6.Улица Марата. МАЙЯ КИРИЛЛОВНА
Галочку уже увезла "скорая": захрипела, упала на кухне.
"Скорую" вызвали соседи. Хотя какие они соседи, прости Господи, паразиты. Погань, одним словом. Обоим под сорок, с работы уволены за пьянку, шляются по помойкам, собирают бутылки, алюминиевые банки, цветметалл, сдают - тем и живут. Если можно это назвать жизнью. Наплодили ребятишек, которые днём как беспризорники шастают, а домой только ночевать заявляются. Поди, вызывая врачей, радовались: на этот раз точно бабка загнётся, и комната её достанется им…
Сидели на кухне за накрытым столом: бутылка, нехитрая закуска. Разбитый и местами стянутый синей изолентой старый магнитофон орал, захлёбываясь: "Владимирский централ…"
-Всё, свезли твою подружку, - вместо приветствия самодовольно хохотнул сосед, боднув воздух подбородком, чахло заросшим бурой щетиной; его одутловатое от перепоев лицо тускло светилось внутренней радостью. - Думаю: уже в морг оформляют. И ты катись отседа. И дорогу забудь.
-Вали, вали, старая перечница, - в тон мужу вякнула рыхлая бабища с таким же одутловато-мятым лицом. - Не порть людям аппетит.
-Людям? - Майя Кирилловна порывисто приблизилась к столу.- Это вы-то люди? Погань! Твари, вот вы кто! Что, уже радуетесь? Вот вам, кукиш! Нас в блокаду не убили, а вам тем более не одолеть, - не помня себя, Майя Кирилловна схватила бутылку и грохнула её об стол.
-Сука, что ты сделала?- взвизгнула бабища, поднимаясь из-за стола.
Майя Кирилловна сжала кулачок и, не глядя, врезала женщине в её отвислый подбородок. Женщина, охнув, загремела вместе с расшатанным стулом под стол.
-Ах ты, вонючка,… - мужчина не договорил, так как Майя Кирилловна с разворота впечатала онемевший кулачок ему промеж глаз. Взвыв по-бабьи, мужчина схватился за лицо, грузно рухнул на стул, который тут же вырвался из-под него. Мужчина ещё громче взвыл, упав на осколки стекла, к тому же вдобавок ударился затылком о стену.
-Если с Галей что.…Вернусь, и придушу как котят! Запомните, гниды!
Уходя, Майя Кирилловна хлопнула дверью, точно проштамповала свою резолюцию. Постояла на лестнице, успокаиваясь.
"Ау, Майя, что с тобой? Ты прямо как с цепи сорвалась. Форменное хулиганство устроила. Бутылку-то, зачем разбила? Зачем, зачем.… Для внушительности. Пусть знают: старый, не значит слабый. Ишь, обнаглели совсем…Паразиты! Ничего, Галочка, мы им ещё покажем. Ничего с тобой не случится плохого. Вот и лекарство есть у меня.… Потерпи, подруженька…"
Выйдя из подъезда, Майя Кирилловна невольно задержала взгляд на противоположном доме,- сначала на втором подъезде, затем на окнах третьего этажа, - словно хотела прочно запомнить. Там за окнами тот мужчина сейчас сидит в няньках. Дал номер своего мобильного, просил звонить в любое время. Так и сказал:
-Запомните: в любое. Даже поздно ночью. Я не сплю по ночам…
"Ты чего удумала, старая? Уж не хочешь ли.…И вовсе нет! Просто этот странный мужчина…Странный? Ну, приятный…"
Ещё с тех давних блокадных дней у Майи Кирилловны осталась привычка размышлять так, будто вживую разговаривала с Галиной. Вот и сейчас ей казалось, что Галина стоит рядом и по обыкновению подкалывает.
"Деньги, само собой, вернём. Не сразу, но вернём.… И что? А то. Когда мы бежали.…Ну, умора, потешно, наверное, гляделись…. Бежали, и что? Он сказал…такое, что прямо и не знаю, как думать.…Так не думай, выбрось из головы. Не выбрасывается…"
Полно чушь молоть, уже сама на себя прикрикнула Майя Кирилловна. Ишь раздухарилась, как девица. Окстись, тебе ли старой думать о шашнях с мужчиной…
И вновь словно бы рядом услышала голос Галины, сердитый:
"Тьфу, на тебя семь раз и девять сверху!! Сейчас же забери слова назад! Это кто старая? Да ты посмотри на себя! Вечно молодая красавица. Ты ж маленькая, а маленькая собачка и в старости, - тьфу и на меня трижды! - щенок. Ты ещё о-го-го.… Подумаешь, шестьдесят, да ты моложе иных сорокалетних. Я же говорила: мой куриный бульон из лягушек волшебный. Помнишь, что я говорила тогда? Что жить ты будешь долго-долго и всегда будешь счастлива. Думаешь, Олежек умер и твой фильм закончился? Нет, подруженька, это только первая серия закончилась. Твой сериал длинный, как "Санта-Барбара"…"
Майя Кирилловна улыбнулась, вздохнув. Ох уж этот куриный бульон из лягушек…Он поистине оказался волшебным: тогда в детстве одолев недуг, Майя все последующие годы не ведала никаких болячек. А вот Галина, напротив, цепляла их как репей. Однажды у Майи даже мелькнула мысль: а не её ли болячки рикошетом опускаются на Галочку? Не удержалась и высказалась вслух. Как же тогда рассердилась Галина:
- Прекрати издеваться над больной женщиной! За такие твои слова мне хочется тебя избить, да от болезни руки не поднять.…Не смей! Слышь, не смей так думать! Мои болячки - это следствие моей дурной жизни. Я рано курить начала и курила до пятидесяти, мужиков у меня было… Ладно, не будем уточнять сколько. И сколько я сделала абортов. А тебе здорово повезло: появился Олежек. Ты всю жизнь была счастлива и добра, вот болячки от тебя и отскакивали. Это всё бульончик…
Майе было восемь лет, когда самая ужасная блокадная зима унесла всех её родных и близких. Однажды утром Маечка проснулась и поняла, что осталась совершенно одна: ночью умерла мама. Последняя из родных. Маечка встала, обула валенки и пошла на улицу. Но здесь было ещё холоднее, хотя думалось, что холоднее, чем в доме не бывает. Девочка хотела вернуться к себе, но сил не хватило даже открыть дверь подъезда. И она кулёчком упала на обледенелое крыльцо, подумав: всё, сейчас и я умру, наконец, закончится эта пытка. Не будет больше пронизывающего холода, не будет воя сирен и долбящего в темечко метронома из репродукторов, не будет голода, ничего не будет, только тепло.…
А потом рядом оказалась девочка, закутанная как старушка, чуть постарше Майи. Она теребила, что-то спрашивала, но Майя не могла даже шевельнуть задеревеневшими губами. Девочка взяла её на руки, и точно ворох тряпок понесла. К себе домой. У Гали тоже почти все умерли, остались только они с дедушкой. И ещё у них было много книг, которые нехотя горели в буржуйке(вся мебель давно сожжена), но давали много тепла. Казалось, дедушка уже выплакал все слёзы, но когда отправлял в зев буржуйки очередной том, плакал и всё время повторял:
-Простите, други,…простите…
В тепле Майе стало совсем плохо: голова чудилась огромным шаром и в него закачали жаркий воздух, а лёгкие, наоборот, стали малюсенькими, когда Майя дышала, они с трудом пропускали воздух и, казалось, понемногу отрывались.
Дедушка сказал, что у Майи по всему пневмония, нужен куриный бульон.
- Ага, - шутливо сказала Галина, - сейчас сбегаю во двор и поймаю самую жирную курицу. А ворона не подойдёт? Я видела одну на набережной.
-Ворона не подойдёт, - вздохнул дедушка.- А вот лягушка подойдёт. Я помнится, где-то читал: если квакушку сварить в уксусе, мясо напоминает куриное. Бульон думаю, тоже.
Галина вспомнила, что летом была в парке и слышала, как в пруду кричали лягушки. Зимой они впадают в спячку, значит, сейчас спят себе на дне, зарывшись в ил.
Девочка оделась потеплее, взяла санки, ведро и ножовку. Дедушка очень не хотел отпускать внучку, но она так посмотрела на него, что он осёкся, надолго замолчал, лишь зашмыгал носом, как мальчишка.
О том, как Галина добывала лягушек, она не любила рассказывать. На расспросы, смущённо отмахивалась:
-Ну, было и было…
Уже будучи взрослой, как-то обмолвилась, что ей тогда крупно повезло: во время одной из бомбёжек бомба угодила в берег пруда и разворотила его так, что вода вырвалась на волю и разлилась по парку, а в пруду остались лишь глыбы льда. Их-то Галина и пилила ножовкой, чтобы добраться до дна. А потом вырезала кубики ила с вмёрзшими в них лягушками.
Майя была так слаба, что не запомнила: действительно ли бульон походил на куриный, а лягушачье мясо на белое куриное. Как бы там ни было, но Мая быстро поправилась.
И стали они жить втроём. Правда, не долго. Вскоре закончились книги-дрова. Последним был толстенный том с пулевой пробоиной у переплёта. "Толковый словарь живаго Великорускаго языка" Владимира Даля. Эта книга во время Гражданской войны спасла жизнь дедушки, он хранил её как зеницу ока. И вот настал её черёд исчезнуть в ненасытном чреве буржуйки. Дедушка долго перебирал страницы, окропляя их скупыми слезинками, прежде чем отправить в огонь. А, отправив, не сказал обычного:
-Прости, друг…
Сдавленно вздохнул, зарылся в тряпки, свернувшись калачиком. Майя до сих пор помнит: страшно исхудавший дедушка походил на больного неизвестной болезнью мальчишку. Особенно когда лежал, свернувшись калачиком…
Ночью дедушка умер. Девочки остались одни. Пожалуй, выжили они потому, что поддерживали друг друга. До последнего дыхания Майя будет помнить, как после смерти дедушки Галина в одночасье повзрослела, как бережно относилась к Майе, словно она была не просто названной сестрой, а более того, почти дочкой. Как матери недоедая, скармливали крохи блокадного пайка детям, так и Галина во всём ущемляла себя, чтобы лишняя крошка досталась Маечке…
Такое не забывается. Да Майю Кирилловну и не в чем упрекнуть: до сих пор она рядом с Галиной в борьбе с её недугами, готова пожертвовать всем чем угодно - хоть кровь всю отдать без остатка, хоть орган какой для пересадки. Только бы Галочка жила…
Бросив прощальный взгляд на окна второго этажа, Майя Кирилловна поспешила к метро.
"Ничего, Галочка, выкарабкаемся и из этой беды. Представляешь, у меня силёнок прибавилось, точно помолодела на десяток лет. Помнишь, какой я была в пятьдесят? Вот встанешь на ноженьки, познакомлю тебя с Дмитрием Марковичем. Вот увидишь, он тебе тоже понравится… Ох, подруженька, мы ещё посоперничаем с тобой за парня…"