Мой приятель, с которым мы давно не виделись, рассказал мне одну историю. Он рассказывал её аккуратно, неспешно, пытаясь ничего не упустить. Это была не его история. Точнее это была история, произошедшая не с ним, но он, как тот, кто слышал её из первоисточника, старался, чтобы пересказ не сильно искажал оригинал, который произвел на него громадное впечатление.
Пожалуй, я не буду браться рассказывать ту историю вам, но расскажу о своём приятеле. Начать, а может быть даже и закончить стоило бы тем, что никакого приятеля у меня нет, но разве это повод прерывать эту, может быть единственную, мою возможность высказаться?
Меня зовут Вячеслав. То есть «более славный». Или «славнейший». Не просто славный малый, о котором больше и сказать нечего, но тот, кто делает упор именно на то большее, о котором нельзя говорить.
Конечно, в первую очередь я люблю говорить о Рае. Рая – это молоденькая цветочница, что работает в лавке недалеко от моего дома. Часто, вернувшись домой, я начинаю говорить о ней: «Сегодня я снова видел Раю, - начинаю я,- ты знаешь, эта цветочная лавка, она от потолка до пола сделана из чистого стекла и вся изнутри заполнена крупными вульгарными букетами. Рая тихонечко сидела на табурете, перелистывая журнал. Я заметил на ней новые туфельки бордового цвета. Они были очень красивы, и мне стало грустно от того, что не я подарил их ей. Сегодня я опять пытался зайти к Рае в лавку, но, как и каждый раз, мой страх остановил меня. Ты не подумай, что я испугался Раю или того, что она как-то плохо на меня отреагирует. Вовсе нет. Я испугался цветов. Эти жуткие создания, замкнутые в себе, пренебрежительно отказавшиеся от общения с людьми, вселяли в меня ужас с раннего детства. Цветы, по крайней мере, те, что продаются уже отрезанными от своих корней, это не что иное, как реальное воплощение зомби или иных видов живых мертвецов. Глядя на цветок в вазе, я вижу не что-то красивое, а отрезанную голову, обрубком шеи помещенную в ёмкость с кровью. И, подсасывая эту кровь, голова продолжает жить, но принадлежа столь высокомерному роду, она ничего не сообщает о себе. Как ей там? Радостно или грустно? Какого это, жить, будучи лишенным своих корней? Всё это крайне беспокоит меня. Но больше всего именно, то, что я не могу добиться от них ответа о том, какого это быть живым мертвецом. Я знаю, что умру. Это не секрет, но также, я знаю, что не так сложно будет организовать предсмертную ампутацию головы и помещение её в таз с кровью, и если обеспечить регулярный полив, то возможно, как и некоторые цветы, я смогу дать новые отростки, которые станут моим новым телом. Но что это будет за жизнь? Я возненавидел цветы за их молчание, но я так люблю Раю, отчего еще больше ненавижу цветы, преграждающие мне встречу с ней. Ты спрашиваешь, а в чем сложность? Почему ты не подойдешь к ней, когда она выходит из лавки? Всё очень просто. Я не смогу ей ничего сказать, потому что я немой. Я лишен возможности говорить и в этом я чувствую свою близость к цветам, и иногда задаюсь вопросом, а не у них ли я перенял эту немоту? Это еще больше заставляет меня их ненавидеть, но через ненависть к ним я неизбежно приближаюсь и к ненависти к самому себе. Но если ты немой, то как же ты говоришь со мной?- ты спрашиваешь меня. Здесь нет ничего удивительного, мы обсуждали это уже тысячу раз. Все дело в том, что ты это некий лист, экран, пластина, прячущаяся в моей голове, на которую ливнем обрушиваются мои речи, скорее состоящие из знаков и визуальных образов. Ты моё непримиримое, но любящее сознание, которое всегда следует за мной и не дает рухнуть от отчаяния и одиночества. И если бы не Рая, которую я не могу не любить, то ни что не стояло бы между нами, и тогда я мог бы утонуть в тебе без остатка, и, наверное, избавится от всех тех страданий, что доставляют мне ненависть, цветы, немота, любовь, смерть. Само существование Раи и моя любовь к ней это и есть то, что запускает механизм смерти или «влечения к смерти», как вроде бы говорят психоаналитики. Рая так реальна и так недоступна для меня, что создает целый иной мир, который отрицает возможность моего существования в самом себе в объятьях тебя, моё сознание».
Так я обычно говорю, когда возвращаюсь домой с работы, неизменно проходя перед этим мимо Райской лавки.
Работа у меня простая, я почтальон. Любовь к письмам возникла почти сразу, как только я онемел. Сначала, я много писал, тем приятелям, которые ещё поддерживали со мной связь, но со временем они отвалились, как отмершие листья, больше писать мне было некому, и тогда я решил поспособствовать доставке писем других людей. Но что говорить о работе, если о ней и нельзя сказать большего.
Важно вот что. Где-то раз в две недели я посещаю один массажный салон, где две миниатюрные азиатские девочки, говорящие только по-китайски, топчутся по мне своими крошечными ступнями. Однако, их язык мне понятен. Язык их ступней. Они общаются со мной, через определенные точки на моей спине, и так я знаю всё, что они думают, но и они, чувствуя каждую напряженную мышцу, каждый позвонок своими ножками, знают всё, что происходит у меня и у моего сознания. Таким образом, эти замечательные девочки в курсе всей той истории, что касается меня и Райской лавки, и конечно глубоко мне сочувствуют, всё же я хорошо им плачу.
Так бывает, что рано или поздно человек осознает, что больше не может жить вместе со страхом, который мешает осуществлению его мечты. Этот момент наступил и у меня. Проходя мимо Райской лавки, я как обычно задержался на ней взглядом и увидел, как Рая сидит на табурете и тихонько плачет, прикрывая лицо мягкими длинными волосами. У меня сжалось сердце и в ту же секунду пришло решение. Я продал всё своё имущество, включая комнату, где жил и отнёс деньги моим китайским подружкам. Лёжа на массажном столе, я передавал их ступням указания. Девочки волновались, пытались меня отговорить, но я предложил им хорошие деньги и гарантии, что у них не будет никаких проблем.
В назначенный день я пришёл к китаянкам, и они реализовали мой план. Сначала, была отрезана моя голова. После, они поместили её в тазик, который наполнили кровью из оставшегося тела. Несколько дней они подливали кровь, кормили меня удобрениями и расчесывали мои волосы. Спустя неделю я, как и предполагалось, пустил корни. Меня пересадили в горшок. После, китаянки отнесли горшок к Райской лавке и оставили у входа, незадолго до её открытия. Через минуту пришла Рая.
В Рае я не ошибся, как чувствительная девушка, рожденная чтобы давать любовь, она не смогла бросить одиноко стоящее на улице комнатное растение, тем более такого странного вида. Конечно, поначалу у неё были сомнения, ведь цветок крайне напоминал человеческую голову и как продвинутый флорист, Рая не могла определить его вид. Рая даже попыталась разговорить растение, но оно было немо, что немного успокоило её. Тогда Рая поставила горшок на пол рядом с другими цветами, села на табурет и начала читать журнал.
Я огляделся. Вокруг меня были цветы, но больше они не пугали меня. Теперь я знал, в каком блаженстве они существуют, и так же я знал, что это не высокомерие, с их стороны, не рассказывать об этом, а просто само блаженство настолько сильно, что и сказать оказывается нечего.
Но всё же скажу, последнее, чтобы вы не остались без ответа. Да, Рая забрала меня после работы домой и поставила на подоконник в своей комнате. Больше она не плакала. О лучшей жизни я и не мог мечтать.