Никто не успел слова сказать. Матвей с перегнувшейся через него Анисьей все еще тянули Соню за локоть и майку назад на скамью. Савелий и Сабрина орудовали ложками и делали вид, что ничего особенного не происходит. Толстяк ухмылялся. Его мерзкий оскал поставил точку в выборе что делать и делать ли.
Соня вырвалась, с подноса Ингвара руки подняли нетронутую тарелку с первым блюдом и нахлобучили, перевернув, толстяку на голову.
Остолбенели все. Особенно — Матвей и Анисья. Соня нарушила главное правило, без которого жизнь превращалась в ад — относиться к другим как к себе. Никто не хотел получить крем-суп на макушку, пусть уже негорячий, но оттого не ставший менее неприятным. В глазах стоял страх: на светлой Земле поступить так было за гранью разумения. Здесь, на Луне, за это могла последовать суровая кара — отправка к тем, для кого поступать так — нормально.
Ингвар молча обтекал, впервые не зная, что сказать. Взор ошалело бегал, лицо вытянулось, на нем застыло полное непонимание. Жидкая кашица стекала по лбу и щекам, капала на одежду, пачкала плечи, спину и руки. Ингвар, словно в ожидании помощи, глядел на Савелия и Сабрину, но они не поднимали глаз от тарелок. Сначала они «не замечали», как он брал чужое, и радовались, что это происходит не с ними, а теперь не хотели оказаться на его месте.
Поняв, что помощи не будет, толстяк вернул взгляд на виновницу своего позора:
— Ты не имеешь права!
— Ты тоже, — ответила Соня.
Она была спокойна и знала, что сказать дальше. Понимание пришло внезапно и вселило уверенность в своих силах. «Добро должно быть с кулаками» — не просто слова. Это высшая мудрость. В переводе — «Софья Максимовна». И да будет так.
— Брать чужое без спросу — все равно что красть, — начала Соня. — У вас нет заповеди «не укради»?
— У нас есть заповедь «не попадайся», — буркнул Ингвар.
Он никак не мог прийти в себя. Вопреки ожиданиям ему дала отпор девчонка, обязанная подставить вторую щеку. Кинуться на нее с кулаками — восстановить против себя всех. А он хотел быть не изгоем, а командиром, и сомнения читались в глазах: что сделать, чтобы вернуть превосходство? Ответа не находилось. А Соня гнула свое:
— Если у тебя что-то украдут — тебе же это не понравится?
— У меня трудно украсть, — процедил Ингвар. — Кто тронет меня или что-то мое, долго не живет.
Прозвучало угрожающе, но Соня чувствовала — это лишь слова, за которыми ничего не стоит. За слова нужно отвечать, без поступков они — ветер. На Луне Ингвар имел такие же права, как остальные, и не отважился бы на что-то серьезное, что позволял себе дома. Наказания, озвученные андриками для нарушителей системы, заставляли думать, прежде чем что-то делать. От порицания до полного уничтожения — внушительный арсенал. Особенно последний пункт.
Соня заговорила — громко, чтобы донести до каждого:
— Все заповеди и законы сводятся к одному: относись к другому так, как хочешь, чтобы относились к тебе. Я хочу, чтобы все поступали по этому правилу, иначе мы не сможем нормально жить и общаться. Поэтому требую: если я без спросу возьму что-нибудь чужое, поступите со мной так же, как я поступила с Ингваром. По-моему, это справедливо.
Вот и сказано главное.
У Матвея с Анисьей открылись рты: они представить не могли, что заповедь можно толковать не только с позиции слабого. Ингвар ошарашено сглотнул. Савелий и Сабрина не смели поднять глаз от тарелок.
В наступившей тишине раздался голос андрика:
— После ужина — отход ко сну. Через десять минут стемнеет. Вечерами вам будет предоставлено свободное время, но сегодня — исключение, рекомендуем всем отдохнуть и осмыслить произошедшее за день. Кто поужинал, могут разойтись по комнатам.
Соня вышла из-за стола. От всплеска эмоций подрагивали коленки, хотелось уйти, но оставлять ситуацию в таком виде нельзя. Два шага к испуганно сжавшемуся Ингвару дались с трудом, но Соня заставила себя их сделать.
— Прости, — сказала она. — Думаю, ты и сам понимаешь, что был неправ. Я тоже неправа и поэтому прошу прощения. И хочу, чтобы все мы отныне поступали друг с другом так же — как хотели бы, чтобы поступали с нами. Ты меня простишь?
Донеслось бурчание Матвея:
— Сначала пусть он извинится.
Соня пожала плечами:
— Это его дело, а мне стыдно за свой поступок, и я не хочу, чтобы между нами остались непонимание и, тем более, напряжение. Ингвар, ты простишь меня?
После трех мучительных секунд толстяк кивнул, с его головы снова капнуло.
— Спасибо. — Соня развернулась, подхватила самый мелкий из кокосов и ушла к себе.
Естественно, уснуть не получилось. Соня ворочалась в постели, в сотый раз прокручивая в мыслях: правильно ли поступила? Андрики не вмешались, значит, все нормально. В то же время нормальное с точки зрения закона не всегда правильно для совести, об этом кричит вся мировая история. Если закон и совесть тянут в разные стороны — что выбрать? Что главнее для человека и для общества, в котором он живет? Совершенный Соней поступок Сони был дерзким и даже злым, в мире светлой Земли так делать не принято. А если другого языка темные не понимают? Но опускаться до пещерных привычек, зная, что между людьми возможны другие отношения — путь обратно в пещеры.
Соня не могла успокоиться. Она очень старалась понять Ингвара, мысленно принять на его сторону, докопаться до мотивов. В сущности, Ингвар не виноват. Он поступил плохо, но его так воспитали. Теперь он страдает от этого. За действия, которые его исковерканное сознание считает правильными, Ингвара будут сторониться или, того хуже, ненавидеть. Вместо общей любви — общая ненависть. Жуть. Как же страшно быть темными. И как же их жалко.
Свет за стенами давно померк, в небесах зажглись звезды. Только Луны не было. Потому что комната с родным видом — на Луне. Фантастика.
Тук-тук, — раздалось в тишине. Сразу донесся голос Сабрины:
— Соня, ты спишь?
Соня села на постели, поправила пижаму и разрешила:
— Заходи.
Сабрина вошла. Она еще не переодевалась, поэтому разулась у входа и в изумлении замерла перед открывшимся за стенами ночным видом:
— Твой дом?
— Да. — Соня гордо огляделась. — Пока он один такой, но скоро все будут жить как мы. — Взор Сабрины потускнел, и Соня поняла, какой ляп допустила. — Прости, никак не привыкну, что мы из разных миров. Кстати, андрики сказали, что сегодня свободного времени не будет, как же ты вышла?
— Я спросила, можно ли ходить по территории после отбоя, и мне сказали, что это не запрещено. — Сабрина изумленно разглядывала живую мебель, присела на кровать и несколько раз подскочила на ней, чтобы ощутить обнимавшую мягкость. — Теперь я твоя соседка, моя комната слева. Следующим за мной поселился Ингвар, потом Савелий, а дальше по кругу — Матвей и Анисья. — Руки Сабрины периодически закидывали длинные пряди за ушки с пухлыми мочками, в глазах пылал огонь: ничего подобного ей видеть не приходилось. Восторг на лице вдруг сменился хмуростью. — Я пришла сказать, что из тебя вышел бы замечательный командир, но я и Савелий проголосуем за Ингвара. Нам придется. Я хочу, чтобы ты не обижалась.
— Разве вас кто-то неволит? — Соня не понимала. — Почему ты не можешь выбирать кого хочешь?
— Нам еще возвращаться.
— И что? И почему именно Инвар? В чем он лучше Савелия?
Сабрина фыркнула, будто услышала глупость:
— Нашла, с кем сравнивать. Видела у Инвара косичку? А его полнота тебе ни о чем не говорит?
Вот как. Оказывается, прическа и толщина — знак принадлежности к особому кругу. Как в древнем мире. В голодных странах избыточный вес считался эталоном красоты, а султаны Блистательной Порты для этого десятки халатов на себя надевали, иначе подданные не поверили бы в их богоизбранность.
В мире Сони тоже было разделение, и она уточнила
— Это внешние признаки, что он единица, а вы нули?
Сабрина улыбнулась:
— Можно сказать и так.
— А что означают синие белки и сиреневые волосы?
— Просто красиво. Это выделяет меня из толпы, делает не такой как все.
Соня не поверила:
— Ты серьезно думаешь, что глаза и волосы другого цвета делают тебя особенной?
Это как судить о конфете по фантику. Бывают настолько чудесные фантики, что слюной изойдешь, пока разворачиваешь, а укусишь — и выплюнуть хочется. И в очередной раз коришь себя: ведь знала же, что по-настоящему волшебный вкус в привлекательных фантиках не нуждается.
Сабрина глядела с таким же недоумением:
— Ты вроде бы умная, а такая глупая. Если у меня нет богатых родителей и шикарной одежды — чем же еще?
Людей делают особенными не внешние отличия, а внутренние качества, хотела сказать Соня, но не успела. Тон эмоциональной и до этой минуты порывистой Сабрины вдруг потерял краски и стал равнодушным: — У вас еще не придумали, как открыть к нам прямую дверь?
— А у вас? — спросила Соня в ответ.
Сабрина отвела взгляд и промолчала.
— Тебя просили выведать у светлых их возможности? Понятно. — Соня встала, подошла и обняла синеглазку за плечи. — Наши и ваши взрослые играют в одни и те же игры. Хорошо, что мы еще не полностью взрослые, у них до невозможности скучная и по пунктам расписанная жизнь. Хочу стать взрослой как можно позже.
Готовую едва ли не к драке, Сабрину сразило дружеское участие. Послышался тихий всхлип.
— Ну что ты? — Соня обняла ее и стала гладить по сиреневым волосам, почти черным в ночи. — Все хорошо. Пусть мы отличаемся, это не мешает нашей дружбе.
— Ты не представляешь, как приятно это слышать. — Сабрина снова всхлипнула, высвободилась и пробежала к обуви у входа. Уже в дверях она обернулась: — Скажу кое-что по секрету. К тебе меня послали не взрослые, это Ингвар. Только ему не говори, а то он меня убьет.
— Здесь тебя никто не тронет!
Сабрина кисло улыбнулась:
— Вот именно. Здесь. Да и здесь…
После ее ухода Соня опустилась на кровать и долго сидела, глядя в одну точку. Запутанная жизнь темных не отпускала. Как бы узнать больше?
Все просто. Если Сабрина гуляла после отбоя, что мешает Соне сделать то же самое?
За открытой дверью колыхалась блестящая рябь, остров тихо спал в свете звезд, и каменные тропки словно бы приглашали сходить к кому-нибудь в гости. Матвей с Анисьей — свои, от них ничего нового не услышишь. К Ингвару идти не хотелось. А к Савелию — хотелось. У Сони есть, о чем с ним поговорить. Жить так, как он, просто нельзя. Если у нее получится объяснить ему кое-что…
Переодеваться она не стала, ведь было сказано: «по территории ходить в форме, на особые мероприятия — в парадной, в остальное время — в повседневно-спортивной. В свободные часы — в наиболее удобной». Сейчас были самые что ни на есть свободные, пусть андрики и рекомендовали выспаться. Но рекомендация — не приказ, а также они велели осмыслить произошедшее за день. Для этого требовалось больше информации.
В пижаме и босиком Соня допрыгала по камням на берег, и уже через минуту стучала в дверь Савелия.
— Это я, Соня, — тихо сказала она после стука. — К тебе можно?
— Одну минуту.
Вскоре раздался щелчок замка, затем лязг сдвигаемого засова. От привычек трудно избавиться, да и нужно ли, если, скорее всего, вернешься обратно? Соне запоры не требовались, у нее их и не было.
Савелий успел переодеться — встречать гостью в пижаме ему показалось невежливо. Соня отругала себя, что выбрала удобство в ущерб манерам. В следующий раз нужно думать обо всем.
— Прости, я на минутку. — Она прошла мимо тактично посторонившегося мальчика.
Комната поразила. Просто комната, как было в стандартном варианте. Серые стены. Угловатая мебель. Ровно заправленная грубым покрывалом кровать, будто Савелий не ложился. Даже потолок был не прозрачным, а сплошным. Под потолком горела лампочка в шарике-абажуре, механический выключатель находился на стене у двери.
Закончив осмотр, Соня обернулась к хозяину комнаты:
— Почему ты не выбрал что-то радостное и приятное?
Савелий опустил глаза.
— Не хочется.
В ее присутствии он робел, сутулился, не знал, куда девать руки.
— Чувствуешь себя защищенным? — предположила она.
— Это тоже.
— А что еще?
— Тебе трудно понять.
Нет ничего хуже, чем сказать такое двенадцатилетней девочке. Да и кто говорил: мальчишка, а не многомудрый взрослый или виртуальный куратор в потоке!
— Трудно, но я постараюсь.— Соня уселась на кровать, показывая, что без объяснения не уйдет. — Говори. И не стой столбом, будто лом проглотил. Знаешь, что такое лом?
— Больше, чем ты думаешь.
Савелий все еще не решался опуститься с ней рядом, и Соня усадила его силком.
— Тебе неприятно мое общество?
Он замотал стриженой головой:
— Что ты! Наоборот!
Теперь они сидели бок о бок, и Савелий старался не дотрагиваться плечом или бедром, словно это вызовет искру, и училище взорвется.
— Тогда что тебя смущает?
Савелий густо покраснел:
— У нас не принято девочкам ходить в гости к мальчикам.
Это Соне в голову не могло прийти. Разделение по половому признаку, чтобы воспитывать отдельно? Или традиция ранних браков, когда сватают чуть ли не с рождения?
— Почему? — спросила она.
Савелий глупо хлопнул ресницами:
— Потому что нельзя! — И, видимо, чтобы сменить тему, он продолжил про комнату: — Я против прозрачных стен, потому что не хочу, чтобы кто-то смотрел на меня.
— Они прозрачные лишь изнутри!
— Мало ли. Лучше подстраховаться.
— Ты лишаешь себя удовольствия любоваться миром, ты закрываешься от него. У меня создается ощущение, что ты чего-то боишься, а причины сейчас просто придумываешь.
Соня думала, что Савелий обидится и возмутится, а он согласился:
— Бояться — нормальное состояние человека. Кто не боится — гибнет. Кто-нибудь видел, как ты шла ко мне?
— Нет.
— Никому не рассказывай, что приходила. Матвей и Анисья — глупые и ничего не понимают, они будут трепать языком и сболтнут что-нибудь где не надо, а Сабрина обо всем доложит Ингвару.
— То есть, ты боишься Ингвара?
— Он подумает, что я предатель или что-то замышляю против него.
Соня, наконец, задала один из главных вопросов:
— Что в нем такого, что вы оба пляшете перед ним на задних лапках?
Савелий ответил не сразу.
— Борзых — одна из богатейших семей мира, — сказал он, наконец, глядя в стену перед собой. — Не самая богатая, но влиятельная. Ингвар — единственный наследник. Были и другие, но он оказался умнее и быстрее.
— В каком смысле?
— Сама подумай.
Соня решила подумать об этом позже, а пока спросила:
— Что именно означают его толщина и прическа?
— Толщина? Только то, что он мало двигается и хорошо питается. А косичка — прическа тех, кто сам не занимается своей внешностью, для этого у них есть слуги. Носить косичку — мечта любого, у кого ее нет.
— Ну так носи! — не выдержала Соня. — Ее можно заплетать без слуг, могу научить. Почему вы не делаете того, что хочется, почему лебезите перед кем-то, кого впервые видите, и вообще: почему допускаете несправедливость? Если девиз вашего мира — «каждый за себя», то зачем подчиняться кому-то? Вы противоречите сами себе!
Она обернулась к Савелию, схватила его за плечи и встряхнула.
Он болтался в ее руках словно кукла. Затем опущенное лицо медленно поднялось к Соне, указательный палец ткнул в татуировку:
— Разве не видишь? Открытый глаз. Я обязан подчиняться и работать круглые сутки, сон для меня — роскошь, я никто, и мне ничего не позволено. Все, что может показаться проступком, будет названо намеренным нарушением, а малейший просчет объявлен саботажем. И за все последует наказание. Не сейчас, так потом. Ты ничего не понимаешь, если думаешь, будто мои желания играют какую-то роль. Знаешь игру в карты? Туз всегда бьет даже короля, и шестерке никогда не выстоять против туза.
— Я не играла в карты, но слышала, что козырная шестерка…
— В реальной жизни козырей не бывает, — перебил Савелий.
— Неправда, — твердо объявила Соня. — В реальной жизни бывает даже то, чего не бывает, потому что вроде бы и быть не может.
— Пусть так, но не со всеми.
Всем видом Савелий показывал, что не хочет говорить на эту тему. Присутствие Сони его нервировало. Она чувствовала, что лучше уйти, но пыталась найти решение. Не бывает, чтобы все было плохо. Плохо — когда никто ничего не делает и никому не помогает. Помоги себе или другому — и станет хорошо.
— В вашем мире нельзя затеряться или найти кого-то, кто защитит? — спросила она.
— От людей с деньгами не спрячешься. Защитить может человек с еще большими деньгами, но за такую защиту придется платить, и плата может оказаться хуже наказания, от которого бежишь.
Показалось, что он сейчас заплачет.
Хватит доводить человека. Соня поднялась.
— Спасибо. Мне будет, о чем подумать.
В дверях Савелий немного склонился к ней:
— Ингвар не простит, что ты его переиграла и прилюдно унизила. Рано или поздно он отомстит. Будь готова.
Соня мягко улыбнулась:
— Он уже простил. Я извинилась, и он…
— Слова ничего не значат. У нас обиду не прощают, тем более люди вроде Ингвара. И еще кое-что про комнату. — Шепот был тихий, едва слышный, приходилось вслушиваться. — Нам запретили пользоваться видами планеты и своих жилищ, взрослые боятся, что по ним вы определите уязвимые места и уровень технологий, и в случае прямого конфликта это скажется в вашу пользу. А я хотел бы, чтобы вы победили. Но если что — я тебе ничего не говорил. — Он отпрянул. — Спасибо, что зашла, я рад, что ты не сторонишься меня, но я не смогу тебя поддержать, пока Ингвар и Сабрина в нашей команде. Ты ведь за этим приходила — выведать информацию и переманить меня на свою сторону?
Какое было замечательное начало…
Соня открыла рот, чтобы опровергнуть, сказать, что ее слова — от всей души. Слова застряли в горле. Савелий прав, одной частью сознания она шла именно за этим, но другая заставляла идти, чтобы утешить и помочь. А со стороны это, оказывается, вот как выглядело.
В дверь загрохотало.
— Сейчас открою! — Савелий побледнел и резко снизил голос: — Прячься под кровать, тебя не должны увидеть у меня. В туалет нельзя, его дверь должна быть открыта. Я выключу свет, но если сюда войдут, не издавай ни звука! Я сделаю вид, что мне плохо, и они быстро уйдут.
— Зачем прятаться? В училище тебе никто ничего не сделает, ты можешь общаться с кем хочешь и когда хо…
— Спрашиваешь — зачем? — перебил Савелий и силой, со слезами на глазах, затолкал Соню под кровать. — Хотя бы затем, чтобы сохранить мне жизнь, если для тебя это что-то значит!
За вечер из трех темных знакомых одного Соня публично обидела, а двух довела до слез. А ведь это только начало.
— Я могу выйти через вторую дверь, — буркнула она уже из-под кровати.
— Там море!
— Я отлично плаваю. Поплыву к себе…
— С внешней стороны обе двери совмещены в одну, ты прыгнешь в воду рядом с тем, кто пришел. Прошу тебя: молчи. — Он щелкнул выключателем и отпер дверь. — Простите за задержку, я переодевался, чтобы встретить в подобающем виде.
— На Луне обращайся к свободным на ты и притворяйся равным, — донесся голос Сабрины. — Или тебя не предупреждали, раб?
— Простите, свободная. То есть, прости, виноват и готов понести любое наказание.
— Не сейчас. Назовись полностью.
— Савелий из черных крыс, падальщик с железных плантаций под Владиком.
— Ингвар-высокочтимый вызывает тебя, крыса.
— Слушаюсь, свободная. Бегу.
Соня услышала, как Савелий обулся и выскочил наружу. Шаги быстро удалились.
А на полу обрисовался силуэт головы. Соня забилась глубже под кровать и затаила дыхание. Если ее найдут…
Невыносимо глупое положение. Выйти? Достаточно объяснить ситуацию, и Сабрина все поймет, она умная и хорошая, просто мало знает и до сих пор думает, что рабы чем-то отличаются от свободных. Соня решила: «Досчитаю до пяти и выйду. Раз, два, три…»
Заглянувшая во тьму Сабрина зайти не решилась или посчитала ниже своего достоинства. Или сработало правило, о котором говорил Савелий — что у темных девочкам не принято ходить в гости к мальчикам. На счете «пять» дверь захлопнулась, и Соню окутала кромешная тьма.