Одна замужняя девушка, очень красивая, в приватной беседе поделилась сокровенным. Что их, красивых, в природе мало, на всех мужчин не хватает. Но каждому мужчине хотелось бы, хоть на миг, ухватить птицу счастья, встретиться с прекрасным «на короткой ноге». Ну, это такое выражение. На самом деле ноги у прекрасного по определению длинные.
И зачем им в этом отказывать? Чего жадничать? Неужели от них, красивых, убудет, если подарят они мужчине одному, другому, третьему минутку счастливого обладания?
Говорят, «на казаку митки нема», так и на замужней девушке тоже нет никаких таких зацепок, которые могли бы её потом перед супругом скомпрометировать.
Доставила какому-нибудь, обделённому женской красотой мужчине, минутное удовольствие – и никаких следов. И самой приятно.
А человек потом, возможно, всю оставшуюся жизнь, контактируя со своей, какую Бог дал, суженой, будет её, красавицу, перед собой представлять – и ему тоже хорошо. И супруге тоже.
К чему это такое длинное вступление?
Я эту девушку давно хотел. Как и все. Но с ней всё случалось, как в том рассказе Уэллса «Дверь в стене». То она, мечта твоя, тебе улыбается, и всё с ней возможно, хоть сей секунд. Но у тебя даже этого секунд именно сейчас и нет. Или – у тебя и время есть, и настроение, и шампанское с цветами на заднем сидении иномарки, ещё совсем не старой. А у девушки этой муж приехал с командировки, изголодался, или в институте судьбоносная лекция, или – и она вам об этом признаётся честно – у неё просто критические дни. И она поэтому вашего шампанского не может взять в рот ни капли.
Хотя, конечно, всё может быть прозаичнее: вам просто успел перейти дорогу какой-то Лидин, ваш сосед, помещик двадцати трех лет. Которому, будущая ваша девушка, возможно, о вас рассказывала, и он смеялся. А, возможно, смеялись они вместе.
…Вы отдаёте девушке цветы: ну, что ж… конечно… Нужно подождать, пока всё наладится со здоровьем…
В общем, когда в очереди за прекрасным очередь дойдёт до вас.
А тут сошлось! Ехали в маршрутке, автобусе… Или – вы на своей иномарке по проспекту неумирающего Ленина, а тут, сбоку, на остановке, стоит Она. Летом в лёгком летнем платье. Которое рискованно колышется на ветру. Раскованно. А Она – вся такая стройная, ухоженная. Даже сквозь окно иномарки можно уловить тонкий запах её туалетной воды, шампуня в россыпи длинных, светлошатеновых, волос. Причём –красивая. И вы давно её хотели. Вернее – я…
Притормаживаю, опускаю стекло: - Ника, привет! Садись, пожалуйста! – Ой, Гарик! Как здорово, что ты меня увидел. А я тут уже стою, стою…
В общем, как здорово, что все мы здесь сегодня собрались.
Как я понял, Ника на текущий момент вообще скучала. А, как дела у меня? Да, вот, ехал с дачи. Друг с семьёй в отпуске, попросил приглядывать, я там полил кое-что.
– Ой! Дача! А, когда ты мне её покажешь?
Внутренний голос подсказал мне, что час мой, наконец, пробил!
На даче друга я, правда, давно не был. Но, и он тоже. И я знал, где лежит ключ.
Я опускаю шампанское и шоколад.
В полутёмной, пахнущей ранними яблоками, комнатке, я посмотрел в глубокие глаза Ники, ещё стоя, отстранившись после первого объятия. Потом чуть нагнулся, взял снизу её короткое лёгкое платье за края и стал поднимать. Ника по-дирижёрски, на форте, на крещендо, вскинула свои тонкие руки, и всё её летнее облако шифона как бы само взлетело вверх, а потом медленно осело, стушевалось, растворилось где-то в углу, в сумраке маленькой нашей гостиницы. Ах! Ну, хороша же как! С ней даже не обязательно что-то делать, а можно просто смотреть, смотреть… Так, вблизи… Потом отойти в угол и посмотреть, полюбоваться оттуда, во весь рост. А как подобраны трусики! Под цвет глаз… Из-за прозрачности на теле их трудно различить, но они есть! Голубые. С узором. Под цвет глаз.
Снял я и эти трусики.
А потом у нас было это. И так. И так. Мы взрослые люди. Желания друг друга понимали с полувздоха. – Нет… Не так… Не туда… Я так не могу, мне стыдно… Хорошо… Да… Да… Нет! Мы ещё мало друг друга знаем…
Но, в общем, всё равно, в каждой конкретной ситуации, мы находили консенсус.
(Я представляю, если бы об этом рассказывала женщина, то всё выглядело бы не менее трогательно).
И ничто не предвещало недоброго.
Но, вдруг…
Что это с ней, с моей Никой? Богиней моей, наконец, разнузданной?
Девушка вдруг захрипела, задёргалась, глаза её закатились. Голубые глаза…
Я подумал, что это обыкновенный оргазм. Женское счастье, доведённое до апогея, в своей кульминации. И движения свои замедлил. И остановил вовсе, довольный собой необычайно.
Ведь, и главная цель всех усилий каждого мужчины, это довести женщину до такого состояния. Чтобы она вот так застонала, задёргалась от наслаждения и, обессиленная, обмякла…
Ника обмякла, но - как-то не так.
Я выждал минуту-другую.
Ника не подавала признаков жизни вообще.
Я ухо к ней под левую грудь. Ничего не слышу! Пальцем артерию не шее – не пульсирует! Веко приоткрыл – на голубом глазу вечность.
У меня мороз выступил на коже.
Нужно попробовать оживить!
Делаю несколько нажатий ладонями на грудную клетку, потом – рот-в-рот – выдыхаю в девушку воздух. Рот ещё тёплый. Губы влажные. Их ещё целовать и целовать! Наверное, медик из меня никудышный. На моих глазах любимое тело становилось трупом. Да, обыкновенным трупом. Который сейчас, судя по всему, уже остывает.
И нужно что-то делать…
У меня избирательная кампания. Я хочу стать депутатом и, как все порядочные люди, «пилить» наш областной бюджет. Надоело позориться в подержанной иномарке. Мои люди сейчас ходят по квартирам и обещают, что, если меня выберут, то в квартирах поначалу будет из кранов течь молоко. Холодное и горячее. А потом уже и водка с пивом. Открываешь кран холодной – течёт пиво. Открываешь горячую – водка. И это всё будет гражданам обеспечивать человек с безупречной репутацией. Моральных устоев ослепительной белизны. Из собственности, записанной на меня – старенький «Запорожец», жильё – ветхая избушка, доставшаяся в наследство от бабушки-большевички.
И вот теперь – этот труп!
Что мне с ним делать?
Только спокойно… Думать… Думать… Думать…
Нужно её просто спрятать. Никуда не звонить, никому ничего не говорить. Спрятать. Закопать…
Нет…
Нужно здесь же, в домике…
Нашёл в пристройке ломик, топор, гвоздодёр. Освободил часть пространства в комнате от дряхленького стола и стульев. Отогнул линолеум. Под ним оказались так себе доски. Тоже старые. Местами, сгнившие. Пол такой в этом дачном домике. Две доски ломом отковырнул – больше и не надо. Ника моя щупленькая. Немного внутри подкопал. Стянул с кровати красавицу. В щель в полу протиснул. Груди, правда, прошли с затруднением, но всё получилось. Они же мягкие.
Сверху одёжку, платье её воздушное, волшебное. Трусики хотел с собой забрать, потом всё-таки, бросил и их в подполье. Преступники попадаются на мелочах.
Присыпал всё слегка землёй. Пусть будет пухом…
Доски сверху опять прибил. Накрыл всё линолеумом.
Кажется, ничего не упустил…
*****************
Депутатом я стал.
Нашему народу, на кого пальцем ни укажи, всегда проголосует.
А про молоко в кранах потом никто и не спрашивал. Все ж понимали, что это на выборах такой обязательный трёп, игра такая.
И жизнь моя заметно изменилась к лучшему.
Своё кабинет. Секретаршу выбрал по кастингу. Свой новенький «Лендровер» в гараже, меня возит шофёр на государственной. Ну, много чего произошло приятного. Братки в парламенте меня уважают. Вместе в сауну ходим, девчонки общие…
Хорошо жизнь пошла.
И тут звонит ко мне, прямо на мобильный, друг Викентий. Тот самый, у кого дача. Та самая дача. Звонит, будто бы просто так, но спрашивает: а ты газету сегодня читал?
Кто ж их, газеты сам читает? Мне мой референт сразу дайджесты приносит. - Какую газету? – спрашиваю? – Нашу, областную, главную.
Там написано…
Нашёл я эту газету.
И там, действительно, было написано, чёрт знает, что.
Будто бы в дачном массиве у Кривого озера произошла странная история.
Парочка бомжей по глубокой осени забралась в дачный домик. Женщина с мужчиной. Это у нас просто: тюкнул по игрушечному замочку – и в домике. Если хороший замок повесить – всю дверь выломают. Бомжи по привычке что-то искали. Или – поесть. Бывает, кто-то из дачников бутылку водки на столе оставляет. Чтобы незваные гости выпили и не шалили. Ну, наши бомжи прошлись туда-сюда по домику – нет ничего. Что-то им полы в комнатушке показались шаткими, непрочными. Ясное дело – хозяева туда самое ценное спрятали.
Тот, что мужик, пошёл в пристройку, принёс ломик, гвоздодёр.
Оторвал линолеум, вывернул одну доску, другую…
И тут…
Стон из подполья послышался страшный, нечеловеческий.
И сквозь слой земли выдавилось, проявилось, осыпаясь от земли, человеческое лицо, а за ним и всё остальное его голое женское тело. Совсем молодая женщина. Девушка. Со стоном она оперлась о края досок, помогла себе подняться, вылезти. Села, тяжело дыша, на край своей ямы. Лицо, грудь, тлением попорчены. На отдельных участках черви скопились. А глаза совсем нетронутые: чистые, голубые… Повела она головой туда-сюда, осматриваясь.
Потом застывшей, онемевшей, бомжихе приказала одежду с себя скинуть. Уж, какую есть.
Вылезла из ямы совсем, отряхнулась. И землю стряхнула с себя и червей.
Оделась в чужое платье и, пошатываясь, со стонами, из домика вышла.
Бомжи долго неподвижно сидели. Потом тот, который мужик, пошёл по дачным участкам, раздел подходящее пугало, принёс свой даме, чем прикрыться.
Ушли обратно в город, в подвалы. О случившемся договорились никому не рассказывать, да, разве такое в себе удержишь!
Нашёлся и корреспондент, который растрезвонил на весь мир эту сенсацию.
- Ну, что? - спросил друг, - что ты думаешь по этому поводу?
Я был настолько ошарашен, что думать не мог ничего вообще.
А друг мне опять: - А я всё никак не мог понять, откуда в домике такой странный запах… Мы последнее время, перед тем, как уже совсем дачу закрыть на зиму, вообще старались обедать на улице, под деревьями…
И я другу сказал, что всё это вообще брехня, что это выдумки, сказки щелкопёров всяких. Которые уже за всякий бред взялись…
Но спать с тех пор не могу.
Просил поставить у моих дверей охрану, хотя понимаю, что она без толку.
Так в каждом шорохе и кажется, что уже в комнате она, моя бывшая Ника. Только уже не в лёгком летнем платье, а совсем голая. Холодная. В земле и в червях. Она поворачивается во все стороны, водит по тёмной квартире руками, как Варлей в своём страшном кино, пытаясь меня нащупать.
И - спросить: - Гарик? Как здорово, что я тебя нашла!
Ты почему бросил меня, почему ушел?..