После смерти папиного отца, моего деда Миши, в 1968 году, семья папы, его мама Рая и брат Юра, переехала на Молдаванку, и они поселились в квартире во дворе, где жили родные - его тетя Лиза, и Лизын сын, папин двоюродный брат Вова. Папа с детства был близок с Вовой, как никак двоюродный брат, но живя в одном дворе они подружились ещё ближе, и Вова ввел его в свою компанию. Это были с десяток обычных, но очень дружных еврейских ребят и девушек, в возрасте 16-18 лет. И, по сути, эта новая компания была самой настоящей боевой единицей, оберегавшей свою «территорию», и не позволявшей бандитам со Слободки и Кривой Балки заявляться по вечерам на Молдаванку и «качать права». Ребята всегда гуляли все вместе, и часто били залетных жлобов в парке Ильича и Ленинского комсомола – где, особенно по вечерам, собиралась криминальная шпана. И еще они очень любили гулять по Приморскому бульвару. Это был практически ежедневный ритуал. Сидя на скамейках с вкуснейшим пломбиром в руках, часами разглядывали проходящую мимо публику на фоне самого синего одесского моря. Никакого криминала за ними не водилось, но блатные компанию уважали, и никаких конфликтов не возникало... Позже, уже в семидесятых годах, судьба развела ребят по разным, разветвленным и часто запутанным дорогам – кто-то остался прозябать в «совке», но большинство уехали искать свою судьбу в Америке. Это были как раз именно те люди, которые очистили Брайтон от всякой нечисти. Судьбы закадычных друзей сложились по – разному: одни стали бизнесменами, другие врачами и адвокатами, кто-то ушел в криминал. А папин двоюродный брат Вова и родной брат Юра работали контракторами в строительном бизнесе. Но все без исключения ребята из Вовиной компании, уже став взрослыми, несмотря на разные жизненные пути, профессии и статус, всегда помогали друг другу чем могли, поддерживали теплые отношения. Это была дружба, выросшая из мечтательной юности, дружба, закаленная в самом прекрасном на свете городе у синего моря – Одессе…
Мой отец оказался в этой компании позже остальных. Он не родился в их дворе, не рос вместе с другими ребятами, не ссорился и не мирился, деля в песочнице простенькие самодельные игрушки. Но, несмотря на это, благодаря какому-то врожденному магнетизму, внутреннему стержню, очень быстро стал не просто своим, но и душой компании. И это его качество не проходило с годами, а, наоборот, усилившись жизненным опытом, плавно перетекло в какую-то особенную, что-ли, и очень позитивную энергетику.
Вообще говоря, личности моего отца всегда был присущ особый магнетизм. Окружающие, инстинктивно к нему тянулись - спившийся бомж, потрепанный люмпен, бывало, заговаривали с ним прямо на улице, спешили излить душу пока он не ушел: так, мол, и так, браток, загубил я свою жизнь, а зачем, почему – да кто ж его знает?..
Есть люди, чья внутренняя сила, отразившись во внешности, располагает к исповедальности. В детстве, семеня за отцом, держась за рукав его пальто, я опасливо поглядывал на нежданных собеседников. Но те вели себя всегда мирно - торопясь, заискивающе заглядывая ему в глаза, каялись, словно верили, что он в состоянии разделить с ними боль…
Вспоминается один случай, рассказанный отцом. Когда меня еще не было даже в проекте, двоюродный брат папы Вова, наполовину, кстати, осетин, пригласил его съездить в Батуми – родственников навестить, ну и, как водится, в Одессе - себя показать. Третьим в компанию взяли Сеню – среди своих - Няшу, Вовиного лучшего друга, широко известного на Молдаванке своими боевыми похождениями, и, в этой связи, кличкой - Сеня-Псих. Путешествие по Крымско-Кавказской дороге протекало благополучно, но уже в Батуми, на пляже, куда ребята бросились, едва с парохода спустили трап, произошел инцидент. Группа местных грузин, заподозрив в Вове горячую кровь, под каким-то, вполне мирным предлогом, отозвала его в сторонку кое-что «перетереть».
Сеня – Псих, имевший не только особенное чутье на «пахнет жаренным», но и умевший с «этим жаренным» хорошо разбираться, первым заподозрил неладное.
– Что-то Вовы долго нет, – подозрительно осматриваясь, проговорил он.
– Давай пройдемся посмотрим? – кивнул головой отец.
Разыскать пропавшего не составило труда: силуэт его маячил тут же, неподалеку, в окружении стаи нахохлившихся сельских парней. Увидев подмогу, спешившую на помощь Вове, горячие грузинские пацаны решили, что сейчас будет «молотилово» «стенка на стенку», и очень даже этому обрадовались, потому как их «стенка» явно была многочисленней.
Но битва не состоялась. Сеня подошел к компании, окружившей тоскливо озиравшегося по сторонам Вову, и, сверкнув на солнце могучим торсом, солидно произнес: - ребята, у вас с моим друганом проблемы?
Сельские бойцы на несколько долгих мгновений открыли рты на ширину всех 32 зубов - на время, пока их, не менее широко раскрытые глаза, изучали солидные и по всему телу блатные Сенины татуировки. И тут, использовав по-полной свой особенный магнетизм, улыбнулся мой папа: - пацаны, мы же вас уважаем, и что нам делить, а?
Словом, грузинские парни решили поладить миром, тем более с учетом Сениной мощной, «наколотой» по всем правилам блатного мира, натурой, еще и сохранить в целостности свои зубы. Они щедро угостили одесситов шашлыками, выпивкой, побратались, поговорили за жизнь и разошлись. Грузины ведь поначалу подумали, что Вова забрел на их территорию из соседнего осетинского села, с которыми у них была давняя и непримиримая юношеская вражда. Ну а одесским правильным пацанам – полная уважуха ...