Сумасбродка

«Если долго смотришь в бездну,
бездна начинает смотреть на тебя.»
Ф.Ницше



Моя недавняя знакомая рассказала непростую историю, в которой ей, женщине опытной, самой было нелегко разобраться и помочь невозможно, но поведать бы другим людям, чтобы не делали подобных ошибок…Трудно моей собеседнице давалось даже во время рассказа выбирать «тональность»: быть жёсткой до конца или сгладить углы, резать «по-живому» или деликатно обойти острые ситуации? Всё же речь не о чужом человеке, а о близкой когда-то подруге…Попробую я сделать это за неё. Попытаюсь, во всяком случае…

– Эмма, мать твою, опять сидишь?! Быстро пошла в моечную, принесла тарелки! – Бригадирша заводской столовой, двухметровая Зоя, стукнула кулачищем по дверному косяку маленькой рабочей комнаты, где переодевались и отдыхали работники общепитовского заведения, среди которых была и тридцатипятилетняя Эмма.
– Бегу, бегу! Сейчас! Я мигом, Зоя Петровна! – миловидная, если не сказать красивая, посудомойщица вскочила со стула, выдержала паузу, пока начальница исчезнет из виду, достала из шкафчика «шкалик» водки, отхлебнула, выдохнула по-мужицки грубо, икнула и, сунув в рот жвачку, пошла делать свою ежедневную тупую работу.
 Водка почти бесследно смыла с лица молодой женщины былую красоту, а из головы – оба высших образования, ставших ненужными после всего, что за последние годы случилось в жизни Эммы…
…Есть люди, которым мало наказаний Господних за грехи, коих все мы совершаем немало. Известное дело: набедокуришь, глупостей наделаешь, «накосячишь» одним словом, а после и не удивляешься, что заболел или денег потерял, или на работе неприятности – Бог накажет непременно, не пропустит. Примешь наказание, поплатишься и впредь постараешься не делать дурного или сомнительного – сделаешь выводы…Но есть именно мазохисты, «самоистязатели», которым мало наказаний свыше, а ещё подавай боли и страданий, страстей и мук, да побольше! Среди них наша Эмма.
Выходила замуж по любви. Сама красавица, она и мужа себе выбрала достойного. В смысле очень приятной наружности молодой человек был (увы, был!) этот её Андрей. Пара была что надо! В день росписи в ЗАГСе всякий, кто там был, не мог наглядеться на молодожёнов – хоть кино про них снимай! Голливуд отдыхает!
– А вот не поверите! – со смехом заявляла на свадьбе за праздничным столом сияющая Эмма. – По пятам за мной ходил, умолял год! Год просил, чтоб я согласилась! Ну, думаю, ладно уж, осчастливлю парня! Сдалась-таки! – Невеста повернулась к жениху, погрозила тому пальчиком. – Но ты смотри у меня, не балуй! А не то я тебя… с балкона сброшу! Да, сброшу и не задумаюсь!
Андрей застенчиво улыбался гостям, прикидывая такой исход, но всё же полагая, что эти слова не более, чем дурацкая шутка подвыпившей красавицы.
– Ой, нет-нет! Не с балкона! Нет! Я его застрелю из пистолета! – не унималась Эмма, вызывая ещё больший смех и умиление присутствующих. «Какая она милая и дерзкая!» – думали одни. «Ничего себе, шуточки!» – сомневались другие. И все в один голос кричали «Горько! Горько!», не предполагая насколько горько всё обернётся через какой-то десяток лет у этой прекрасной пары.
Идея, что Эмма сделала большое одолжение Андрею, выйдя за того замуж, получала дальнейшее развитие в каждом из застолий по всяким поводам. И не только по праздникам, но просто так, ради странной забавы, Эмма продолжала упорно твердить мужу и всякому их знакомому, что, мол, да, я вышла за него из жалости, и сам он это знает, и пускай не заносится, что такая красивая дама – его трофей! Нет, это он мой трофей, моя очередная «оленья голова» на стене!
Не прекращала провоцировать супруга и после рождения Костика. Даже пуще прежнего, и с какой-то почти остервенелостью, заявляла Андрею:
– А что? Не так? Не так? Ты же меня просил выйти за тебя, верно? Что же ты юлишь теперь?
– Эмма, ну хватит уже. Ну, предложил. Так все это делают. Я предложил, ты согласилась. Что с того?
– Вот видишь! Ты опять за своё! Нет, ты не предложил! Ты именно попросил!
– Ну, будь по-твоему: попросил. Ты успокоилась?
– А не надо меня успокаивать! Я спокойна. А ты дёргаешься! Тебе это не нравится! Я что, не вижу?
И всё в таком же духе на протяжении ЛЕТ!!! Зачем она это делала? Бог её знает. Была у неё, конечно, определённая страсть к киношной драматургии, любила посмотреть какую-нибудь психологическую драму или любовный триллер, где была бы непременно смерть: убийство или суицид, или, на худой конец, какой-то мистический исход с необъяснимым финалом…В общем, блажь да и только! Но если бы кино! А то ведь реальная жизнь среди реальных людей!
Но подобное не могло продолжаться бесконечно. Их сын рос. Он уже многое хотел понять и начинал понимать. На многие вопросы не мог получить ответы. А вопросов становилось всё больше:
– Мама, а почему папа вчера вечером плакал в своей комнате и повторял одно и то же: «Господи, да за что мне это? За что?» Мама, а за что это папе?
– Будешь много знать, скоро состаришься. – Отвечала Эмма. – А если не перестанешь задавать свои вопросы, то я тебя отдам в детский дом.
– А что это такое, мама, детский дом? Это детский сад?
– Нет, это такой дом, где дети живут без родителей. Плохих детей всегда отдают в детдом.
– А родители к ним приходят?
– Нет. Никогда не приходят. Иди спать.
С такими страшными для шестилетнего ребёнка открытиями, Костя шёл чистить зубы.
– Мама, а у этих детей там есть зубные щётки? – пытался напоследок постичь очередной ужас сын.
– Да, плохие есть. Иди спать.
…Несколько раз Андрей пытался поговорить с Эммой: довольно пугать ребёнка «ссылкой» в детский дом. Что за чушь вообще? Но Эмма упорно продолжала изводить Андрея какой-нибудь новой темой, вызывая у мужа вполне отчётливые подозрения по поводу психического здоровья жены. Он поначалу полагал, что виной всему многочисленные занятия Эммы в смысле самообразования: они вместе окончили один вуз, работали по специальности учителями в школе, но Эмма, не получая удовольствия от этого рода занятий, продолжала учёбу в экономическом институте, предполагая переход на другой вид деятельности. Не за горами была защита второго диплома. Андрей решил потерпеть. Игра жены на его нервах была тяжёлым испытанием, но ради Костика и возможного будущего семейного счастья мужчина был готов мучиться ещё. Однако предел наступал. В один из редких вечеров, когда они все вместе втроём смотрели телевизор, В.Меладзе исполнял свой хит «Она была актрисою». Прекрасная песня, в которой Андрей давно видел в качестве героини свою взбалмошную жену, по ошибке ставшую учительницей, а теперь спешно переобучающуюся в экономисты, хотя в душе, похоже, она неисправимая (как раз!) актриса… Они слушали песню, а Андрей искоса поглядывал на красавицу Эмму, у которой на глазах были слёзы…Да, чёрт побери, она плакала по своей судьбе: с детства мечтала стать певицей, актрисой, кем-угодно, только не «училкой», но родители были потомственные педагоги и не хотели даже слышать о том, что династия прервётся. Вот и «согнули» Эмму. А что делает берёза, согбенная ветром? Она стонет, мучается, но ждёт, когда стихнет ветер и можно будет снова быть прямой и стройной, красивой и неповторимой!
«Она была актрисою и даже за кулисами
Играла роль, а я хотел любви…»
А Андрей мечтал стать учителем! И стал им! И любил свою работу, и своих школьников, и Эмму тоже любил! «Почему, Господи, ничего в жизни не может быть так, как мы хотим?! Почему на всё «воля Твоя»?! – терзал себя тяжёлыми мыслями Андрей. А Эмма слушала песню, и уже не скрывала своих слёз, а после слов «Я знал, что ей не быть со мной, Она раба любви иной, И жизнь её безумный карнавал» Эмма вскочила с кресла, забежала на кухню и стала швырять на пол всё, что попадало ей под руку: тарелки, кружки, графин с водой…Всё летело на кафельный пол, разбивалось с треском и звоном, стёкла разлетались в разные стороны… Она била всё это и выла громко, во весь голос, не говоря ни слова, а только завывая всё громче, пока схватила огромный нож и занесла его над собой в отчаянии…Но вовремя заскочил Андрей, схватился за лезвие, оттолкнув Эмму в угол кухни, отчего она упала, ударившись о столешницу, и потеряла сознание…
Какое-то время Андрей был занят тем, чтобы остановить кровь из раны на руке. Затем, перетянув жгутом и бинтом порез, обратился к жене. Положил её на диван, принёс нашатырь, привёл в чувство:
– Зачем ты так, родная? Мы тебя любим. Всё будет хорошо. Ты уйдёшь из школы. Хочешь, попробуй поступи в театральное, не поздно никогда. – Андрей скороговоркой пытался успокоить Эмму, которая отрешённо смотрела в потолок. Костик забился в дальний угол дома и боялся оттуда вылезать. Это был страшный день.
…Казалось бы, драма должна была многое изменить в жизни молодой семьи. В лучшую сторону. Но… Но, опять же из той песни «в судьбе моей всё по-прежнему». Пару дней в доме было тихо. Родители Кости не разговаривали. Эмма не напрягала близких своими провокациями. Пару дней. А потом опять та же песня. После – снова срывы, идиотские угрозы Косте «сдать того в детдом», снова затишье, снова буря. В один из моментов перемирия Эмма зачем-то взяла Костю (ему было уже лет десять) и пошла с ним… в детдом! Взяли пару сумок с ненужными Косте игрушками и одеждой, решили отнести это в детский приют неподалёку. Там Костя впервые увидел «этих детей без родителей»…Прошло ещё два года «адских качелей» между двумя пропастями…И тут у Андрея сдали нервы: «Эмма, так больше не может продолжаться. Я больше не могу выносить твой вздор. Я на грани. Ещё один твой «выход», и я покончу с собой. Люблю, как прежде. Андрей.» Такую записку она нашла у себя в сумочке, когда пришла в парикмахерскую и собиралась рассчитаться с мастером. «Скажите, пожалуйста, какие страсти!» – цинично сплюнула Эмма на тротуар, выйдя из салона и выбросив записку в урну.
Придя домой и застав мужа за приготовлением ужина, несостоявшаяся актриса не придумала ничего умнее, как съязвить в тысячный раз:
– Ну, вот. Просил выйти замуж, а сам, как добрая жена, корячится у плиты…Хм! – фыркнула картинно и пошла в ванную. Андрей, тяжко вздохнув, бросил стряпню, зашёл в свою комнату, вынул из сейфа охотничий карабин, передёрнул затвор, приставил ствол к горлу, перекрестился и…поставил точку. Выстрелом в тот день было не удивить: на праздник Дня города вечером повсюду палили фейерверки…

…Пришло время для Эммы играть роль несчастной вдовы. Получалось. Чёрная вуаль, чёрное элегантное платье, тёмные очки…Красиво. Костик одет в фирменный костюмчик чёрного цвета, бабушки с обеих сторон, не знающие причины страшной беды. Траурная церемония. Новая страница актёрской карьеры сумасбродки.
Стала пить. Выгнали из школы. Смогла устроиться бухгалтером в какой-то ларёк (благо второй диплом позволял), но и оттуда вскоре попросили: пьяный бухгалтер что слепой танкист… Костику было около двенадцати, когда однажды после школы не пошёл домой, а так, как был с рюкзачком с учебниками и «сменкой» в пакете, оказался на крылечке того самого детского приюта, куда когда-то приходил с мамой. Тамошнее руководство не удивилось: в последнее время много было случаев разрывов в семьях, трагедий и драм. Не стали вызывать участкового или кого-то из специального учреждения, а убедили пойти домой: мол, ты тут сидишь, а мама дома волнуется. Но мама не волновалась. Она глушила горькую на кухне, включив на всю громкость «Она была актрисою», ставшую для Эммы фетишем и чуть ли не гимном жизни…
Эмму через некоторое время лишили родительских прав. Костика определили в детдом (в полном соответствии с маминой привычкой «смотреть в бездну»). На воспитание бабушкам не отдали по причине их материального неблагополучия (пенсии слишком малы), но бабушки (честь им и хвала, и благодарность Божия!) вместе и порознь день-через день приходили к внуку, читали, учили, рисовали, счастливую жизнь вымаливали, год были с ним рядом, пока и районные власти обратили внимание: отдали-таки ребёнка бабушке (со стороны папы), добавили пособие. И дальше обе бабули вместе растили Костю, который оказался «благодарным саженцем» – стал хорошим взрослым человеком, добрым и порядочным, кроткого нрава и широкой души – как папа. Окончил «пед», нынче работает учителем в одной сельской школе.
 Вот такая история. Где Эмма и что с ней стало? Да кому она нужна…

В.Дегтярский