Неукротимость. Часть вторая. Любовники

НЕУКРОТИМОСТЬ.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ЛЮБОВНИКИ

(часть первая http://www.proza.ru/2019/10/14/1859)

- Я могу купить духи из своих карманных денег. Нет вопросов. Не жалко. Но я мерзко себя чувствую, Аглая. Как будто все это время встречался с другим человеком, не с ней.

Апрель. Воскресенье. Прозрачный солнечный свет. Мы с Аглаей завтракали, сидя за круглым столом в гостиной нашей квартиры, третьей , если считать, начиная с двух комнат в панельном доме напротив моей первой гимназии . Гостиная соединялась с небольшой кухней; легкую раздвижную дверь между ними можно было открыть, делая пространство единым, или  закрыть, в зависимости от нашего настроения.  Сейчас дверь была открыта. В немецком духовом шкафу запекались утиные ножки. Время о времени Аглая устраивала нам домашний  воскресный обед. В будние дни я готовил себе сам, освоив несколько простых блюд. Аглая обедала или в столовой банка, или, чаще всего, в ресторанах.  Она не ужинала, обходясь вечером фруктовым салатом. 

Я отпил какао из своей любимой кружки.

- Аглая, что со мной происходит?

Аглая сидела вполоборота ко мне, положив ноги на соседний стул, и одну за одной ела ягоды, малину и голубику. Дома, устав за рабочую неделю от строгой деловой одежды, она носила джинсовые шорты и просторные футболки.  С дерзкой короткой стрижкой, сияющая чистотой и здоровьем, она казалась моей старшей сестрой.

- Ты можешь распоряжаться своими карманными деньгами, как тебе угодно, - ответила она,  и, сняв ноги со стула, повернулась лицом ко мне, - но и я нахожу эту ситуацию неприятной. Хочешь знать, что я искренне думаю?

- Конечно. Говори.

- Лера тебя проверяет. Вернее, она проверяет, насколько велико ее влияние на тебя. Как много она может себе позволить. Это называется манипуляция. Ты с этим раньше не сталкивался.  Когда тобой манипулируют, всегда мерзко.

Я кивнул, соглашаясь с Аглаей.

Я знал, что Аглая – мой друг, старший друг, которому я  мог доверить самые интимные секреты и быть уверенным, что меня поймут и не осудят. Чувство абсолютного доверия появилось у меня после другого разговора с Аглаей, случившегося месяцем ранее и положившего начало нашей новой душевной близости.  Тогда Аглая рассказала мне то, о чем не говорила никому другому. Она открыла мне свою тайну.

***

В тот год мне исполнялось пятнадцать, и я был увлечен красивой девочкой, не в первый раз в своей жизни, как я мрачно говорил Ашоту и Коле, не в первый раз и не в последний, но сильно. Я проводил большую часть времени в чистом, абстрактном и  холодном мире математики и программирования – детское желание узнать чит-код в игре  и получить пять минут бессмертия или новое оружие превратилось в стремление писать коды самому. Моей целью было поступление в Бауманский.   Я занимался на подготовительных курсах, и даже курсы были сложными.  Влюбленности возвращали меня к людям, живым и непредсказуемым . У—шу приносило равновесие. Тогда я , разумеется, не понимал, да и не задумывался о том, что любовные переживания позволяли мне  побыть подростком; я уже пропустил безмятежное детство с папой, мамой , дедушками и бабушками, но у меня все еще оставалась юность.  Девочку звали Лера. Я познакомился с ней в клубе у-шу в середине зимы; мы занимались в разных группах, но в одно и то же время. Я ходил в продвинутую группу, Лера только начинала осваивать  упражнения. Мы обменивались парой фраз в холле клуба, ожидая, когда за нами приедут взрослые. Клуб находился в центре, но я, с находчивостью сумасшедшего или влюбленного, выяснил, что жили мы в одной остановке метро друг от друга. Соседство показалось мне исполненным высшего смысла.  Именно Аглая,а я делился с ней своими переживаниями, быть может, в безотчетной попытке вызвать ее ревность, подсказала мне сделать общение более личным:

-  Послушай, я понимаю, что ее вечером встречает мама, а тебя забирает мой водитель. Подойди и заговори при маме. Уверяю, ты вполне прилично выглядишь.  Особенно, когда причесываешься. Предложи что-нибудь интересное.

- Я заговорю, и что дальше? – угрюмо парировал я. – Пригласить ее с мамой в кино?

- Ты бы хотел сразу отправиться в круиз по Атлантике? – рассмеялась Аглая.   – Только упомяни, что тебе скоро пятнадцать. Ты выглядишь старше.  Лет на семнадцать.

- Дряхлею от непосильных нагрузок, - вздохнул я.

Мне понадобились несколько дней, прежде чем собраться с духом и пригласить Леру на выставку фотографий. Кино казалось мне банальным. Девочка согласилась; я, вспомнив слова Аглаи, весьма изящно прояснил свой возраст, сказав Лериной маме:

- Я занимаюсь у-шу девять лет, начал в шесть.

Мы с Лерой начали встречаться и к марту уже целовались. Я понимал, что происходило с моим телом, и все же порой смущался сам от себя, от своих новых желаний, .  Старший брат Ашота, ставший через несколько лет весьма модным пластическим хирургом, любезно провел для меня, Ашота и Коли подробную лекцию о сексе, завершив ее строгим наказом пользоваться презервативами.  Однако знать, как устроена женщина, было одним делом, а обниматься с конкретной, живой девочкой  – совсем другим.  Оставаясь с собой наедине, привыкая к новым ощущениям, исследуя себя, я представлял себе ни Леру, ни других ровесниц, ни порномоделей (я несколько раз смотрел порно). Меня возбуждал образ,   вобравший в себя всех них, женщина, созданная моим воображением. Время, когда мое восхищение Аглаей оставалось безгрешным, однако, заканчивалось.  Я все еще не позволял себе осознать, что  рядом со мной жила взрослая опытная женщина, не связанная со мной родственными узами, и способная прочесть юноше гораздо более содержательную лекцию о близости, чем любой молодой мужчина, но до осознания оставался всего один шаг. Аглая, очевидно, понимала, что со мной происходило  и в одну из суббот в марте  отправила меня на ужин со  своим коллегой и другом  Федором. К тому времени она уже несколько лет входила в Правление  банка. Федор занимал высокий пост в руководстве всей финансовой группы.  Несколько раз он приезжал к нам домой, чтобы обсудить с Аглаей некие строго конфиденциальные вопросы. Они закрывали за собой дверь кабинета Аглаи, я слышал их голоса и смех. Аглая объяснила мне, что происходило в такие встречи:

- Руководство- это и политика, Ваня. Ты знаешь, что я представляю в банке интересы Олега и, в той степени, в какой они не противоречат друг другу, интересы Семена. Федор об этом, возможно, и догадывается,  но для него это всего лишь предположения.  По существу, я его использую в своих целях.  Но готова отплатить услугой за услугу.  Всем нам нужны влиятельные союзники.

Федор отнесся к поручению Аглаи очень серьезно. Мы ужинали в стейк-хаусе, одном из первых в Москве, и он сразу же заказал себе крепкий коктейль, одним глотком выпил половину бокала, поежился и приступил к делу:

- Иван, Аглая поручила меня поговорить с тобой о сексе. Я уверен, ты все знаешь. и без меня Интернет и прочее. Но есть ли у тебя вопросы?

- Есть, - ответил я и спросил, - Почему вы не предложите Аглае выйти за вас замуж? Вы же не женаты.

Федор вздохнул и, быстро взглянув на свой смартфон (в то время смартфоны все еще оставались кнопочными,и Федор, как и Аглая, пользовался самой последней моделью "Нокиа"),сказал:      

- Я не делаю Аглае предложения, во-вторых, потому что я – одиночка.

- А во-первых?  - уточнил я.

- А во-первых, Аглая меня не любит, - искренне сказал он, - не любит. В высшей степени  непросто устроенная женщина. Думаю, ты чувствуешь ее сложность.  Знаешь, в ее годы войти в Правление – огромное достижение.  Феноменальная работоспособность.  Какие уж тут предложения. Что я могу ей предложить, чего она не достигла бы сама? Я ответил на твой вопрос?

- Более-менее, - я кивнул Федору и тут же сказал, как нечто само собой разумеющееся,  - Я сам категорически не хочу создавать семью, когда бы то ни было.

- Помилосердствуй, - Федор допил коктейль, - тебе пятнадцать, так? Или скоро исполнится. . Передумаешь. Возможно, позднее, но передумаешь.

- Не передумаю, - я покачал головой, - я не создан для семьи. Знаю это с детства.

- Да кто же создан?! – вздохнул Федор. -  Никто не создан. Но люди женятся, тем не менее. Растят детей.    Можно подумать, люди созданы работать в банках, - рассмеялся он.

К нам подошел официант, и я заказал себе стейк из семги.

- Рыба полезна для мозга, - объяснил я Федору, - ем рыбу несколько раз в неделю.

- Аглая говорила, что ты абсолютно взрослый, - заметил Федор, быстро перелистывая меню, - я ей не верил. Теперь знаю, она права, - и он лучезарно улыбнулся официанту, -  мне, пожалуйста, бургер с луковыми кольцами. И повторите коктейль, будьте добры.

- Ты веришь в романтику? – с интересом спросил он, когда официант отошел от нашего столика, - веришь в чувства?  Понимаешь ли, я представлял себе этот разговор другим. У меня нет детей, не представляю, какие вы сейчас.

- Думали, это будет разговор взрослого с ребенком? -  я налил себе минеральной воды. – Я был ребенком до пяти лет. Затем начал взрослеть. Верю в чувства. Просто не хочу бесконтрольно их испытывать. Серьезно.

- Но чувства как раз и испытывают бесконтрольно, - возразил Федор и огляделся, словно проверяя, не изменился ли мир вокруг нашего столика, - я отвык от таких содержательных разговоров. Завидую ясности твоего ума. А юношеские влюбленности? Как быть с ними?

- Это – мужская природа, - объяснил я Федору. – Природу невозможно побороть. Но влюбленность – скольжение по поверхности. Именно там я и хочу оставаться.

- Просто секс без обязательств? – Федор немного жалко улыбнулся. – Тебе не пятнадцать. Ты намного старше.  Знаешь, Иван, я только сейчас понимаю, насколько сильна Аглая, как личность. Действительно, уникальная женщина.

- Почему именно сейчас? – с интересом спросил я. – Поясните, пожалуйста.

- Она ни в чем не тебя ограничивает , - Федор покачал головой. – Я рос с тысячью запретов. До сих пор, а мне под сорок, и я – на высоком посту в финансовой группе, так вот, до сих пор их изживаю. Аглая мне помогает. Первая встреченная мной женщина, которая свободна сама. А ты изначально свободен. Завидую тебе.

- Это хорошо, по вашему – расти без ограничений? – спросил я.

Перед нами поставили еду. Я действительно налегал на рыбу, считая, что она способствует интеллектуальной деятельности. Бургер Федора, однако, выглядел аппетитно.

- Это прекрасно, и это пугает, - искренне ответил Федор и заказал третий коктейль.
К десерту (фруктовый салат для меня, морковный пирог для Федора) он сильно опьянел, и когда мы вышли из ресторана,  заметно качнулся. Меня подхватывала Аглая, Федора забирал водитель.

- Вижу, Иван рассказал тебе много нового о сексе, - миролюбиво сказала Аглая, подходя к нам. – Привет, Федя.  Штормит?

- Поговорили по мужски, - улыбнулся Федор, с заметным усилием стараясь держаться прямо. – Аглая, усынови меня. Пожалуйста. Буду хорошо себя вести.

- Ты уже плохо себя ведешь, - рассмеялась Аглая. – Скверный мальчик.

- Не хватает облагораживающего женского влияния, - витиевато ответил Федор, - расту, как сорняк.

- Ты уже вырос, - заметила Аглая. – Идет твой водитель.  Спасибо, что встретился с Иваном. Увидимся в понедельник!

В машине Аглая расхохоталась:

- Да, Ваня, Федя явно готовился к другому разговору. Прости. Он редко пьет. Что его так задело?

- Спросил, почему вы не поженитесь, - ответил я. – Федор сказал, что ты ни в чем меня не ограничиваешь. Это прекрасно, и это пугает. Его слова. Это правда так? Почему не ограничиваешь и почему пугает?

Аглая вздохнула. Она водила очень уверенно, не по-женски, и несколько раз ходила на курсы экстремального вождения.

- Я не ограничиваю не только тебя, - мягко сказала она, - я и себя не ограничиваю. Не признаю ограничений.

- Это правильно? – я повернулся к ней и повторил вопрос. – Почему пугает?

- Свобода пугает, - ответила Аглая. – Ваня, ничто не пугает так, как свобода. Если бы ты знал, насколько был велик соблазн пойти по проторенной дорожке и развить в тебе чувство вины.

- Что такое «чувство вины»? – искренне спросил я.- Чем оно плохо?

- Чувство вины, - вполголоса произнесла Аглая, - это чувство, что из-за тебя происходит нечто ужасное. Из-за тебя, из-за твоих слов, из-за твоих желаний, просто от того, что ты есть.

Она помолчала, затем продолжила:

- Я каждый день общаюсь с мужчинами, изнемогающими от вины. От нее невозможно откупиться деньгами;  в этом трагедия состоятельных и богатых мужчин, Иван. Деньги всего лишь ее разжигают..

Затем Аглая спросила:

- Что послушаем? Мэнсона?

- Да, если ты не против, - Я размышлял над словами Аглаи о вине и о том, что, оказывается, рос без ограничений.  Я и не знал, что мои ровесники жили по другому. Я старался вспомнить, чувствовал ли когда-нибудь себя виноватым перед Аглаей. Ничего не приходило в голову.

Мы молчали, слушая музыку, до самого дома. Припарковав машину во дворе, Аглая неожиданно сказала:

- Пойдем выпьем пива, Иван, - и тут же рассмеялась, - для тебя – безалкогольное, конечно же. Составь мне компанию, будь другом.

У ближайшей к нам станции метро работал бельгийский пивной ресторан, я проходил мимо него почти каждый день и порой представлял, как, должно быть, весело внутри по праздникам и субботам. Теперь я шел туда в лучшей компании на свете – с Аглаей.

Как это всегда с ней бывало, нашелся свободный столик на двоих. Стараясь держаться уверенно, я полистал меню.  Мне вдруг дико захотелось есть.

- Слушай, я голодный, - признался я Аглае. – Что бы мне тут съесть полезное?

-Вань, съешь то, чего хочется, - Аглая подняла руку, подзывая официантку, - я лично хочу стейк. Не ела днем.

Я вспомнил бургер Федора.

- Возьму бургер, - решил я. – Картошку-фри, конечно же, не буду. Булочку тоже. А саму котлетку съем.

Аглая, после обстоятельной консультации с девочкой-официанткой, выбрала себе какое-то темное пиво. Мне принесли бутылочку безалкогольного и перелили в специальный пивной стакан. Я осторожно понюхал  пену и сделал маленький глоток, надеясь, что мои нейроны не погибнут от такой вольности.  В ресторане шло субботнее веселье. Во втором зале танцевали под живую музыку, то и дело раздавался хохот. Тогда курение в ресторанах и кафе еще не было под запретом, и по залам плыл легкий табачный дым, добавляя атмосфере бесшабашности.

И что-то в этом незатейливом празднике пробудило во мне острейшую тоску по отцу,
по старшему мужчине, вместе с давно погибшей женщиной давшему мне жизнь.
- Аглая, каким был мой отец? – спросил я, впервые отваживаясь задать Аглае подобный вопрос. – Каким ты его знала?

Аглая, что-то смотревшая в своем смартфоне, быстро взглянула на меня и кивнула, давая понять, что услышала вопрос. 

Прежде мы не говорили об отце, как о человеке. Я знал, что Аглая была полностью сосредоточена на  своей головокружительной карьере, на отношениях с мужчинами, никогда, впрочем, не нарушавшими ее внутреннего равновесия; она воспитывала меня, знала моих друзей, была в курсе моих дел, с решительным видом отправлялась на родительские собрания.  Она жила в настоящем,   теперь же я просил ее отправиться в прошлое.

Аглая сделала глоток пива и ответила:

- Неукротимым. Я знала Германа неукротимым. Поэтому его сердце не выдержало. Был яростным, резким, щедрым. Страстным. Любил жизнь. Любил тебя.  Думаю, тосковал по твоей матери.

Она, чуть запрокинув голову,  быстро провела указательными пальцами под глазами.

- Герман взял кредиты, личные кредиты, чтобы развивать свой бизнес. Он бы их выплатил. И не собирался умирать.

- Мне его не хватает, - признался я. – Аглая, его смерть – ошибка. Судьба ошиблась.  Я на него похож?

- Внешне? Не очень. Думаю, ты пошел в мать. Был целый альбом ее фотографий. Красивая женщина. Хотела их сохранить для тебя после смерти Германа, но не нашла. Ни в доме, ни в квартире. Скорее всего, Герман их сжег. Он мог так поступить.  Освободиться от прошлого.

-А не внешне?

- В тебе есть такая же черта, та самая неукротимость, - Аглая отпила пива, - способность испытывать  яростную страсть.  Или беспощадную любовь.,

Затем она чуть покачала головой:

- Но ты другой. Твой интеллект делает тебя другим, - рассмеялась Аглая, - то, как ты мыслишь, может испугать.

- Я пока не победитель, - горько сказал я. – Не беру места на олимпиадах. Только призы.

- Не в олимпиадах дело, - возразила Аглая. – Дай себе время.

- Можно твое пиво попробовать? – спросил я. – Глоточек.
- Да, конечно, - Аглая пододвинула мне свой бокал, - горькое.  О, нам несут еду.  Ура.

Я с великой осторожностью попробовал пиво. После этого терять было нечего, и я отправил в рот картошку-фри.  Оказалось вкусно.

Мы принялись за еду.  Я не удержался и начал есть бургер вместе с булочкой, пропитавшейся мясным соком. Аглая решительно расправлялась со стейком.

- Мы с Мариной не родные сестры, - неожиданно сказала она.  – Сводные. Одна мать, разные отцы.

Как ни мал был мой жизненный опыт, я понял, что для Аглаи настало время исповеди. Понял и похолодел. Она открывала мне, четырнадцатилетнему подростку, свою мрачную, мятежную, прекрасную душу. 

- Первый муж моей матери, отец Марины, был спокойным человеком, - продолжила Аглая, - уравновешенным  и надежным. Работал в НИИ. Когда в стране начались перемены, не растерялся, а создал с коллегами компанию по производству сборных дачных домиков. Огромных прибылей не получали, но жили хорошо.  Так хорошо и мирно, что моя мать заскучала.

Аглая немного помолчала, затем подозвала официантку и сказала, показав на свой пустой бокал:

- Повторите, пожалуйста.

Чуть помедлив, она продолжила свой рассказ:

- Мой отец не был ни надежным, ни спокойным. Брат подруги матери. Они познакомились на дне рождения той женщины.  Актер, пусть и второго плана, так романтично! Завязался страстный роман, и мать ушла от первого мужа, забрав с собой Марину. Новый брак не сложился, и незадолго до моего появления на свет мать осталась одна.

Аглая снова немного помолчала.

- Первый муж матери, отец Марины, принял неверную жену обратно. Благородство, возможно. Потребность что-то искупить. Признал меня своей дочерью. Но восстановить теплые отношения оказалось невозможным. Кроме того, у отца Марины стали появляться мысли о том, его ли дочь Марина. Он начал вести свою жизнь, неподвластную матери. Стал резким, деспотичным.  Она не решалась с ним ссориться. А я оказалась никому не нужным напоминанием о неудачном бунте матери.  Помню, лет до шести я не понимала, почему со мной так грубы и мама, и старшая сестра, почему на меня не обращает внимания отец. Затем Марина любезно объяснила мне, при каких обстоятельствах я родилась. Понимаешь, сама моя красота, а я красива с детства, сам мой облик раздражали мать, вернувшуюся к скучной жизни с нудным, а теперь еще и грубым  мужем. Сестра называла меня «пустоголовой». «Будешь, как твой отец, на десятых ролях», - так сказала она, когда я по детски поделилась с ней мечтой о театре или кино, - «в тебе ни к чему нет таланта, кукла с пустой головой».

Она глубоко вздохнула.

- Пойми, Иван, твоя судьба трагична. Но ты можешь говорить себе, что, останься Герман в живых, он любил бы тебя; даже если бы у нас ним появились дети, твои сводные братья или сестры, ты навсегда остался бы его первенцем. Ты можешь придумать себе параллельную жизнь, Иван, ту, где у тебя есть родная семья и где ты счастлив. У меня же не было и шанса на чью бы то ни было любовь.

Аглая погладила кончиками пальцев новый бокал с пивом, незаметно поставленный перед ней официанткой.

- В твоем возрасте я изнемогала в постоянном озлоблении и равнодушии матери и сестры. Настолько, что нашла своего родного отца.

Она горько рассмеялась.

- Он спился. Я нашла пьяницу на окраине Москвы. Меня некому было любить. И тогда я поклялась отомстить.

Я вздрогнул. Казалось, шумный ресторан вокруг нас отошел на второй план. Мы с Аглаей остались вдвоем.  Музыка звучала в другом измерении, едва пробиваясь к нам, люди превратились в неясные тени. 

- Первое, что я сделала, Ваня – научилась всем им подыгрывать.  Стала красивой куклой с пустой головой.  Домашние задания делала в школе, чтобы дома ничем не нарушать образ глупой девочки. Мне повезло, меняя взяла под свое крыло завуч, обратившая внимание на то, как я занималась в пустом классе. Она не спрашивала, почему я не шла домой, а разрешила приходить к ней в кабинет и делать уроки там. Именно она позднее подала мне идею о юридическим образовании. Моя стратегия сработала. Для родных я стала такой, какой они хотели меня видеть. Мать и сестра даже смогли со временем убедить себя, что я им дорога.

Глаза Аглаи вспыхнули жутким огнем.

- Я победила их, Иван. Пустоголовая кукла вошла в правление крупнейшего банка. И не из-за красоты; я начала с того, что курировала один сложный, почти бесперспективный проект, на который все руководство махнуло рукой, но не решалось остановить. Вытянула. Смотри, как изобильно мы с тобой живем. И ты растешь свободным, даже не зная, что такое чувство вины.

Она чуть вздохнула.            
- Меня растили, отказывая в любви, но и сами они любви не получили. Марина осталась одна. Она звонила мне в прошлом году. У меня все тот же номер личного телефона. Матери понадобилось лечение. Я  без вопросов дала нужную сумму.  Отправила водителя с конвертом.

- Я тебя люблю, Аглая, - жалко сказал я, - и горжусь тобой. Очень.

Аглая искренне рассмеялась.

- И я тебя люблю. И тоже горжусь. Однако, я опьянела. Не пора ли нам домой?

Она достала из сумочки и передала мне бумажник:

- Я отойду в дамскую комнату. Расплатись, пожалуйста!

- Чаевые? – уточнил я.

- На твое усмотрение, - ответила Аглая и легко встала из-за стола.

По дороге домой Аглая спросила о моих свиданиях с Лерой.

- Да ничего особенного не происходит, - ответил я, - ходим туда-сюда. Но, в целом, прикольно. Взрослым, мне кажется, проще встречаться.

- Отчего же? – удивилась Аглая, шагавшая по бортику тротуара. – Вот уж не согласна.

- У вас секс, - серьезно пояснил я. – Есть, чем заняться.

- Думаешь, мы все – сексуальные маньяки? – Аглая сошла с бортика на тротуар. – Не верим ни в любовь, ни в дружбу, а только и ждем, чтобы заняться сексом?

- Ну да, - согласился я и признался, - я смотрел порно. Это плохо?

- Это естественно, - ответила Аглая, - но не принимай все слишком уж всерьез. Реальность другая. Это же съемки. По десять дублей одного и того же. Смотри, но не залипай на этом.

Мы посмеялись.

В просторном лифте нашего дома мне вдруг захотелось обнять Аглаю, как друга. Ее исповедь потрясла меня. Я осторожно обнял ее, и, стоило мне ощутить женское тело, сильное и горячее, даже сквозь кожаную куртку, гораздо более сильное, чем Лерино, как меня накрыла обжигающая волна возбуждения. В ужасе от того, что Аглая могла заметить, что со мной приключилось, я быстро разомкнул руки. Но если Аглая что-то и почувствовала, то виду она не подала.

В тот вечер, когда Аглая пожелала мне спокойной ночи и ушла в свою спальню, к которой примыкала ее собственная ванная комната, и я остался наедине с собой, она впервые появилась в моих фантазиях. Я все еще чувствовал прикосновение к ее маленькой упругой груди, ощущал ее дыхание. В ту ночь я покинул рай детства. Вспыхнула первая искра желания, желания безраздельно обладать Аглаей, и начало заниматься пламя.

*** 

Теперь мы обсуждали новое и весьма неприятное для меня происшествие.

Неделю назад мы с Лерой ходили в кино, и, уже после сеанса, она завела меня в парфюмерный магазин.  Там девочка подошла к нарядной полке с флакончиками духов и, понюхав крышечку одного из них, прямо сказала:

- Обожаю «Пуазон». Шикарный аромат. Купи мне эти  духи, пожалуйста.

Мое замешательство было настолько очевидным, что Лера милостиво разрешила:

- Можно не сейчас. Купи и подари. Мужчина должен делать женщине подарки.

Мне стало мерзко, и хорошее настроение угасло.  Я не стал ничего обещать.  У меня имелись свои собственные карманные деньги, разумная сумма, которую каждый месяц мне давала Аглая. Я получал их не задаром. Раз в неделю, по пятницам,  у нас убиралась помощница по домашнему хозяйству, но  в остальные дни недели за порядком в квартире следил я. Единственным исключением являлись спальня и ванная комната Аглаи, там чистоту поддерживала она сама. Но гостиная, кухня, кабинет Аглаи, моя комната и вторая  ванная   относились к моей зоне ответственности, как бы занят и устал я ни был.  Аглая не выносила неопрятности и неряшливости, лежавших как попало вещей, разбросанных книг, невымытых чашек. Пару раз, когда я не успевал навести порядок к ее возвращению домой, она, не делая мне замечаний, просто начинала  убираться сама. Двух таких уроков оказалось достаточно.      

- Послушай, я искренне считаю, что человек яснее и возвышеннее мыслит в организованном пространстве, - объяснила мне Аглая, - посмотри на японские или корейские сады, например. Тебе может показаться, что ни к деревьям, ни к кустарникам, ни к камням и не прикасалась рука человека.  Но за тем, что мы воспринимаем, как естественную гармонию природы, скрывается великое мастерство садовников.

- Ну, тогда у меня в комнате – джунгли, - ответил я. – А творческий беспорядок, как быть с ним? Я люблю, когда все под рукой.

- Хорошо, но не грязные же кружки, - возразила Аглая. – Диски, книги, без вопросов. Раскладывай чистую одежду, как считаешь нужным. Но чистую. Пришел домой, забрось то, что носил весь день в машинку. Потом переложи в сушилку. И всего дел-то. Я   же не прошу тебя идти к горному ручью и стирать свои носки в ледяной воде.

- Ароматные носочки, - сострил я, понимая, что Аглая была права.

- Вот и я о том же, - миролюбиво улыбнулась Аглая. – Уверена, мы  друг друга поняли. А за порядок и чистоту будешь получать зарплату.

В общем, карманные деньги доставались мне не так уж и легко. И дело было даже не в этом; я хотел тратить их так, как считал нужным, на всякие полезные вещи для компьютера, на диски с музыкой, на подарки Аглае к Новому году и дню рождения. Лера не могла знать, что я располагал неподотчетной суммой; она не задумывалась о том, откуда ее ровесник мог бы взять деньги на духи, как доставал их на билеты в кино, на выставки, на кафе. 

Я поговорил об этом с Ашотом и Колей, и оба, словно сговорившись, сказали одно и то же:

- Старик, купи ей эти духи. Но пусть даст себя потрогать. Они все такие. Задаром не дадут.

- Зачем женщины манипулируют мужчинами? – спросил я у Аглаи, как можно изящнее передав ей мнение Ашота и Коли. – Это же очевидно.

- Нет, не очевидно, - Аглая покачала головой, - пойми, твоя жизнь сложилась так, что тебя воспитывали свободным.   Хочешь, верь, хочешь, нет, но я тысячи раз ловила себя на том, чтобы вызвать тебя  жалость, показать себя слабой, сказать что-нибудь этакое : «Я так много для тебя сделала, а ты не убрал свои игрушки». И все еще ловлю.

- Но ты и вправду много для меня сделала и делаешь, - я, сам того не осознавая, по мужски любовался Аглаей, - я для тебя готов на все.

-  Даже  стричься раз в месяц? – уточнила Аглая.

Я расхохотался:

- Да, клянусь. Времени нет. Знаю, у тебя свободного времени еще меньше. Но ты – великая. А я –школьник.

- За каждой великой женщиной, кстати, стоят великие мужчины, - парировала Аглая. – Школьник, видите ли. Ты уже выше меня ростом.

- Ума бы по росту, - мрачно сказал я. – Очень заметно, что я ношу сильные линзы?

- Если присмотреться, то заметно, - честно ответила Аглая. – Но, поверь, женщин это только заводит. И взгляд интересный. Как бы слегка сумасшедший.

- Спасибо, - обиделся я.

- Из-за твоих сумасшедших глаз у тебя будет больше женщин, чем из-за всего остального, - рассмеялась Аглая.

- Имеешь ввиду мой ум? – я вздохнул. – Мне бы с одной женщиной разобраться для начала.  Не покупать духи? Перестать встречаться?

- Зачем переставать встречаться? – Аглая взяла последнюю ягоду. – Ваня, безусловная любовь встречается очень редко. И уж точно – не в твоем возрасте.  Прими то, что у твоих отношений с Лерой есть ограничения. И ограничения будут всегда, со всеми. Если только тебе не повезет встретить исключительную женщину, исключительно свободную.  Но чтобы ее найти, нужно искать, - и она с чудесной озорной улыбкой добавила, - и наслаждаться поиском.

- Тебе мужчины делают подарки? – спросил я, вдруг осознав, что Аглая никогда не приходила домой с букетом цветов  или какой-нибудь нарядной коробкой, а так, в моем представлении, выглядели подарки. – Олег, например? –и, немного смутившись, храбро добавил, - Вы же близкие друзья?

- Да, мы – близкие друзья, - ответила Аглая. – И нет, Олег не делает мне подарков. Он дал мне возможность зарабатывать самой. Для меня это важнее любой вещи. Хотя, впрочем, на день рождения дарит конфеты. Оставляю коробку в своем кабинете в банке, чтобы не было соблазна дома.

- А Старик? – я вспомнил усадьбу, вертолет, Аглаю рядом с высоким седым мужчиной. – Наверняка делал.

- А вот, представь, не делал, - искренне рассмеялась Аглая. – Очевидно, мужчинам не приходит в голову делать мне подарки.  Только Герман кое-что мне дарил.

- Ты что-нибудь сохранила? – спросил я.

- Одно кольцо, его свадебный подарок. – Аглая чуть вздохнула и мягко добавила, - в первый год после его смерти продала драгоценности.  Кроме того кольца. Оно в банковской ячейке, вместе с нашими  с тобой документами.

- Тогда было тяжело, - вздохнул уже я. – Мне было пять, так?

-  Мы выстояли, - просто сказала Аглая, - мы – молодцы.

Но я знал, что выстояла одна Аглая. Я не был молодцом, всего лишь маленьким испуганным мальчиком; Аглая сражалась за нас двоих.

Мне захотелось что-нибудь для нее сделать, немедленно.

- Хочешь, какао приготовлю, - предложил я. 

- Можно кружечку, - согласилась Аглая. – Скоро будем обедать. Какие планы на вторую половину дня?

- Нужно подналечь на физику, - я встал из-за стола.  – Если я хочу поступить в Бауманский. А ты чем займешься?

- Поеду в спортивный клуб,- безмятежно ответила Аглая. – Ближе к вечеру. Хочу побыть дома. – Она рассмеялась. – Здесь так хорошо.

Я налил воду в чайник и неожиданно  для себя сказал:

- Не хочу заводить семью, Аглая, не хочу детей. Пусть мне пятнадцать, вернее, скоро исполнится пятнадцать, это никогда не изменится.

Не знаю, чего я ждал в ответ, стоя спиной к Аглае. Повторения слов Федора о том, что я повзрослею и женюсь, как и все остальные?

- Есть много способов прожить полноценную жизнь, - Аглая тоже встала из-за стола и легко, мимолетно обняла меня, - живи так, как считаешь нужным. Никому не давай сбивать себя с пути, - и она беспощадно добавила, - даже мне. Никто из нас не знает, в чем смысл наших судеб. Мы живем наудачу, Иван.  Нам ли с тобой этого не знать.

У меня защипало в носу, как случалось, когда Аглая говорила со мной, как со взрослым, равным ей человеком,  и я взял банку с какао, чтобы успокоиться.

- Мне три ложки, - сказала Аглая, - когда запищит духовка, выключи, пожалуйста.  Пусть ножки допекаются, пока идет охлаждение. Перебираюсь на диван, - и она перешла в другую часть гостиной,  добавив напоследок, - Скоро поедем покупать тебе подарок на день рождения. Тот самый монитор.  Скажешь, где продается, и купим.

Убедившись, что Аглая меня не видела, я очень быстро и сосредоточенно исполнил пиратский танец радости, сложившийся у меня в детстве и почти не изменившийся с тех пор – столь желанный монитор стоил недешево даже для Аглаи.

За обедом Аглая вернулась к теме моего дня рождения:

- Слушай, Ваня, пятнадцать – первая значительная дата. Собирай компанию приятелей. День рождения выпадает на четверг, зови свой народец в субботу.  Не только Колю и Ашота. Из школы, то есть из лицея, с курсов. Михей и Петя, он же Петруччо, так?

Я ускоренно дожевал кусочек утки.

- Ну, у меня не то, чтобы много друзей. С Михеем и Петруччо получается четверо– осторожно ответил я. – Но если звать, скольких можно?

- Смотри сам. Мой кабинет, как и спальня с ванной – закрытая зона. Но гостиная, кухня и твоя комната – свободны. Зови, сколько хочешь. Человек десять, двенадцать, максимум, я думаю, пятнадцать.

Я разволновался:

- Аглая, а если мы что-нибудь попортим? Разобьем? Испачкаем?

- Вы – тихие математики и физики. – возразила Аглая, - Вряд ли вы будете разрисовывать стены или  кидаться друг в друга тортом. Вот уверена, ничего не разобьете.

- И девочек звать? – я неожиданно понял, что мог устроить грандиозную вечеринку.

- Конечно.  Только мальчиков было бы как-то странно, - улыбнулась Аглая.

Я вспомнил о Лере, французских духах, и по моему лицу, очевидно, пошла тень, потому что Аглая сказала:

- Не приглашай Леру заранее. В случае чего, успеешь позвать в последний момент, -  и она прямо, в своей манере, спросила, - Тебе же нравилась девочка на курсах. Почему ты с ней не стал встречаться?

- Маша?- Передо мной возник образ чудесного создания с огромными  карими глазами и нежной улыбкой. - У нее друг есть, или был, во всяком случае,- я вдруг понял, что уже месяца три, пока я был поглощен Лерой,  Маша уходила с курсов одна, в последний раз друг встречал ее чуть ли не в декабре. И был ли тот высокий парень другом? Почему я так решил? Брат, возможно. Может быть у девочки брат?!.

- Ну так узнай, - подсказала мне Аглая, - пригласи и узнай. Скажет, есть друг, позови с другом и пригласи Леру себе в пару.

Я  умолк, пораженный тем, как интересно складывалась жизнь. Мир переполняли женщины.

Читая мои мысли, Аглая рассмеялась:

- Девочек много, Иван. Ты – интересный парень.  Красивый. Умный. Наслаждайся этим.

- Чем нам заняться, если люди и вправду придут? – я в отчаянии смотрел на Аглаю – Это же не детский праздник, где клоун всех развлекает.

- А чем ты в прошлом году занимался с Колей и Ашотом?

- Фильмы смотрели, поиграли в SWAT, - Аглая в тот день, тоже субботу, уезжала в спортивный клуб до позднего вечера. – Поболтали о том, о сем. Поели роллы.

- Так и начни с фильма.  У нас панель телевизора во всю стену. Ужасы, фантастика. Закажешь пиццу и суши. Купишь приличные разовые тарелки, уж если ты так волнуешься из-за посуды. Выберем с тобой легкое вино.

- Алкоголь? – меня снова охватило величайшее беспокойство. – Нам не рано? А если мы опьянеем?

- Ну, если вы решите выпить, что вполне вероятно, лучше охлажденное вино, чем теплую водку, - ответила Аглая.

- Будем шуметь, - предупредил я, - где же ты будешь? Снова в спортивном клубе?

- Заночую у Федора, - безмятежно сообщила мне  Аглая, - приеду в воскресенье к полудню.

- Как это, у Федора? – мне решительно не понравилась идея ее ночевки Бог знает где, у Федора. – Как-то странно уходить из собственного дома. Мы к десяти закончим, обещаю.

- Так, у Федора, - расхохоталась  Аглая. – Ты взрослеешь, Ваня. Перестань волноваться.  Собери ребят. Отпразднуй пятнадцатилетие.  И уж как-нибудь переночуй без меня, будь другом.

И, вставая из-за стола, она добавила:

- Если что-то пойдет не так, позвонишь мне. Сразу же приеду.

И в середине мая, в чудесную теплую субботу, у нас дома собралась компания моих друзей и приятелей, включавшая Машу, сразу согласившуюся прийти ко мой день рождения.

Я успел один раз встретится с Лерой и передал ей коробочку с духами.  Если Лера и ждала, что я что-нибудь попрошу в обмен на нарядный флакон, то она ошиблась. Подарок стал прощальным, хотя расставания как такового не последовало. Я стал занят. Занят. Не до встреч.

В сам мой день рождения мы с Аглаей ужинали в итальянском ресторане.  Дома меня дожидалась коробка с монитором.  Я очень осторожно пил легкий коктейль с игристым  вином, чувствуя смятение: детство закончилось. Предстояло понять, как жить дальше, во взрослом мире. Десять лет назад мы с Аглаей остались вдвоем. Десять лет, и она – в Правлении огромного банка, я готовлюсь поступать в Бауманский. Отец никогда этого не узнает. Его больше нет, но он мне нужен. Каким бы я стал к пятнадцати, останься он в живых?!  Какой бы стала Аглая?! Мы сидели бы всей семьей за столом, вместе с моим младшим братом или сестренкой.  В центре стола стоял бы торт со свечками, отец поздравил бы меня с днем рождения. Если бы. Если бы. Но мы с Аглаей остались одни. У нас нет никого, кроме друг друга.

-  С днем рождения, Иван, - Аглая улыбнулась мне, подняв свой бокал, - с днем рождения, - и она с всегда изумлявшей меня проницательностью добавила, - Герман гордился бы тобой. И я горжусь.    

- Спасибо, - ответил я. – Так странно взрослеть. Ты выйдешь замуж, когда-нибудь? Помню, я спрашивал тебя в детстве.

-  И мой ответ тот же. Не выйду. – Аглая покачала головой.  – Твой отец навсегда останется моим единственным мужем.

Настала суббота, и к  шести часам ко  мне пришли Ашот, Коля со  своей девушкой, Миша, Петя, Маша, ее подружка и  еще две девочки с курсов, которые нравились Мише и Пете.  Аглая оказалась права – мои гости, немного оробевшие от просторной светлой квартиры, вели себя аккуратно; Ашот, как выяснилось, прихватил из дома бутылку коньяка, которую, как стало ясно позднее, его родители, врачи и трезвенники, приберегали для особого случая.  Бутылку мы с ним припрятали в моей комнате.  Подарки были так или иначе связаны с компьютером и играми. Как бы заняты мы ни были учебой, немного времени для виртуальных сражений находилось всегда.          

Аглая дождалась моих гостей и побыла с нами до начала фильма. Затем, когда мы с ребятами расположились на  просторном диване и в креслах, а на экране появилась эмблема киностудии, она незаметно ушла.

Накануне Аглая разговаривала по телефону с мамой Коли, встревоженной вечеринкой без родительского присмотра, и  я слышал ее мягкий голос:

- Вероника, мы должны учиться им доверять. Именно сейчас. Дети должны знать, что мы им доверяем.  Потом станет поздно. Иван очень взрослый. Если что-то пойдет не так, он сразу же мне позвонит. Да, к десяти они разойдутся.  Возможно, и раньше.         

Не помню, какой фильм мы смотрели.  «Пилу»? «Звонок»? Аглая знала, что говорила, советуя мне выбрать хоррор: страх сближал, как ничто другое.  Я сидел на диване рядом с Машей и чувствовал, как в самые жуткие моменты она непроизвольно вздрагивала . Девочка Коли просмотрела половину фильма, прикрыв глаза ладошками, подружка Маши от волнения  сама взяла за руку Ашота, а девочки с курсов прятались за спины Пети и Миши. Однако, несмотря на все волнения, мы не забывали есть суши и пиццу.  На большом столе нас ждала яблочная шарлотка, приготовленная утром Аглаей, в холодильнике стояли баночки с десертами.

Я планировал просмотр двух фильмов, предполагая, что после первого мы послушаем музыку и, возможно, поиграем. Самым продвинутым игроком среди всех нас был Петя. Он и выглядел, как образцовый геймер: взъерошенные волосы, очки в яркой оправе, отсутствующий взгляд, флуоресцентная футболочка, коротенькие мешковатые штанишки.  Миша представлял собой его противоположность: строгая рубашка, отутюженные брюки. Все остальные, включая девочек, были в джинсах и футболках разной степени яркости.

Когда первый фильм закончился, и девочки с облегчением вздохнули, убрав ладошки от глаз, в наступившей тишине в глубине квартиры вдруг раздался зловещий шум, настолько громкий и  неожиданный, что вздрогнул даже я. Казалось, к нам приближалось зловещее существо, изо всех сил перебиравшее когтистыми лапами, чтобы поскорее добраться до вкусных детей. Девочки завопили, Петя уронил суши с креветкой, Коля вооружился диванной подушкой. За топотом последовало жуткое хлюпанье. Только тогда я сообразил, что, уходя, Аглая положила в стиральную машинку кроссовки и предусмотрительно выставила таймер как раз на время окончания фильма.

Все мы тогда жили будущим – поступлением в вузы. Ашот собирался подавать документы в Первый Медицинский, Коля, охладевший к математике, нацеливался на экономический факультет МГУ.  Я, Петя, Михей и девочки готовились к Бауманскому. От нас требовалась жесткая дисциплина. Гимназии, подготовительные курсы, репетиторы. Мой день рождения был передышкой, глотком свободы, напоминанием о нашей юности; уже в воскресенье начиналась подготовка к понедельнику.            
Оставив девочек в гостиной,  мы с ребятами удалились в мою комнату и сделали по глотку коньяка. Обсудив мой новый монитор, мы пошли пить чай с шарлоткой и смотреть «Южный парк».  До второго фильма дело не дошло. К половине десятого гости стали разъезжаться.  Ушли Ашот, подружка Маши (они с ней о чем-то быстро и тихо поговорили), Коля со своей девушкой; вскоре за ними последовали мои приятели с курсов. 

Маша задержалась.

- Когда возвращается твоя мама? – спросила она, рассматривая альбомы по искусству в гостиной.

- Завтра, - ответил я и начал убирать со стола чашки. – Завтра к полудню. Тебя кто-то забирает?- передо мной встал образ парня, встречавшего Машу после занятий на курсах.

Маша покачала головой:

- Некому. – Вздохнула. – Можно мне у тебя переночевать? Не хочу возвращаться домой.

- Почему? Переночевать можно, - я включил посудомоечную машинку, чувствуя, что вел себя крайне неромантично. – Почему не хочешь ехать домой?

Не звучали ли мои слова так, словно мне не терпелось вставить Машу из квартиры?  Но мне и самому не очень нравилась перспектива долгого вечера и ночи в пустой квартире. Прежде Аглая могла задерживаться, но всегда ночевала дома. Мое пятнадцатилетие, очевидно, стало для нее рубежом, за которым можно было вести себя свободнее. Не хочу, чтобы Аглая вот так собиралась и уходила, понял я. Что же будет, когда мне исполнится семнадцать, например?! А двадцать?! Я представил себя преждевременно одряхлевшим  молодым человеком, угрюмо коротающим выходные в окружении мониторов, пока легкая и вечно юная Аглая веселится с друзьями. Ревность.  Я впервые испытывал ревность, и мне это чувство решительно не нравилось.

- Там никого нет,  дома,- отозвалась Маша. – Мама в санатории, папа у своей подруги. То есть, я думаю, что у него есть подруга. Я  устаю все время быть одна.

Затем она добавила:

- Если тебе неловко, то поеду, пока не поздно.

- Оставайся, - решил я, - можем посмотреть еще один фильм.
- Отлично, - Маша искренне улыбнулась, - давай я тебе помогу. Куда складывать мусор?

Я не очень понимал, как себя вести. Чего ожидала Маша? Странно, что ее родителям не было дела до дочери. Что скажет Аглая, узнав, что у нас ночевала девочка?

Собирая бумажные тарелки, Маша вполголоса сказала:

- У мамы биполярное расстройство. Она не в санатории. В клинике. Ей приходится там бывать. Время от времени. 

- Сочувствую, - я взял у Маши пакет с мусором. - Давно с ней так?

- Давно, -  Маша подошла к окну. – Красивый вид на город. Знаешь, я иногда смотрю на освещенные окна и представляю, что там живут счастливые люди. Папа долго не понимал, что именно не так с мамой. – Она поежилась. – Понимаешь, это – как волны. Волны настроения. То безудержная энергия, когда человек может сутками не спать. То полный провал, дни и ночи на диване, в своем мире. Извини, что гружу тебя своими проблемами, да еще на твой день рождения.

-  Проблемами нужно делиться, - ответил я. – Пойду вынесу мусор.

Убравшись, мы вернулись на диван. Я включил второй фильм, мрачный детектив.  Как мне следовало себя вести? Обнять Машу? Поцеловать?  Упаси Боже, снять с нее футболку? Снять футболку самому? Выйти в другую комнату и, как маленькому, попросить Аглаю вернуться?!

Но Маша, к счастью, спокойно сидела рядом со мной и смотрела фильм. Очевидно, ей действительно не хотелось возвращаться домой. К последним кадрам фильма она уже дремала.

- Извини, я только умоюсь и тут же отключусь, - Маша с застенчивой улыбкой встала с дивана. – Как у вас хорошо. Спокойно и чисто.  Мне ничего не нужно, я и так засну.

Я все-таки принес из своей комнаты плед и маленькую подушку.

- Не стоило беспокоиться, - Маша вернулась из ванной комнаты. – Спокойной ночи! Спасибо, что разрешил остаться до утра! – и она скользнула под плед.

Я потушил свет и вышел из гостиной.
Постоял в темноте.  Полночь, начало первого. Меня охватила тоска по Аглае. Насколько я знал, мои друзья и приятели только радовались, когда им удавалось остаться дома одним, без родителей. Но у меня не осталось родителей.  Я уже начал забывать, что когда-то у меня была мама.  С умершим отцом соединяла душевная боль, но и она начинала ослабевать.  Все светлое, яркое,   радостное в моей жизни было связано с Аглаей. Она не отдала меня в интернат, не стала устраивать свою жизнь ценой моей. Я взрослел, и разница в возрасте между нами начинала сокращаться. Двадцать лет. Разные поколения? Но нет, мы слушали одну и ту же музыку, смотрели одни и те же сериалы; между нами и всегда существовала  общность, заменявшая родственные узы, теперь же мы стали близки по духу. Мне нужно было знать, что Аглая рядом.

Я вошел в ее спальню, задвинул за собой дверь и включил свет.

Пахло жасмином, любимым ароматом Аглаи. Комната, к которой примыкала небольшая ванная, могла показаться аскетичной, не женской. Светлый шкаф, широкая низкая кровать. Тумбочка со строгой лампой для чтения. Ни зеркала, ни туалетного столика, ни пушистого коврика. В ванной – просторная душевая кабинка. Под раковиной – выдвижные ящики, там Аглая, должно быть, хранила свою косметику. У меня в ванной были такие же.

- Спальни – для сна, - всегда говорила Аглая. – Никогда не беру документы в спальню.

Я выключил свет и прилег на кровать.

Здесь Аглая спит, здесь она видит сны; впервые я думал об Аглае, как о женщине, молодой, красивой, беспощадной в своем стремлении преуспеть и отомстить родным, лишившим ее детства. А у меня было детство, подаренное мне Аглаей, были праздники, дни рождения, встречи с друзьями, проказы и шалости , путешествия в каникулы, зимние и летние.

Аглая могла быть резкой и язвительной, но не со мной. Я все еще оставался для нее ребенком?         

Мне хотелось крикнуть, что я окреп, вырос, что я становился мужчиной, что мне уже не нужно было снисхождение.

Затем я начал засыпать.

Майская ночь. Тепло, все еще непривычное после поздней весны. В легкой, уже почти летней темноте,  я пережил миг ужасающего прозрения: неукротимым был не только мой отец. Аглая стала такой же, как и я – ничто не могло остановить нас, когда мы шли к своим целям, ничто и никто, только смерть.  Несколько секунд я знал все о себе, все об Аглае, мне открылось прошлое, открылось будущее. То, что я видел, было так прекрасно и так жестоко, что я заплакал. Слезы принесли мне облегчение, и я уснул, уткнувшись носом в прохладную декоративную подушку на кровати Аглаи, начисто забыв о Маше.

Проснулись мы с ней в одно и тоже время, очень поздно –ближе к одиннадцати. Маша снова умылась в моей ванной, я заварил чай и сделал себе кружку какао. На завтрак у нас оставалась шарлотка, ставшая за ночь еще вкуснее.

Мы как раз мирно беседовали о курсах, когда вернулась Аглая. Она не удивилась, увидев Машу, а присела к столу и спросила, как прошел день рождения.

Но что-то в Аглае, то ли ее цветущий облик, то ли в холод ее прекрасных глаз, что-то неуловимое смутило Машу, и девочка поторопилась уйти:

- Извините, мне пора. Спасибо!

- Была очень рада еще раз с тобой увидеться, - спокойно улыбнулась Аглая. - На улице чудесная погода.

Я не понял, были ли эти слова намеком, что мне следовало проводить Машу. Я вопросительно посмотрел на Аглаю, но она сделала вид, что не заметила мой взгляд.
Я рассердился и попрощался с Машей в холле. Стоял день, она вполне могла дойти до метро сама.

Когда я вернулся к столу, Аглая пила какао из моей кружки. Она дразнила меня, и я вздохнул, чувствуя себя очень взрослым.

- Сделать тебе чашку? – как можно строже спросил я у Аглаи. – Ты знаешь, я не люблю, когда ты пьешь из моей кружки.

- Но так вкуснее, - любезно ответила Аглая и расхохоталась. – Извини, извини, пожалуйста. Мне просто хочется подурачиться.

- Смотрю, вы с Федором чудесно провели время, - язвительно заметил я. – Очень за тебя рад.

-  Спасибо,  - также любезно сказала Аглая. Она потянулась и уже обычным тоном добавила, - Поедем на обед в рыбный ресторан, если ты не против. Что за девочка Маша? Она предупредила родителей, что останется у нас?

- У ее мамы биполярное расстройство, - объяснил я, - а у папы – любовница.  Маша так думает, во всяком случае. Про любовницу. А мама в клинике. Волноваться некому. Она не хотела домой ехать.

Говоря все это, я внимательно смотрел на Аглаю, вернее, всматривался в ее глаза – так я предугадывал, что она собиралась сказать.  И точно, обычный серый холод превратился в сталь, а Аглая мягко, что предвещало жестокие слова, произнесла:

- Очень жаль, Ваня. Очень жаль.

- Жаль Машу? – уточнил я. – Она вроде справляется. У нее дар к математике. Она запросто поступит.

- Одного дара мало, - ответила Аглая, - мало, Ваня. Не поступит. И, скорее всего, не вытянет даже последний год перед поступлением.

- Откуда ты знаешь? – резко спросил я. – Ты с ней едва поговорила.

- Маша ищет семью, - Аглая смотрела мне прямо в глаза, - ищет себе вторую маму. Но я забочусь исключительно о тебе.  Ни о ком другом.  Маша это почувствовала.

- Хорошо. А если какая-то женщина станет мне дорога? – жестоко сказал я . – В будущем? Перестанешь обо мне заботиться, чтобы не растрачивать силы на кого-то еще, в придачу ко мне?

- К тому времени, когда ты, возможно, встретишь такую женщину, тебе уже не нужна будет моя забота, - спокойно парировала Аглая, не обращая внимания на мой тон . – Иван, сейчас твой абсолютный приоритет – поступление. Подчини все остальное этой цели.

- И что же, не общаться с Машей? – я встал, шумно отодвинув стул. – Она мне
нравится.

- Почему же, не общаться? – удивилась Аглая. – У тебя все еще остается лето. Сядь. Пожалуйста. И слушай.

Я сел. Во мне кипело сложное чувство, то ли ненависть, то ли любовь, то ли сплав и того, и другого, и это чувство вызывала Аглая. Она сидела передо мной, совершенная в своей хрупкой красоте и сильная, настолько сильная, что могла подчинить себе любого мужчину. Я ее люблю, вдруг понял я и испугался. Я люблю Аглаю. И ревную. Поэтому злюсь. 

- Если ты хочешь, действительно хочешь стать победителем, Ваня, тебе придется отсекать людей, которые будут отнимать твои силы, -  Аглая подалась ко мне, подчеркивая позой важность своих слов. – Любая женщина с серьезными проблемами, какой бы милой и желанной она ни была, всегда будет поглощать твою энергию.  Ты будешь спасать ее, вместо того, чтобы развиваться самому.

Она вздохнула.

- Я этому научилась, тому, как избавляться от лишних людей, и ты научишься.  Знаю, поступать так – непросто. И поначалу больно.  Но необходимо.

Я помолчал, обдумывая ее слова.  Затем прямо спросил:
- А ты бы отсекла Федора? Если бы он стал тебе мешать?

Аглая тотчас, без колебаний ответила:

- Конечно. 

Я коварно продолжил:

- А Олега?

- Искренне верю, что мне никогда не придется так поступать, - в глазах Аглаи вспыхнул и угас холодный огонь, - но если такой момент наступит, избавлюсь и от него.

И она с ужасающей искренностью добавила:

- Мне интересны только победители, Иван. Я поднимаюсь по лестнице, и каждая пройденная ступень рассыпается, как только я перехожу на следующую. Понимаешь? Я могу или идти вперед, или упасть. Не могу повернуться и спуститься.

Я не знал, что сказать.  Собственные вопросы о Федоре и Олеге казались мне глупыми.  Аглая ничего не делала только для себя, ее успех принадлежал и мне, пока не совершившему ничего, чтобы помочь ей. Я мог разве что испечь сырники или протереть пыль на книжных полках.

Поняв мое настроение, Аглая сказала:

- Ты поднимаешься вместе со мной, Ваня, хочешь ты этого или нет.

- Я тебе мешаю, - горько заметил я. – Признайся, что мешаю.
- Нет, не мешаешь. И, более того, именно ты и побуждаешь меня идти выше и выше. Не будь тебя, не было бы и меня, такой, какой я стала.

- Ответственность? – вздохнул я.

- Нет, ответственность здесь не причем, - Аглая покачала головой. – Я хочу показать тебе, что успех возможен. Что свобода – прекрасна. Что можно быть зрячим среди слепых, - она улыбнулась. – Извини. Про зрение – не совсем удачно.

Я  махнул рукой. В тот год я неожиданно для себя стал очень чувствительным к вопросам своего зрения. Мне казалось, что окружающие, и, в первую очередь, девочки, первым делом обращают внимание на мои глаза, на линзы.  Дома я носил очки.  К счастью, линзы не доставляли мне никаких проблем.  Я знал, что, не обрати Аглая внимание на то, что я щурился, упусти она год-другой, когда я учился в начальных классах, мне пришлось бы намного тяжелее. Судя по всему,   моя близорукость носила и наследственный, и врожденный характер. Я и не помнил, что мой отец тоже пользовался очками. На оставшихся фотографиях он был без них. О моей погибшей маме мы с Аглаей ничего не знали.  Мама и отец оказались похороненными на разных кладбищах. Через несколько лет после смерти отца Аглая с трудом нашла ее могилу; с фотографии на памятнике, единственной сохранившейся,  на нас смотрела грустная красавица с огромными карими глазами, но как видели эти глаза, осталось тайной прошлого, как и ее гибель.  Я пил витамины, делал, когда не забывал,  зарядку для глаз, и мое зрение, снизившись до отметки «сильная близорукость», оставалось на одном и том же уровне, перестав, хотя бы, ухудшаться. Однако временами меня охватывал страх. Что, сели начнется повреждение оптического нерва?! Отслоение сетчатки?! Аглая знала о моей тревоге; она то и дело напоминала мне, что, помимо медицины, европейской и восточной, существует воля человека к жизни, вера в свои силы. 

- Собирайся через полчаса, поедем обедать, - сказала Аглая. – Пойду почту проверю.

В этот момент запел ее смартфон.

- Сюзанна? – спросила Аглая, и я понял, что ей  звонила мама Ашота. – Нет, не отвлекаете. Коньяк? Сейчас спрошу у Вани.

Она выразительно посмотрела на меня:

- Пили вчера коньяк?

- По глотку, нам не понравилось, горький,- искренне ответил я. – Бутылка в моей комнате.

- Сюзанна, минутку, я только перейду в кабинет, - и Аглая встала из-за стола, причем мне показалось, что она еле-еле сдерживает смех.

Тут я вспомнил, что не навел порядок в спальне Аглаи.  Охнув, я стремительно, но тихо, промчался в ее спальню и быстро распрямил смятые декоративные подушки. Только не хватало, чтобы Аглая поняла, что я спал на ее кровати!

- Ваня, ты где? – Аглая вышла из кабинета.

- Иду-иду, - отозвался я, но Аглая вошла в спальню, сделав мое отступление невозможным.

- Я на всякий случай зашел, проверить, все ли в порядке, - неубедительно объяснил я. – Мало ли.

Аглая просто посмотрела на меня.

-  Я тут у тебя вздремнул вчера немного,- врать Аглае не имело никого смысла, - как-то, понимаешь, не хотелось идти к себе. Зашел, прилег, уснул, если честно.

- Хорошо, понимаю, - кивнула Аглая , - слушай, не помнишь, во что вчера был одет Ашот? 

- Джинсы, футболка, классная кожаная куртка, - с удивлением ответил я. – А в чем дело?

Аглая расхохоталась.

- Ну, твой друг отличился. Утащил из дома коллекционный коньяк и похитил кожаную куртку старшего брата. Брат в ярости. Очень дорогая вещь.

Мы посмеялись, и я, вспомнив вечеринку, сказал

- Коля был с девушкой. Ты их видела. Они типа серьезно встречаются. Ждут, когда поступят в институты, чтобы пожениться. Думаешь, такое бывает – еще в школе влюбиться на всю жизнь?

- Если они оба так и останутся вечно пятнадцатилетними, то почему бы и нет, - отозвалась Аглая.

- Как это, «вечно пятнадцатилетними»? – вслед за Аглаей я перешел в гостиную. – Объясни.

- Потому что вы будете меняться, усложняться, какие-то черты характера станут очевидными только со временем, - Аглая удобно вытянулась на диване, - в том, случае, конечно же, если вы будете развиваться. Можно стать чужими людьми. Юношеская любовь не выстоит.
Затем она встала:
 - Так, почту не проверила. Идем в кабинет, там договорим.

В кабинете Аглаи я рухнул в кресло, словно подкошенный словами Аглаи.  Она же, включив компьютер, начала проверять почту, как и собиралась до звонка Сюзанны. 

- Хочешь сказать, можно заранее планировать, сколько продлятся отношения? – спросил я, глядя в потолок. – Аглая, можно решить, что я буду встречаться с Машей до осени?

- Можно и  нужно, - Аглая отложила смартфон.  – Тем более, если ты не хочешь обзаводиться семьей и детьми.

- Не хочу, - согласился я, - не помню, но, по-моему, я еще маленьким так решил. А почему решил, забыл. Но по какой-то важной причине.

- Ну что же, мы многое решаем в детстве, - согласилась Аглая. – И многое знаем. А потом забываем.  Едем?

- Едем, - я встал, - только душ приму. Пять минут.

- Десять, - рассмеялась Аглая. – За пять минут душ не примешь.

- Только грязь размажешь, - продолжил я . – Как думаешь, когда я начну бриться?

- Скоро, - Аглая подняла на меня ясные глаза, - осенью или зимой.

- Я красивый? – неожиданно для самого себя спросил я, - Или не очень?

Аглая села.

- Да, - прямо ответила она, - ты и сейчас красивый, и станешь очень интересным мужчиной. Мрачным, загадочным  шатеном. Идешь в душ?

- Иду, - и я скорым шагом отправился в свою ванную.

Там я обратил внимание на неплотно задвинутый ящик под раковиной. Так же, как и Аглая, я хранил свои нехитрые косметические принадлежности не на виду и всегда задвигал ящик – иначе в него попадала вода, когда я мыл руки или умывался. Очевидно, ящик выдвигала любопытная Маша. Я вздохнул. Если так , то она увидела два тюбика с кремами  от прыщиков, купленные мне Аглаей, гель для волос, дезодорант и флакон очень дорогого одеколона, подарок Аглаи.

Я быстро принял душ, выбрал отглаженные джинсы и  нарядную рубашку, оделся, снова забежал в ванную  и строго посмотрел на себя в зеркало. В ответ на меня подозрительно взглянул долговязый подросток, совсем непохожий на мрачного загадочного шатена, которым ему предстояло стать в не таком уж далеком будущем.

Я запомнил свое пятнадцатилетие, те дни, потому что именно тогда мое восприятие Аглаи навсегда изменилось. Она превратилась для меня в женщину, в молодую красивую женщину; произошло то, что не так давно неосознанно пугало, смущало меня – я вдруг, неожиданно для себя, почувствовал к ней глубочайший мужской интерес, сплетенный с желанием узнать ее, узнать и  обладать ей. Иными словами, я влюбился в Аглаю.

Поняла ли Аглая, что произошло? Уверен, поняла. Могла ли она десять лет назад, оставшись после смерти мужа вдвоем с его маленьким сыном и начав борьбу за выживание,  предвидеть, что мальчик станет юношей и полюбит ее? Вряд ли. Женщина, чуть менее свободная, чуть менее уверенная в себе, чуть более зависимая от мнения окружающих, чем Аглая, выбрала бы отдаление, расхождение, отступив за спасительный  барьер разницы в возрасте. Аглая же поступила иначе. Она продолжила открывать мне свою душу. Я стал ее самым близким мужчиной, ее самым интимным другом.

В машине, по дороге в ресторан,  мы с Аглаей слушали тяжелый рок. У меня шла пора контрольных. Не помню, сдавал ли я тогда переходные экзамены. Скорее всего, сдавал; в любом случае, я, как и мои друзья, был очень, очень занят, и те выходные  давали мне небольшую передышку. Занятый учебой, я мимолетно грустил по временам, когда в субботу вечером мог спокойно играть в какую-нибудь стратегию, и лишние полчаса, проведенные в виртуальном мире, не нарушали распорядок занятий.

В ресторане нас знали, как постоянных гостей.      

Ожидая рыбу, мы с Аглаей пили минеральную воду и хрустели зеленью салатов. За десять лет Аглая не прибавила в весе ни одного килограмма, без видимых усилий сохраняя стройность.

- С кроссовками вышло круто, - сказал я, вспомнив зловещее топанье и панику моих гостей.  – Очень круто.

- Всегда рада тебя повеселить, - улыбнулась Аглая.

Затем она, внимательно глядя на меня, спросила:

- Никогда не задумывался, как вышло так, что я начала работать в банке?

- Тебе помог Старик? – предположил я.  – Я помню, как мы с тобой летали на вертолете за город, в усадьбу у речки.  У меня там была свою комната. Старик водил меня в тир. А летом мы отдыхали на вилле Олега. 

Аглая чуть улыбнулась.

- Наш Старик никогда не догадался бы, чего я хотела. В его представлении женщины мечтали о спокойной жизни с богатым мужем, а не о работе сутками напролет.

- Как  что же произошло? – я ясно помнил тот далекий год, весну и лето, долгие спокойные дни в усадьбе, первую поездку на виллу Олега в Испании. Мы с Аглаей приезжали туда несколько лет подряд; затем настал год, когда мы вдвоем отправились в Италию, в Римини, и с тех пор отдыхали в других странах: в Тунисе, на разных курортах Турции, на Кипре.

- Помни, Ваня, иногда нам в жизни дается один-единственный шанс изменить свою жизнь, - Аглая промокнула губы салфеткой. – Тогда банк собирался объединиться с инвестиционной компанией, где я работала. Помнишь? Личной помощницей  у Питера, В общем-то, Старик появился в нашем офисе только из-за слияния. И обратил на меня внимание. Я сразу поняла, что Старик встретился мне неслучайно. Судьба давала мне тот самый шанс. Я сама сказала Старику, что у меня есть очень важная информация о предполагаемом слиянии. Он сам во всю эту затею не верил. И устроил мне встречу с Олегом.

Нам подали рыбу. Аглая прожевала кусочек, отпила воды, вновь промокнула губы и продолжила:

- Терять мне было нечего. В инвестиционной компании  у меня был доступ к строго секретной информации. Именно ее я и передала Олегу. В результате состоялась совсем другая сделка, с другими людьми, гораздо более выгодная для банка.

- А Питер? – спросил я.

- Из России он уехал, но до Америки не добрался. Осел в Чехии. Он так и не понял, что произошло. Я была простой помощницей, ему и в голову не пришло, что маленькая Аглая хладнокровно свела русских с его опальными партнерами, которым он не доверял и которых планировал убрать из бизнеса. Но пару месяцев мы с тобой как раз и провели в Испании, на всякий случай – я уволилась из компании, сослалась на усталость, на то, что мне было бы неэтично там оставаться и одновременно встречаться со Стариком. Питер меня и не удерживал.  Думал, наверное, я и работать больше не собиралась, раз у меня появился богатый покровитель.

Аглая искренне рассмеялась.

- Ваня, ты понимаешь, что провел детство среди самых незаурядных мужчин, каких только можно представить? Старик, Олег, Семен, Федор. И ты то и дело с ними спорил, если что было не так.  Аргументировано спорил.  Особенно с Семеном.

Она покачала головой и вновь рассмеялась.

- Семен хотел на мне жениться. До сих пор уверена, из-за тебя. Ему нужно было интеллектуальное соперничество. Еле отговорилась.

- А Олег, почему он на тебе не женился? – это вопрос меня занимал, и я наконец-то решился его задать.

- Он – одиночка, я помогла ему это понять и принять, - ответила Аглая. – Мы все – одиночки. Нам нужно много, очень много пространства для самих себя.  В большинстве браков такого пространства становится намного меньше, и это в лучшем случае. В худшем, его совсем не остается, и брак распадается.

- Говорю же, я тебе мешаю, - горько вздохнул я. – Тебе нужно пространство.  А не родительские собрания и прочее.

- Ничуть, - Аглая улыбнулась. – ты – такой же, как и я. Мы с тобой никогда друг другу не мешали. И не будем мешать.

- А мой отец? Герман? Ты бы осталась с ним? Вы остались бы вместе? -  я произнес эти слова и похолодел. Как далеко я мог зайти, прежде чем Аглая прекратила бы этот  разговор?!

Но Аглая ответила:

- Твой отец – самая большая любовь моей жизни, Ваня.  Или, точнее, любовь всей моей жизни.

Затем она спокойно произнесла слова, от которых я невольно вздрогнул:

- Я и остаюсь с Германом. Смерть не всегда означает разлуку, Иван. Но  жизнь идет.  Время движется линейно, от прошлого к будущему. И мы с тобой движемся вместе со временем. 

Она улыбнулась:

- Так почему бы не прожить эту жизнь интересно и ярко?  Давай доедим рыбку и поедем пить кофе. 

- Ты меня вырастила, потому что я- сын Германа? – я вновь испытывал терпение Аглаи и знал это.

- Ну, иначе мы с тобой вряд ли познакомились бы, - отозвалась Аглая. – Я тебя вырастила, потому что ты мне понравился. Тебе тысячу раз было страшно, а ты не плакал.  Никогда не ныл. И сейчас ты мне нравишься. Понимаешь ли, это – не размышления на тему: «Если бы у меня был сын». У меня не будет сына. Я так решила. Но есть ты.  Абсолютно уникальный человек. Превосходящий сумму своих составляющих.

Я кивнул.  Не совсем понял все, сказанное Аглаей, но кивнул, потому что мне стало легче. Намного позднее я осознал, что своими словами Аглая освободила меня от груза прошлого, от возвращения призрака отца, которого я так боялся в детстве.   
Я – это я, всегда был и буду собой.

Мне не просто нравились беседы с Аглаей; я предвкушал  их, ждал ее слов, ее внимания. Она говорила очень красиво и образно, мастерски подбирая слова. В  начале своей карьеры в банке Аглая ходила на курсы риторики, чтобы овладеть искусством выступлений и общения; ее речь служила окном в ее внутренний мир, ясный и логичный,  прекрасный и чистый, как тщательно возделанный сад.

Мы расплатились и переехали в кофейню, где разговор перешел на мои занятия.

- Если чувствуешь, что нужен репетитор по физике, скажи, найдем лучшего, - сказала мне Аглая. – Не затягивай.  Чтобы осенью начать дополнительно заниматься, если нужно.

- Дай я подумаю, - ответил я. – Пару недель. В математике я уверен. С физикой сложнее.

Ирония состояла в том, что умница Аглая была прирожденным гуманитарием, совершенно неспособным к точным наукам.  Алгебра, геометрия, физика всегда были ее самыми ненавистными предметами в школьной программе.  Она являла собой великолепный образец пользователя программ, понятия не имевшего о том, как программы создавались, какие в них скрывались возможности, как работал Интернет, что происходило при вирусных атаках, не представляла себе своей уязвимости в Сети. Аглая могла с любопытством наблюдать, как я играл в Age of Empires, но не играла сама, как я ее ни уговаривал.  Время от времени она подходила ко мне со коммуникатором в руках и удрученно говорила, превращаясь в маленькую девочку: «Что-то  я не пойму, Вань, что с моим смартфоном приключилось. Посмотри, пожалуйста».  Она и к электричеству относилась с крайним недоверием. Летом, во время отключения горячей воды, я включал наш водонагреватель; Аглая прекрасно знала, как это делать: включить автомат на распределительном щитке в хозяйственном шкафчике, открыть особый лючок в моей ванной и повернуть в определенной последовательности два вентиля, убедиться, что загорелся красный огонек на водонагревателе, но предпочитала наблюдать этот процесс из-за моей спины. Однако Аглая очень хорошо разбиралась в автомобилях, могла запросто сама поменять пробитое колесо на докатку, так называемый «бублик» (я, одиннадцатилетний, пришел в благоговейный восторг, когда Аглая на моих глазах ловко и хладнокровно  произвела операцию замены, чтобы мы смогли доехать до автосервиса), любила водить и пользовалась служебной машиной, положенной ей по рангу, только в будние дни. Водители Аглаю уважали.

Вечер того дня мы провели порознь. Аглая укатила в спортивный клуб, я сел заниматься и вынырнул из мира формул и уравнений только к восьми часам. Отжался двадцать раз от пола и разрешил себе немного поиграть. Вернулась Аглая; она принесла мне вьетнамские блинчики с креветками и манго.  У нас было заведено стучаться друг к другу; я крикнул Аглае: «Входи, я играю», и она поставила на мой стол маленький поднос с едой. Иногда Аглая меня баловала.

- Иду к себе, - сказала она. – Следи за временем, пожалуйста. Лягу пораньше.

Я выключил компьютер в одиннадцать. Проверил свою "Мотороллу", стоявшую на вибровызове. Сообщения от Коли, Ашота и Маши. Ответил друзьям, решил написать Маше утром.  Вышел из своей комнаты в коридор. В квартире стояла тишина.  Аглая, должно быть, уже спала.

Я впервые ощущал присутствие Аглаи, как любимой мной женщины.  Рядом, близко,  очень близко, и все же далеко, в своем мире,  отделенная от меня, но чем?! Я стоял в темноте рядом со своей комнатой, шагах в двенадцати от спальни Аглаи, и вспоминал, как в детстве провел ночь на своем матрасике под ее дверью. Теперь же я хотел войти к ней. Не сейчас, не в пятнадцать, не подростком, все еще не выигравшим ни одной жизненной битвы, неопытным и смешным, нет, позднее, но скоро. Скоро.  Из образа в моих робких фантазиях Аглая превратилась в живую женщину, я чувствовал ее дыхание, тепло кожи, обонял аромат жасмина, всегда наполнявший ее спальню, видел ее легкое гибкое тело . Я уже знал, как справляться с возбуждением, но в тот раз мне впервые не хотелось торопиться.

Позднее, засыпая, я понял: мне действительно нужно стать победителем, и мне нужен опыт, опыт общения и близости с женщинами, весь, какой я только смогу получить, прежде чем стану готов войти к Аглае. 

Утром, перед выходом из дома, я написал Маше. Она мне нравилась, и у нас в любом случае, как и сказала Аглая, оставалось лето.  Конечно же, сперва предстояло пройти через контрольные и экзамены, но затем можно было расслабиться. Маша тут же мне ответила. Я улыбнулся, подхватил свой рюкзак, заглянул к Аглае, уже работавшей в кабинете, и выбежал из нашей квартиры.

Что я запомнил из того лета?

Свидания с Машей; с середины июня в Москве установился  зной, и Маша несколько раз приходила ко мне домой, в прохладу и покой просторной квартиры, где мы играли на компьютере или смотрели какой-нибудь фильм. Сейчас я понимаю, что Аглая оказалась права: та девочка неосознанно искала если и не вторую семью, то тихую гавань, место, где она могла бы отдохнуть от своих родителей, от  проблем взрослых людей, настигавших, разумеется,  и их дочь. Аглая не возражала; она уже сказала мне все, что считала нужным, у меня оставалось право выбора, прислушаться к ней или отбросить ее слова.  Дела у Машиной мамы обстояли не очень хорошо.  Больше всего Маша боялась развода родителей, того, отец уйдет, а она останется с мамой.   Девочка то и дело проверяла свой смартфон, опасаясь что-то пропустить, но что?! Ей никто не звонил, не отправлял сообщения, никому, судя по всему, не было дела до того, где и с кем она проводила день. Я знал, что наши свидания не продлятся дольше августа. Тогда я впервые осознал, какое колоссальное преимущество в отношениях дает заранее принятое решение завершить их к определенному сроку. В пятнадцать я понял то, что большинство мужчин не понимает никогда: мы, именно мы, направляем отношения, не женщины, мы должны так поступать, мы – ведущие, наши избранницы – ведомые. 

В последнюю неделю июля мы с Аглаей улетели в Турцию, в респектабельный отель в Белеке, один из немногих, не работавших по системе «все включено». Мы  остановились в смежных номерах. Последний раз мы с ней  делили на двоих один номер, пусть и просторный, чуть ли не пять лет назад.  Я рано привык к роскоши своего собственного пространства.  Однако в  то лето я начал обращать внимание на то,  что раньше казалось мне само собой разумеющимся.  Аглая, спокойная и уверенная в себе, возбуждала любопытство других гостей отеля, не говоря уж об обслуживающем персонале, особенно инструкторах по аэробике и аква-аэробике. Кто эта холодная красавица, путешествующая с сыном? Так ли она холодна?! Позднее, повзрослев, я понял, что сама ее сдержанность вызывала интерес, служила вызовом- возможно ли растопить этот лед?! На три дня к нам присоединился Олег. Помню, я переустановил пару программ на его рабочем ноутбуке со встроенным модемом. Если они с Аглаей и оставались близкими друзьями, то , с моей точки зрения, эта близость никак не проявлялась. Они большей частью беседовали, расположившись  на соседних лежаках; один раз Олег, пока Аглая дремала после плавания в море, заботливо вы лил на нее холодную воду, которую не поленился принести из бара в высоком стакане. Аглая моментально вскочила, а Олег умчался к бассейну и тут же нырнул с бортика, спасаясь от ее гнева. Аглая нырнула вслед за ним.  Мне все это казалось несерьезным. Я бы ни за что не стал выливать холодную воду на Машу, например.  Но в хохоте и беготне взрослых людей скрывалось нечто в высшей степени притягательное. Я неосознанно завидовал им, их способности дурачиться на виду у других постояльцев отеля, не обращая ни на кого внимания.

В Москве я успел раза три встретиться с Машей, а затем последовал день рождения Аглаи, ее тридцатипятилетние.  Тот год стал первым, когда Аглая, помимо официального празднования с коллегами и подчиненными из банка, собрала также и близких ей людей. Она выбрала респектабельный итальянский ресторан в центре Москвы; для нас украсили цветами маленький банкетный зал, как раз рассчитанный на небольшую компанию – Аглая пригласила пятнадцать человек. Я, сам не понимая, от чего, волновался; Маша, поглощенная своими переживаниями – ей казалось, что отец всерьез готовился уйти к своей подруге, начала меня раздражать. Мне хотелось говорить о приближающемся дне рождения Аглаи, снова и снова обсуждать выбранные мной в подарок диски с музыкой, а не утешать встревоженную Машу.  Кроме того, я готовил тост; это оказалось не таким уж легким делом. Я искал слова, чтобы не прямо, но тем не менее ясно сказать Аглае о своих чувствах. Афоризмы великих мыслителей не подходили, сколько я их не читал. Оставалось только написать тост самому, своими собственными словами.    Маша чувствовала мое раздражение, но не могла остановиться и продолжала говорить и говорить о своем отце.  В конце концов,  в наше последнее свидание у меня дома  я резко сказал ей:

- Маш, слушай, каникулы же. Две недели, и мы снова начнем учиться. Дай отдохнуть, пожалуйста. У меня вообще нет ни отца, ни матери. И ничего, живу.

Маша расплакалась. Утешать ее я не стал. Как выяснилось, на меня не действовали женские слезы. Аглая оказалась права: я вырос без чувства вины перед слабым полом. Маша театрально умылась в моей ванной и ушла, не попрощавшись.  Я молча закрыл за ней дверь и побрел сочинять тост, решив поставить для вдохновения тяжелый рок - пронзительные баллады о любви и о том, что ничто другое не имеет значения.

Настал субботний вечер праздника в итальянском ресторане. Я сидел по правую руку от Аглаи, прекрасной в легком струящемся платье; слева от нее устроился Семен, прогнавший с этого места Федора со словами:

- Федя, уйди. Я и так редко Аглаю вижу.  Садись к девочкам. Вон они какие милые, как раз твой формат.

Олега в Москве не было, иначе он сидел бы рядом с Аглаей. Старика, Николая Михайловича, Аглая на день рождения не пригласила. Он, впрочем, в связи с возрастом,  теперь занимал в банке номинальный пост советника председателя правления, а фактически отошел от дел.

Когда всем гостям, включая и меня, налили игристое вино, я решительно встал и постучал десертным ножиком о край бокала, призывая присутствующих к вниманию.  Или сейчас, или никогда.

-Аглая, - начал я, и она, улыбнувшись, подняла на меня свои холодные серые глаза. – Аглая, ты – самый важный человек в моей жизни, - продолжил я, - и ты – мой самый близкий друг. Никто никогда не станет мне ближе. Я только сейчас начинаю понимать,  какое мне выпало счастье – знать тебя и жить с тобой.  Я люблю тебя, Аглая, и желаю тебе счастья.

- Я тебя тоже люблю, Иван, - Аглая легко встала и обняла меня, - люблю и уважаю за твое стремление к победе.

Думаю, я немного затянул наше объятие, потому что Семен закричал:

- Я тоже хочу обниматься! Аглая, позволь. Буду потом внукам рассказывать, обнимал, дескать, саму Аглаю Куприянову.

- У тебя детей нет, - зарычал Федор, - откуда внукам взяться? Можно, я тост скажу?

И началось веселье; пили, ели, хохотали. К нам выходил шеф-повар, решивший лично проверить, как шло застолье. Сама Аглая, как внимательная хозяйка вечера, мастерски растягивала каждый бокал вина, чтобы не опьянеть, но гости себе ни в чем не отказывали. Для меня отдельно приготовили паровую рыбу с овощами, остальным подавали блюда с соусами.  Мой бокал с едва пригубленным игристым незаметно  заменили на такой же, но с газированной водой, смешанной с апельсиновым соком.

Я не был уверен, что Аглая правильно поняла мои слова о любви. Мне оставалось только ждать, когда я стану взрослее, ждать и побеждать. Сейчас я понимаю, что по крайней мере несколько приглашенных Аглаей мужчин были бы весьма рады продолжить тот вечер уже вдвоем с Аглаей, в гораздо более интимной обстановке. Но, когда ужин завершился,  после долгих объятий и прощальных поцелуев у дверей ресторана, мы с ней уехали вдвоем, к нам домой. Нас везли на ее служебной машине.

- Как вечер прошел, Аглая Никитична?

- Спасибо. Витя, превосходно. – Она рассмеялась. – Теперь можно и отдохнуть.

- Еще раз с днем рождения! – водитель уверенно гнал «Мерседес» к нашему дому. – будьте здоровы, счастливы, а всего, чего захотите, вы добьетесь сами!

- О, да, это верно, - согласилась Аглая.

Когда мы вошли в квартиру, я понял, что она устала.

- Приму душ и буду рада что-нибудь посмотреть, - сказала Аглая, снимая туфли. -  Искренне не понимаю, как женщины каждый день ходят на каблуках. Неудобно.

Я с не меньшим облегчением снял ботинки. Рубашка, купленная специально к прошедшему событию, мне нравилась. Брюки особых неудобств не причиняли, хотя я привык к джинсам. Но ботинки решительно проиграли кроссовкам.

- «Звездные войны»? – предложил я. – Пару эпизодов?

- Да, давай «Звездные войны». Ну, два эпизода – многовато, уже одиннадцать, а один успеем. Никогда не понимала, почему серии назвали «эпизодами», - ответила Аглая. – Я – в душ. Слушай, и есть хочется, как всегда после застолья. Закажем пиццу?

- Закажу, и тоже в душ, – и я наставительно добавил, - «эпизоды» - не серии. Там события происходят в разное время. Серии предполагают последовательное развитие событий.

- Вот и я об этом, - и Аглая ушла к себе.   

Я заказал две пиццы, с тунцом и с колбасками, и побежал в душ. Конечно же, мы с Аглаей  не впервые собирались посмотреть фильм. Мы смотрели фильмы, ходили в театр, выбирали  мне одежду, летали на самолетах, отдыхали на курортах, покупали продукты на неделю,  обменивались новостями, обсуждали моих друзей и коллег Аглаи, раз в год навещали могилы моих родителей, делали друг другу подарки, переживали романтические увлечения, расходились по своим комнатам – словом, жили вместе уже десять лет. Но теперь я знал, что полюбил Аглаю, и все изменилось. После душа я брызнул себе на шею одеколоном. Запахло горячим деревом. Повзрослеть бы, отчаянно подумал я, скорее бы.   

Мы дождались пиццу, Аглая налила себе вина, мы устроились а диване, и я запустил «Звездные войны». Не помню, какой именно эпизод мы смотрели, но в нем то и дел появлялся магистр Йода. Он сразу же очень понравился Аглае, которая , тихонько хихикая, взяла свой коммуникатор, нашла картинку с магистром и  отправила ее Федору со словами: «Смотрю фильм с твоим участием». Она зачитала мне свое послание, и мы продолжили просмотр.

Смыслом жизни Аглаи были борьба, месть и торжество над врагами, но именно она научила меня расслабляться.   С той поры я все еще не встретил другую женщину, способную самозабвенно дурачиться, а затем, без малейшее го перехода, решать важнейшие деловые вопросы. Я прозвал Аглаю «многозадачной женщиной», подразумевая, что она могла одновременно и одинаково хорошо  выполнять совершенно разные действия. 

Герои «Звездных войн» бегали и летали по нашему внушительных размеров экрану, Аглая с глубоким интересом следила за их действиями, я наслаждался уже тем, что сидел рядом с Аглаей на диване. Она здесь, со мной, ни с кем другим, и настанет день, когда я повторю свое признание в любви, и будь, что будет.  Я вдыхал ее запах, легкий и нежный, и представлял, что позднее, перед сном, Аглая окажется в моих фантазиях, и там, в мире за мои чуть прикрытыми веками, мы будем принадлежать друг другу. Насколько серьезны ее отношения с мужчинами? Очевидно, не настолько, чтобы Аглая решилась жить с кем-либо из них изо дня в день. Однако она уже живет со мной, вот в чем дело, в одной и той же квартире, я уже   знаю ее привычки, вкусы, каждое выражение ее глаз, я, если вдуматься, самый близкий для Аглаи человек.

Когда фильм завершился, Аглая убежденно сказала:

- Очень круто.

Мне показалось, что она хотела добавить что-то еще, поэтому я не стал вставать, а повернулся к ней, сидевшей, подогнув одну ногу. 

- Тридцать пять, - Аглая покачала головой. – Тридцать пять, Ваня. – Она рассмеялась. – Не ощущаю возраста.  Напротив, с каждым годом мне становится легче жить. Казалось бы, работа и все прочее. Но меня ничто не тяготит.  Чувствую себя абсолютно свободной.

-Со мной тоже так будет? – спросил я.  – Я буду становиться свободнее?

- Искренне в это верю, - Аглая внимательно посмотрела на меня. – Так и должно быть. Как складываются дела у Маши?

- По-моему, мы расстались, - я вздохнул. – Мне не грустно. Сначала Лера, теперь Маша. А Коля так и встречается со своей девушкой.  Это со мной что-то не так, или с ним?

-  И с тобой все так, и с Колей, - ответила Аглая, - вы- разные. А Ашот, как у него на любовном фронте?

- Ха, - рассмеялся я, - влюбился в однокурсницу старшего брата.  Или не в однокурсницу, но в студентку – приходила к его брату на день рождения.  Она же взрослая.

Кто бы говорил, тут же добавил я про себя, Аглае так и вовсе за тридцать.
Аглая улыбнулась.

- Возраст – весьма условное понятие, по-моему. Вы очень быстро взрослеете, ты и твои друзья.  Возможно, время такое.   

- Не могу представить, как люди жили без Интернета, - согласился я. – Хотя я и сам жил. Недолго, правда.

- Помнишь свой первый компьютер? – рассмеялась Аглая.

- Никогда не забуду, - искренне ответил я. – И первые игры.

- Решил по поводу физики? – напомнила мне Аглая. – Через неделю учебный год начинается.

- Решил, нужен, хотя бы на полгода, - твердо сказал я.

- Найдем, у Семена есть связи, в случае чего, - Аглая потянулась. – Давай спать. Спасибо за подарок, завтра послушаю, - она говорила о подаренных мной дисках с тяжелым роком.

Я встал и начал прибираться.

- Мое настоящее отчество – Георгиевна, - произнесла Аглая, вставая вслед за мной,- моего родного отца звали Георгий.  Но у меня отчество по имени первого мужа матери.

-Ты больше не искала родного отца? Не знаешь, что с ним?, - спросил я. – Извини, если не хочешь говорить.

- Ему за семьдесят, - мягко ответила Аглая, наливая себе  стакан воды,- бодрый пьянчужка. Жив-здоров. Наблюдаю за ним издали. Не говорила тебе, потому что не хотела отвлекать. А спросил- ответила.

- Думаешь, он помнит, что у него осталась дочь?

- Понятия не имею, - Аглая выпила воду и вымыла стакан. -  Воссоединение в мои планы не входит. Ни с кем. Ни с матерью, ни с Мариной, ни с отчимом, ни с отцом.  Думаю, позднее я перестану и наблюдать за всеми ними.

И она неожиданно, искренне рассмеялась:

- Очевидно, тридцать пять – не так уж много. Я все еще держусь за прошлое.  В чем-то взрослая, в чем-то – нет.   

- Ты очень молодая, - застенчиво сказал я. – И очень красивая.

- Спасибо, - Аглая широко улыбнулась. – Прекрасный вечер. Спокойной ночи, Ваня!

- Спокойной ночи! – отозвался я. – Спасибо за праздник!

Аглая вспомнила об отце, я вслед за ней вспомнил о своем деде. После раздела имущества моего отца дед о нас с Аглаей вроде бы забыл, но, как выяснилось, не навсегда. Он, очевидно, издали присматривал за Аглаей, предполагая, что после отца остались надежно укрытые деньги, которые Аглая начнет рано или поздно тратить.  Вместо этого Аглая начала головокружительное восхождение в мир богатых и влиятельных людей. Когда она вошла в правление банка, а об этом упомянули в деловых новостях, дед решил возобновить отношения.  Аглая попытки сближения решительно пресекла. Она помнила о разделе прекрасной квартиры моего отца. Однако позднее, когда мне исполнилось тринадцать,  Аглая спросила меня, не хочу ли сблизиться с семьей деда. Я не захотел. Я тоже помнил наш первый с Аглаей год жизни вдвоем, помнил окружавшую нас пустоту, равнодушие деда, хрупкость нашего тогдашнего существования.

Мы с Аглаей разошлись по своим комнатам,  и в квартире установилась тишина. Я послушал музыку, проверил сообщения на коммуникаторе. Маша мне не писала. Чтобы она не искала, у нас она этого не нашла. Рядом со мной, совсем рядом, спала Аглая.  «Будь счастлива, Аглая, я тебя люблю», - прошептал я, повторяя свои давнишние детские слова, но теперь во мне говорил взрослеющий мужчина. 

Через неделю начался учебный год.  Я вышел на финишную прямую перед поступлением в Бауманский.

* * *

Старшие классы лицея запомнились мне не изматывающим марафоном занятий и суровой дисциплиной, к ним я привык, а первой серьезной дракой (и единственной, вплоть до настоящего момента) .

Не помню,  в какой момент не очень дружелюбного разговора в коридоре математического лицея Вадим, крайне не симпатичный мне парень из параллельного класса, с издевкой произнес, обращаясь ко мне:

- Твоя Аглая просто вовремя ноги раздвинула, вот ей и дали должность. А так она ничего из себя не представляет. Моя мама так говорит.

А вот как я ударил Вадима кулаком в лицо, помню превосходно. Драться я не умел, детская возня в счет не шла, К тому же я уже давно был очкариком, а очкарики – народец мирный. Вадим успел уклониться, и удар прошел по касательной. Началась потасовка, неуклюжая, но яростная. Вадим был сильнее, я – более ловким. Жжение в правой брови, что-то липкое на щеке, вкус собственной крови во рту.  Когда нам растащили преподаватели, Вадим сказал:

- Он первый начал. Ни с того, ни с сего. Он меня ударил.  Я оборонялся.

Аглаю и родителей Вадима  вызвали в лицей. Медсестра, как умела, остановила мне кровь.  Вадим отделался разбитой губой.  Мы ждали старших в приемной перед кабинетом директора. За нами присматривал охранник с первого этажа  В моем воображении меня исключали из лицея,  а Аглая смирялась с тем, что я был прирожденным неудачником, и ее воля не могла ничего изменить. Кроме того, я испытывал разочарование в у-шу. Из меня явно не получилось Джета Ли, и годы занятий казались мне потраченными впустую.

Первыми, примерно минут через сорок мучительного ожидания,  появились родители Вадима. Его мать, подтверждая мои худшие предположения,  сразу же заголосила:

-  Исключение, только исключение! Чтобы духу этого Ивана здесь не было! Вот что бывает, когда детьми не занимаются! Ужас!

Минут через пятнадцать приехала Аглая.

Она вошла в приемную, в изящном темно-синем брючном костюме и наброшенном на плечи белоснежном пальто , в туфельках на плоской подошве, маленькая и легкая, прекрасная в своей холодной ярости и ужасающе спокойная; Аглаю сопровождал водитель-охранник, оставшийся за дверями.

- Ваш мальчик, - крикнула Аглае мать Вадима, кутаясь в теплую, не по осенней погоде, шубку, - вернее, ваш звереныш, избил моего сына! Взял и ударил! Мы это вам с рук не спустим!

Аглая подняла руку, останавливая поток слов матери Вадима, и властно  сказала мне:

- Иван, выйдем на два слова.

В коридоре  Аглая тут же взяла мое лицо в свои руки:

-Глаза целы?

Я кивнул. Удар в глаз с линзой мог иметь страшные последствия.

- Из-за чего началась драка? – Аглая рассматривала мою бровь. – Только честно. Ты первый ударил?

- Я, - я кивнул головой. Мне хотелось стоять так вечность, наслаждаясь прикосновением пальцев Аглаи к моему лицу.

- Почему?

Я покраснел.

- Он тебя оскорбил, Аглая.

- Как именно? Ваня, мне нужно знать, чтобы понять, как себя вести.

Я покраснел еще сильнее и быстро взглянул на водителя.

- Говори при Викторе, не стесняйся. Ваня! Что это парень сказал?-  Аглая пытливо смотрела на меня, и я тихо ответил:

- Вадим сказал, что ты просто вовремя ноги раздвинула, поэтому и получила вой
пост.

У водителя болезненно дернулась правая щека. Аглая чуть улыбнулась и понимающе кивнула.

- А, тема про ноги мне хорошо знакома.

Затем она спросила меня:

- Тебя устроит извинение? Если отец Вадима перед тобой извинится, мы сможем счесть инцидент исчерпанным?

Я испытал такое облегчение, что у меня непроизвольно дрогнули колени. Аглая встала на мою сторону, и только это и могло иметь значение. Меня все еще могли исключить, но Аглая меня не осуждала.

- Да, - сказал я, - устроит.

- Отлично, - и Аглая быстро распахнула дверь в приемную директора.

Леонид Яковлевич стоял там, выслушивая угрожающе нависшую над ним высокую мать Вадима. Отец Вадима что-то проверял в своем телефоне.

- Аглая Никитична, - воскликнул директор, - чрезвычайно скверное происшествие. Иван – способнейший мальчик! И вот затеял драку. Я потрясен.

Аглая вновь понимающе кивнула головой, теперь уже Ленчику, как мы прозвали директора, и мягко ответила:

- Леонид Яковлевич, дайте мне три минуты. Не более.

Она повернулась к отцу Вадима, так и не отводившему взгляд от экрана коммуникатора, и обратилась к нему:

- Борис Андреевич, выйдем на два слова. Мы с вами – деловые люди, Переговорим наедине.

- Не соглашайся на деньги! – крикнула мужу мать Вадима. – Не откупятся!

Отец Вадма поднял глаза на Аглаю и встал. Он, очевидно, не ожидал обращения по имени. Впрочем, я и сам удивился тому, что Аглая знала этого человека. В лицее учились разные ребята, из разных семей. Были те, кто, как Вадим, кичились положением своих родителей, но такое поведение не приветствовалось. У одного из самых одаренных мальчиков мама работала парикмахером, с одним выходным днем в неделю – обеспечивала сына без помощи оставившего семью отца. У пугающе умной Верочки из моего класса мама работала медсестрой, и они тоже жили вдвоем. Небеса отпускали дар к точным наукам детям самых разных родителей.

- Можете пройти в мой кабинет, - предложил Леонид Яковлевич, весьма заинтригованный таким развитием событий. – Я выйду в учительскую на пять минут. Но вопрос серьезнейший, - и он строго посмотрел на всех нас. – Серьезнейший.

- Искренне признательна, - сказала Аглая, сняла с плеч пальто, положила его на свободный стул и прошла в кабинет директора.   

Отец Вадима последовал за ней.

В приемной на несколько минут установилась гнетущая тишина. Вадим и его мать сосредоточенно  всматривались в свои телефоны. Впрочем, я удостоился нескольких злых взглядов. Охранник, скучая, читал какой-то специализированный педагогический журнал, судя по положению его глаз, одну и ту же строчку.  Я вспоминал прикосновение рук Аглаи. Ныла бровь.  Медсестра предупредила меня, что требовалось наложение швов.

Аглая вышла из кабинета директора так неожиданно, что я вздрогнул. Она подхватила свое пальто и  подмигнула мне. Следом за ней появился отец Вадима. Он выглядел потерянным.

Откашлявшись, взрослый мужчина сделал шаг в мою сторону, мучительно потер лоб и сказал:

- Иван!

Я встал рядом с Аглаей. У меня немного кружилась голова.  Дикий всплеск ярости во время драки давно прошел, сменившись глубокой усталостью.

В приемной незаметно появился Леонид Яковлевич, оставшийся у двери. Он напоминал чрезвычайно сообразительную ученую птицу, залетевшую в наш лицей.

- Иван, - повторил отец Вадима и продолжил, - Прими мои извинения за сына и его оскорбительные слова в отношении Аглаи, Аглаи Никитичны. Такое поведение недопустимо.

Я кивнул: 

- Приминаю.

Отец Вадима продолжил:

- Банк, в правление которого входит твоя мама, Аглая Никитична, учредил фонд для поддержки одаренных детей из интернатов, для детей-сирот. В знак уважения моя компания делает взнос в этот фонд. Благородное дело.  Прошу директора не наказывать Ивана. Он вступился за честь матери.

Мать Вадима начала было что-то возмущенно говорить, но муж остановил ее властным жестом и завершил свою речь словами:

- Иван, у всех вас впереди сложные месяцы, требующие полной концентрации на учебе. Желаю тебе удачи  с поступлением!

- Папа, ты что?! – вскричал Вадим, но мать дернула его за рукав, затем погладила по спине, утешая, как маленького.

- Инцидент исчерпан, насколько я понял- Леонид Яковлевич решительно прошел в центр приемной, - и все же, дамы и господа, позволю вам напомнить, что такое поведение абсолютно, абсолютно не допустимо! Не только в нашем лицее, нигде! Оскорбления, драки – молодые люди, я чрезвычайно удручен.

Следующие пять минут Ленчик читал нам лекцию о нормах этики и морали, причем все мы, кроме Аглаи, внимательно его слушавшей, начали скучать.  Никого не исключали, выговоров не объявляли, пора было расходиться. В конце концов Ленчик вдоволь наговорился и отпустил нас.

- Витя, сначала меня – в банк, на совещание,  а потом, будь добр, отвези Ваню в травмпункт, бровь зашить. А потом его – ко мне, в банк, - распорядилась Аглая, когда мы вышли в коридор.

-  Принято, - четко ответил Виктор и быстро осмотрелся, словно кто-нибудь из лицеистов мог напасть на Аглаю. Какой-то задержавшийся в здании малыш из подготовительный классов с восторгом взглянул на огромного человека в черном костюме и вприпрыжку побежал дальше.

- Скажет, Шварценеггера видел, - вполголоса сказала мне Аглая, когда Виктор, чеканя шаг,  прошел вперед, чтобы распахивать перед ней шаткие лицейские двери.   

В машине меня охватила дурнота.  Казалось, мы ехали бесконечно долго, хотя Виктор мастерски лавировал среди автомобилей, используя каждую возможность, чтобы поскорее доставить Аглаю в банк, а меня – к врачам.

- Держись, - Аглая, сидевшая рядом со мной на заднем сидении, взяла меня за руку, - держись, Вань.

Она выпорхнула из машины перед внушительным зданием банка, а мы поехали дальше. Виктор знал хороший, как он мне сказал, травмпункт, и там  очень симпатичная женщина-хирург зашила мне бровь, а не менее приятная медсестра сделала какие-то уколы, дала бумажку с названием болеутоляющего и вернула меня Виктору.

Пошатываясь, я добрел до машины. До того дня со мной никогда ничего не приключалось, я разве что царапался или набивал синяк; занятия у-шу были мирными, и я не знал настоящей физической боли, которой всегда сопутствует чувство уязвимости своего собственного тела. Из-за зрения я не подлежал призыву в армию, даже если бы захотел,  и я чувствовал себя выброшенным из мужского мира  - меня,  судя по всему, ждало тихое существование программиста.

-  Пока тебя зашивали, - сказал Виктор, - Аглая Никитична  звонила.  Тут есть одно мест особое, типа клуба бойцовского. Закрытого, для своих. Сама она там занималась. Если хочешь, приходи и ты.  В клубе, понимаешь, все равно, кто ты – хоть король, хоть банкир, если нет рекомендации одного из своих, даже и не пустят внутрь. Да о нем так просто и не узнаешь. Я Аглае рекомендацию дал. Не потому, что она в Правлении нашем. Нет. Там разные люди, в Правлении.  Она- человек настоящий. Ей доверять можно.  Поэтому привел ее туда. 

- Если можно, приду, - оживился я. – У-шу в драке не помогает.

- Есть драка,  а есть – уличный бой,- наставительно ответил Виктор. – Мы учим бою, не драке.

Мы помолчали. Я вспомнил слова Аглаи о том, что она готова избавиться от  любого человека, делающего ее слабее. Она умнее всех их, с восхищением понял я, умнее, потому что она использует нужных ей людей, а они от этого счастливы.

- У нас с женой ребенок не получался, - продолжил Виктор, - замучились по врачам ходить. Вроде здоровы оба по анализам, а не получается. Время-то идет. За тридцать.  Даже ругаться начали. А я в горячих точках служил, и так человек тяжелый. Да еще ипотека. Ну, как-то Аглая и заметила, что я особо мрачный. А мне, Иван, так плохо было, что я и сказал ей правду. Так она нас с женой в Израиль отправила, Вань, в Израиль, в клинику по этому делу! Ты представь, за свой счет! И сын у меня! Здоровый пацан, год скоро. Мы его Германом назвали, в честь отца твоего, мужа Аглаи.

Виктор покачал головой. Он не сказал ни «покойного мужа Аглаи», ни «первого мужа».

- Я ей говорю, Аглае, отработаю деньги, а она смеется. Говорит, захотите дочку, дайте знать, устроим.

Позднее, повзрослев, я не раз испытывал восхищение перед тем, как Аглая строила отношения с людьми. Те, для кого она что-либо делала, открывали для нее ту или иную дверь; она умела покупать преданность и обожание, интуитивно зная, кому, сколько, и, самое главное, чем  заплатить.   Она стала бы великой королевой времен Средневековья, создавшей свою личную небольшую армию отчаянно преданных ей воинов, готовых биться за свою госпожу до последней капли крови.

Мы подъехали к банку,  и Виктор проводил меня к Аглае. Я впервые приехал к ней на работу.

Только там, войдя в приемную Аглаи, большую, светлую, с нарядным деревцем, с изящными пейзажами на стенах, только увидев, как ее секретарь, не девушка, а взрослая женщина с сединой, поднялась мне навстречу, я понял всю полноту власти моей богини.

- Иван, - тотчас взволнованно заговорила секретарь, - Аглая Никитична идет. Меня зовут Марианна. Обед готов, везут из столовой. Проходите в кабинет, Аглая Никитична распорядилась вас проводить.

Марианна с явным любопытством смотрела на меня, загадочного Ивана, то ли сына, то ли не сына еще более загадочной Аглаи, о которой никто толком ничего не знал – Аглая возникла ниоткуда, сопровождаемая слухами об особой близости к владельцам банка, и через два года уже входила в Правление, курируя формирование промышленно-торговой группы банка.  Аглая могла повлиять, и, явно или неявно, влияла на все, что, по каким-то известным только ей критериям, привлекало внимание этой исключительно умной и очень молодой женщины.

Я же, вспомнив, что так толком и не умылся после драки, застенчиво  спросил:

- Подскажите, где  я могу привести себя в порядок?      

- За кабинетом Аглаи Никитичны туалетная комната, - ответила Марианна, - проходите, пожалуйста.

Я вошел в кабинет Аглаи, обставленный легкой светлой мебелью. Здесь она работала. На изящной подставке  у окна стояли маленькие деревца – бонсаи. Дома у нас растений не было. Рабочий стол с приставкой,  мониторы, книги на полках шкафов.  Часть просторной комнаты занимали мягкие кресла, расставленные вокруг  столика.  На свободной стене, напротив рабочего стола,  я увидел огромную доску для записей. Однако следовало спешить и умыться, наконец-то.  В сверкающей маленькой ванной комнате я, стараясь не смотреть на себя в зеркало, как можно осторожнее умылся.  На моем темном джемпере оставалась засохшая кровь, но я был обречен оставаться в нем до возвращения домой.

- Аглая Никитична, накрываем на переговорном столе? – услышал я мужской голос.

- Да, там, пожалуйста, - голос Аглаи, - семга на пару?

- На пару, и брокколи на пару. Какао, как вы сказали, и печенье. А вам – грудка индейки и сок.

- Спасибо, - отозвалась Аглая.

Я вышел из ванной, и она непроизвольно ахнула, увидев мое бледное лицо.

- Обедать, - Аглая шагнула ко мне и обняла. – я только с совещания. Заживет. Хорошо, глаз цел.

Не успели мы сесть за стол, как в приемной раздался шум, дверь в кабинет распахнулась, и к нам ворвался Семен, с незажженной сигаретой в руке.

- Привет, Аглая, - очень громко сказал он, - привет, Иван. Что с ребенком?

- Сражался за мою честь, - ответила Аглая, - в прямом смысле слова. Здравствуй, Семен. Мы тут обедаем.

- Я покурю, - решительно сказал Семен, - где тут твой воздухоочиститель?

Не дожидаясь ответа, он включил маленький переносной воздухоочиститель, стоявший  рядом с книжным шкафом, закурил и подошел к окну. Аглая жестом показала мне: «Ешь!».

- Слушай, у меня по поводу этой питерской сети тоже сомнения, - Семен смотрел вдаль, поглощенный своими мыслями. -  Чего Кириллов нам так ее втюхивает?

- Значит, интерес есть, - ответила Аглая, - мне не нравится их отчетность. Съезжу-ка я к ним сама. Как бы неформально. Выходные с сыном в северной столице. Как-нибудь так. И в наш филиал загляну, заодно.

- Давай, - согласился Семен, - люблю твой кабинет.

- Заходи почаще, - Аглая между делом расправлялась с едой, - что думаешь о Стивене в инвестбанке?

- Молодые они все и наглые, - Семен докурил сигарету и  взял с книжной полки пепельницу, стоявшую там, очевидно, только для него.

- Ну, я тоже молодой была, - рассмеялась Аглая.

- Ты ребенком была, - Семен присел к столу. – Это ты сейчас молодая.  А тогда – ребенком, с еще одним ребенком на руках, образно говоря. И помогла нам с той сделкой по слиянию. А тебе Стивен как?

- Ужинаю с ним в четверг, - Аглая сделала глоток сока. – Поговорю, узнаю.

- Тебе легко, ты свободно на английском чешешь, - вздохнул Семен, - никаких языковых барьеров. И вообще никаких барьеров, - добавил он и взял печенье.       

Аглая доела индейку, выглянула в приемную, сказала Марианне, что обед закончился, и села к рабочему столу.

Мы с Семеном немного погрызли печенье. Я начинал приходить в себя. Бровь ныла, но шок от драки и последовавших событий проходил.

Аглая включила джаз на маленьком музыкальном центре, и они с Семеном возобновили разговор о делах.  Семен то и дело вставал и ходил по кабинету; он менял местами книги на полках, переставлял бонсаи, выкурил еще две сигареты, выпросил у Аглаи шоколадку, нарисовал на настенной доске неприличную картинку и тщательно ее стер. Аглая сидела, закинув ноги на стол. Я понимал, что они решали важные вопросы, но выглядело это, как встреча двух приятелей.

Спустя полчаса Семен ушел, вернее, убежал. Я перебрался в мягкое кресло и углубился в физику. Еще через час мы с Аглаей отправились домой, и Виктор вновь распахивал перед нами двери. Выходя из своего офиса, Аглая сказала Марианне:

- Я на связи только по самым экстренным вопросам.  Хочу побыть с Иваном.

- Конечно, Аглая Никитична, - Марианна подала Аглае белоснежное пальто, - такой сложный день! Мне завтра прийти пораньше?

- Я подъеду к девяти, - Аглая взглянула на себя в зеркало, - раньше не нужно. До свидания!

В тот вечер я отважился сделать то, на что не решился бы до драки. Закончив все свои дела, мы с Аглаей смотрели «Южный Парк» и хрустели морковными палочками, расположившись на нашем огромном диване.  В какой-то момент я решительно переставил блюдо с морковкой,  лег и положил голову на колени Аглае.  Я говорил себе. что заслужил немного  ласки, но не знал, как поведет себя Аглая. Отодвинется и подложит мне под голову подушку? Аглая опустила мне на лоб прохладную ладонь. Я осторожно повернулся на бок, чтобы видеть экран, Аглая передвинула руку мне на плечо. Малыши из Южного Парка сражались с гномами, которые воровали у детей трусы и прятали свою добычу в пещере.  Серия была не самой смешной, но мы с Аглаей искренне смеялись каждой фразе,  Я знал, что эти минуты близости – исключение, что мне предстоит сражаться и сражаться за Аглаю, отвоевывая себе право быть с ней, любить ее, и каждая секунда была прекрасна.

Через неделю Виктор привел меня в клуб «Настоящая жизнь». По дороге мы с ним заехали в небольшой магазинчик экипировки для боевых искусств и купили мне специальную защиту для самых интимных частей тела.

Клуб располагался на подвальном этаже маленького бизнес-центра в спальном районе на северо-востоке города.   Вывески на железной двери не было, только переговорное устройство на стене и камера сверху. Виктор позвонил, дверь открылась.

-  Ну, проходи, не робей, - сказал Виктор, пропуская меня вперед. – Аглая здесь занималась, да и сейчас время от времени заезжает, вместо своего фитнес-центра. Фитнес- это, конечно, прекрасно. – Виктор рассмеялся, что с ним случалось не часто. – Но и настоящей жизнью пожить надо.
 
Я вошел и огляделся.

Часть зала занимали стойки с гантелями и гирями, скамьи для силовых упражнений, простые турники для подтягиваний. К вбитому в потолок крюку крепились парашютные стропы.  Другая часть зала оставалась свободной. Пол был застелен жесткими матами. Там отрабатывали броски и уклоны человек пять крайне серьезных мужчин. Увидев Виктора, один из них подошел  к нам:

- Привет, Виктор!

- Привет, Паша! Привел сына Аглаи, как договаривались.

Павел, лет сорока, как мне показалось, русый, худощавый и как бы несильный внешне, цепко и с любопытством на меня посмотрел, и я вдруг ясно понял, что они с Аглаей близко знали друг друга.

- Иван, значит, - он протянул мне руку. Его рукопожатие было настолько сильным, что я едва не поморщился. Он меня проверяет, подумал я. – Я – Павел. У меня своя система боя. Вся она тебе ни к чему. Но постоять за себя сможешь. За себя, и за любимых. Аглая говорила, ты у-шу занимаешься. Дело хорошее. Но, сам видишь, в жизни и другое нужно уметь. В общем, добро пожаловать!

- Спасибо, - ответил я. – Буду стараться.

- Андрей, покажи Ивану, где у нас раздевалка, - распорядился Павел, подзывая одного из бойцов, и мое первое занятие началось.

Час спустя, чувствуя себя одновременно избитым и счастливым, я присел на лавочку у двери, чтобы подождать Виктора, завершавшего свою тренировку. Ко мне подошел Павел.

- Мы здесь – люди русские, простые, понятные, есть православные, есть атеисты, - сказал он мне. – Вопросы, если просят,  решаем интеллигентно, без неоправданного насилия.  Убеждаем.

- Ясно, - кивнул я, понимая, что на самом деле этот человек хотел сказать мне нечто другое.

Павел сел рядом со мной, помолчал и спросил:

- Как у Аглаи дела? Она заезжала, а меня не было, - пояснил он свой вопрос.

- Спасибо, работает, - ответил я.

Павел кивнул головой.

- Передавай привет, - он встал, - приезжай заниматься.

Я вновь испытал его стальное рукопожатие, и Павел ушел. Аглая задела в этом мужчине с огромным боевым прошлым, разменявшем, как я уже узнал, шестой десяток лет, потаенную,  глубокую струнку – это понял и я, с моим небольшим жизненным опытом.

В дальнейшем я приезжал в «Настоящую жизнь» сам, на метро, в субботние вечера. Мне не жаль было тратить время на тренировки; по дороге я занимался или спал, если в вагоне находилось свободное место.  Я становился крепче. У меня постоянно что-то болело, ныла какая-нибудь мышца, и мне это нравилось.  Какими бы «простыми» ни были Виктор, Павел, Андрей и другие члены этого закрытого от посторонних клуба, я проводил время среди мужчин, вместе с мужчинами, и мое собственное возмужание шло быстрее.

В одно из воскресений, утром, после особенно жесткой тренировки накануне вечером,  я  бодро ковылял из своей комнаты на кухню, чтобы приготовить нам с Аглаей завтрак. Она  уже проснулась и как раз выходила из своей спальни.


- Ваня! - ахнула Аглая, увидев, как я хромал.

- Порядок, - весело отозвался я, - полный порядок, Аглая.

Чтобы успокоить ее,  я подошел к ней и быстро обнял, вдохнув запах ее волос.

- К понедельнику заживет, - уверенно сказал я. – Сейчас завтрак нам приготовлю.

Я знал, и Аглая знала – я становился молодым мужчиной.  Во мне просыпалась неукротимость, та самая способность испытывать яростную страсть или беспощадную любовь, и любил я Аглаю.

* * *

И вновь, я перелистываю несколько лет.

Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать.  Конечно, все эти годы происходило много событий. Исчезла Маша, переставшая ходить на подготовительные курсы, как и предрекала Аглая.  Я полностью сосредоточился на учебе, похвально решив повременить с новым романтическим увлечением.   Я знал, что нравился девочкам, но мне действительно следовало приналечь на занятия. И то, о чем я мечтал, свершилось – сразу же после лицея я поступил в заветный Университет. Со мной поступили Миша и Петя.  Мы с Петей выбрали Факультет Информатики, где попали в одну и ту же группу,  Миша – Фундаментальные науки.

К своему девятнадцатому дню рождения я подошел опустошенным.

Я заканчивал второй курс Бауманского. Когда первые восторги после зачисления в Университет поутихли, а это произошло достаточно быстро, реальность учебы оказалась беспощадной к иллюзиям первокурсников. После первой же сессии мы не досчитались троих однокурсников. Ко второму году нас стало еще меньше – ребята уходили в другие институты. Я держался, но у меня появилось чувство, что мне не о . чем стало мечтать.  Ушла великая цель. В худшие дни я видел перед собой годы занятий, которые должны были завершиться – чем? Для чего я учился?

Моя интимная жизнь шла веселее, чем интеллектуальная. В семнадцать, на дне рождения Ашота,  теперь уже студента  Первого Медицинского, я познакомился с девушкой из его группы. Лена была старше нас, потому что поступила в институт с третьей попытки. Она и стала моей первой женщиной. Расстались мы через несколько свиданий. Ашот, как выяснилось, не подумав, каким-то образом упомянул при ней, что моя мама занимала высокий пост в банке.  Девушка не очень изящно постаралась вызнать у меня подробности нашей с Аглаей жизни- например, был ли у нас загородный дом, на какой машине ездила Аглая, и так далее. Сама она вместе с подружкой снимала квартиру, где мы и встречались.  Я отшутился, и то свидание стало последним.  Семинар, потом еще один семинар, я занят, снова занят, и общение сошло на нет.  Чтобы понять мотивы той или иной женщины, мне уже тогда было достаточно представить, что о ней сказала бы Аглая. Семнадцатилетний обеспеченный мальчик, которого при помощи секса легко прибрать к рукам и получить доступ, пусть и ограниченный, к состоянию его мамы? Примерно так. 

Впрочем, я оставался в одиночестве не долго.  По традиции, каждый год в моем лице устраивалась встреча предыдущего выпуска.  Я решил пойти, и не зря. Оказалось, что за прошедшие месяцы одна из моих бывших одноклассниц, в лицейские дни казавшаяся мне невзрачной и занудной, расцвела и превратилась в чрезвычайно современную студентку МЭИ. Я и сам вытянулся до метра девяносто; занятия в бойцовском клубе, а их я не забросил даже на сложнейшем первом курсе, придали мне  уверенность в себе.  Лиля успела пережить  неудачный романс неким взрослым дядькой, и я оказался идеальным противоядием. Шрам на брови придавал моему облику некоторую романтичность и напоминал Лиле о драке, свидетельницей которой она была. Мы встречались весь второй курс.   Мне нравились легкие, изящные светловолосые  девушки, такого же типа, как и Аглая. Это я понимал уже тогда.  Девицы гренадерского телосложения , высокие барышни, брюнетки  шанса на успех не имели.  Я не искал «отношений». Опыт, опыт интимного общения с женщинами – вот что мне было нужно. Лиля же хотела доказать самой себе, что забыла своего женатого любовника. Я хотел  повзрослеть, Лиля – вернуться в юность.  Никто из нас не ждал, когда другой произнесет слово «любовь». О чувствах и речи не было.   
Мы, ярые сторонники современной контрацепции, замечательно поладили.

Лиля приезжала ко мне по воскресеньям, после полудня, когда Аглая до вечера уезжала в спортивный клуб.  Я представил Лилю Аглае – мне казалось странным приводить девушку к нам в дом  тайком и так же потихоньку выпроваживать несколько часов спустя. Аглая отнеслась к появлению Лили спокойно и, когда женщины так или иначе  встречались, была с ней неизменно любезна. Лиля же в Аглаю решительно влюбилась.  Все, что ни делала и ни говорила Аглая, было прекрасно и исполнено высшего смысла.

- Ваня, Ваня, - прыгала от восторга Лиля, когда за Аглаей закрывалась дверь, - ты видел, какое у твоей  мамы пальто?  Боже, Боже, это же Лоро Пьяна! Великолепная вещь! Баснословно дорогая! И как твоя мама пахнет! «Амуаж», Боже, Боже, просто восхитительный  аромат!

- Я тебе объяснял, что Аглая мне – не мама, -   отвечал я. – Да, у нее все вещи красивые. Идем уже, хватит прыгать. 

- У твоей мамы, то есть, у Аглаи, есть любовник? – спросила как-то раз Лиля. – Такая роскошная женщина.

- Да, - ответил я, - два любовника точно есть.

- Я тоже хочу так жить, - мечтательно  сказала Лиля. – Работать и зарабатывать на всякие вещи.

Я брал Лилю за руку и уводил к себе в комнату. В моем распоряжении оказывалось нежно-розовое девичье тельце, обманчиво невинное – помимо дядьки, у Лили сменилось еще трое близких мужчин. Ни один из них не позаботился доставить наслаждение самой Лиле, и я, в плане практики, занимался и этим.  Однако у моей подружки сложилось ясное представление, на что она не была готова пойти ни при каких обстоятельствах. Мне оставалось только смириться с ее правилами и делать то, что под запрет не опадало.

Весь второй курс я чувствовал, что отдалился от Аглаи. Или она отдалилась от меня?! Аглая, без сомнения, знала, что я стал мужчиной. Была ли она рада появлению в моей жизни близких подруг? Мое взросление давало ей шанс освободиться от меня, и сама мысль об этом вызывала во мне протест. Я не мог не взрослеть, но и потерять Аглая тоже не мог.

Я плыл по течению, не понимая, куда меня нес поток жизни.

Аглая заговорила со мной о квартире незадолго до моего дня рождения. Как и многие наши разговоры, тот особый, самый знаменательный за всю мою жизнь, проходил за столом – мы пили чай.  Суббота, день, ближе к вечеру. Я приехал из института, уставший и нервный.

- Запекла тебе бутерброды, - сказала мне Аглая, - присаживайся. Тема есть.

Я вымыл руки и сел к столу. От тяжелого предчувствия у меня ныло сердце.

- Ваня, я думаю, пришло время покупать тебе твое собственное жилье, - прямо начала Аглая, - пора. Именно сейчас.

Я содрогнулся.  Положил бутерброд.  Аглая избавлялась от меня. Вырастила, как и обещала. Не дождалась от меня свершений. Решила, что пора прощаться. Ничто в моей жизни больше не имело смысла – я оставался один.

- Слушай, не слишком ли дорогой подарок? – глухо спросил я.

- Не подарок, - улыбнулась Аглая. – Вернее, не мой.

Она торжествующе посмотрела на меня, окаменевшего от ужаса разлуки.

- От Германа все-таки остались деньги, - продолжила Аглая.-  Я их не трогала. Сумела вывернуться и без них в первые годы. Перекладывала со счета на счет. Отдавала в управление лучшим трейдерам банка. Вкладывала в  паевые фонды. И так далее. Часть пошла на твою учебу. Но того, что осталось, хватает на небольшую квартирку. Не в центре. Но твою собственную. Есть вариант хороший. Ваня? – с тревогой добавила она. – Ваня?

Как описать охватившее меня чувство? Не порыв страсти, не желание; всего меня, разом, без предупреждения, охватил огонь. Огонь. Пламя полыхнуло так беспощадно сильно, что мгновенно выжгло во мне страх чего бы то ни было. Аглая принадлежала мне. Она была моей всегда, изначально, я любил ее и не собирался ждать, когда повзрослею; смысл моей жизни заключался в Аглае. . Разница в возрасте не имела значения.  Сейчас, или никогда.  Сейчас.

Я отодвинул свой стул  и встал перед Аглаей на одно колено, положив свои руки на ее.

- Я люблю тебя, - незнакомым самому себе голосом сказал я, - Аглая, мы должны быть вместе. Как мужчина и женщина. Это судьба.  Не надо ждать.  Я хочу тебя, хочу быть с тобой, любить тебя.

Я горел.

Аглая, очень сильная и ловкая, могла сбросить мои руки, вывернуться и прогнать меня прочь. У нее оставалась чудовищная власть надо мной, она не пользовалась ей прежде, но  могла  прибегнуть к ней в тот переломный момент. Если бы Аглая отказала мне, высмеяла бы меня, оттолкнула, думаю, я сошел бы с ума. Точно ушел бы из Бауманского. Стал никем.

Пламя.

Я смотрел Аглае прямо в глаза, в непостижимую вселенную ее души. Взгляд сидевшей передо мной женщины стал меняться. Там, где миг назад был лед, начало проступать тепло. Аглая… таяла.

Она осторожно высвободила правую руку и провела пальцами по моим губам.  Я содрогнулся. Аглая  подалась ко мне.  Пауза. Несколько ударов сердца. Поцелуй. И все, мечты становятся реальностью. Принять ее, легкую и гибкую, в свои объятия и увлечь в гостиную, на диван.  Ну, и постараться произвести  впечатление на взрослую опытную женщину. Не умением, так рвением.

Первый урок, который Аглая преподала мне  в тот день, состоял в том, что секс мог быть восхитительно легкомысленным занятием.  Можно делать все, что хочешь. Смешок, стон, влажная кожа,  дурманящий аромат и вкус здорового женского тела. Великолепная нагота Аглаи, такой же естественной в любви, как и во всем другом. Не спешить, не спешить, не спешить. В мире нет никого, остались только мы двое. Затем исчезаем и мы, появляется новое существо – я и она, она и я, слившиеся в наслаждении. Но все это – игра. Мы играем друг с другом.  Мы – невинны. Мы – невиновны. Экстаз –  напоминание о потерянном рае.

Аглая оказалась намного выносливее Лили. Я не знал, что женщина могла быть неутомимой.  И веселой.  В какой-то момент я оторвался от Аглаи и принес нам воды. Мы были мокрыми от испарины. Перевели дух и продолжили. В конце концов, после грандиозного финала, я минут на десять уснул, провалился в сладчайший сон.

Меня разбудила Аглая, которая, как и все небожители, в отдыхе не нуждалась.

- Ваня, я риелтору позвоню. Поедем, посмотрим квартиру.

Я осторожно сел.

- Аглая, не хочу уезжать.  Не гони меня.

- Хорошо, не уезжай. Можно купить квартиру и повременить с переездом.

Аглая полулежала напротив меня. Она подняла стройную ногу и поставила ступню мне на грудь. Я погладил ее подъем, Аглая улыбнулась.

- Квартира залоговая. Уйдет, не найдем такую.

- Устал, - я попробовал другой подход. – Честно, сил нет ехать.

- Да тебе же девятнадцать! – возмутилась Аглая. – И не коня же запрягать. Сесть в машину и поехать.

Я покачал головой.

- Не смогу без тебя.

Аглая пододвинулась ко мне.

- Твоя комната останется твоей. Я не собираюсь никого сюда приводить. Приходи, когда хочешь.  На день, два, на выходные. Но тебе нужно жить своей жизнью. Учиться жить своей жизнью.

- А если я не справлюсь?- спросил я.- Не смогу?

- Тогда я буду знать, что потерпела крах, - ответила Аглая, - крах, потому что не сумела подготовить тебя к взрослению.

Этого я не мог перенести. По крайней мере, попытайся пожить самостоятельно, приказал я себе. Ради Аглаи.

- Это ведь был не единственный раз, сейчас? – осторожно уточнил я. – Тебе со мной хорошо? Только честно.

- Конечно хорошо, - Аглая изумилась моему вопросу, потом, очевидно, вспомнила, что мой опыт был очень ограничен. – Это – только начало. Или продолжение, - добавила она, - как бы то ни было,  будет столько раз, сколько захотим.

- У тебя же есть другие… мужчины? – я не мог не задать этот вопрос.

- Есть, и будут, - спокойно сказала Аглая.

В мягком свете начинавшегося вечера она превратилась в богиню, вечно юную, вечно девственную; ни один смертный не мог нарушить ее целомудрие, потому что  душа Аглаи была укрыта от всех нас, и мы не могли в нее проникнуть. Истинная же утрата девственности для женщины – глубокая перемена в самом ее естестве.  Мы могли только принимать близость с Аглаей, как дар небес, как напоминание, что и мы могли взойти на небо, если бы взрастили в себе бесстрашие перед судьбой.

- И у тебя должны быть девушки, - продолжила Аглая и впервые открыто использовала свою власть надо мной. – Я хочу, чтобы ты встречался с женщинами, Иван. Искал свою пару. Истинную пару. Тогда я буду спокойна.   

- Ладно, едем, - сдался я. – Звони риелтору. Пойду приму душ.

- Я в твоей ванной душ приняла, пока ты спал - расхохоталась Аглая, - всегда хотела испробовать твою душевую колонку. Круто.  Я там форсунки немного передвинула, под свой рост.

Мы поцеловались, и я побрел приводить себя в порядок. По моему телу все еще пробегали волны сладкой дрожи. Но нужно было торопиться.

Только под струями горячей воды до меня дошел смысл того, что сделала Аглая. Она работала сутками напролет, но не тронула деньги моего отца.  Теперь же, годы спустя после свой смерти, отец делал мне подарок, прощальный подарок – квартиру.  На мгновение мне дико захотелось разрыдаться, но я усилием воли успокоился. Еще только не хватало плакать после секса.

Ко мне заглянула Аглая, уже в джинсах и каком-то дорогом по виду лифчике, совершенно, на мой взгляд, не нужном при ее маленькой упругой груди .

- Нас ждут. Не торопись. Как соберешься, поедем.

- Готов, - я выключил воду.

- Да, это заметно, - искренне рассмеялась Аглая.

- Пять минут у нас есть? – спросил я. – Шесть, в крайнем случае.

- Есть – ответила Аглая. – Конечно.

Мокрый, я шагнул к ней из душевой кабинки. Не так давно, засыпая, в своем воображении я занимался любовью с Аглаей. Теперь все происходило  в реальности.  Или во сне?! Женское тело в  моих руках было настоящим, теплым, горячим. Под бархатистой кожей – упругие мышцы. В  ее дыхании – мятная конфетка.  Мы не уложились ни в пять, ни в шесть минут,  поэтому, завершив второй раунд  нашей любовной игры, собирались очень быстро. Я натянул джинсы и футболку, сунул ноги в кроссовки, прихватил легкую куртку. Аглая умчалась в свою комнату за джинсовой рубашкой, выбрала мокасины, набросила на плечи легкое вязаное пальто. Уже  в лифте она мастерски накрасила губы, проверила коммуникатор  и удовлетворенно вздохнула:

- Мы – молодцы. Все отлично успеваем.  Нам недалеко. Рядом с «Молодежной».- Аглая весело рассмеялась. – Будешь по соседству.

Когда мы подъехали к нужному дому, нас уже ждала риелтор, заметно взволнованная брюнетка с портфельчиком в руках.

- Аглая Никитична,  - сразу же заговорила она, - прекрасная квартира! 
Межкомнатные перегородки не ставили.  Можно оставить единое пространство, сделать лофт.

- Квартиру выбирает Иван, - холодно ответила Аглая. – Марина, верно?  Давайте посмотрим.

Мы поднялись на двенадцатый этаж. Марина открыла дверь, и мы вошли в мою квартиру, в ту самую, в которой я живу до сих пор.  Я прошел в центр огромной комнаты, сразу же решив не разгораживать пространство.  Из окон открывался вид на город. Я подошел ближе, присмотрелся, нашел глазами наш с Аглаей дом,  мгновением позже, с изумлением, сменившимся восторгом,  понял, что кабинет и спальня Аглаи выходили как раз на эту сторону.  Это решило вопрос. Если и жить отдельно, то здесь. Аглая не прогоняла меня. Она искренне хотела, чтобы я становился самостоятельным.

- Два санузла, - Марина обращалась то ко мне, то к Аглае. – для хозяев и гостевой. Справа можно сделать  небольшую кухню. 

- Тебе здесь нравится? – обратилась ко мне Аглая. – Что скажешь?

- Нравится, - ответил я. – Прекрасный вид из окон.

Аглая лукаво улыбнулась, и я понял, что она уже смотрела эту квартиру, прежде чем заговорить со мной о ее покупке.  Аглая любила приятные сюрпризы; она знала, что мы сможем издали видеть окна друг друга, и что мне это понравится.

- Готовьте сделку, - распорядилась Аглая, обращаясь к Марине, - Иван закроет кредит. Я свяжусь с Валерием в понедельник, - и она пояснила мне, - он курирует наш Долговой центр.

В машине я спросил Аглаю

- А ремонт? На него денег отца хватит?

Аглая покачала головой:

- А вот ремонт и отделка – уже мой подарок.

Я вздохнул, и Аглая продолжила:

- Я буду счастлива помочь тебе обустроиться. Работаю для нас двоих. Но именно помочь, Ваня. Ты сам будешь общаться с дизайнером и прорабом.  Готовься. Будет сложно.  Сложно, но очень интересно.  Совсем не то, что просто переехать в новую комнату.

Мы вернулись домой. Разошлись по своим делам. Аглая отправилась в кабинет, я засел за учебу. Часов до одиннадцати занимался. Затем разом вынырнул из прохладного мира высшей математики.  Встал. Аглая была совсем недалеко от меня.  Десяток шагов, и я – с ней. В тишине позднего вечера наше стремительное сближение казалось призрачной грезой. Нужно было убедиться, что мы с Аглаей действительно стали любовниками. Я попробовал это взрослое слово на вкус. Любовники. Стянул  футболку, остался в легких спортивных брюках. Нижнего белья я дома принципиально не носил. Снял линзы. Поморгал. Без линз поле моего четкого зрения катастрофически уменьшалось.  Но к Аглае я пришел бы, даже ослепнув. Отчего-то стало важно, чтобы она увидела меня таким, каким я знал сам себя – одновременно сильным и уязвимым.

Я осторожно вышел из своей комнаты в темноту коридора. Пальцами правой руки я вел по стене, левую, на всякий случай, держал перед собой. Мне было и жутко, и смешно. Герой-любовник. Мне удалось без приключений дойти до двери в спальню Аглаи. Она могла или отдыхать, настраиваясь на сон, или все еще работать в кабинете.  Я постучал и приоткрыл дверь. Запах жасмина тут же подсказал мне, что Аглая уже приняла душ и читала в постели, как она всегда любила делать.

- Аглая? – позвал я.- Я без линз. Пришел на ощупь, - и рассмеялся. – Пустишь? Можно?

Движение, и Аглая оказалась прямо передо мной. На ней были какие-то коротенькие шортики. Обнаженная грудь.  В уже начавших теплеть  глазах – глубокий, искренний интерес к стоявшему перед ней юному мужчине. Затем Аглая широко улыбнулась новой для меня, чудесной, лукавой улыбкой.

- Нужно, - ответила она и взяла меня за руку.

В ту ночь я остался у Аглаи до утра. То засыпал, то просыпался. Аглая спокойно спала в моих руках. Во мне что-то менялось, и я пытался уловить, что именно уходило, освобождая место для нового.  Страх? Неуверенность? Так и не поняв суть перемены, я сдался и провалился в крепкий сон.

Утром мы с Аглаей очень много дурачились, пили какао в ее постели и попутно занимались сексом.  Потом я вспомнил, что к двум часам ко мне собиралась приехать Лиля. Аглая, конечно же, говорила мне, что будет рада моим встречам с другими женщинами, но, возможно, она имела в виду отдаленное будущее?!

- Слушай, Лиля приедет, - удрученно сказал я Аглае. – Написать, чтобы не приезжала?

Аглая подняла идеально стройную ножку.

- Почему? – спросила она и, поняв, что меня тревожило, сказала. -  Ваня, я не ревнивая. Не понимаю этого чувства.  И тебе искренне желаю никогда никого не ревновать. 

- Ты точно не против? – уточнил я.

- Не против, - ответила Аглая. – Как я сказала тебе вчера, я хочу, чтобы ты жил полноценной жизнью.  Я, кстати, буду очень занята. Поеду в спорт-клуб, оттуда – на встречу. Нужно кое-что обсудить с Семеном в нейтральной обстановке.

- Я тебя люблю, - я осторожно притянул Аглаю к себе и перевернул так, чтобы она села на меня верхом.   – Я тебе нравлюсь хотя бы?

- Да, - искренне ответила Аглая, - ты мне нравишься, Иван. Любовь – очень сложное чувство, и любовь бывает разной.  Ты прав, кстати, я думаю – наши судьбы действительно переплетены.

С этими словами она неожиданно для меня легко встала и рассмеялась:

- Я – в ванную. На час, не меньше.

Затем она с улыбкой добавила:

- Лиля точно мужчинами интересуется? Она смотрит на меня влюбленными глазами.

- Ну, поверь, я к нее далеко не первый, - ответил я.- Хотя кто знает. Петя вот тоже встречался с девочкой, а оказалось, у нее подруга есть.

- Бедный Петя, - легкомысленно сказала Аглая и ушла в свою ванную.

- Олег в Москве? – спросил я ей вслед.

- Нет, он с детьми, - крикнула Аглая из ванной. – Он их куда-то повез, насколько я поняла. То ли есть мороженое, то ли прыгать с парашютом.

Я восхищенно рассмеялся и покачал головой. Аглая, Аглая, а ты можешь больно оцарапать, если  захочешь

В то воскресенье Аглая и Лиля разминулись  всего лишь на десять минут. Моя подружка выглядела уставшей. Второй год студенческой жизни оказался сложным и для нее. Впрочем, все мои знакомые, поступившие в институты и университеты в одно время со мной, загрустили именно к концу второго курса. Впереди – годы учебы, зачетов, экзаменов.  Взрослая жизнь оказывалась дальше, чем мы думали.   Иногда я завидовал Коле, решившему после грандиозной ссоры со своей девушкой пойти в армию, отложив поступление в институт на неопределенный срок. Меня исцелила от хандры головокружительная близость с Аглаей.  Я чувствовал себя настолько счастливым, что мне захотелось утешить маленькую сердитую Лилю. 

- Давай я тебе покажу кабинет Аглаи, - предложил я, зная, что Лиля давно хотела там побывать. –Трогать ничего не дам, но посмотришь, где Аглая работает.

Лиля просияла.

- Ура!

Я открыл перед Лилей  заветную дверь, и она  вошла в кабинет, как в храм. Удобный и, вместе с тем, изящный письменный стол, рабочее кожаное кресло, открытые полки с книгами, уходящие к потолку, два низких мягких кресла у овального кофейного столика – домашний кабинет Аглаи напоминал ее кабинет в банке.

- Как красиво, - вздохнула Лиля. – Пахнет чудесно. Можно посмотреть ее спальню? Не буду заходить. Посмотрю с порога.

- Хорошо,-  решил я. – В виде исключения. Чтобы ты знала, чего может достичь женщина.

Я  открыл перед Лилей еще одну дверь, и тут же увидел на безупречно застеленной кровати Аглаи свою футболку, аккуратно сложенную хозяйкой спальни. Скорее всего, футболку заметила и Лиля, разом погрустневшая еще больше.

- Я никогда не буду так жить, - печально сказала она. - Мне бы эту сессию не завалить.

- Не завалишь, - я осторожно развернул Лилю, - идем ко мне.

В моей комнате, едва войдя, Лиля сморщила носик и, не выдержав, прямо сказала:.

- Пахнет Аглаей. Также, как в ее спальне.

- Ну так Аглая ко мне заходит, - сказал я, не уточняя, для чего именно. – Мы же живем вместе. У нее и в рабочем кабинете пахнет жасмином. Ее любимый аромат.

Лиля успокоилась. Во мне же пробудилось мужское любопытство – каково это, заниматься сексом с двумя абсолютно разными женщинами в один день? Думаю, святоши сказали бы, что Аглая привила мне безнравственный взгляд на романтические  отношения, но чем я отличался от мужчин, путешествующих от жены к любовнице и от любовницы – к жене? Я всего лишь не прикрывал потребность в сексуальном разнообразии высокими словами о чувствах.  Я знал, что всегда буду любить Аглаю, только ее, но она сама, моя богиня, приказала мне узнавать других женщин.  В тот раз мои попытки довести Лилю до экстаза увенчались успехом. Она расцвела, и мы, оставаясь все-таки недавними детьми, заказали себе огромный набор суши. Я взял в кладовой бутылку Совиньона и положил на пятнадцать минут в морозильную камеру холодильника – так делала Аглая, когда хотела быстро охладить вино. Курьер с гирляндой воздушных шариков доставил наш с Лилей заказ.  Мы сидели за обеденным столом в гостиной и ели суши, запивая их белым вином, когда, в разгар нашего пира, вернулась Аглая.

- Привет! – она вошла в гостиную, и Лиля тут же встала. Аглая, милостивая королева, рассеянно ее обняла, и моя подружка очень осторожно обняла ее в ответ, покраснев, как помидорчик. – Ко мне через час примерно еще люди подъедут. Ваня, будь другом, охлади еще пару бутылок вина, на всякий случай. Сыр и орешки  я купила. Можно мне парочку суши, пока суд да дело?

Мы с Лилией  тут же засуетились вокруг Аглаи.  Она присела к столу, глубоко в своих мыслях,  между ее бровями пролегла морщинка,  означавшая, что она обдумывала стратегию предстоявшего разговора.  Аглая сделала пару глотков вина, съела ролл с угрем, немного поговорила с Лилей, вздохнула и ушла в свой кабинет. Оттуда донесся рев «Металлики» - так Аглая разогревалась перед сражениями . После разговора с небожительницей Лиля впала в состояние восторженного идиотизма, и вскоре я отправил ее домой, а сам вернулся к занятиям.

В уединении своей комнаты я впервые понял, что имела в виду Аглая, когда говорила о нашей настоятельной потребности в личном пространстве.   Побыть одному, отступить на шаг, чтобы осознать глубину своей любви к Аглае. Не пытаться понять смысл нашей близости или предугадать, что готовило нам будущее. Просто… быть.  Умиротворение, должно быть; задачи, еще не так давно вызывавшие у меня глухое раздражение, обретали кристальную прозрачность. 

Я  прозанимался до часу ночи.

В квартире стояла тишина. Я подошел к кабинету Аглаи. Дверь чуть прикрыта, свет потушен. Подошел к ее спальне.  Помедлил. Шаг внутрь.  Аглая спала. В будние дни она вставала в семь, ей оставалось несколько часов отдыха. Я прилег рядом с ней, не решаясь разбудить, и  не заметил, как уснул, утомленный долгим днем.

… Во сне мне было лет пять, и отец учил меня плавать под водой.  Я знал, что со мной был мой отец, хотя светловолосый мужчина, стоявший по пояс в морской воде, не походил на него внешне.  И незнакомец казался слишком, слишком молодым; я родился, когда моему отцу исполнилось тридцать шесть, в то время как юноша, поддерживавший меня на поверхности воды, был немного старше самого меня, спящего. И все же, именно преображенный Герман с улыбкой говорил мне:

- Тебе не нужен воздух, чтобы дышать. Иван, сынок, вспомни, ты дышишь не воздухом. Нырни и попробуй вспомнить!

В его голосе звучала такая искренняя любовь, что я доверился его словам и нырнул как можно глубже.  Я уходил все дальше и дальше о солнечного света, от тепла, меня манила темно-синяя пропасть неизведанного, непознанного.  В какой-то миг меня охватил ужас – дыхания вернуться обратно, к отцу, уже не хватало.  Я забился в воде, и вдруг понял, что начал дышать, дышать не воздухом, другой субстанцией, присутствовавшей везде, во всем мироздании.  Я покружился в начавшей слабо мерцать темноте, а затем плавно, не торопясь, начал подниматься к поверхности, взрослее с каждым гребком. Когда я вынырнул, отца уже не было  Сияло Солнце, и я знал, что Герман слился с ним, превратившись в золотистое пламя.

… Я проснулся. Аглая все также спала рядом со мной, но теперь ее рука лежала на моей груди. Начинался рассвет – сквозь тончайшую щель между плотными шторами пробивался мягкий свет.

Я знал, чего хотел достичь.

Написать супер-код, создать не еще один  анти-вирус, какой бы изощренной ни была программа, а вызвать к жизни цифровое существо, способное, как человек, взрослеть, учиться, оценивать свой опыт, искать смысл происходящего.  Живущее одновременно в тысячах взаимосвязанных копий, имеющее тысячи лиц, мое творение будет наделено тем, что мы, люди, называем интуицией – способностью проникать в будущее и предугадывать развитие событий.   Боле того, оно сможет вызывать последовательности событий, создавать причины, приводящие к единственному нужному следствию.  И, как человек, это создание сможет мстить.

Затем я снова уснул.

* * *

Последовало великолепное лето.

Я легко сдал сессию, а в июле в моей новой квартире начался ремонт. Как и хотела Аглая, я сам, правда, в сопровождении угрюмого юриста из банка, занимался покупкой своей первой недвижимости.  Аглая, обладавшая бесчисленными связями, порекомендовала мне дизайнера, молодую женщину по имени Юля , согласившуюся с моим видение жилья в стиле лофт.  На маленьком юрком автомобильчике Юли мы колесили по строительным и мебельным центрам.  Я был уверен, что Юля не отказалась бы от небольшого приключения с привлекательным Иваном, но она, яркая шатенка, не имела шансов на успех.  Лиля, тем не менее, отчаянно  меня ревновала, находя мои постоянные встречи с дизайнером крайне подозрительными. Я прозвал Лилю «злобным гномиком». Наслаждение удерживало мою подружку от театрального разрыва отношений; она и хотела бы гордо удалиться, но опыт подсказывал ей, что умнее было остаться.

В начале августа мы с Аглаей  на две недели улетели из Москвы .

Если женщина и может быть создана для красивого, чувственного романа с мужчиной на двадцать лет моложе, то это - Аглая. Она держалась со мной абсолютно естественно, и на людях, и в уединении; прекрасное тело позволяло ей без стеснения ходить передо мной обнаженной. Скорее, я казался себе недостаточно привлекательным. Нравиться ровесницам или женщинам немного старше было делом несложным, но очарование моей  юности меркло перед холодная красотой Аглаи. Окружавшие нас люди, без сомнения, видели в Аглае богатую женщину, а во мне – ее мальчика-игрушку. Меня это не раздражало, Аглаю – забавляло. В какой-то момент у меня возникла дикая мысль, что у нас с Аглаей мог появиться ребенок, но она развеяла мои то ли мечты, то ли опасения. 

Маврикий. Одинокий остров в Индийском океане. До Мадагаскара – девятьсот километров, до побережья Африки – две тысячи.  Ветер, Солнце, изумрудная вода. Плантации сахарного тростника. Жгучий вкус рома. Голубоглазый Хануман на холме рядом с озером Гран-Бассен. Местечко «Cap Malheureux» - «Мыс Несчастье». Жуткая Кали. Гигантские черепахи. Огромные листья кувшинок в Ботаническом саду. Порт-Луис, столица.   Долгие вечера у бассейна в отеле. Чужое небо.

Меня все время клонило в сон. Я уплывал в легкую целительную дрему; мне снились быстрые красочные сны, которые я тут же забывал. Было ли Аглае скучно со мной? Без сомнения. Однако она нашла, чем себя занять, пока я спал в тенечке – училась вставать на доску с парусом и ловить ветер.   Выспавшись, я показывал Аглае, как пишется код. Она устраивалась на лежаке рядом со мной и заворожено смотрела на экран моего ноутбука. От нее пахло свежей водой и цветами.  Мы много плавали; наш отель располагался на берегу бухты Гранд-Бэй, где не поднимались высокие волны.  Путешествовали по острову, покупали всякие вещи, ездили пить кофе в торговый центр «Круазетт» и ели там  кексы со сливочным маслом. Несколько раз мы отправлялись в «Круазетт» пешком и по дороге заходили в  маленькую католическую церковь, где святая вода хранилась в перевернутой  створке огромной раковины. 
Аглая жалела, что на острове не осталось ни одной птицы додо, или дронта.

В тот год на дне рождения Аглаи я впервые сидел, положив руку на спинку ее стула. Не обнимал, это было бы неуместно, но давал понять гостям, что мог так поступать. Я стал богом, богом своей судьбы, добившись полной близости с любимой женщиной.

И, как  бог, я хотел творить.

(продолжение часть третья http://proza.ru/2020/05/05/2112)