Сёстры и братья часть 3 глава 10

Владимир Шатов
Анатолий Леонидович
Полковник Анатолий Леонидович Носович, гвардеец и дворянин, в мае 1918 года по заданию московского белого подполья поступил на службу в Красную армию и был назначен начальником расположившегося в Царицыне штаба Северо-Кавказского военного округа.
- Голод вынудит население столичных городов поднять восстание против большевиков… - надеялись заговорщики.
Деревня отказалась задаром отдавать хлеб большевикам. Кулаки, самые умелые земледельцы, начали прятать добытый тяжким трудом хлеб. Чтобы сломить их сопротивление Владимир Ильич Ленин организовал сельские комитеты бедноты.
- Самые ленивые, озлобленные крестьяне получили власть, - понимал Носович. - Значит народные волнения не за горами…
Из города в деревню большевики посылали вооружённые отряды рабочих. Вместе с беднотой они должны были отобрать хлеб у кулаков. Анатолий Леонидович на примере Царицына сделал однозначный вывод:
- Но продовольственные отряды хлеба доставали мало, зато быстро превратились в пьяные банды грабителей!
Петроград и Москва погибали от голода. Люди быстро забыли высокие идеалы революции и с огромной скоростью скатывались в дикость. Даже руководители большевиков понимали, что события приняли неожиданный оборот.
- Революция? Интернационал? Это великие события, но я разревусь, если они коснутся Парижа… - признался Лев Каменев. - Не могу представить там такого хаоса…
Ленин понимал это лучше других руководителей, поэтому лихорадочно искал выход. Отправив на фронт против белых беспощадного Троцкого, он направил за хлебом верного Иосифа Сталина. 29 мая он назначен руководителем продовольственной комиссии на юге России, базировавшейся в Царицыне, важнейшим форпосте большевиков на юге.
- Оттуда слабым ручейком продолжает течь хлеб с Северного Кавказа, - напутствовал его Владимир Ильич. - Ты должен превратить ручеёк в поток.
4 июня на Казанском вокзале Москвы, забитом мешочниками и полуголодными беспризорными детьми, появились трое: девушка, высокий молодой человек и маленький грузин средних лет. Троицу сопровождал отряд красноармейцев. Только после длительной перепалки Кобы с начальником вокзала и дежурным им был предоставлен поезд.
- Несмотря на предписания Совнаркома и грозный мандат никто не хочет нам помогать... - пожаловался Иосиф спутнице Наде Аллилуевой.   
Нерешительно, останавливаясь у каждого семафора, состав взял курс на Кисловодск. Все трое собрались в салон-вагоне. Он принадлежал прежде звезде цыганского романса Вяльцевой и был игриво обит голубым шёлком.
- Обстановка сложная! - напомнил Коба Наде и её брату Павлу.
Немцы продолжали медленное наступление, на подступах к городу действовали восставшие казаки генерала Краснова. Отряды анархистов с чёрными знамёнами появлялись у стен Царицына. Они то дрались с немцами, то поворачивались против Советов. 
- Предельная осторожность! - предупредил он.
Поезд мог быть захвачен немцами, казаками, и анархистами. Коба ночевал в салон-вагоне, они ехали как брат и сестра в отдельных купе. На юг шла единственная дорога, забитая воинскими эшелонами. Поезд двигался еле-еле, на каждой станции начальники жаловались:
- Вчера путь казаки разобрали.
По ночам затемнённый поезд проскакивал станции или прятался на запасных путях. Станции тёмные, грязные, на платформах пьяные крики солдат, звуки гармоник, а чаще выстрелов.
- Разгулялась Русь... - вздохнул Аллилуев.
На подъезде к городу узнали, что в Царицыне восстал анархист Петренко. Власти попытались эвакуировать из города золотой запас и ценности, изъятые из сейфов буржуазии. Эшелон с золотом и поджидал отряд Петренко, пустив навстречу ему порожние вагоны. Поезда столкнулись.
- Убитые, раненые, кровь, стоны... - рассказал Сталину свидетель боя.
Залегшая у полотна банда ворвалась в эшелон. Забрав деньги, они, как положено, устроили митинг с пламенными речами о революции среди трупов и горящих вагонов. Митинг постановил:
- Деньги народные и принадлежат народу!
Начали делить золотые монеты, прятать их под грязные портянки. Попутно стаскивали сапоги с убитых и достреливали оставшихся в живых. За этим занятием они и были застигнуты бронепоездом Орджоникидзе, окружены и сдались.
- Против силы не попрёшь… - согласился с их решением Павел.
Ночью остатки бандитов во главе с Петренко и знаменитой атаманшей Марусей ворвались в город. Мария Никифорова была воспитанницей Смольного института.
- Теперь вместо томных подруг эту кокаинистку в белой черкеске и лохматой папахе, безумную в похоти и жестокости, окружает пьяная голытьба… - ухмыльнулся Иосиф.
К утру 6 июня начались бесконечные пути вокруг Царицына, забитые составами. Возникло грязно-белое здание царицынского вокзала. За обедом в гостинице они смогли убедиться в продовольственном благополучии города. Три дня назад Сталин угощал наркомовским обедом Надежду: суп из воблы с кусочком чёрного хлеба.
- Здесь за полтора рубля первоклассный обе, - удивился он. - Край задыхается от изобилия хлеба. Но как привезти его из глубинки в Царицын? И как переправить в Москву?
Коба начал решать проблемы с расстрелов. Расстреливал всех, кто замешан в спекуляции и контрреволюции. Атаманшу Марусю расстреляли прямо на улице.
- Город представляет собой безумную смесь всех течений, порождённых революцией! - понял он. - Здесь собрались эсеры, анархисты, и монархисты.
По ночам в ЧК заводили грузовики, чтобы заглушать выстрелы и крики. Трупы расстрелянных сваливали в мешки и хоронили при лунном свете. Под утро родственники разрывали свежие ямы, искали близких.
- Никакой жалости! - Коба приказал расстрелять по подозрению в заговоре инженера Алексеева.
Его мать была известной революционеркой-народницей. Вместе с Алексеевым были расстреляны двое юных сыновей. 
- Это дети белогвардейского генерала Алексеева! - так Сталин объявил солдатам, не хотевшим в них стрелять.
Он жил и работал в вагоне. Сорок градусов жары, и вагон накалялся, как жаровня. Крыша и ночью хранила тепло.
- Даже кровь кипит… - признался Иосиф.
Но кровь бурлила и по другой причине. После расстрельных ночей, в пылающем жарой вагоне юная секретарша Аллилуева стала женой Кобы. Они объявили себя мужем и женой и стали спать вместе.
- Власть во фронтовом городе это, прежде всего военная власть! - любовь не закрыла для него другие проблемы.
Во главе Северо-Кавказского военного округа стоял царский генерал Снесарев, перешедший на сторону советской власти. Вместе с ним работали бывшие царские офицеры, в их числе Носович.
- Все они назначены Троцким, - знал Сталин.   
В начале июля Царицын вошли войска, пробившиеся с боями из Донбасса. Их привёл в город Клим Ворошилов, бывший слесарь, потом профессиональный революционер, а ныне военачальник. Коба умел подчинять.
- Ворошилов стал его преданным соратником и перехватил военное руководство фронтом… - доложил  Анатолий Леонидович командиру.
Вдвоём они нападали на людей Троцкого, обвиняя их в измене. Они выступили против его военной политики, опиравшегося на царских военных специалистов, перешедших к большевикам. Лев Давидович поставил ультиматум Ленину:
- Категорически настаиваю на отзыве Сталина. На царицынском фронте неблагополучно, несмотря на избыток сил... Ворошилов может командовать полком, но не армией в пятьдесят тысяч бойцов.
Владимир Ильич выступил в поддержку Троцкого:
- Совершенно ясно, что без царских офицеров армия превратится в партизанскую орду!
4 июля в Москве открылся Пятый съезд Советов. Прибывший с фронта Лев в пламенной речи угрожал расстрелом всем, кто нарушит Брестский мир. Это вызвало реакцию левых эсеров. Камков с револьвером на боку, размахивая кулаками, обрушился на «лакеев-большевиков»:
- Предатели революции!
Делегаты обеих партий угрожали друг другу кулаками. 6 июля левые эсеры начали действовать. Один из руководителей отдела ЧК по борьбе со шпионажем, Блюмкин, и эсер Андреев приехали в немецкое посольство.
- Мне срочно! - в посольстве Блюмкин попросил свидания с Мирбахом.
Когда его и матроса Андреева провели в кабинет, он выхватил пистолет и выстрелил в посла. Мирбах бросился в другую комнату, Блюмкин швырнул ему вдогонку бомбу. Посол был убит, а покушавшиеся выпрыгнули в окно к ожидавшему их автомобилю. Блюмкин сломал ногу и полз до него.
- Гони! - убийцы благополучно укатили при странной растерянности охранявших посольство латышских стрелков.
Убийством немецкого посла ЦК эсеров решило сорвать Брестский мир. Члены ЦК собрались в штабе хорошо вооружённого отряда под командой эсера Попова. Туда же прибыл Блюмкин. Восставший отряд стоял недалеко от Кремля, но никаких попыток захватить власть не делал.
- Выдайте террориста! - появился Дзержинский, чтобы арестовать его.
Эсеры арестовали его, но отряд по-прежнему не атаковал. К вечеру эсеры заняли телеграф, но только для того, чтобы сообщить России и миру:
- «Убийство Мирбаха не есть восстание против большевиков. Оно совершено лишь с целью разорвать предательский мир».
Ленин получил право быть беспощадным. Штаб восставшего отряда был разгромлен латышскими стрелками, а фракция левых эсеров на съезде арестована. После провокации с мятежом левых началась легальная охота на левых эсеров. 7 июля он дал телеграмму Кобе в Царицын:
- «Повсюду необходимо беспощадно подавить этих жалких и истеричных авантюристов. Будьте беспощадны против левых эсеров!»
В Царицыне атмосфера сгустилась. ЧК работала полным темпом. Все тюрьмы города переполнились. Когда тюрем стало не хватать, тюрьму устроили на барже, стоящую посредине Волги.
- Попасть на баржу стало лёгким делом, но выбраться из неё можно было лишь на дно Волги-матушки, - опасался Носович. - «Буржуев» всех мастей и заподозренных держат там, в условиях, в которых едва ли когда-либо содержались самые закоренелые преступники.
К 18 июля пять вагонов с хлебом пошли в Москву. В августе Сталин разгромил артиллерийское управление и штаб округа. 
- Все арестованы и оказались на барже! - Троцкому пришлось приложить немало усилий, чтобы защитить военспецов, и только три дня спустя Носовича и ряд других офицеров освободили и отозвали из города.
- Нужно срочно бежать! - Анатолий Леонидович понял, что долго не продержится. 
Авантюрист и смельчак Носович чудом выбрался. 24 октября он угнал служебный автомобиль, прихватил секретные документы, захватил одного комиссара в плен и перешёл к Деникину. Его побег был воспринят Сталиным как доказательство своей правоты. Оставшиеся в Царицыне военспецы подверглись репрессиям, а баржу с арестантами затопили.
 

Андреа
В конце 1942 года Бориса Генсицкого вызвали в итальянское посольство в Мадриде, где темпераментный дипломат сообщил ему: 
- Для итальянской экспедиционной армии, воюющей на юге России, требуются русские переводчики и коменданты населённых пунктов.
Служить в итальянской армии согласились Олег Козлов и Павел Дроздов. За ними другие эмигранты, прежде отказывавшиеся иметь дело с немцами.
- Сначала поедем в Италию, - итальянский офицер в штатском из посольства сопроводил их в полицию, где они быстро получили заграничные паспорта.
Все расходы были за счёт итальянцев. 9 декабря отправились в контору «Ала Италия» итальянской авиационной компании. Лётчик Андреа Монего  попросил помочь ему провезти десять килограмм кофе:
- В Италии настоящего кофе нет, тогда, как в Мадриде кофе из Экваториальной Гвинеи есть, правда, по карточкам.
Но лавочники, у которых они получали продукт по карточке, насильно заставляли брать кофе без карточек за тридцать песет кило.
- А в Италии оно около тысячи лир… - пояснил Андреа. - В сто раз дороже!
Самолёт поднялся, часа через два они были в Барселоне. Аппарат старый, деревянный, делал двести пятьдесят километров в час, курить воспрещалось. На аэродроме Пратс в Барселоне сопровождающий офицер вручил им пятьсот песет и сказал, что можно остановиться в лучшем отеле и утром явиться к машине, которая доставит их в аэропорт.
- Это по курсу пятьдесят долларов… - обрадовался Олег. 
Борис не разделял его чувств. Когда самолёт приземлился, он почувствовал резкую боль в ушах. Боялся, что барабанные перепонки лопнули, сильная боль продолжалась долго.
- Андреа меня не предупредил, что уши нужно затыкать ватой, - пояснил он товарищам перед вылетом.
Утром полетели дальше, но Генсицкий принял это обстоятельство во внимание и туго забил уши ватой. Летели на высоте пяти километров, так как была угроза со стороны английских истребителей. Далеко внизу проходил конвой судов, как игрушечных. Низко пролетели над Понтийскими болотами, в своё время бывших рассадником лихорадки.
- При Муссолини они были высушены и заселены, - пояснил им лётчик. - Он много сделал хорошего для Италии!
Была чудная погода. По прилёту они получили обмундирование: шинель, мундир, штаны, две серых рубахи, серый галстук. Отдали портному перешить, он оказался завален работой и обещал приготовить к Рлждеству.
- Подождём! - отмахнулся Павел.
Теперь они считались подпоручиками 73-го Туринского полка, но пока ходили в штатской одежде. По утрам являлись на место службы. Пришлось выбрать себе итальянскую фамилию, на случай возможного плена. Дроздов стал называться Сельви, а Козлов - Костантини. 
- Это удобно быть чистокровным итальянцем Сеппи, - засмеялся Борис, - хотя и паспорт чистокровного испанца у меня в кармане…
Он немного изучил итальянский язык, но понимать итальянцев трудно, они говорили быстро и нередко с местным акцентом.
- Готово! - наконец, портной приготовил их обмундирование.
Напялили офицерскую форму и явились в Дистрикт. Там принесли присягу на револьвере на верность королю, в присутствии полковника. Генсицкий прочёл текст присяги удовлетворительно, Козлов тоже. Дроздов по-итальянски ни бум, но с подсказками кое-как сошло.
- Присягал русскому царю, - расстроился Генсицкий, - потом испанской державе, а сейчас дошёл до итальянского короля…
Они поехали на следующий день во Флоренцию, там стояла прекрасная русская церковь. Отстояли литургию, и священник, которого знали по Парижу, отпустил им грехи, ведь ехали на подвиг ратный. Нацепили испанские ордена, а при причастии сняли револьверы.
- Как полагается по Русскому уставу, - уточнил Борис, - во время исповеди, причастии и бракосочетании оружие снимается.
- Хорошо, что в итальянской армии офицеры не носят шашек… - улыбнулся Павел.
Болонья оказалась интересным городом, есть две наклонных башни, но проще, чем в Пизе. В центре улицы были с портиками, во время дождя можно ходить, не замочившись. Старинный университет, чуть ли не самый старый в мире.
- Недалеко находится республика Сан-Марино, - рассказал Олег, бывавший здесь ранее, - и студенты иногда развлекаются тем, что делают туда набег, увозя всю артиллерию республики, несколько старинных пушек.
Обедали ежедневно и ужинали в Офицерском собрании. Макароны вкусно приготовленные. Болонская кухня славилась на всю Италию. По возвращении домой заходили в кафе, там вместо кофе подавали суррогат, с примесью шелухи из какао, но вкусно приготовленный.
- Вот почему лётчик Андреа просил вывезти кофе… - заметил Дроздов.
В ресторанах на столах имелись горчица и чёрный перец, не настоящий, но итальянцы открыли какое-то растение, его заменяющее.
- Завтра выезжаем! - приказало командование.
Утром они отправились на вокзал, погрузили мешки в классный вагон для офицеров - койки сняты и вместо них морские гамаки подвесные. Представились попутчикам-офицерам, которых было человек тридцать.
- Муссолини установил образцовый порядок и пытался вдохнуть в итальянцев дух древнего Рима, - жаловались местные офицеры, - но усилия его оказались напрасными…
  В товарных вагонах ехало двести итальянских солдат, и везли авиационные бомбы. На перроне, перед отъездом купили пару фиасок вина.
- По два литра, обмотанные рогожей, как «Кианти»! - одобрил Козлов.
Проехали Ломбардию. На полях лежал снег. Везде виднелись фруктовые деревья, перевитые виноградными лозами. Все обочины до шпал засеяны.
- Ни одного метра земли не пропадает, - завидовал Генсицкий.
Проехали недалеко от Венеции, вечером прибыли на пограничную станцию Уцинэ, зашли во фруктовый магазин еврея, говорившего немного по-русски. Он купил ящик апельсинов. В поезде на обед выдали густой суп с макаронами и мясом и по два куска хлеба по восемьсот грамм каждый.
- Еда довольно вкусная, но маловато… - жаловался Павел.
В Любляне пошли в соседний вагон и обменяли сто лир на десять марок и шесть венгерских пенго. Ехали через Венгрию и купили там венгерских папирос. Затем фактически весь день ехали по Прикарпатской Руси.
- Язык почти русский, - присматривался Олег, - народ сытый.
Дальше пошли знакомые места: Казатин, Фастов и Бердичев.
- Еврейская столица... - уточнил Козлов.
Вид был пустынный, но здания вокзалов целы. Ночью проехали Киев, Борис проснулся в Дарнице. Свернули на север, на Бахмач. В Нежине поезд долго стоял. Он спросил насчёт нежинских огурцов, но местный пояснил:
- При советской власти эта отрасль, снабжавшая всю Россию, исчезла.… Но если хотите, то я могу вам принести несколько штук, я близко живу. 
Поезд тронулся, и он не дождался огурцов. Из Старобельска поезд двинулся на Луганск. Вечером доехали до станции Кондрашовка, и паровоз сошёл с рельс. Ночь морозная, вагон холодный, солдаты за апельсины доставали уголь на паровозе. Затопили печки, согрелись.
- А мороз градусов пятнадцать… - поёжился Генсицкий.
Мимо них проходили раненые забинтованные немецкие солдаты, пулемётная стрельба слышалась уже недалеко. Прибыли итальянские грузовики и стали грузить авиабомбы, привезённые из Италии.
- Итальянцы всё оружие, вплоть до малых танков, снаряжение и пищевые продукты получают из Италии! - пояснил итальянский офицер.
Русские офицеры взгромоздились на бомбы, сложенные в кузовах машин. К ним подсели раненые немецкие солдаты, но через несколько километров заградительный немецкий пост приказал их солдатам слезть с камионов. В темноте уже прибыли в Луганск.
- Я здесь когда-то воевал у батьки Махно… - вздохнул Борис
Ссадили их на перекрёстке около дома, где помещалась итальянская полевая почта. Гололедица, кованые ботинки скользили. Оставили на почте барахло и пошли на этап ужинать.
- Нужно найти ночлег! - суетился Дроздов.
В хате поместилось несколько итальянских офицеров. Помылись, навели красоту, хозяйка вскипятила воду для чая, но пришёл солдат и сказал:
- Луганск эвакуируется и нам нужно отправляться на шоссе километра за три, где будет транспорт, который вас заберёт.
Опять погрузили вещи на санки, хозяин впрягся. Он обратился к ним:
- В соседнем доме, итальянская кухня, остаются дрова, так как итальянцы уезжают, можно ли их забрать?
Генсицкий ответил, что можно. Прибыли в указанное место, сгрузили имущество и на словах поблагодарили милого человека за помощь, но он остался доволен дровами с итальянской кухни.
- Машин не будет… - ждали на снегу часа два, транспорта нет.
Пошли на вокзал, итальянский комендант сказал, что немцы никакого содействия не окажут:
- Злы на итальянцев за их отход с Дона.
Итальянская экспедиционная 8-я армия занимала по реке участок от Павловска Воронежской губернии до Миллерова в двести пятидесяти вёрст.
- У итальянцев своё вооружение, даже малые танки, но немцы не давали бензина, - пояснил комендант, - мы посылали за ним цистерны в Румынию.
Дон замёрз, по льду ночью переправилась советская дивизия, успешно сбила итальянцев, получила подкрепление и стала развивать успех. У танков итальянцев не было горючего, ни резервов, ни тяжёлой артиллерии.
- Вина всецело лежит на германском командовании! - заверил он.
Итальянцы стали отходить, бросая имущество. Комендант обещал завтра устроить на поезд. Вечером их сгрузили на снег, километрах в трёх от города Енакиево. Итальянские солдаты нашли камион, который направлялся туда. Приехали на площадь, рядом дом, окружённый дощатым забором, постучали в дверь. Вышла фигура в тулупе и шапке. 
- Что это за дом? - спросил Генсицкий.
- Конный совхоз, - ответил сторож, - но Василий Михайлович не велит пущать без его разрешения.
Вышла милая дамочка и любезно предложила у них остановиться. От них накануне уехал итальянский полковник, так что хозяева немного научились говорить по-итальянски. Пришёл хозяин, директор совхоза, высокий представительный мужчина, представился:
- Жеребилов. Меня назначили на эту должность благодаря фамилии…
- Как у Чехова! - улыбнулся Борис.
На ужин ели солёные огурцы и квашеную капусту, которых они давно не видели. Хозяйка, артистка местной театральной труппы, получала от немцев паёк за выступления. Поставили в комнате три кровати рядышком.
- Как в дортуаре института благородных девиц… - пошутил Козлов.
Сладко поспали, утром их угостили чаем, русские пошли искать часть. Хозяин объяснил, как идти в Красный городок:
- Пройти мимо завода километра три вдоль трамвайной линии.
Огромный металлургический завод работал, было шесть тысяч рабочих. По дороге увидели отступающие итальянские войска, солдат вёз пулемёт на ручных санках. Он показался Генсицкому знакомым. 
- Итальянты напоминают мне картину Верещагина «Отступление армии Наполеона»… - шепнул он товарищам. - Да это же Андреа!
В женском пальто, закутанный шарфами и женскими платками, с приспособлением на ногах для хождения по снегу Санего остановился и прошептал потрескавшимися от мороза, синими губами:
- Будь проклят Муссолини!
 
 
продолжение http://www.proza.ru/2019/12/23/646