна не помнила их имён, да и лица подзабыла, смутные образы остались в памяти и душевная благодарность.
А тогда они сидели в беседке, разговаривали. Что нового у них? Вообще? Обещали прийти в воскресенье и принести сок и яблоки. Мол, приходили уже и мы, и твой начальник с Катериной, и твои ученики, но к тебе никого не пускали. Жанна расстроилась, ведь ничего не сказали даже, а она думала, что её все забыли. Жанна передала всем приветы, велела не беспокоиться и вернулась в палату. Но вскоре её опять вызвали — ребята вернулись, с соком и фруктами.
Купили сразу гранатовый, томатный, персиковый — ну, какой был! При чём, трёхлитровые банки! А ещё виноград, яблоки, груши, конфеты, печенье и чай — мол, что смогли. Жанна хохотала от души, как ей всё это донести до палаты теперь? Две сетки-авоськи! В одной- банки, в другой — всё остальное. Отнесла сначала фрукты, вернулась за банками — по одной придётся носить. Не сама, так другие выпьют и скушают, не нести же домой, да и не ко всем приходят вообще.
Отнесла одну, решила две последние нести сразу. На лестнице вдруг кто-то взял у неё авоську. Оглянулась — врач с голубыми глазами!
• Разве можно тебе поднимать такие тяжести? - заругался сначала, но потом пошутил: - Это твои женихи всё ходят и ходят? Иди, скажи, что тебя в городскую больницу переводят, пусть завтра туда приходят. И возвращайся скорее в палату, собери вещи и жди. Я сегодня дежурю по скорой, заеду за тобой.
• Сок отдайте медсёстрам! - сказала обрадованно Жанна и побежала к ребятам. Они тоже порадовались:
• Ну и хорошо, а то в такой больнице ты, что даже страшно сюда приходить! - и они округлили глаза.
• В какой — такой? - не поняла Жанна.
• Ты что, не знаешь? В онкологической же!
• А что это такое? Нет, не знаю. Все молчат, никто ничего не говорит.
Ребята переглянулись, но не стали ничего объяснять. Мол, переводят — и хорошо! До завтра.
Соседки в палате сразу загалдели:
• Где ты бродишь? Тебя сам Антон Павлович искал!
• Я уже видела его. Спасибо. А кто он такой? - всё же поинтересовалась Жанна.
• Самый лучший врач во всей нашей округе, к нему все больные мечтают попасть! А ты и не знаешь, что ли?
• Не знала. Мне только аппендицит вырезали два года назад, в областной.
• Так и он в областной! Такой шанс тебе судьба посылает, повезло тебе, детонька! - женщины говорили без зависти, а с теплотой и заботой.
• Спасибо вам всем ещё раз, меня в областную переводят. Он сказал, что меня не туда привезли изначально. В областной ремонт был, везли по скорой, где только могли принять. Теперь открыли отделение.
Женщины согласно закивали:
• Собирайся скорее! Нечего тебе тут делать.
• А что такое онкология? - опять спрашивала Жанна.
• Лучше тебе никогда этого и не знать! - сказали они чуть ли не в один голос и все надолго замолчали.
Наступила ночь. Снова крики и «топ-топ-топ» по коридору — побежала медсестра. Потом врач. Была суета и шум, а потом всё резко стихло, на время. Вскоре раздались другие, очень тяжелые шаги, а потом мимо открытой двери пронесли носилки, накрытые белой простынёй.
• Отмаялась, бедная. Упокой, Господь, её душу! - произнесла одна женщина и стала креститься. Другие тяжело вздыхали.
• Отчего она умерла? - спросила Жанна.
• Раковая была. Онкологическая иначе, - ответила ей соседка по палате, добавив: - Теперь поняла, в какой ты больнице?
Жанна поняла. Ей стало жутко. От всего, что она осознала в этот миг. «Господи! - подумала она, скорее бы меня забрали отсюда в областную! Наверное, точно есть Бог, раз оградил меня от всего этого, чего я не знала, не понимала!»
И время потянулось особенно медленно. В палате было темно и тихо. Только ветер за окном привычно раскачивал скрипучий фонарь, который неизменно, словно по устоявшейся привычке, то освещал своим тусклым желтым светом половину палаты, то исчезал на время. В эти мгновения казалось, что время совсем остановилось...
Наконец, послышались тихие, спокойные шаги. Женщины тут же сели на кроватях, словно тоже чего-то ждали, стали поправлять все на себе и вокруг.
• Здравствуйте, дорогой Антон Павлович! - дружно и радостно сказали они.
• Здравствуйте, женщины! Готова? - спросил он. Жанна кивнула, взяла сумку.
• А вы сегодня дежурите и у нас? Можно к вам на консультацию? - спрашивали женщины, пользуясь возможностью.
• В таком виде? Да вы что? Нет. Нельзя! - строго ответил Антон Павлович. Женщины растерялись, удивление отразилось на их лицах — о чём это он?! А врач так же строго продолжил:
• Вот её отвезу в областную, а вы за это время чтобы красоту навели! Глазки, бровки, губки, причёски — и чтобы улыбались. Иначе — никаких вам консультаций!
В палате разразился звонкий смех. Все обрадованно засуетились:
• Ну вы и шутник! Развеселили даже, давно мы не смеялись!
• Готовьтесь, женщины. Я до девяти утра дежурю, в семь ноль-ноль чтобы были при параде у смотровой!
• Ой, спасибо вам! Спасибо, дорогой доктор! И тебе, Жанночка, спасибо и всего — всего хорошего!
• Спокойной ночи! - Антон Павлович вышел из палаты, Жанна быстренько следом, они спустились по лестнице и вышли на улицу. Жанна успокоилась.
Потом ехали в машине скорой помощи по ночному городу. Шёл дождь. Доктор радовался всему, как ребёнок:
• Хорошо, что дождь! Хорошо. Дождь очищает дорогу. Всё, значит, правильно. И всё будет хорошо.
А Жанна сидела, как в тумане. Будущее пугало её, но рядом с этим человеком ей было не так страшно, как раньше. С ним рядом было спокойно. Воспоминания о Борсовой казались страшным сном. Всё же спросила:
• А как же Борсовая? Операция в понедельник?
• Я разговаривал с твоей мамой, она прислала телеграмму с разрешением. Почему ты сразу не сказала, что ты дочь Виктории Семеновны? Мы отлично знаем друг друга. Она скоро приедет, не переживай. Я сам тебя прооперирую завтра в областной больнице. Тебя пока подготовят, а я отдежурю и сразу приеду. Борсовая узнает в понедельник, что тебя экстренно перевели и прооперировали, по медицинским показателям. Анализы твои готовы, мне всё понятно с тобой.
• А как же обещания соседкам по палате? Как вы успеете?
• Всё будет, как обещал. У врачей свои ритмы жизни — по человеческой необходимости их пациентов. - сказал он твердо и уверенно.
Дальше снова ехали молча, пребывая каждый в своих мыслях, только изредка поглядывая друг на друга.
И снова - смотровая, процедуры, уколы...
Белые кафельные стены, белые потолки, белые халаты. Ожидание. Каталка. Врач-анестезиолог. Врач-ассистент. Снова одни мужчины, а она голая. Притупленное уколом чувство стыда — сказали, от страха. Да, страха нет. Голос и фраза:"Анестезию спинно-мозговую будем делать" и далее слова, уже обращённые к ней:
• Деточка! Ты знаешь, как кошка спину выгибает? Ляг на бок и согнись к коленям, а спину выгни. Я сделаю укольчик в позвоночник.
Жанна улыбалась — ей ли не знать! Сколько раз учила детей делать такое упражнение, приводя кошку в пример. Сделала, как просили. Почувствовала что-то неприятное, но за это время у неё всё так наболело, что было всё равно. Услышала: "Вот и молодец!", а дальше всё уплыло далеко-далеко...
часть 3
Жанна гуляла босиком по земле. Земля — сплошной чернозём. И ни соринки. Как бабушкины грядки, так чисто-чисто.
На ней лёгкое, воздушное платье. И она сама, словно невесомая — не ходит, а летает. И вокруг — цветы. Такие, как дети рисуют: палочка, на ней кружочек, тычинка, вокруг лепестки и два-три листочка по бокам. И цветом они — ярко-красные, ярко-розовые, ярко-жёлтые, ярко-синие, ярко-фиолетовые. Все яркие-яркие, таких красот в жизни и нет. Даже светятся от своей яркости.
Все цветы — с Жанну ростом, и бегает она от цветка к цветку, от цветка к цветку. Или перелетает, как бабочка. Так и порхает, от цветка к цветку, так и порхает. И так хорошо ей, так хорошо, что и не передать словами, как хорошо. И Жанна летает, прыгает, порхает по этому полю, удаляясь всё дальше и дальше.
И вдруг — какая-то женщина. Большая такая. В тунике, с прозрачным шарфом на голове — вся нежно-нежно голубая и светится. Жанна сразу стала очень маленькая рядом с ней, хотя до этого казалась себе такой большой! Такую женщину, или очень похожую, Жанна видела на иконке у бабушки. Только у той — ребёнок ещё на руках, а у этой нет никакого ребёнка. Но очень похожа!
• Что ты тут делаешь? - спросила она.
• Цветы собираю,- ответила Жанна.
• Не нужны тебе эти цветы! Иди скорее домой! - сказала строго и сурово эта женщина Жанне.
• Почему? Мне здесь так нравится, не ругайтесь! - попросила Жанна.
• Я не ругаюсь. Я жалею тебя, дитя моё! - объяснила более ласково женщина.
• А где ваш ребёнок? - спросила Жанна. Женщина не удивилась, а ответила:
• Вы все мои дети. И он. И ты. И я в ответе за вас. Тебе надо домой. Здесь тебе нечего делать. Возвращайся обратно. Лети скорее обратно!
Жанна оглянулась вокруг: а куда это — обратно? Всё вокруг — одно это поле. И небо, и земля — всё сплошное ярко-цветочное поле! Женщина словно услышала ее мысли и ответила ей:
• А ты по Солнцу. По Солнцу!
• Но где же Солнце? Где небо?
• Сейчас будет. Только ты сразу лети. Успей улететь по солнечному лучу!
Женщина исчезла, а Жанна увидела сине-голубое Небо и красно-жёлтое Солнце — такие же нарисованные, как на детских картинках. От Солнца шёл яркий луч — жёлтый-жёлтый, просто золотой!
Жанна шагнула в него и ей тут же в глаза ударил такой же жёлтый-жёлтый свет, от которого она сильно зажмурилась. Не сразу и глаза смогла открыть, так ослепило её всю, насквозь!
А потом появилась белая пелена, как туман. И снова — яркое солнце. Прямо в глаза бьёт, до рези!
Жанна начала понимать - она же в больнице! Была операция. И этот странный сон...
И — опять эти жёлтые электрические лампочки!...
Во рту сухо и противно. С трудом открыла глаза — да это точно солнце! Жанна лежала лицом к окну, яркое весеннее солнышко светило ей прямо в лицо, вернув в реальность.
Жанна не любила свет в лицо, окна без штор, но сейчас она была всему рада. Тело было тяжёлое, голова ватная. Попробовала пошевелиться и застонала от пронзившей её боли.
Вокруг было тихо. Жанна снова уснула, так устала почему-то. Может, от яркого света?
И снова видела женщину в голубом - она улыбнулась и исчезла. Хотелось увидеть цветы. Хоть бы одним глазочком! Такие они были необыкновенно-притягательные, так манили своей красотой и ароматом...
Пришло снова осознание, что всё это был лишь сон, а вот теперь явь — пахнет лекарствами, очень холодно, всё болит и трудно даже глаза открыть.
Когда Жанна набралась сил и открыла глаза — солнца не было. За окном было ещё светло, но солнце уже не светило в окно, оно ушло дальше. Значит, вечер. Очень больно. Жанна застонала, а потом снова провалилась куда-то. Очнулась от голосов. Медсёстры. Говорили явно о ней:
• Показалось, что стонет? Долго в себя не приходит, пора бы давно!
• Не обрадуется, когда очухается. Ладно, я пошла домой, а ты смотри, как очнётся — сразу зови врача! Сам Чистяков её оперировал! Домой не идёт, ждёт, пока очнётся.
• Так что там у неё?
• Да фигово всё. Вроде всё удалили. Жалко. Совсем молоденькая, красивая такая, а детей у неё теперь не будет...
Жанна застонала от услышанного и провалилась в небытие. Ей хотелось к цветам. Там было так хорошо. Где они? Где эти цветы??? Кажется, поле показалось вдали...
Но снова - женщина в голубом. Она качала укоризненно головой и говорила:
• Не верь людям. Не слушай. И не нужны тебе эти цветы, уходи скорее с этого поля! - и закрывала своим голубым шарфом показавшееся вдалеке вожделенное поле с цветами.
Сразу все покрылось пеленой. И Жанна летала в этой голубой пелене тумана, долго летала. Наконец, она резко открыла глаза — очень темно. Так куда она прилетела этот раз? Всё-таки на поле, раз так темно? Но нет, слышны голоса, появились снова запахи и боль. И слова в голове:»У неё не будет детей!»
Слёзы навернулись на глаза, покатились по щекам.
• Ой, очнулась! Молодец! - это голос склонившейся над ней медсестры, а потом и знакомый голос:
• Не плач. Тебе нельзя расстраиваться. Всё будет хорошо. Открывай глаза!
Жанна открыла глаза и увидела над собой лицо своего врача: его голубые глаза были так похожи на небесно-голубое покрывало той женщины во сне. Они были серьёзные, внимательные и добрые.
• Ты молодец. Выкарабкалась. Всё позади. Теперь надо...
Но Жанна, не дослушав, что надо, снова провалилась в сон, а врач, тихо договорив:»спать, крепко спать и набираться сил!», поправил ей одеяло и вышел из палаты.
(все герои вымышлены, все совпадения случайны)
Продолжение следует.