Частые Марусины командировки давно превратились в привычку. Обычную привычку, в чём-то приятную, а в чём-то не очень. Почти никогда она толком не знала, в какой момент командировка назреет окончательно. И вот эта-то неопределённость и подвешенность действительно ужасно напрягала.
Но когда Маруся оказывалась в автобусе, всё уже скользило по накатанной колее, почти без её участия. Автобус – электричка – Ласточка – маршрутка – магазин – ужин – телевизор – сон – утро – работа.
Несмотря на определённые неудобства, рваный ритм, этот образ жизни уже настолько сросся с ней, что стал, как рука или нога, или даже голова. А когда отказываешься от привычки, то соответственно, как будто ногу, руку или вот, к примеру, голову отрывают. Пока наша Маруся не собиралась что-то менять. Если ему нужно будет, оно само поменяется.
И вот она садится в автобус. Автобус воскресный, в нём свободно. Может, кто-то и едет с работы, но большинство, судя по всему, вполне воскресные люди. У кого-то рядом наушник тихо шелестит: «моё сЕЕЕрдце Астановилось, моё сЕЕЕЕрдце зАмЕрлО».
Парочка, с тортиком и цветами, видимо, едет в гости. Девушка удивительная. Большими своими дымчато-серебряными глазами нежно посматривает в любимое лицо. Но лицо чем-то озабочено. Пальцы шныряют по глади смартфона. Сколько уровней этой игры они уже прошли? И на каком сломаются? Или это тот редкий случай, когда они сумеют пройти её до конца? Белые хризантемы пахнут Новым годом.
Мама с мальчиком, наверное, с каких-то занятий едут домой. Мама тоже выглядит усталой, отстранённой. Но вот, мальчик что-то говорит ей, и взгляд её оживает, она ласково отвечает ему, приобняв за плечи. Оба улыбаются.
Парочка и мама с мальчиком выходят. Пустынный проход между детской площадкой и футбольным полем наполняется светом автобуса и людьми, спешащими к уютной пятиэтажке в глубине двора. Она нарядно украшена огнями окон – белыми, жёлтыми, оранжевыми, голубыми и зелёными. Марусе приходит на ум любимый мультик, тот момент, когда Кот-автобус подъезжает к остановке, где замёрзшие и промокшие девочки с восторгом глядят на Тоторо. Приятно думать, как мама с мальчиком войдут в свою квартиру и зажгут свет. Ещё один огонёк прибавится к освещённому фасаду. А они будут ужинать и собирать рюкзак в школу. Маруся вспоминает, конечно, своих...
Станция. Большая, пустынная, не очень хорошо освещённая площадь и проход к кассе. Приходится петлять под огромными многоножками Хорды. У одной из ножек стоит дядька с чёрным пуделем в ярком комбинезоне – кого-то встречают. Пудель посматривает на Маню недоверчиво, поджимает тонкую лапку.
С моста вид на монструозную Хорду становится особенно хорош, затейливый её изгиб у горизонта подчёркнут ожерельем фонарей. Хорда недовольно шумит шинами и стучит какими-то своими железными частями, отфыркивается большим грузовиком. Вот-вот вздрогнет она на всех своих сотнях или тысячах ножек и, медленно переступая, стряхнёт со спины надоедливых муравьёв.
Вдали – синяя, в розовом воротнике Останкинская башня. А за линией железной дороги – силуэты домов с живыми и мёртвыми пикселями окон. Рельсы, как стеклянные ёлочные бусы, поблёскивают в темноте.
Разрушая тёмно-промозглую реальность гудит и проносится Сапсан. Исчезает… Разорванный мир как бы застёгивается на молнию, слегка подрагивая и… Тишина. Словно это было минутное помешательство, мираж.
На платформе – большие лужи, странно, вроде и дождь-то совсем чуть-чуть моросил…
Пока Маруся едет в Ласточке, она обычно читает, пишет или смотрит фильм, так что, всё остальное – фоном. Билеты проверили… остановка… проехала тележка с едой...
Сейчас Маруся смотрит в окно. Штрихпунктирная линия фонарей мелькает в чёрно-синей гущине. Быстро проскакивают назад яркие пятна станций. Временами окно меркнет пустотой, в которой едва улавливаются силуэты деревьев и линия горизонта. Маруся слегка задрёмывает.
Встрепенувшись, она чувствует, что рядом сидит попутчик. На маленьком откидном столике сосед раскрыл большой альбом. Диво-то какое! Нынче у людей в руках видишь обычно телефон, планшет, а тут… Края альбома нависли над Марусиной коленкой. Глянцевые блестящие листы сладко и празднично пахнут ванилью. С прекрасной репродукции на Марусю спокойно, с большим достоинством смотрит женщина в золотистых одеждах. Глаза её, бархатные карие глаза, как в воронку затягивают встречный взгляд. Только через минуту Маня понимает, что это – Фаюмский портрет. Она вспоминает недавно смотренную передачу. Там рассказывалось, что эти погребальные портреты изготавливались в расцвете лет портретируемого. В скорбный час они приматывались к мумии бинтами. Стало быть, её чудесные живые и блестящие глаза смотрели на художника, зная, что этот запечатленный миг будет потом навечно погребён с умершим телом. Странно думать об этом. Интересно, какую жизнь прожила эта женщина, часто ли бывала счастливой? А вдруг никогда не была? Попытки понять это, вглядываясь в портрет, не увенчались... Поезд останавливается, и Маруся просыпается. Соседнее место пусто.
Хорошо знакомый и почти родной минимализм Тверского ЖД вокзала встречает Марусю. Здесь, кстати, очень хороший буфет, вкусный и недорогой. Особенно это ценишь, когда перемещаешься в пространстве ещё дальше. Ездила вот она в Бежецк и, здесь, в буфете, с удовольствием перекусывала. Набиралась сил перед следующим броском. Салатик, чаёчек, пирожочек.
Разнообразное море людское заполняет вокзал по мере прибытия поездов и электричек. Поток то разольётся, растечётся широко, распределится в залах ожидания, рассядется, разляжется, вольготно разложит пожитки. Люди говорят, молчат, спят, кто-то ест, кто-то смотрит на табло или покупает билет…
Часть толпы вместе с Марусей ручьём вытекает в город. Ручей задерживается у светофора и стремится на остановку.
Следующий номер по списку – маршрутка. После этого лета, каждый раз, в дороге, Маруся вспоминает, как ездила на дачу из Твери поливать грядки, и, вернувшись, шла от маршрутки к дому. А её мужички, оба два, стояли, довольные, обнявшись в светящемся окошке и зазывно, любовно и радостно махали ей лапками. Один – грубовато-ласковый, другой – радостный, безостановочный мячик. Было тепло, и поздно вечером ещё довольно светло. На речку ходили потом, купались. Плыли в сгущавшихся сумерках в мерцающей Волге в угасающих закатных лучах в розово-жёлтом и зелёном небе.
Сейчас никто не машет, они дома в Москве, ужинают, отдыхают, им тепло и уютно, только немного грустно без Маруси. Сейчас она сама-сама. Поработает здесь немножко и всё повторится в обратном порядке – маршрутка – Ласточка – электричка – автобус - дом.