Мои родители были живы. Мои родители были счастливы. После семейного кризиса, который их настиг в связи со смертью Максима, хотя они этой связи и не улавливали, все наладилось – после того, как я купил им квартиру в Москве. В зрелые, в молодые годы жить в своем доме хорошо. Но в старости лучше уйти на покой. И заботы о земле и хозяйстве переложить на следующее поколение. (Я, правда, поступил мудрее, и передал нашу халупу детскому дому.)
Я зарекался думать о суициде, пока на свете есть мама и папа.
После встречи с дядей Игорем у меня закрался какой-то червячок тревоги в сердце. Я не мог понять, о чем эта тревога.
И помчался. Кассетник был вдрызг. Я купил водки. Человеку, за которого столько слез пролили друзья и родные, алкоголику, который только что вылез из своих трудностей, я, идиот, притащил поллитра.
Мы распили. Игорь ничего не рассказывал. И ему было плевать на кассетник. Я все понял. И ринулся к своим.
Мама улыбалась. Мама никогда раньше не улыбалась таким образом, как сейчас. Ее улыбка говорила мне: “Мы с твоим отцом прожили прекрасную жизнь. Бывало всякое. Но я благодарна этой жизни. И я не жадный человек. Мне достаточно”.
– Мама!
Я обнял ее, прижал к себе. В нашей семье не принято выражение эмоций.
Папа выглядел растерянным.
– Как вы? Как жизнь?
Они переглянулись.
– У мамы третья стадия, сынок. Опухоль мозга.
Я сел. Неужели недостаточно убить генерала? Размозжить голову Максу? Отнять у меня любимую жену?
– Но ведь можно что-то сделать…
Так всегда говорят. Но сделать обычно ничего нельзя.
– У Игоря однокурсник в центре Блохина…
(Дядя Игорь один курс проучился в академии им. Сеченова, потом бросил и стал автослесарем. В его мастерской потом и стали работать мы с Максимом.)
– Мы уже завтра начинаем химиотерапию…
Мы провели этот вечер вместе. Шутили, смеялись, вспоминали.
Мои родители стали какими-то совсем святыми.
Я вернулся в тихую квартиру. В мою обитель. Мне уже было все равно до генерала и его кассеты.
Я думал о маме.
Я молился. Я не знал, существует ли чертов Бог, но я просил.
Я попросил для мамы еще двадцать лет. А вот так, чтобы не мелочиться. Просить так просить. И просил-то я в первый раз в жизни.
Не знаю, было ли это ответом на молитвы, но в дверь позвонили.
Я открыл. На пороге стояло миловидное существо лет пятнадцати.
Внешность роковой красавицы-цыганки, не по годам физически сформированной, контрастировала с совершенно детской ее сутью, которая сквозила во всем облике, невероятно женственном и привлекательном.
Этот контраст делал девушку неотразимой, я даже немного ослеп – и от красоты, и от волны неодолимого наива…
– Мама просит вас к чаю… – сказала она, тоже как будто растерявшись от моего вида.
Не знаю, о чем рассказал ей мой потухший взгляд, но она глядела так, как будто увидела Медузу-горгону.
Глаза расширились, взгляд был испуганный, и она будто хотела отвести взор, но не могла…
– Мама? – я выглядел еще более растерянным…
Пригласить к чаю, понятное дело, в этом доме меня могла только Аиша.
Но вид средиземноморской красотки никак не увязывался с рыженькой, веснушчатой, зеленоглазой соседкой, у которой и кожа была белая, даже белесая… с иногда проступающей на щеках болезненной краснотой.
Опа! – меня озарило. Ну, конечно, передо мной – Тамара. Собственной персоной. Его – Родная – Дочь. Ё-моё!!!
Как часто бывает со мной, когда я испытываю самые сильные эмоции, мой вид стал почти совсем равнодушным.
Я легко и даже весело сказал:
– Окей! Сейчас немного приведу себя в порядок и спущусь.
И ласково и бодро подмигнул.
Тамара продолжала стоять и смотреть на меня. Но я, уже ничего не смущаясь, сказал:
– Хочешь подождать здесь?
Она вышла из транса.
– А, нет. Я буду дома Вас ждать…
И посмотрела открытым, ошеломительным взглядом. Так смотрят или очень опытные женщины, или – совершенно наивные. Но ей было лет 15!!!!
Я умылся ледяной водой. И даже растер голый торс ледышкой. Мне требовался какой-то допинг. Я продолжал думать и молиться о маме.
Мне не очень хотелось видеть Аишу... Из-за тех нелепых и драматических переживаний, в которые меня вогнала кассета, найденная в машине…
Казалось, что если увижу ее снова, то опять окажусь на грани… И потом меня угнетала ее проницательность. А о семейных проблемах я предпочел бы сейчас умолчать...
Так или иначе, я приоделся, и спустился этажом ниже, где меня ждала странная парочка: зеленоглазая, рыжая Аиша и ее пленительная кареглазая дочь, Дочь генерала.