В какой-то момент времени Андрею и на самом деле стало до смерти любопытно, сможет ли он в реальной жизни, во-первых, научиться преодолевать личностное в себе и научиться преодолевать животное в себе; и если сможет, то в какой степени, и как долго сможет удерживаться в этом состоянии преодоления; во-вторых, сможет ли он исполнять пять заповедей из «Нового завета» и тем самым сможет ли он совсем освободиться от своей личности, а если сможет, то в какой степени; в-третьих, окажется ли он в «царстве Божием», в мире смыслов, или останется в мире обыденном, или как-то будет смешивать в себе то и другое; и, в-четвёртых, будет ли он испытывать любовь, если удержится всё-таки в «Божием».
Он был бы не он, если бы сразу не приступил к делу. Для этого нужно было вступить не в формальные, а в настоящие, открытые отношения с другими людьми. Настоящими отношениями он называл такие отношения, когда самое глубинное человеческое вступает в контакт с таким же глубинным человеческим в другом человеке. У него таких отношений, как оказалось, ни с кем и не было. И первые его попытки вступить в такие отношения оказались неудачными. У людей как будто стояла защита, никто его к себе в душу, внутрь, за свою личностную границу, пускать не захотел. А вот формальные отношения, поболтать о том, о сём — это было всегда пожалуйста.
Дочь и жена — отпадали; сын был далеко: и по расстоянию, и по интересам. Сын все свои усилия направлял как раз в обратном направлении — взращивал, холил и лелеял свою личность; ему хотелось занять как можно более весомое место среди себе подобных и очень ему не терпелось, чтобы «ему подобные» это его место признали и приняли. Друзья-товарищи с удовольствием играли с ним в шахматы, обсуждали новости и слухи, ему в большинстве случаев вовсе не интересные, и дальше этого дело не шло, ближе никто к себе тоже не подпускал.
Однако сюжет-то совершенно определённо требует, чтобы нужный для Андрея человек как-то всё-таки нашёлся. И чтобы ничего не придумывать, я решил ввести в своё повествование нового героя, у которого есть реальный прототип. Точнее сказать, это будет героиня. В данном конкретном случае мне захотелось списать этот образ с реально существующего человека. И мне даже самому стало интересно, как она впишется в моё повествование. Пусть будет хоть одно реальное лицо среди лиц вымышленных и внутри придуманных коллизий. Да сам я, право слово, такой образ придумать бы и не сумел.
Дело в том, что я много слышал о любви, читал о любви у целого ряда авторов, особенно у Льва Николаевича Толстого, которого некоторые называют даже «апостолом любви», но сам я таким талантом — любить и пребывать в любви — не обладаю. Я сам на это не чуток, а знавал я женщину, которая любила, по-моему, всех и всякого. Кто перед ней ни явись, глядь, а она уже того и любит. И любит деятельно: и интересует её этот человек, и помогать ему готова, и уже, смотришь, переживает и болеет за него. А самое главное, взамен ничего не требует. Это действительно было так, я это и на себе испытал. Иногда было даже неудобно как-то: ты-то сам ничего такого ей не давал, и было как-то неловко получать от неё такое её к себе отношение безвозмездно.
Звали её все почему-то Фрося, хотя у неё было настоящее имя — Майя. И фамилия у неё была удивительная — Явь. Поначалу я даже думал, что это и не фамилия вовсе, а кличка, ан нет, оказалось — фамилия. И она сама как-то рассказала мне историю, как её семья приобрела такую фамилию, а фамилия и на самом деле оказалась благоприобретённой. Её прадед был Ятишевъ, ещё с твёрдым знаком на конце. В своё время его забрали в армию — служить царю и отечеству. И какой-то армейский писарь записал его фамилию так, что там впереди стояла «Я», за ней следовал частокол из красивых палочек-колов, а в конце было красиво выведена буква «в» с твёрдым знаком. Писарь был, судя по всему, каллиграф. Другой же писарь, видимо, не разобрав, что это был за частокол, выписал ему документы: «Я», неуверенная черточка и в конце «в» с твёрдым знаком, да ещё и хвостик у твёрдого знака вышел у него какой-то невразумительный, потому как этот каллиграфом не оказался. В итоге домой её прадед вернулся с солдатским билетом, в котором значилось черным по белому, что он — Дмитрий Петров Явь. Она этот билет мне сама показывала. А в их селе тогда, на другом краю, как раз родной брат выстроился, так они и стали жить в одном селе — два родных брата: один Ятишев, другой — Явь.
Сама Фрося слышала эту историю в детстве от своего деда. Тот ей рассказывал, чего они только ни делали, чтобы вернуть законную фамилию: и в управу ходили, и хлеба туда что снесли, и сала — ничего не вышло. И даже писаря нанимали писать жалобу выше — всё одно, не выгорело у них дельце. Так и осталось — Явь. И дальше пошло, из поколения в поколение. А там, с годами, как-то и пообвыклись, никто уже и не хотел обратно в Ятишевы. Мне Фрося признавалась, что в детстве ей очень нравилась её фамилия, и она ею даже гордилась.
Какой Фрося была в детстве и девичестве, я не знаю, фотографий своих она мне никогда не показывала, а во взрослой жизни они была прямо некрасива. И была она какого-то неопределённого возраста: то покажется — молодуха, то смотришь — вроде как перед тобой и старушонка. Не слишком худая и не толстая, она порой казалась даже стройной, но в движении была какая-то вся нескладная и не ладная. С красивой длинной шеей, но с чересчур развитой грудью, она как будто нарочно сочетала в себе черты, как-то специально не подходящие друг другу. У неё были замечательно красивые руки, но кончики больших пальцев отгибались назад почти под прямым углом. Черты её лица не были неправильными, не были они и некрасивыми, но все они как-то так неладно были составлены вместе, что лицо её часто воспринималось неприятным.
На её лице средь толпы если и цеплялся взгляд, то только чтобы отметить его непривлекательность. Вдобавок ко всему, у неё были жиденькие прямые волосы, которые целиком не могли покрыть уши, и кончики ушей у неё время от времени неприятно высовывались из-под волос, обращая на себя внимание. И только одни глаза у неё порой были просто замечательно хороши. Они могли загораться любовью или добротой так, что невольно приковывали к себе внимание. И не отпускали. И долго не отпускали.
Продолжение: http://www.proza.ru/2019/12/19/306