Гуденький. Рассказы
Царевна станка Гуденький.
Хлопоты у Тамары Чуприной, на первый взгляд женские, пустяшные, раздумий не требующие. И зимой и летом утро начинается с разжигания костра. Летом –прямо на улице, зимой – в чуме. Если совсем холодно зимой, тогда топят печь в балке. В балок переходят не раньше ноября, в самые морозы. Живут в нем всю полярную ночь, потом опять в чум. В чуме воздух свежей, дышать легче, жить привычней. Да и просторней чум.
Вчерашнюю ночь мы все спали в нем. Мне и в спальном мешке было холодно, то и дело просыпался. Кровать в квартире на девятом этаже заметно отличается от спального мешка в чуме. Потому и встал вместе с Тамарой, болтаюсь теперь возле неё. Где что-нибудь спрошу, чаще просто слушаю. У костра теплее, чем в спальном мешке.
Костер развести - дело не долгое. Выбеленный дождями плавник охотно берется ярким пламенем. Дождись, когда все щепки закроет огонь, подложи побольше дров, и вся забота с огнем. Благо, ребятишки натаскали с берега сушняка на месяц вперед. В Гуденьком с дровами переживаний нет, весь берег плавником усыпан. На плесах, где вода весной побольше, волны его целые горы выталкивают. Тут, прямо на берегу, дом можно строить. Кто вот только жить в нем будет. Ни на одной рыбацкой стоянке Таймыра я ни разу не видео бревенчатого дома.Чумы стоят, балки, а домика путнего не сделано.
Хозяйка с минуту сидит у костра, греет руки, настраивается на вечные заботы. Наконец остатки сна сгорают в разошедшемся огне, в голове остаётся только работа.
Сразу вешает над огнем чайник, а сама берется за чистку рыбы. Затем моет ее в ведре с соленой морской водой. Пресная - дальше, в озере метрах в трехстах от станка. Дабы не мотаться лишний раз, Тамара питьевую воду экономит. Посуду моет морской. Пресную приходится носить самой, мужикам - некогда, а детям ведро ещё не под силу. По крутому склону, от озера, с водой не спустятся.
В пять часов рыбаки поедут на сети. К этому времени надо приготовить завтрак. Кроме крепкого чая, Тамара ставит на столик густую уху. На каждого из четырех рыбаков выбирает по муксуну килограмма в полтора, заливает водой. Секрет северной ухи прост: закрыла вода спинки рыбы, и ни грамма больше жидкости.
Ложку соли туда столовую, без верха, перца горошком ложку, тоже без горки. Вот и вся доводка до вкуса. Главное, чтобы уха получилась наваристой. Не гонялась жиринка за жиринкой в пустой воде. Блюдо известное, готовится каждое утро. С завтраком Тамара Иосифовна справляется легко.
У мужиков впереди долгий, выматывающий день, добытчикам нужно хорошо подзаправиться. К жирной ухе привычные. Чай, вчерашние лепешки и разварная рыба - ежедневный завтрак рыбаков . На лапше или вермишели далеко не уедешь. Эти «деликатесы» Тамара обычно готовит на вечер. С усталости бригада ест хуже. Тогда вермишель перейдет на утро.
После завтрака муж, Николай, нехотя отставляет кружку с остатками крепкого чая, минут пять просто сидит у огня, окончательно стряхнув остатки сна, идет заводить мотор. Тяжело разминается на ходу. Сначала переставляет ноги, будто они на шарнирах. Не молодой уже, а вчера тонну рыбы не только затарили в мешки, но и подняли в ледник.Это закон. Пока последний хвост не в леднике, ужинать ни кто не пойдет.
Остальные тоже поднялись за ни. Кряхтят, зевота до ушей, макушки чешут. Тянутся гуськом к берегу, складывают в баркас починенные вечером сети, канистру бензина, термос с чаем, мешки под рыбу, фартуки с прорезиной. Во вторую лодку поменьше ружье, багор, патроны. Вдруг белуха зайдет в залив или нарвал, или нерпа, что чаще всего. Попалась на глаза, уже не вернется в море, пойдет на приварок к обедам.
Путина в этом году дружная, рыбы попадается много, пока всю выпутаешь без фартука и резиновых перчаток, вконец промокнешь. Вода в Хатангском заливе холодная, сейчас, в августе, не больше двух – трех градусов, льдинки до сих пор гуляют. Раз-два окунул руки в воду, и они мерзнут, я сам проверял. Потому собраны мужики всегда основательно: болотные сапоги, вязаные шапочки, фуфайки. На ногах байковые портянки.
Следить за здоровьем на Гуденьком обязаны все. Заболел, в лодке тебя заменить не кому, значит, подвел спарщиков. Без тебя они план не сделают. На будущий год в бригаду не возьмут. Здесь, в краю, который у бога за пазухой, болеть совсем не рекомендуется. Во-первых, без пары рук бригада не справится с планом. А договор с заказчиком рыбы вон он, у Тамары в шкатулке. Там четко прописано столько тонн рыбы нужно сдать. Также крупными буквами выведено: не сдал план, получишь наполовину меньше.
Значит, лето мучились зря. Во-вторых, опасно болеть на севере. Помочь может только санитарный вертолет. А прилетит ли он, всегда вопрос. То погоды нет, то вертолет где-то в рейсе. Пока вернется…
В чуме хорошо слышно, что мотор баркаса схватывает с первого рывка. Николай, перекрикивая его шум, отдает какие -то указания рыбакам, потом добавляет газу и лодка уходит к отмелям посредине залива. За ней также лихо прыгает на волнах вторая. Там, на чистых песках рыба «греется» в ледяной воде. Ждать бригаду нужно не раньше шести вечера. К осени муксун идет хорошо, особенно в этом году фартит. Николай уже сто лет на реке, опытный. Угадывает где по. Без добычи ещё ни раз не оставался. Но чем больше рыбы, тем тяжелей бригаде.
Вечером рыбу нужно затарить в мешки и поднять в ледник, что на крутом берегу залива. Лесенка там из плавника, шаткая. Однако по ней таскают рыбу на десятиметровую высоту, другой нет.Делать новую. неделю забыть про рыбу. Триста-четыреста килограммов, а то и полтонны приходится за вечер поднимать. Вчера заскладировали тонну. Робу от пота хоть выжимай, но оставить улов на берегу нельзя. За ночь она испортится. Муксун такая рыба, чуть побыл, пусть в относительно теплом месте, и даже на звероферму не возьмут. Прокиснет, расплывется муксун. Кому он такой нужен.
Ледник просторный, тонн на двадцать пять – тридцать. Его ещё при советской власти делали, потом ремонтировали. Сейчас только подчищают перед путиной от наплывов нового льда, вот и вся забота.
Освободятся мужики не раньше девяти, а то и десяти вечера. Опять сытно поедят, теперь уже жареной рыбы с вермишелью или рожками, посидят у костра с кружками чая, переведут дух и в спальные мешки. Промысел - работа тяжелая, отдых требуется постоянно. Ловят рыбу без выходных и проходных. Зато план уже почти сделали. Но рыба лишняя не будет, ей всегда продать можно. Норильский комбинат может хоть сто тонн купить. За тонной ни кто не кинется, а если двадцать – тридцать тонн, заберут как только станут реки.
Ну, а пока бригада в заливе, Тамара Иосифовна перешла к очередным хлопотам. Я также рядом, все время с ней. Записываю, переспрашиваю вычеркиваю. У меня бутылочка конька собой, но вчера вечером она мне строго запретила вытащить ее из сумки с фотоаппаратами. Сорву рабочий день. Сегодня мы с ней за завтраком по стопочке выпили. Оставшееся в бутылке, она завернула в оленью шкуру и под балок. Сегодня прилетит вертолет, Тамара заказала тушенки. Она сытней с вермишелью. Тогда и угостит мужиков.
Сначала она готовит детям завтрак. И Яше, и Насте чая покрепче не нальешь. Они будут пить морс на вишневом варенье. Месяц назад директор фирмы прилетал на вертолете за рыбой, закинул продуктов. Спроворил ящичек варенья. Осталось всего три банки. Но на детях Тамара не экономит. Сегодня, в крайнем случае завтра опять будет вертолет с хозяином, по рации она передала, что привезти. Варенье заказала. Но это уже себе да рыбакам. Этим же вертолетом ребятишек заберут в поселок в школу. Там будут жить со старшими братьями и сестрами. А сегодняшний вертолет геологов, он меня заберет к вечеру, как и договаривались. Мой вертолет будет идти с мыса Нордвик, там ночевали геологи и пилоты. В зимних палатках. В чуме все равно теплей.
На второе ребятишкам - оленина. Вообще-то, свежего мяса летом нет, утром, вечером и в обед - рыба. Однако с неделю назад Николай смотрел в бинокль на волка, который недавно прибился к станку и околачивается возле людей, не уходит. Муж наблюдал за серым, а увидел оленя.
Шалый какой-то олень, случайный. Основной рогач пойдет к середины сентября, не раньше. Этот, видно, от избытка сил по тундре носился. Крепкий оказался самец, жирный. Волк ходил рядом, а «дикаря» не выслеживал. Видно чувствовал, такого не догнать. Да и сытые летом волки, лемминга во мху тысячи. С час половил их и сутки спи. Волки страшно ленивые, если бы есть не хотели и не просыпались бы. Всех нас голод заставляет работать.
Николай «дикаря» перехитрил и убил. Свеженинки поели все, остальное спустили в ледник. Мясо - для детей.
- Сейчас возле нас только песцы живут, лемминги, да ещё волк теперь кружит, – рассказывает мне Тамара Иосифовна, - вот и все живое. С птицами полегче. Проще сказать, кого нет. На любом озере и гуси, и лебеди, и турухтаны, кулички, утки разных размеров. Чайки-разбойницы десятками летают. Вокруг мелководье, вот они и таскают рыбью мелочь. Беда одна - некогда охотиться мужикам. Муксун все время отнимает. Если у самой есть время, постреляю уток, вот и все разнообразия обеда. Но на этой неделе еще ни куда и не ходила, стирки много.
Пока мы пили чай и ели все ту же уху, сваренную уже для нас с ней, проснулись ребятишки. Они отдыхали не в чуме, где живут взрослые, а в балке. Там теплей, в балке печь стоит. Ночи холодные, до минус пяти постоянно. Но с вечера протопил печь и на ночь тепла хватает. Хотя солнце в эти дни заходит на час, не больше. У моря Лаптевых теплей погоды не бывает. Поэтому с вечера Тамара Иосифовна протапливает детям печь. В принципе с двойным спальным мешком из оленьих шкур и крепче мороз не страшен. Но и сын, и дочь любят раскрываться. Так что лучше протопить.
- Давайте ешьте и карликовую березку сегодня готовить, рыбу коптить нужно, - наказывает мать. - Все, что вчера принесли, я за ночь сожгла. Рвите берез больше.
Яшка, вот кто егоза, скривился, будто ему предложили несвежую рыбу.
- Опять березку да лозу рвать. Мы хотели с Настей по цветы на озеро.
- А волк, вон, опять на бугре лежит. Он вам нарвет.
- Волк не кусается. Да мы тозовку возьмем, отпугнем. Он пулю за километр чувствует, папка мне говорил.
Волка Тамара Иосифовна вспомнила просто так. Летний зверь не опасен. Да и Яшке уже восемь лет, постоит за себя. Стреляет он мастерски. А обращаться с ружьем, чтобы не поранить ни кого из ближних, научен давно. Каждое лето на станке. В хорошую погоду его уже и в лодку с собой берут. Пусть привыкает. Чтобы остался в тундре, он её полюбить должен.
Вот почему Яшка на приказы матери дуется. Дескать, сам взрослый, знаю, чем заняться.
Жизнь в станке такая, что без работы не сидит ни кто. Но истинная хозяйка тут Тамара Иосифовна. Она и командир и всем заботам подчиненный. Её заботами бригада весь сезон и остается дружным коллективом.
Мужики на севере измельчали. Уже полтора месяца людей не видели, а привезли меня, они сразу вернулись с промысла. Обступили вертолет, улыбаются, подмигивают: спирту привезли? Потом к вертолетчикам подкатились: есть спирт, давай на рыбу поменяем. На трезвую голову спрашивают тайком от Тамары Иосифовны, а выпьют, море по колено. Хоть самих себя готовы за спирт продать. Алкоголизм здесь победил и совесть, и скромность, и все остальное. Но в наш приезд им пришлось вернуться к сетям без бутылки. Ни кто им спирта не дал. Хотя у геологов, их десять человек, ящик водки в вертолете стоял. Если ещё и экипаж присоседился к ужину, то сегодня с вылетом из Нордвика они задержатся.
На то и щука, чтобы карась не дремал. Тамара, еще когда заказывает по рации продукты, требует от директора, чтобы в посылку не попало ни одной бутылки спирта или водки. Станок, есть станок. Тут сухой закон. Но мы с Тамарой его нарушили. Не везти же мне обратно бутылку в Красноярск. Она специально покупалась, чтобы посидеть с рыбаками хорошей компанией. Но Тамара запретила.
Благо, сейчас заказчик рыбы молодой, сам не пьет. Он не только что на станки, но и в Сындаско ни разу водку не завозил. Мол, всего другого - пожалуйста, водку, сроду не повезу.
- А работают наши мужики хорошо, - говорит она мне, - не каждый такой тяжести выдюжит. В пять утра уедут и до пяти вечера на сетях. Поставят их, часа два почаевничают, потом проверять. По два раза за день каждую сеть поднимают. Каторга, но добровольная, сладкая. Усталость не мучает, если идет рыба. Для нас рыба – деньги. Я ведь зиму в поселке живу. Николай зимой со мной, и в Сындаско сети ставит. Поселок прямо на берегу. На «Буране» Николай катается проверять сети. Но в поселке жить дороже. Раньше трактор столько не стоил, как сейчас килограмм картошки.
Про себя, заботушки собственные, она рассказывает не охотно. Но и так все видно. На каждого из четырех рыбаков по две рабочих робы - брюки и штаны. Приехали, сняли мокрое, чистое одели, сухое. Что было на них, измазано в слизи и рыбьей чешуе. Не постирай, через неделю и брюки, и куртки треснут от грязи. Стирает, естественно, Тамара Иосифовна. Вручную. Здесь машины нет. Нагреет воды в большом чану и полощет тряпки в нем же. В двух горячих водоах нужно полоскать, иначе от рыбьей слизи не отвяжешься.
Убил муж оленя, шкуру будет выделывать она. Николай не знает с какого бока к ней подходить. Да и времени у него на это нет. Рыбу нужно брать, за этим ведь сюда приехали. Осенняя путина короткая. Не успел, потерял деньги. Если хорошо получится летняя путина, как нынче, заработанных денег хватит на весь год. Нынче, считай, план уже сделали. Но ещё полмесяца, а то и месяц, ловить будут. В поселке недельку, а может и две отдохнут и тогда поставят сети по молодому льду возле поселка. Николай до марта будет рыбачить. А в марте снова на Гуденький, корюшка пойдет. Наберет бригаду и сюда. Тамара тоже с ним.
У ней же на все находится минутка. После завтрака села с час- другой отдохнуть. Чтобы за разговором не остались пустые руки, раскинула на вешалах сеть, вчера не успела починить. Челнок мелькает в ее руках, глазами не уследить, заодно рассказывает про себя.
У Тамары и мать, и отец рыбачили. И она, пока замуж не вышла, с ними ездила. Не один год вместе с мужем на реке. Случись что, сама и сеть поставит, и проверит. И с лодками управляет не хуже настоящего рыбака. Перебрать мотор не способна, а пересечь на моторке Хатангский залив и вернуться обратно – запросто. А это восемьдесят километров. Случалось, вдвоем с Николаем тут рыбу промышляли. Проверили сети в обед и к леднику. Николай рассовывает муксуна по мешкам, поднимает в ледник, а она обратно на сети, проверять. Одна управляется.
- За Николаем уже больше двадцати лет замужем, шесть детей у нас. Старшие - сами самостоятельные. В семидесятых мы поженились. Тогда модно было куда-то ехать, а мы в Сындаско остались. Я в тундре выросла, для меня здесь рай. Николай не оленевод, рыбак. Пришлось и мне к его берегу привыкать. Так и живем. Зимой – в поселке, летом – на станке, возле моря. Когда вдвоем, когда он напарников найдет. Чаще в бригаде. За хорошую путину тонн двадцать поднять можно. Я в бригаде тоже на полный пай. Стирка и еда на мне.
- Не скучно.
- Как можно в родном доме скучать? Да и некогда. Вот когда без детей - тяжело. Но это два-три месяца в году. Хорошо у нас в Сындаско, средняя школа, интернат. Однако уже в марте нужно ехать сюда, корюшка идет. А ребятишки до июня в школе. Дома не оставишь, переходят ночевать в интернат.
Когда сети починены, снова развешены на обдуве, пьем чай. Теперь уже со свежеиспеченными лепешками. Ребятишки с нами, уплетают лепешки с вишневым морсом за милую душу.
Затем Тамара принялась разжигать коптилку. Но сначала сняла дерн с дымохода, навешала просоленного муксуна на алюминиевые крючки и только тогда наложила костерик в две руки толщиной из вехоти карликовой ивы и березы. Другого топлива здесь нет. Вот и сейчас ребятишки, прямо возле озерка на мысу наломали карликовых деревцев, принесли целое пластмассовое ведро.
Сначала поджигаются щепочки плавника, потом на них скрученные в вехоть веточки березок и коптильня задымила. Для себя на вечер Тамара повесила коптить с десяток свежих муксунов, совсем несоленых. Три из них отдала мне, при отлете. Мол, от всей бригады подарок. Между делом опять стала рассказывать о бригаде.
Кроме нее и мужа, здесь еще трое молодых парней: Володя Жарков, Федор Попов и Игнат Жарков. Все - родственники. Вместе выезжают уже не первый год. Ребята - не женатые. Хотя всем под тридцать.
- Так и промаются без жен, - ворчит она, - коптят только белый свет. Разве можно одному без жены? Этот как же рыбачить? Мой Николай без меня бы и не поехал. С молоду так живем. Куда он, туда и я. Другой жизни не искали. Да и заработки у нас хорошие. Тут я сама решаю, деньги нужно на дело тратить, не на водку.
- С первого дня вы в семье командир?
- Измельчали долганские мужики. Хоть вправо, хоть влево, откуда запах спирта, туда и пойдут. Мы и не делили должности. На реке он командир, а здесь - я. Рыбу сама сдаю, за станком слежу, ребятишек воспитываю. «Буран» надо купить или сети - я решаю. Так вот и живем, - смеется она.
Потом опять сердится на молодых.
- Говорю им, как же вы без бабы жить можете? Или вы без мужской гордости родились? Скалятся только: зачем нам жены, вот спиртику бы стопочку. Ой - е - ей. Разве это мужики!
Гуденький считается берегом Хатангского залива, но по-доброму это уже море Лаптевых. Вода - соленая, штормы как на море. С нашего кругого обрыва противоположного берега не видно. До самого горизонта вода.
Ближайший населенный пункт отсюда - поселок Сындаско - за пятьдесят километров. От Сындаско до районного центра больше двухсот километров. Даль далекая. Но здесь, в уютном и обихоженном станке она не чувствуется. И у меня, пробывшего здесь, на Гуденьком, несколько дней, рождается желание остаться на высоком берегу подольше. Очень уж тепло и уютно тут. Фотографирую птиц каждый день. Наделал бы снимков на десять книг вперед.
Ребятишки у костра чему-то смеются, Яшка чистит тозовку, собирается с сестрой на озеро, поохотиться на гусей. Тамара Иосифовна моет посуду, вешает сковородки и кастрюли на рогатину у чума, сушит на солнце.
Все как дома. И тепло, и уют держатся на плечах этой невысокого роста, красивой женщине.
- Счастливая я? - удивляется она вопросу. - Конечно. У меня семья, муж, работа. Я люблю свой поселок и станок. Почти все подружки с кем учились в школе, умотали в Красноярск и Москву, у меня даже мысли такой не было.
- Полжизни мужиками командую, - неожиданно улыбается она, - я тут как царевна. Соперниц нет. И не будет. Кто еще в нашу глушь кинется? Каждый счастье понимает по-своему. Кому город нужен, а мне этот станок самое теплое место… Здесь хорошо, мне под пятьдесят, а ещё ни разу не болела. Только в роддом возили, вот и все мои встречи с врачами. А Николай в больнице был, когда забирать меня из роддома приезжал. Но теперь уже стареем, хвори начинают подступать. Пока сопротивляемся, лет через пять нужно садиться в поселке. Хотя хочется рыбачить до самой смерти. По – хорошему, здесь бы нам с Николаем и помирать. Только дети не дадут, в поселке закопают.
Мы замолчали. Внизу у обрыва плескалось море. Кружили над станком поморники, шипели на них чайки, покрикивали. Где-то на пресном озере сердились дикие гуси, гоготали без устали. Может песцов пугали. У гусей сейчас трудная пора, линные гуси, летать высоко еще не могут.
Чайки пикировали прямо возле нашего костра, на ходу подхватывали остатки только что чищенной рыбы. Шел обычный день на Крайнем севере. Тамара Иосифовна вздохнула, посмотрела на часы, потом сверила их по солнцу: пора браться за ужин для рыбаков. А я уже складывал в дорожную сумку фотоаппараты и диктофон, блокноты. Через полчаса, если на Нордвике все нормально, за мной прилетит вертолет.
Так вот и случилась наша короткая встреча. Больше я ни когда на Гуденьком не бывал. И про нынешнюю жизнь ни Тамары, ни мужа её ничего не знаю. Давно теперь уже они пенсионеры. Может в Сындаско живут, может дети куда-нибудь утащили. В Хатангу, например. Успокаивает, что трезвые это и расчетливые люди, у них должно быть все хорошо.