Гомосексуальный роман. 17 часть

Григорий Начальный
А в кармане пульсировала кассета. Что на ней?

Даже если просто песни... Он слушал их, держал кассету в руках.

В наше время не так-то просто найти кассетный магнитофон. Но такой точно был у дяди Игоря. И я направился к нему.

У Игоря в квартире, как и раньше в его доме, где они жили с Максом, всегда стоял какой-то специфический запах. Я с трудом его переносил и раньше. Но теперь мне совсем подурнело. Было неловко не уделять внимания “старику Гарику”, моему любимому почти родственнику. Даже не почти. Я ведь был до недавних пор мужем его племянницы…

Я сказал:
– Игорь, у меня мало времени. Позарез нужен кассетник. Можете одолжить?
– Без проблем. Забирай, сынок.

По его интонации я понял, что что-то произошло. Ему как будто было все равно. Но я не мог расщепить свое сознание сразу на несколько проблем.

Взял кассетник, и убежал.

Дома, включив машину в сеть, я торопливо вставил кассету. Вот что я услышал.

– Раз. Раз. Хмм.. Да, звук идет прямо в микрофон. Начинаю…

Его неповторимые интонации, с едва уловимой подоплекой ненавязчивого довольства собой… И это глубокое тепло его баритона… Нет, это не песни.

– Давно хотел это сделать. Рассказать тебе и о самом начале, и о том, что теперь… У меня не выходило лично, и я потратился на диктофон. (Смех.) С кассетами проще, чем с новшествами…

Я был уверен, что он обращается к Аише. Не знаю даже, почему была такая уверенность. Возможно, потому, что тайна их отношений только что открылась передо мной...

“Там, в твоей части, когда у вас был медосмотр я приезжал с инспекцией и должен был подписать бумаги у старшины взвода”.

У меня похолодели ноги и подкосились. Он обращался ко мне.
Я сел поудобнее на диван. Я находился как раз там, за журнальным столиком, где мы сидели с ним с вином и боржоми, когда я приехал к нему домой в первый раз. И потом был этот танец, который меня взбесил. Я бы много дал, чтобы все это повторилось…

Он продолжал:

“Я просто шел по коридору, и увидел тебя через стекло. Ты стоял обнаженный перед врачом ко мне спиной. Меня прошибло каким-то потом...
Ни прежде ни потом ничего подобного со мной не происходило. Но я был убит. Все это было выше моих сил. В ту ночь я не мог спать, у меня был жар”.

Генерал начал откровенный рассказ, он решил поведать мне анатомию своей страсти...

“Мне стоило больших усилий добиться официальных посещений вашей части. Но я сделал это, и смог официально приезжать по два раза в неделю.
Я подошёл к тебе в строю, и внимательно взглянул на тебя. Не знаю каким образом, но я считал из твоего подсознания пароль твоей сексуальности...  И подготовился к нашей будущей встрече… Я был дико возбужден. Но полностью владел собой. Я хотел покорить тебя, пробудить в тебе желание, но не планировал обнаруживать свою страсть. После того, что случилось между нами, мои эмоции зашкаливали, и я дал себе зарок держаться. Отменил инспекции, и передал свои обязанности коллеге. Но под Новый год он заболел, и попросил меня подъехать. Я уже понимал, что не смогу не увидеть тебя. Я знал, я чувствовал, чего ты хочешь. Но когда это случилось, и произошло то, чего я не планировал, и не хотел, я поклялся прекратить этот рискованный эксперимент”.

На меня накатило. Я зарыдал. Я ненавидел его. Опять. Как тогда, когда мы с Аней посреди мирного семейного вечера увидели репортаж с его участием по каналу РенТв.

Я грохнул магнитофон. Я заорал. Возможно, даже Аише было слышно. Я хотел его убить. Он уже умер. А жаль. Я просто бесился. Он сломал мне жизнь. Отнял у меня жену. Погиб Максим. И хуже – перед его смертью мы стали любовниками. Бред. Полный бред.

Макс был подобен демону. Я не мог вспоминать о нем спокойно, без содрогания.

Почему этот молодой парень ушел из жизни на пике своего расцвета, и на пике нерешенности самой сокровенной проблемы – в интимной жизни? Я не знал.

Я не молился. Я ничего не спрашивал у Бога. Я не верил, что Он есть.

Но продолжал ходить в церковь. Мне нравилось звучание музыки хора. И это величие, которое не задевало меня, а давало какое-то странное чувство оправданного одиночества.

Аня не знала, как я продвинулся в обновленном чувстве к ней, в прощении. Я купил ей квартиру через подставных людей.

Мне помог Анатолий, фактический директор моей (генеральской) компании.

Я с ним полетел в Мальме (город, где теперь жила Аня). Я ему отстегнул большую часть от бизнеса. Но помогал он мне, как казалось, даже очень искренне. Мы провернули целый спектакль, и Аня не знала, кто стоит за “розыгрышем в лотерею по рекламному флайерсу”. (Подумать только, какая чушь.)

Что и говорить, моя маленькая обалдела от этих событий. Я наблюдал за ее реакцией из-за угла, как потаенный режиссер.

Я уже любил даже ее мужа. Швед, университетский профессор. Все было правильно. Я не чета моей жене, моей девочке. Она любила науку, она шла вперед.

По сути и по жизни я был автослесарем, хоть и волей судеб стал олигархом.

Я ненавидел богатство. “Не в деньгах счастье” – мой слоган.

Но ирония судьбы – именно с помощью денег я сделал счастливыми моих близких людей: моих родителей (а вслед за ними и дядя Игорь подтянулся), и – Аньку. Если бы был жив Макс, я бы купил ему большую мастерскую.

Раздолбанный кассетник лежал на полу. Он больше не будет работать. Я потряс его, и еще раз включил. К удивлению, так и не убитый в кассетнике генерал снова заговорил:

“Ради всего святого прости, что тогда ударил тебя. Таким образом я наказывал себя…”

Я снова заплакал.

“Когда я встретил тебя на выставке, – продолжал генерал все более взволнованным голосом, – и ты проходя мимо, обдал меня волной неравнодушия, я опять не выдержал, и разыскал тебя.
Ты был так хорош собой в никчемном синем свитерке там, в ЦДХ…
И наш танец, и твое смущение, и волнение за жену. Мне не нужно было даже смотреть на тебя, чтобы чувствовать и знать, что у тебя на душе…”

Я больше не мог это слушать. Не мог. Я снова хотел выброситься за балкон. Я вытащил кассету. Бросил ее на Набережную. Вместо себя.

Продолжение следует...