(Начало: http://www.proza.ru/2019/11/16/1101)
Вместе с волной морозной свежести в комнату вошел отец Серафим и сразу как бы заполнил ее собою. Включив свет и увидев Власа, растерянно стоявшего посреди комнаты, иеромонах внутренне вздрогнул, но внешне остался спокоен, только взгляд его сделался настороженно-жестким.
— Батюшка, вы понимаете… Вы не бойтесь, я сейчас все объясню.
— Угу.
— Я… верующий, православный.
— Очень приятно. Как же ты, православный, сюда попал?
— Я не сам. Понимаете, я в тюрьме сидел…
— Та-а-ак.
— Да вы не подумайте ничего плохого. Они меня к вам поговорить привезли… как к духовнику.
— Понимаю. Только не понимаю, как ты сюда через закрытые двери проник. Ключи-то у «них» откуда?
— Отче, можно я сяду? — взмолился Влас. — А то голова кружится.
— Садись, но говори правду.
Влас сел и хотел было рассказать все по порядку, но тут у него перед глазами все стало расплываться. Теряя сознание и падая, он успел заметить, что отец Серафим всем своим богатырским телом устремился к нему на помощь.
— Ах ты, слабый какой, — приговаривал батюшка, поднимая с пола Власа и укладывая его на кровать, — то-то я и смотрю, бледный как полотно. Ну вот, хорошо, хорошо. Подожди, сейчас я тебе воды дам.
Отец Серафим положил на лоб Власу полотенце, смоченное холодной водой, и тот пришел в себя. Священник не разрешил ему сразу подняться с кровати. Он заботливо снял со странного гостя обувь, а потом приготовил для него травный чай.
— Тебе полежать нужно, — приговаривал батюшка, — а то встанешь и опять свалишься. Ты, видно, брат, переволновался сегодня.
После чая отец Серафим позволил Власу подняться и спросил:
— Значит, говоришь, ты ко мне как к духовнику пришел?
— Да.
Отец Серафим положил на аналой крест и Евангелие, и надевая поручи и епитрахиль, сказал:
— Ну, брат, сейчас исповедоваться будем. Готов?
Влас просиял.
— Да я только этого и желал, батюшка! Спасибо вам.
— Бога благодари. Я только свидетель.
Отец Серафим прочитал положенные молитвы, и Влас начал свой исповедный рассказ. Говорил он долго, временами не мог удержаться от слез. Говорилось легко. Как бы сами собой вспоминались давным-давно забытые грехи. Священник не перебивал, только когда Влас дошел до встречи с Гостем в тюрьме, его лицо сделалось молитвенно-сосредоточенным. Когда же Влас поведал о второй встрече с Гостем, а затем о «Вечере смертников», состоявшейся час назад в этом самом доме, на лбу отца Серафима выступила испарина. Наконец Влас замолчал. Отец Серафим прочитал разрешительную молитву, снял епитрахиль, поручи и обессилено опустился на стул, как будто исповедался не Влас, а он сам.
— Ну, что вы думаете обо всем этом, батюшка?
Иеромонах задумчиво посмотрел на свою келейную икону «Спас Благое Молчание» и не совсем ясно для Власа, ответил:
— «Молчание есть таинство будущего века, а словеса суть орудия века сего».
— Отче… Вы меня в духовные сыновья возьмете?
Отец Серафим медленно перекрестился и ответил не сразу:
— Пусть будет тебе по вере твоей. Если ты веришь, что я могу быть твоим духовным отцом, то я уже им и являюсь. А я молиться за тебя, теперь-то уж в любом случае буду.
— Отче, а почему Василиса сказала, что я к Жану пойду?
— Раз сказала, значит, знает.
— Батюшка, а вот вы, когда меня увидели здесь… Ну, в общем, вы почему милицию не вызвали?
— Милицию? А при чем тут милиция?
— Ну как? Чужой подозрительный человек в вашем доме?
— У Бога чужих нет… А мы ведь Его ученики.
— Хорошо. А если бы я беглым убийцей был? Если бы в вашем доме спрятался и попросил об исповеди, а за мной милиционеры по пятам, вы что, и тогда бы им ничего не сказали?
— Говоришь, если бы исповедаться хотел?.. Я бы им так и сказал, что этот человек пришел ко мне, как к священнику, и я должен его исповедовать. А еще бы я их предупредил, что тайна исповеди не разглашается и потому я не скажу им ничего из того, что открыто мне на исповеди, даже если это будет касаться интересов следствия.
— Видно, вы действительно Его ученик, — Влас кивнул головой в сторону иконы «Спас Благое Молчание».
— А теперь, брат, мне пора идти в храм, правило вычитывать. А ты домой поедешь или у меня ночевать останешься?
— Да я бы остался, только мама будет страшно переживать. Их с Анжелой лучше одних не оставлять. Вы ж теперь знаете всю ситуацию. Мы сейчас, как на фронте. Каждую минуту можно нападение неприятеля ожидать. Я уж лучше поеду.
— Добре. Тогда собирайся быстрее, пока еще электрички ходят, я тебе дорогу на станцию покажу. Приезжай ко мне. Ладно? Обязательно приезжай.
* * *
Домой Влас добрался около часа ночи. Мама и Анжела, конечно, не спали. Но самым неожиданным оказалось то, что вместе с ними бодрствовал Влад. Втроем они сидели на кухне за круглым столом под зеленым абажуром и пили уже по третьей чашке багряного индийского чая.
Влас по старой привычке бесшумно открыл замок двери, вошел и замер в полумраке коридора. Из кухни доносились голоса:
— Ой, не знаю, Влад, я полвека прожила, верующая, слава Богу, а про такое только в книжках читала. Вечно у вас все не как у людей. Ну что нормально-то не живется? То вы правду какую-то искали. Потом робин гудами были. А теперь вот к вере потянулись, и опять двадцать пять, — сплошь у вас чудеса какие-то да подвиги… Не нравится мне это. Плохо все это кончится, — причитала власова мать.
Влад в ответ смущенно оправдывался:
— Татьяна Владимировна, а я при чем? Да я — первый против всей этой нездоровой мистики. Понятно было бы, если б я в нее верил, ну там гадал по картам или духов вызывал, но у меня-то дела поважнее есть. А тут, пятый раз вам говорю как на духу, вхожу в подъезд родного дома — и тут она! В белом вся и с цветами на голове. Ну! Так же и свихнуться можно. И смотрит на меня, как по душе чем-то теплым гладит. Я все равно как у мамы в детстве на коленях посидел. А потом говорит ласково: «Я — Василиса. Мы за тебя с Власом молились. А теперь я ухожу далеко. Пришла проститься… Меня Бог к тебе послал, как свидетеля веры. Ты, — говорит, — покрестись, пожалуйста. Хорошо?» — и улыбается, а у самой слезы на глазах. У меня, Татьяна Владимировна, отключилось все. Ни страха, ни удивления, как будто я всю жизнь только и делал, что с покойниками разговаривал, а внутри тепло-тепло… Так бы и стоял вечно, да она исчезла. Тут уж я, не заходя домой, к вам рванул на полных парах. А куда же? У вас тут с Власом почти монастырь. Кому еще рассказать? Дома-то я все равно себе места не нашел бы. Машка моя, она ведь…
Влас кашлянул. Все трое, как по команде, вскочили с мест и устремились в коридор.
— Власушка, — мать бросилась сыну на шею, — живой!
— Мамочка, не плачь. Что со мной сделается-то?
Им было о чем поговорить в ту ночь. Все четверо не спали до рассвета.
(Продолжение: http://www.proza.ru/2019/12/21/499)