- Я собственно ищу те места, где ещё можно спрятаться от этого всеобщего, всеобъемлющего развала, который идет за мной по пятам. Мне, понимаете ли, интересно просто работать, проектировать, придумывать конструкции и потом воплощать в жизнь. Это же так интересно. Но там, в Моспроекте всё разрушено. Сначала я думал, что новый директор хочет сократить пенсионеров, потом стало видно, что у неё несколько другие цели. А именно переориентировать всё проектирование на так называемые линейные объекты, то есть дороги и мосты. На руководящие места пришло много амбициозной, пустой молодёжи. И море комплексных ГИПов. Это, видимо, сейчас такая болезнь везде, где произошёл захват. У вас, как с этим обстоят дела? – рассказал о себе Сергей.
- А как ваша фамилия? – спросил Саша.
- Владимиров, - ответил Сергей.
- Так вот Сергей, у нас пока комплексных ГИПов нет, но всё идет к этому. Райкин хотел поменять всё. Поначалу пытался даже руководителей мастерских снять, точнее сначала, подсадить к ним под крыло своих ставленников, чтобы ужесточить процесс проектирование. Но вовремя понял, что таким образом сделает только хуже. Тогда попытался экономистов из мастерских вывести в один общий отдел. Но, тоже как-то замял это дело. Все те люди, которых он привёл, приспособленцы из чиновничьего аппарата команды бывшего правительства Москвы. Все хотят жить. Вот и ходят кругами, как неприкаянные. Руководство страной меняет всё без конца, а люди идут по кругу. От одного стиля руководства, к другому. Перестраиваясь, или просто смиряясь с ситуацией, подстраиваясь под неё. Так, что у нас здесь бестолковых очень много. Кормим их всех. Но рады и этому, так, как на вашем примере понимаем, что может быть и хуже. Что тут говорить, если вся страна в движении, как её толкнули, так она и идет по кругу. Сидим тут, как на динамите. Но, пока тьфу-тьфу-тьфу, не взорвались ещё.
- Да ко мне можно просто Сергей обращаться. Я вижу, что у вас тут удастся еще поработать, и научиться многому. А я, умею конструктивные расчеты зданий делать. Так, что если возьмёте меня, то я буду стараться.
- Хорошо, так и буду называть. Но, меня тогда Сашей.
- Ладно, - согласился Сергей.
- Мне лучше, чем ты не найти. Да и сам директор только рад будет. Но надо с начальником отдела кадров поговорить.
- Я и не спешу никуда. Возьмут, так возьмут. Скажите, когда мне вам позвонить?
- Я сам вам позвоню, как только станет что-то ясно, - ответил Саша.
* * *
Проект реконструкции здания гостиницы и общежития находился сейчас в экспертизе, а расчёта на обрушение. от Шпателя, пока не поступало.
Последнее, что слышал Саша от него, когда, прейдя к нему в отдел, случайно застал его среди своих подчиненных, было следующее:
- Саша, что ты ко мне ходишь, и ходишь? Пойми, я постараюсь, чтобы эти башни не прошли экспертизу! Требуемый расчёт на них выполнить нереально! И не жди от меня чуда! Я сделаю всё, чтобы компенсирующие мероприятия невозможно было осуществить, из-за из трудоемкости, и неимоверно высокой стоимости.
После таких слов, Саше оставалось надеяться только на чудо. И чудо это для него был Сергей. Человек спокойный, обстоятельный, и упрямый, каким его увидел на первой встрече Саша. Как раз именно такой и нужен был для борьбы с главным конструктором института. И теперь Саша был, как никогда уверен в том, что надо было сделать всё для того, чтобы его взяли на работу.
Таким образом, шаг за шагом двигалась работа. И, что бы Шпатель ни говорил, про невозможность исполнения требований, прописанных в выводах данного расчёта, какие бы доводы ни приводил, а вода камень точит.
Саша, хоть и был очень зол на него, а понимал, что без такого человека проектирование невозможно. Хотя бы только потому, что если никто не будет говорить правду, то ложь покроет собой всё. И тогда институту наступит конец. Шпатель, как раз, и был тот самый человек, с утерей которого, институт моментально прекратил бы существование. И даже самые удачливые руководители, не понимающие простейшей вещи, что сама их удача и кроется в надёжном тыле, обеспеченным колоссальным опытом и упрямством этого, одного на всех человека, не способны управлять таким коллективом, как проектный институт.
Саша спросил Челнокова:
- Александр Сергеевич, как вам качество конструктивного расчёта на обрушение?
Перед Челноковым, на столе лежал готовый, пузатенький расчёт, только, что переданный Саше, Шпателем. Он всё же был сделан и, что представлял из себя всем было хорошо известно. Ибо «слепить» его таким образом, чтобы здание соответствовало требованиям, выдвинутым им же, когда-то, много лет назад и пролобированным им всюду, вплоть до Мосгосэкспертизы – было не то, чтобы невозможно, а скорее просто немыслимо. Особенно если учитывать тот факт, что палачь никогда не станет сам себе рубить голову.
- А я всё равно в этом ничего не понимаю, - словно приговор о несоответствии с занимаемой должностью, хладнокровно, констатировал Челноков, демонстративно отодвинув папку с расчётом рукой от себя. Тем самым, как бы подчёркивая нежелание учавствовать во всём этом беспределе.
- А вы посмотрите всё-равно.
Челноков открыл альбом, полистал его, затем, добравшись до последнего листа, почитал его и, захлопнув, произнёс:
- Тут всё, впрочем, как я и ожидал. Выводы отрицательные. Шпатель не шутил.
* * *
Саша поговорил с начальником отдела кадров, поймав его у него в кабинете в тот же день.
- А скажи мне Сашенька, как ты сам его видишь? – спросил Костюшенко.
Саша видел, что Аркадий Ильич на его стороне и доверяет ему. Но прощупывает на всякие побочные темы, из которых собственно всегда, и состоит человек. И делает он это только для своей же пущей уверенности, которая нужна будет ему уже в разговоре с самим Райкиным.
- Мне он очень понравился. Понимаете, я не умею так видеть и чувствовать людей, как умеете вы, но то, чему я уже научился, говорит о том, что это тот человек, который нужен нам в институте. И поверьте, у меня нет никакой личной корысти в том, чтобы взяли именно его. Так, как я и сам видел его один раз в жизни. Может быть, стоит нам прежде похода к Райкину, самим переговорить с Сергеем? – спросил Саша Аркадия Ильича.
- Да, пожалуй, давай, так и сделаем. И, ты знаешь, давай-ка мы ещё и Шпателя позовём для пущей уверенности. Пусть сам с ним поговорит, - согласился Костюшенко, так, как он, хотя и был абсолютно новым человеком в институте, но обязан был знать всех его сотрудников, и ему от этого было очень тяжело, в отличие от бывшего начальника отдела кадров Сан Саны, которую, всё же не уволили, как высококлассного специалиста, сохранив на всякий случай в углу её комнаты. Костюшенко старался работать по-честному, несмотря на все искусственно созданные сложности.
- Давайте. Я позвоню Сергею и вызову его на завтра, на утро. В это время легко Аркадий Исаакович ловится. И если мы все встретимся, то тут же придём к вам, - согласился Саша. Сам не менее ответственно подходящий к решению данного вопроса. Только вот дело в том, что Шпатель не видел Сашу после его визита на три веселых буквы, и соответственно не мог знать, каков настрой у него после такого рискованного путешествия. Поэтому он мог быть заранее против помощи ему, по принципу защиты нападением.
Но, выхода не было. Надо было что-то делать. И Саша положился на волю Божью.
- Хорошо, договорились, - согласился Костюшенко.
Вернувшись от начальника отдела кадров, он тут же позвонил Сергею, и рассказав ситуацию, попросил его подойти завтра пораньше с утра.
Шпатель оказался у себя в кабинете в этот ранний час. Было всего десять минут девятого.
Саша, постучавшись к нему в дверь услышал в ответ:
- Кто там?
И, собравшись с силами, ответил:
- Это я Саша, вернулся из дальнего путешествия, - сам себе напоминая почтальёна Печкина.
- Из какого? – спросил его он, когда Саша, вместе с Сергеем, вошёл к нему в кабинет.
Рядом со столом главного конструктора института красовался одинокий алюминиевый костыль. Саша не придал значения этому необычному предмету, так конструктивно вписавшемуся в интерьер его кабинета, где на открытых полках многочисленных шкафов. и так было много различных фрагментов строительных конструкций
- Как это, из какого? Оттуда, куда вы меня посылали, - попытался пошутить Саша. Он сразу понял, что со Шпателем что-то произошло. И ему стало, как-то по сыновнему, жалко этого человека, который на работе был для него, как отец. И может быть, именно поэтому он его послал тогда, в надежде, что родное чадо опомнится, и исправит свои ошибки в этом походе.
- Слушай Саш - эти твои шуточки, мне совершенно не до них. Говори по делу. Зачем пришел? – сказал Аркадий Исаакович, явно уже и забыв ту историю, а может и не имея малейшего желания вспоминать.
Саша был рад этому. Так, как понимал, что главный конструктор человек горячий, и способен на многое. Но, видимо не видя в Саше своего противника, он не хочет терять с ним мирные отношения, где-то в глубине души может, и любя его, как своего сына.
- Тут такое дело. Главного инженера я нашёл к себе в мастерскую.
При этих словах Аркадий Исаакович, приподнялся на кресле, и дотянувшись до одинарного костыля с подпорой под локоть, схватив его, стал медленно подниматься из-за своего стола. И тогда Саша с Сергеем заметили, что ступня его правой ноги перебинтована и упакована в прозрачный целлофановый пакет
- Вот этого? – спросил Аркадий Исаакович, посмотрев в сторону застенчиво стоящего в стороне Сергея.
- Да. Этого. А, что у вас с ногой?
- С ногой это к работе не имеет значения – дав понять, что эта тема его раздражает, сказал Аркадий Исаакович, и тут же спросил молодого человека:
- Как вас зовут?
- Сергей.
- А меня Аркадий Исаакович. Меня интересует ваш опыт и умение работать в какой-нибудь из расчетных программ. Например, в «Лире».
- Да. Я в ней и работаю. Потом у меня опыт работы ГИПом в третьем Моспроекте.
- Вы чем занимались? Монолитом конечно?
- Да.
- Ну, хорошо. Скажи-ка мне Саш, тебя самого этот молодой человек устраивает?
- Да. Еще как!
- Ну, и бери его тогда. – сказал главный конструктор.
- Я не могу.
- Почему так?
- Потому, что надо теперь, чтобы вы своё мнение начальнику отдела кадров сказали. А потом может и сам Райкин вас вызвать для разговора.
- Как у вас всё не просто стало. Ну, хорошо. Пойдём.
- Куда?
- К Костюшенко.
- Добрый день ребятки, - поздоровался с вошедшими к нему в кабинет Аркадий Ильич.
На секунду его взгляд остановился на костыле Аркадия Исааковича, и его бережно замотанной в целлофан ноге. Вошедшие действительно походили на бригаду Молдаван, под предводительством бригадира, пришедшую за авансом. Поэтому слово ребятки, оказалось ой как уместно в данной ситуации.
- Добрый день, поздоровались Молдавские рабочие.
- А, что это у вас с ногой, - спросил он Шпателя таким тоном, словно не хотел платить аванс сегодня и пытался увести тему неприятного ему разговора в сторону, обрадовавшись такому повороту событий, который был ему на пользу.
- Панелью придавило, - пошутил главный конструктор института, так, как с чувством юмора у него было всё в порядке. Он был уверенным в себе человеком, имеющим положение в обществе, и не боящимся от этого шутить над собой.
- Панелью! Что ж вы не отскочили? – подыграл Костюшенко.
- Так это плита с ДСК. Хорошо, что всего не накрыло ещё!
- Я так думаю, что вы уже в курсе волнующего меня вопроса? – спросил Костюшенко главного конструктора, решив уйти от не очень, как он догадывался приятной для Шпателя темы пострадавшей ноги.
- Да, мы уже пообщались с Сергеем, - ответил Шпатель.
- И что мне скажите?
- Хороший мальчик. Можно брать. Я думаю, что в любом случае он будет гораздо лучше Челнокова.
- Хорошо, на том и порешим. Но теперь надо мнение Сергея Михайловича. А его не так уж и просто поймать, даже мне, сидящему у него буквально за стенкой.
Сергей Михайлович согласовал Владимирова в должности главного инженера четвёртой мастерской легко. Ведь он доверял Шпателю и, тем более Костюшенко. И, если он прислушивался к ним в данном вопросе, то, на основе этого мог так же строить доверие к Сашиному выбору, как инициатору данного решения.
Райкину нужны были молодые и талантливые, энергичные сотрудники. Он явно был рад такой развязке данного, давно волнующего его вопроса. Саша, хотя и не рыл землю в поисках нужной кандидатуры, но, где-то в глубине души нервничал, понимая, что играет с огнём, не проявляя напористости. Теперь же он просто ощущал хорошо скрываемую радость сурового, но ратующего за дело директора.
* * *
Костюшенко убрал Челнокова легко, даже и не привлекая к этому Сашу. Он просто поговорил с Александром Сергеевичем о том, что пора бы освобождать дорогу молодым, аккуратно намекнув на его, далеко запенсионный возраст.
И Челноков, как человек, всегда старающийся быть осторожным, согласился, не желая испытывать нервы хорошо ему известного Райкина.
Саша не хотел учавствовать в этом изгнании. Несмотря на то, что он считал себя виноватым в данном вопросе, всё же ему было несколько не по себе от приведённого в жизнь приговора. Что-то подсказывало ему, что когда-то и с ним поступят таким же образом, избавившись, как от ненужного балласта, вышвырнув на пенсию, заменят молодым и энергичным. Но, сейчас он считал себя всё же правым и не хотел думать о завтрашнем дне. Сегодня было его время, и он не хотел уступать его никому. Он приносил пользу и понимал, что ему позволяют это делать со своей командой, особо не вдаваясь в подробности процесса.
* * *
Александр Сергеевич, придя после беседы с Костюшенко тихо вошёл в комнату, сказав:
- Вот и мне пора уже…
Саша не знал, где он был, так-как вошёл в комнату тогда, когда Челнокова там не было.
- Куда? – не понял он его. Саша не знал, когда именно могла произойти эта беседа, хотя и ждал её последствий в любой момент, словно член клуба самоубийц, в одноимённом рассказе Стивенсона, с той лишь разницей, что посвящён в тайные намерения был только он, в отличие от второй стороны.
- Так ведь, на пенсию меня попросили, - ответил Челноков.
- И, как же вы? Отказались? – сделал вид, что не в курсе, Саша.
- Нет. А куда деваться!? - с хитрой, но беззащитной улыбочкой, машинально стряхивая ладонью руки со стола, какие-то невидимые крошки, посмотрел Саше в глаза главный инженер мастерской.
Саша видел, что Челноков всё понимает, просто, как человек осторожный, не хочет лишний раз заострять, к счастью уже не такой острый вопрос.
После ухода «Пушкина» прошло около недели и Сергей Владимиров вышел на работу, заняв место тихо удалившегося сотрудника, оставившего после себя огромный, пустой стол, кресло и телефон.
Владимиров освоился в коллективе четвертой мастерской довольно быстро, будучи принят в него, как родной человек, после державшегося несколько особняком от всех сложных вопросов Челнокова.
Теперь Саша мог быть спокоен за свой тыл. Конструкторы так же были рады, понимая, что их новому руководителю удастся что-то поменять в лучшую сторону. К тому же ему возможно в этом способствует и само руководство института.
Встретившись взглядом в коридоре с Антоном, Саша развёл руками, ничего не сказав.
- Ну, и слава Богу, - коротко ответил Мирошич.
Саша понял, что он имеет в виду все те нервы и ответственность, чего избежал он в этот раз. Но, впереди была жизнь, с множеством приключений и искушений, с различными, возможно более выгодными предложениями. И Саша видел, что Антон не переживает от того, что вместо него взяли человека со стороны.
* * *
Владимиров, как новый главный инженер мастерской, имел только один недостаток. А, впрочем, недостаток ли это? Он тихо говорил. Правильно, грамотно, по делу, но тихо. И. если в самой мастерской это не имело абсолютно никакого значения, то на институтских совещаниях, воспринималось многими, как незнание сути проблемы, или мягкость характера. Но, коллектив института не настолько был насыщен успешными, не знающими себе равных в деле разрушения, людьми, чтобы каким-то образом повлиять на процесс становления его, как главного инженера проектной мастерской.
Проект реконструкции общежития и гостиницы безнадежно застрял в экспертизе. И ему грозило отрицательное заключение из-за отсутствия расчёта на обрушение. Он, только сейчас, пускай и с неприятными выводами, но появился у них. Так же нехватало согласованного раздела СТУ, канувшего в лету, проходя своим неспешным чередом все согласующие его инстанции. Никакие ускоряющие этот процесс средства, не принесли ожидаемой пользы.
Попахивало жаренным. Но Саша был спокоен, ведь рядом с ним был человек, без которого он, и сам не понимал, как мог руководить проектной мастерской все это время.