Рассказать все о школьных годах невозможно. Самые трудные, самые интересные годы жизни, когда ты пытаешься понять поступки окружающих тебя людей. Накапливаются события, появляются свои мысли. Мир раздвигается.
В детстве я не догадывался, что за горизонтом есть жизнь, большие города, реки. Все имело границы, до которых рукой подать. Даже солнце было почти рядом. Птицы за облаками подлетают близко к нему. Но если идти туда, где оно садится, попадешь к громадному обрыву, откуда легко сорваться вниз. Будешь падать, падать...
С этим ужасом я часто просыпался, и подушка была в слезах. Другие, может быть, летали над землей, а мне мешал подняться горизонт. Я боялся заглянуть за край, но неизвестное тянуло к себе, порождая ночные страхи.
- Растешь, - успокаивала мать.
Про город я узнал случайно. Я знал, что на машине можно уехать далеко. Но не за горизонт же. И вот у мамы какое-то дело, надо в город поехать. Я стал расспрашивать про город. Там дома огромные, людей много, и никто никого не знает, и они друг с другом не здороваются и не разговаривают.
Меня ни в какие путешествия не брали, и я стал просить маму взять меня с собой.
Бабушка бурно запротестовала. - Потеряется, -убежденно сказала она, - и перепугается в городе до смерти.
- А что, там страшно?
- Помнишь, я тебе про Берсеневых рассказывала?
Об этом ужасе я знал. Семья Берсеневых, пчеловодов, жила в лесу безвыездно, круглый год. В семье были маленькие дети, и жили они затерянные в лесу примерно как Маугли. Родители наведывались за десяток километров в Михайловск, а дети в это время оставались в лесной избушке. Керосиновая лампа, русская печь. Все как обычно.
И вот однажды отец с матерью старшего мальчика взяли с собой. Ехали на телеге, это было первое его путешествие в другой мир. Подъехав к поселку, стали спускаться с горки, а поселок лежит в низине. Мальчик вдруг соскочил с телеги и упал на землю, лицом вниз. Стал отказываться ехать дальше. Замолчал, перестал говорить.
Все же поехали. Зашел он в дом весь перепуганный, и на вопросы отца-матери не отвечал. Так прошел день, и при возвращении уже на середине пути он начал плакать навзрыд, родители никак не могли его успокоить. Приехав к себе, он взобрался на высокую сосну, и никакими силами не удавалось его заставить, чтобы вниз слез. Наконец поняли, что с ним началось неладное. У человека это так осталось на всю жизнь. Сердобольная бабушка поэтому категорически высказалась против моей поездки.
- Так я ж уже большой, скоро в школу пойду.
- Большой?- бабушка сказала это так, что я услышал сомнение. - Какой же ты большой? Ты маленький.
Сошлись на том, что я дома останусь, но мать мне гостинцев привезет. Коврижку, конфет.
Так и было. Привезла. И у меня город стал ассоциироваться со сладостями – с яблоками, конфетами, шоколадкой. Мысль о городе сразу сводилась к тому, чего у меня нет. Вот мама привезла мне рубашку и ботинки.
Ботинки, в общем-то, летом вещь бесполезная, но я сразу вышел в них на улицу. Береги их, наказала мать. И когда я вернулся, взяла их в руки и осмотрела, не насадил ли я царапин на блестящую кожу.
- Ох, я бы тебя отодрала,- сказала она, - но видно и вправду камней ботинками не пинал.
Я предпочитал бегать босиком, и подошвы ног были черными.
- Ты что, так и спать ляжешь?
А я уже спал, с маху свалившись в кровать.
Лето было длинным. Я ждал, когда пойду в школу. Значит, вырос, раз школьник.
Первый день в школе я хорошо помню. Весь день я боялся забыть, как зовут учительницу. Светлана Михайловна . Он старая, старше мамы моей. Но одета несравненно лучше.
Учительница сказала, что эта комната называется наш класс, это моя парта. Зачем-то доска у парты, на которую кладут книжки, приделана накосо и покрашена черной краской. Так не делают. Скамейка жесткая. Сидеть надо тихо.
Провели нас по школе. Это учительская, рядом бегать и кричать нельзя. Ссориться нельзя. Девочек не обижать. Девочки все одинаковые, как куклы. В белых фартуках. Не дай Бог, такую за одну парту со мной посадят.
Слава Богу, девочек на всех не хватило. Со мной посадили Саньку Ястребкова. Он жил на другой улице рядом. Домой вместе пойдем, сказал он мне.
И в первый же день я попал к нему в гости. Нас накормили, и возвращаться домой не хотелось. мы заигрались, и о школе уже не вспоминали. Старшая его сестра взялась отвести меня домой.
Ох ты, баюшки вы мои! – запричитала бабушка. – Ладно, мать-то на работе. Она бы тебе задала!
- За что? –искренне удивившись спросил я.
- А чтобы дом знал. Садись, ешь.
Мать, вернувшись с работы, достала откуда-то тетрадь.
- Палочки задали писать? А ведь правда, я вспомнил, надо было написать карандашом два ряда палочек в тетрадке, разлинованной в косую линейку. Как это я про задание забыл! Все оставшееся время до вечера ушло на выписывание палочек.
У меня была стирательная резинка, и я тщательно стирал палочки, которые мне не нравились. Каждая вторая или третья были кривыми загогулинами, я поправлял их то и дело. В конце концов, эти две строчки превратились в грязные полоски. Я вырвал листок из тетради и начал работу заново. Вот теперь более или менее...
Когда я подал свою тетрадь, учительница открыла ее и улыбнулась Ты взял слишком мягкий карандаш, сказала она. Как это мягкий,не поверил я, он не мнется.
Обмакнув перо в чернильницу, она подписала мою тетрадь. Так я впервые в жизни увидел написанную каллиграфическим почерком свою фамилию. Радости не было предела.
А на первом листке появилась и первая в моей жизни оценка. Учительница написала «См». Я буквы еще плохо знал. Мать дома мне что написано, прочитала. См. Светлана Михайловна, значит. А у мамы буквы я знаю, Марья Васильевна.