Мог ли Роберт тогда, будучи совсем ещё несмышленой игрушкой в руках едва забрезжившей судьбы, последовать ни то совету, прозвучавшему в его ушах, как исповедь (по прошествии многих десятилетий он в точности уяснил себе, что, скорее всего, было наоборот), ни то признанию, произнесенному настолько эмоционально, что слишком сильно повлияло на его неокрепшую психику — в нескольких словах всего не передать, да и не имеет особого значения, но, тем не менее, спасаться от тоски и одиночества в минуты, которые перетекают в дни и годы, не принося ровным счетом никаких чудес, спасаться волшебной фантазией Роберт учился долгие мучительные десятилетия. А тогда, на пороге жизни, не научившись размышлять, анализировать и взвешивать, он самым естественным образом был заточен на одну жизненную функцию, которую ощущал, как потребность моментальной реакции окружения на его плач или крик.
Маленькому и требовательному, вечно недовольному Роберту отнюдь не сразу удалось научиться считывать чужие эмоции с выражения лиц тех, от которых зависел незатейливый комфорт его детской жизни, ограниченной до минимума встреч, прогулок, поездок и прочего вмешательства внешнего мира, несущего, похоже, сплошные опасности, хаос и неразбериху, в которой и сами взрослые ориентировались с большим трудом, растрачивая на выживание слишком много сил, недостающих им в те редкие периоды, когда, наконец, оставив дела, можно было погрузиться с головой в веселье и праздник…
Таким образом, в плохо оформившихся мозгах Роберта, как сквозняк, возник зазор между мудростью, преподнесенной ему в речах старших, и их очевидным недовольством его собственными глупенькими капризами. Есть ли смысл в описании процесса, занявшего отроческие годы, если эффектом размышлений, проб и ошибок стал сомнительный вывод: то, что хочешь создать, не создашь в одиночку, потому что ты слаб и не самостоятелен.
Для решения возникшего противоречия осталась вся последующая взрослая жизнь, в которой не раз придется встретиться лицом к лицу с недоразумением - в полной изоляции, глухой тишине и как-будто в темноте из той памятной с детства, случайно запертой кем-то комнаты страха, комнаты смеха с кривыми зеркалами… Как же вычеркнуть из сознания отражения в зеркалах: лица, искаженные царапающими душу эмоциями? Самые любимые лица, с которыми связано то, что связывает ребенка с появлением на свет. Почему, зачем? Как просто ответить! Роберт не хотел никого огорчать, в том числе себя, огорчавшегося из-за любого огорчения в глазах любимых близких. А что можно сделать? Можно расстаться. Но не забыть. Никогда.
Роберт и во вполне зрелом возрасте остался наивным, как дитя: ему было почти тридцать, когда самая прекрасная девушка, с которой ему удалось познакомиться — длинноногая голубоглазая красавица с лучезарной улыбкой — после нескольких месяцев, на протяжении которых она охотно назначала ему время встреч и водила его по своим любимым местам, рассказывая, что именно ее связывает с каждым из них, внезапно оборвала ниточку, связывающую их судьбы.
Расставание всколыхнуло всё, чего Роберт боялся и чего не любил в себе и в наиболее близких людях, в окружающем мире, его тонкой оболочке, скромном фрагменте большой разнообразной жизни. Страх усиливался от сознания собственной уязвимости и ущербности, появившегося из-за того, что Роберт ничем не проявил ни своего удивления, ни, тем более, разочарования. Ему казалось, что после разрыва диалог уже не возможен, хотя прекрасно понимал, что и он, и она остались прежними, и нет запрета на слова, которые еще недавно обоим были понятны и в которых нуждались.
Потребностями всеобъемлющей любви и глубочайшего понимания Роберт мог бы без ущерба для себя поделиться с ровесниками. Но поиск пути их удовлетворения затягивался на долгие годы… Поначалу Роберту приходил в голову лишь один по-настоящему эффективный способ влияния на ограниченный круг людей, от безусловной поддержки которых зависело и его здоровье в целом, и ежедневное настроение, и любые планы на будущее. Он отрепетировал до мельчайших подробностей сценку, в которой над ним, смертельно раненным, собираются все, кто еще совсем недавно не обращал на него внимания, и внезапное отчаянье открывает им глаза на ту правду о нем, о которой до того момента они даже не пробовали задуматься…
Небольшой круг этих людей ограничивался членами семьи, и Роберт не допускал мысли о том, что из их списка можно исключить хоть одно имя. Приняв финальное решение перенести эксперимент на неопределенный срок, Роберт, не забывал, на всякий случай, пополнять список новыми именами. В него попадали оставившие в памяти милые мелочи, на которые он успевал обратить внимание прежде, чем находился повод для расставания. А находился всегда, отличаясь лишь длинной отрезка времени, отпущенного на совместное проведение и открытие тайны. Она была у каждого своя, а совместить свою и чужую получалось только у талантливых. Однако у Роберта таланта не было и поэтому вместо ощущения чуда он испытывал разочарование, одно за другим, пока не подошел к той черте, за которой расстилалось бескрайнее пустое поле одиночества и тоски. И еще воспоминаний. И нерешенных вопросов: почему — почему люди так легко расстаются, почему уходят без сожаления? Роберт казался себе скучным и безрадостным, а другие люди - интересными и веселыми. Иногда он задумывался над тем, запомнился ли он какой-либо милой мелочью, но ответ скрывался где-то далеко, по другой стороне бескрайнего поля…
Роберт родился не совсем таким, каким рождается здоровый, здравомыслящий, счастливый и свободный человек. А как только научился осознавать себя отдельно от других, как только начал разбираться в том, что ему доставляет удовольствие, а что расстраивает или раздражает, оказался под влиянием несоответствующих, даже вредных идей. Из-за замкнутости, необщительности, он слишком долго находился в плену иллюзий, которые мешали нахождению правильных путей реагирования на происходящие вовне.
Роберт стремился к комфорту в общении с людьми: ему хотелось, чтобы отношения были искренними и приносили радость. Но как этому научиться он не знал. Обычно, с людьми было просто скучно, часто возникали конфликты интересов. В юности у Роберта был приятель, который, как и большинство остальных, пожелал познакомиться первым: подошел, сказал много хороших слов и попросил найти свободное время для встречи. Роберту очень польстило его внимание, да и свободного времени для встреч с обаятельным юношей у него было сколько угодно — хоть ежедневно, после школьных уроков… Но вскоре оказалось, что новый приятель дополнительно занимался в спортивном кружке, из-за занятий он часто опаздывал на встречи, а иногда и вовсе не приходил. Роберт поначалу относился к опозданиям с пониманием, но вскоре почувствовал обиду. В таком возрасте людей быстро приобретают, но и быстро теряют. С перспективы, Роберт оценил это кратковременное знакомство как не пройденный урок, потому что расставшись без особого сожаления, он, к сожалению, так никогда и не узнал (постеснялся спросить), чем же привлек внимание парнишки, что интересного в нем разглядел кто-то, у кого было столько разных интересных дел, заставивших, в конце концов, прервать интересное поначалу общение.
Скорее всего, у парня вскоре нашлись другие интересные знакомые, а вот у Роберта никогда не появилось желания подойти к малознакомому человеку и предложить ему дружбу… Но и одиночества Роберт не любил, он просто ждал удачного стечения обстоятельств, которые приведут к тем, для кого он станет важнее всего остального.
Роберт с детства любил приятную суету, царящую в их большой семье по утрам, когда младшее поколение собиралось в школу, а среднее — на работу. Самые старшие оставались хозяйничать дома, но всегда участвовали в сборах и помогали, чем могли. Эта слаженная семейная машина научила Роберта сотрудничеству, несмотря на детский эгоизм и непонимание того, что не всё может быть подчинено ему, как самому младшему. Повзрослев, Роберт выяснил, что приспосабливаться к чужим так же необходимо, как к близким, только еще труднее, а попытки изучения механизма действия слаженных групп людей заканчивались тем, что, как ни крути, своего места среди них он не находил… После нескольких неудачных попыток, он начал сомневаться в своих способностях, потому что не находил в себе сил ни на то, чтобы быть в вечной оппозиции к лидерам, ни, тем более, на то, чтобы быть к ним поближе…
Когда самые значимые для Роберта близкие, мама и брат, которые более других повлияли на ход его мыслей и важнейшие жизненные выборы, в очередной раз посмеялись над его увлечением, на этот раз — психологией, ему уже было не двадцать, в которые брат во всю критиковал всех без исключения девушек Роберта, что приводило к удивительным (думаю, для них обоих) последствиям, безусловно повлиявших на судьбу и отношения с людьми настолько, что следующее десятилетие стало для Роберта поиском выхода из внутреннего кризиса: с трудом удавалось адаптироваться к сильно изменившимся внешним обстоятельствам.
Так как с самого первого запомнившегося Роберту личного опыта проявления своей воли он заметил, что сложно подобрать слова, которые окружающие не только услышат и поймут, но не будут иметь ничего против удовлетворения элементарных, желаний, то нетрудно догадаться, насколько в безвыходной ситуации оказывался он тогда, когда, в очередной раз получив отказ, не представлял себе дальнейшего будущего, которое все более разочаровывало и пугало.