СПОРТИВНЫЙ КОММЕНТАТОР ВИКТОР ГУСЕВ:
ВЕРНУВШИСЬ ИЗ США, СКАЗАЛ МАМЕ: «Я НИКОГДА НЕ БУДУ БЕДНЫМ»
Есть люди, жизнь которых легко умещается в короткий абзац, а чаще и вовсе достаточно одного предложения. Чтобы рассказать о моем сегодняшнем собеседнике, пожалуй, не хватит и книги. В 1977 году он участвовал в боевых действиях в Эфиопии был награжден медалью «За боевые заслуги». В 1985 году на борту ледокола «Владивосток» отправился на помощь к закованному во льдах Антарктиды научно-исследовательскому судну «Михаил Сомов». И снова медаль «За трудовую доблесть». В 2002 году боролся за выживание на острове в Доминиканской республике на проекте «Последний герой». Спустя шесть лет вместе с другими знаменитостями лег на лед Белого моря, чтобы остановить истребление бельков. В 2011 году по просьбе солиста группы Jethro Tull Иана Андерсона сделал перевод текстов его пластинки. Он успел поработать синхронным переводчиком на 50 конгрессах Международной федерации хоккея, прошел 15 олимпиад и комментировал 14 чемпионатов мира и Европы по футболу. У него три статуэтки ТЭФИ, правительственная награда лучшему пишущему журналисту, а также еще две, уже более «современные» медали - «За заслуги перед Отчеством», второй и первой. И все эти события уместились в жизни одного человека – сегодня моим собеседником стал российский телеведущий, спортивный комментатор Виктор Михайлович Гусев.
«После угроз в мой адрес Эрнст сказал: «Надо выводить Гусева из-под удара»
- Давай сразу расставим точки на «i». Комментатор ближе к зрителями или к спортсменам?
- К зрителям. Правильный стиль – это как будто ты сидишь перед телевизором со своими друзьями и по мере своих знаний и способностей объясняешь происходящее на поле. Кстати, интересно, что наши пишущие журналисты, похоже, считают, что они с комментаторами - по разные стороны баррикады. А ведь мы вместе должны оценивать и критиковать. Но коллеги нас словно относят к участникам футбольного или хоккейного действа. Начинают выискивать ошибки, разбирать репортажи. С трудом себе представляю, что в ходе репортажа или телепередачи стал бы анализировать чью-то статью. Мы о спортсменах и тренерах должны говорить и писать.
- Хорошо. Тогда почему наши болельщики так любят винить в неудачах команды комментатора, который во время матча был у микрофона? Ты один из самых «нефартовых» в этом плане комментаторов и даже в книжке об этом пишешь.
- Это другое. Я воспринимаю такие вещи как часть некой естественной игры вокруг футбола, хотя порой это проявляется в гипертрофированной форме. В 90-е годы, да и позже я на протяжении больших отрезков времени комментировал все матчи сборной России. Мы обыгрывали и Англию, и Португалию, и Францию в ее статусе сильнейшей сборной планеты, побеждали в важнейших матчах с югославами, валлийцами, швейцарцами, на равных бились с бразильцами, испанцами. Но в конце концов решающие встречи всегда проигрывали. Ведь чемпионами мира или Европы мы за это время не стали. И вот эти поражения люди не могут забыть. А проигрываем, и всё – комментатор виноват. И готово легкое объяснение: футболисты и тренеры меняются – и не могут же они все быть плохими! А вот комментирует один и тот же, значит, в нем и дело... Так я закрыл своим телом амбразуру критики для многих поколений комментаторов.
- Это все так на уровне игры и остается, или были реальные угрозы или действия?
- Была угроза однажды. На чемпионате Европы 2008 года мы в группе проиграли первый матч с испанцами 1:4, и в мой адрес стали поступать угрозы. На Первый канал написали, что, мол, если Гусев там в Австрии не думает о себе, то пусть хотя бы своих домашних животных пожалеет. Дошло до Константина Эрнста, он сказал на летучке: «Нужно Гусева выводить из-под удара». И меня сняли со следующего репортажа. Потом я отчасти понял, что спровоцировало такую агрессию. Это был первый матч, и наш тренер Гус Хиддинк понимал: мы значительно слабее испанцев. Да, мы могли поднапрячься, проиграть им не так разгромно, но потерять много сил. Мы эти силы, скажем так, правильно распределили, потом выиграли три матча подряд, в том числе, у мощной Голландии, и в итоге дошли до полуфинала. Стратегия, которой на следующем чемпионате Европы пренебрёг Дик Адвокат: он все силы бросил на первый матч с чехами, мы выиграли - вот вам знак - с тем же счетом 4:1, а потом - всё с горы. То есть Хиддинк, в общем-то, мудро поступил. Видимо, он обсуждал данную ситуацию с футболистами, потому перед матчем в интервью Игорь Акинфеев, заметил, что пока это еще не главная игра. Я процитировал слова нашего вратаря в начале репортажа. И часть телезрителей решила, что комментатор настроен пораженчески и еще сваливает вину на голкипера, который, будучи спортсменом, сказать такое просто не мог. А потом мы проиграли, и началось!
Но я никого не обвиняю. Болельщики хотят, чтобы команда выигрывала каждый матч. А про то, что был некий тактический ход, и слушать не хотят. Но ведь однажды, отдав битву, мы в итоге выиграли всю войну и теперь вспоминаем Бородино исключительно с гордостью. Так по аналогии надо так же оценивать тот матч с испанцами. Разве нет? А по поводу своей нефартовости хочу еще заметить, что в статистике, которую собрал «Спорт-экспресс», я в списке комментаторов, при которых было больше всего проигрышей сборной, далеко не на первом месте.
- Иностранные комментаторы работают в другой манере, не так, как наши?
- Стиль комментирования совершенно. Бразильское, как известно, построено на эмоциях: орать «гол!», быть с болельщиками на одной возбужденной волне. Английские комментаторы просто «гоняют мяч»: называют футболистов, которые в данный момент владеют мячом. Сказал, «просто», но это далеко не так просто, как может показаться. Аналитика - в паузах, а в основном она уходит в разборы после матчей и в газетные статьи. И никто не обращает внимания на правильное произношение имен-фамилий. Если они называли нашего теннисиста Кафельниковым, то так и будут, а когда поправляешь, говорят: какая разница, все же понимают, о ком речь. Вон скажут вместо «Харламова» - «Чарламофф» (много раз слышал) - и никаких проблем. А у нас попробуй только ошибиться в чьем-то имени – заклюют. Наши нынешних комментаторов ценю за вниманию к мировому футболу на всех уровнях, чего в силу ряда обстоятельств не было раньше. Претензия - ужасающие ошибки в русском языке.
«В комментаторской позиции важно не нарушить баланс»
- Тебе часто доводилось комментировать в паре с бывшими или действующими футболистами. Такая ситуация часто ведет к перекосу в пользу своей команды и потенциальному скандалу?
- Я расскажу тебе один случай. Как-то мы с бывшим спартаковцем Николаем Писаревым комментировали матчи Кубка «Первого канала» в Израиле. Я чувствовал, что он может не справиться с собой, и сразу предупредил, что надо держать себя в руках. Ему тогда удалось. А в другой раз мы вместе работали на чемпионате мира 2006 года, был финальный матч Франция-Италия. Я знал, что Николай симпатизирует итальянцам, и попросил его о том же . Он сказал: «Конечно-конечно». Утром мы с ним встречаемся, и он говорит: «Пойдем в пиццерию.» Смеюсь, но уже тогда начал что-то подозревать. Поели и встретились уже на трибуне. Прихожу на трибуну, а там Николай Николаевич - в форме итальянской сборной... Мне, чтобы сбалансировать ситуацию, даже пришлось болеть за Францию.
Вообще хочу сказать, что чем моложе бывший футболисты, которых сейчас часто приглашают к микрофону, тем лучше. Увы, здесь сравнение не в пользу наших старых футбольных гуру. Они как люди из Советского Союза порой закомплексованы и постоянно думают о том, что можно сказать, а что нет. Смотри, какие раскованные Кержаков, Аршавин, как свободно они говорят — я слушаю их с удовольствием. А те, кто ближе к старшему поколению, как, например, Александр Мостовой, которые стоят как бы посередине, подтягиваются к молодым и тоже начинают звучать интересно.
- В твоей книжке есть забавная фраза «Позиция комментатора зависит от комментаторской позиции». Мало кто из зрителей догадывается, какой неожиданно опасной может быть работа комментатора матча.
- Ох, откуда только мне не приходилось комментировать! Однажды работал на какой-то британской арене, уже не помню, где точно. Вот представь, на трибуне установлен подъемный кран, и его стрела вытянута почти до середины поля: сначала поднимаешься вверх по лестнице, а потом идешь, как канатоходец, по этой стреле, до кабины. Комментируешь, глядя себе под ноги. Было страшновато в этой люльке. Еще одной ареной комментаторского кошмара для меня стал стадион в Андорра-ла-Велье. Нас с местным коллегой усадили на деревянной платформе, установленной на трехметровой высоте за скамейкой запасных. Неустойчивости насесту добавляло и то, что андоррский комментатор с самого начала игры бешено сучил ногами. После финального свистка я поспешил спуститься, а через несколько секунд платформа с моим коллегой рухнула. Когда через восемь лет я встретил его на другом матче, он высказал мне претензию: «Я тогда сломал ногу. Из-за вас. Вы же не дождались меня, вскочили и нарушили баланс».
Впрочем, главная претензия у меня не к «опасным» кабинам, а к самым обычным, но чаще всего расположенным на высоте птичьего полёта. Вообще у меня складывается такое впечатление, что те, кто раньше проектировали стадионы, в последнюю очередь думали о комментаторе. Были случаи, что его кабину даже не закладывали в проект. Может, считали, что мы комментируем из студии.
«Договорные матчи остались в футболе низкого уровня на условиях «ты – мне, я - тебе»
- В детстве каждый мальчишка романтизирует спорт и футбол. Но когда ты знаешь оборотную сторону, что, например, в контрактах игроков даже прописано поведение в Инстаграме и у каждого гола есть цена, божественный флер со многих слетает.
- Для меня божественный ореол - у тех, кого уже нет, например, Лев Яшин. Мои кумиры ушли из футбола до того момента, когда я начал работать журналистом. Конечно, любовь к потрясающей игре осталась. Но иногда хочется в себе вернуть то особое отношение - азарт, ожидание, слезы и восторг, которые были в детстве. Но они исчезли, во-первых, естественным путем в силу возраста и во-вторых, из-за уж слишком глубокого погружения. Не то что бы я узнал какие-то футбольные тайны, которые мне теперь мешают воспринимать игру – нет. Все эти разговоры про договорные матчи, покупку-продажу результата сейчас справедливы только в очень маленькой части. Бывает, договариваются: мы проиграем в этом сезоне, а вы - в следующем. А в следующем сезоне приходит другой тренер, ему говорят, что надо отдавать долги, он проигрывает, и ...его выгоняют за плохой результат. Но это осталось футболе низкого уровня и на условиях «ты – мне, я - тебе», даже деньги не вовлечены. В большом футболе? Трудно себе представить, что Португалия поддается Франции. Или что Бразилия сдает матч Англии. В нашей Премьер-лиге владельцами клубов стали богатые люди, которых заботит собственный престиж.Они просто не позволят играть договорные матчи.
- А как насчет интеллекта? Многие сторонники интеллектуальных состязаний надменно называют футбол примитивной игрой, в которой и голова-то не нужна.
- Глупость! Это же шахматы на траве. Банально, но точно. Футбол – не в обиду баскетболистам или хоккеистам – гораздо более глубокий вид спорта. Здесь значительно больше вариантов развития событий, многое зависит от того, как ты видишь поле, а эта способность непосредственно зависит от интеллекта. Игра очень простая только с точки зрения инвентаря - отчасти поэтому она и стала такой популярной. У футбола - своя магия. Я недавно смотрел результаты опросов. Почти во всех странах футбол – это игра №1. Да, в Америке свой, американский футбол, но и соккер постепенно завоевывает позиции. В Японии всегда любили бейсбол, к тому же у них есть и национальная борьба, но и там постепенно футбол выходит на передовые позиции. А уж про Европу вообще не говорю!
В Швеции, Финляндии на первом месте по идее должны быть хоккей и лыжи, но и там футбол самый популярный вид спорта. Вот пример. На чемпионате мира по хоккею в Швеции мы жили в гостинице, которая встроена прямо в стадион. Справа – хоккейная арена, слева – футбольная. Я смотрю из окна и вижу, как на футбольный матч национального чемпионата течет море людей, и маленький ручеек - на хоккейный матч. Единственная европейская страна, которая официально утверждает, что футбол у них на втором месте, это Австрия, главным видом спорта они называют горные лыжи. Но думаю, здесь есть доля лукавства. Спросить у австрийских болельщиков - они тоже скажут, что футбол.
«У русского тренера есть 12 минут, а у иностранца – только 6»
- Ты в свое время покинул английскую редакцию ТАСС, чтобы уйти от политики. Но ведь и спорт стал в последнее время очень политизированным. Ты заметил, в какой момент это произошло?
- Политизированным спорт был всегда. Даже в спортивной редакции ТАСС мы не могли от этого уйти. Например, были вынуждены оправдывать неучастие советских спортсменов в Олимпиаде 1984 года в Лос-Анджелесе какими-то соображениями безопасности. А это был чистой воды ответ на неприезд на американцев на Игры-80 к нам. Мы не могли упоминать фамилию эмигрировавшего в Швейцарию гроссмейстера Корчного или, например, оставшегося за океаном чешского хоккеиста Недомански. Политизации, кстати, всегда способствовали мы сами, журналисты. Так, в Олимпийской Хартии нет ни слова о командном зачете, соревновании стран. Игры - для отдельных атлетов, медаль - индивидуальное достижение. Но в газетах и других СМИ уже много десятилетий идет подсчет наград по странам, подчеркивается именно национальный характер соперничества... Древние греки очень удивились бы!
- Вот и комментаторы часто не могут сдержать своего отношения...
- Да, комментаторы иногда уж слишком брызжут патриотизмом. Надо быть поспокойнее. Впрочем, если ребята, которые кричат в микрофон: «Вперед, Россия!», - заряжаются от болельщиков и искренни в своих эмоциях, это нормально. Главное - чтобы была искренность, а не ответ на заказ. Кстати, наших болельщиков становится все больше, довольно многие уже могут позволить себе ездить на большие соревнования и неплохо там выглядят - все теперь одеты в «Боско». На хоккее иногда бывают полные залы наших. Как-то на матче Россия - Германия был целый зал россиян, которые приехали болеть за своих в третью страну. И я говорю знакомому немцу: «Смотри, как много наших, а немцев почти нет». Он мне отвечает: «Ваши ребята готовы накопить и бросить все деньги на эту поездку, а потом - хоть трава не расти, или: как-нибудь заработаю. А немец сто раз подумает, будет ли он тратиться на хоккей, или лучше эти денежки отложить». Очень точное наблюдение, мне кажется.
- В разное время ты встречался с великими футболистами Пеле и Марадоной. Как это было, помнишь?
- С Марадоной мы встретились в 2010 году... на крыше ЦУМа. Это была благотворительная акция известной фирмы — презентация новой марки часов. Они постелили искусственный ковер, поставили ворота, а Диего должен был забивать. Каждый точный удар стоил от 25 000 до 300 000 долларов, и все эти деньги переводили на лечение детей. Он опоздал больше чем на час, приехал немного навеселе. Вел себя очень раскованно, мы обнимались. Под мой комментарий он бил воротам, пытаясь попасть то в «девятку», то в «шестерку». Правда, сначала все время мазал. Но в итоге своё дело сделал.
С Пеле мы встречались дважды. В дни чемпионата Европы 1992 года в Швеции я сопровождал вдову Льва Ивановича Яшина на ужине, который в память о ее муже устроили его друзья Бобби Чарльто, Жюст Фонтэн и Пеле. Тогда после очередного бокала вина Пеле доверительно взял меня за плечо и рассказал историю своего имени: «Почему «Пеле», я точно не знаю, а про «Эдсона» (полное имя футболиста Эдсон Арантис ду Насименту — Ред.) все очень просто. Мой отец считал изобретение электрической лампочки главным и истории человечества. Вот и назвал меня в честь американского ученого Томаса Эдисона». Во второй раз мы встретились на чемпионате мира во Франции. Он сидел на восьмом этаже французской гостиницы в Париже с девяти утра и до вечера, и каждые четверть часа к нему в «люкс» по очереди входили все журналисты мира. Наш черед настал через четыре часа. Он уже был выжат как лимон, но пытался держаться — старался о каждой стране сказать что-то теплое. Мы включили камеру, и вдруг Пеле произнес: «Я очень люблю вашу холодную скандинавскую страну...»
Еще мне запомнилась встреча с португальским нападающим Эйсебио в Лиссабоне на чемпионате Европы. Очень приятный в общении человек. Во время интервью в ресторане, окна которого облепили восторженные поклонники, он мне все время подливал воду и окружал всяческой заботой - чувствовал себя хозяином города. А в конце по собственной инициативе расписался на российском флаге.
- Мы любим приглашать в сборную зарубежных тренеров. Но ведь команда должна видеть страсть, заражаться ею. Как иностранцу, учитывая языковой барьер, найти ключик к русским игрокам?
- Страсть, конечно, важна. Тренер сборной получает лучших футболистов из своей страны, их не нужно учить технике или тактике. В любом случае, на это и времени не выделено. Его задача - чем-то объединить игроков. И тут важен психологический настрой. К примеру, тренер не говорит по-русски, а футболисты не все владеют английским. А в перерыве между таймами он должен сказать игрокам что-то очень важное, настроить команду. У русского тренера на это есть примерно двенадцать минут, а у иностранного – только шесть, потому что еще шесть минут уходят на переводчика. И потом еще перевод, даже если он очень хороший, сбивает всю эмоциональность.
У нас вообще очень непросто получается с тренерами-иностранцами. К примеру, Дик Адвокат приезжает в «Зенит», и для него это новая ситуация. Но он работает в клубе, живет с футболистами на сборах и постепенно начинает их понимать. А тренер сборной недолго пообщается с командой, а потом два месяца никого не видит. И непонятно, должен ли он оставаться в России, смотреть матчи, ездить по стране. Но чаще всего тренер уезжает домой. И это совершенно неприемлемая для нас ситуация. Пример Хиддинка - лишь исключение, которое подтверждает правило. Ну, и Гус просто по своему характеру очень быстро влился в наш ритм жизни. И еще ему, конечно, повезло. Если бы на отборочном матче чемпионата Европы в 2008 году хорваты, которые и так уже обеспечили себе выход, сваляли дурака и не выиграли у англичан в Лондоне, мы бы не попали на Евро и не заняли бы там третье место. И Хиддинка этого мы бы с вами быстренько забыли. Нужно делать скидку: в футболе многое зависит от случайности.
«Иван ты или Джон, возьми мяч и тренируйся!»
- Ты был главным редактором первого цветного отечественного ежемесячного журнала о футболе «Матч». Каково это — быть пионером, особенно в новом для тебя деле?
- Очень интересно и в чем-то легко, потому что нам и нас не с чем и не с кем было сравнивать. С большим теплом вспоминаю нашу креативную группу, которая собралась в конце 95-го года. У нас не было фотоматериалов, и мы беззастенчиво крали - вырезали лучшие фотографии из западных журналов. К счастью, тогда еще не действовало авторское право, или мы просто не знали, что оно действует. В журнал писал и молодой Вася Уткин, тогда еще дебютант телеэфира, и гуру спортивной прессы Александр Горбунов, и человек, при знакомстве представившийся: «Кто я? Некто Голышак», а в итоге ставший в газете «Спорт-экспресс» одним из лучших интервьюеров страны. А нынешний главред «Советского спорта» Николай Еременко писал страноведческие материалы, например о том, как колдуны в Африке пытаются влиять на футбол. Нестандартные интервью и рубрики, веселые фотоконкурсы и стихи, яркие читательские письма, некоторые из которых я, каюсь, придумывал сам, а потом сам же отвечал на них. Мы пытались делать это все с юмором и живо.
Но издатель Андрей Малыгин в духе того времени требовал от меня и другого. Он сказал мне: «Хотите фото Виктора Онопко поставить на обложку? Хорошо, но Онопко нужен нам не в высоком прыжке с повязкой капитана сборной. Он нужен нам лицом в салате, пьяный!» До такой желтизны дело не доходило, но в темах «вокруг футбола» мои ребята проявили себя прекрасно. Мы выпустили больше дюжины номеров и вышли на хороший финансовый уровень, но не смогли доказать издателю, свою перспективность. Весной 97-го года, решив сосредоточится на своем втором журнале «Туризм и отдых», который начинал давно и со своими друзьями, Андрей закрыл «Матч».
- Футболист одного из ведущих клубов страны в интервью сказал: «Нужно быть патриотом, чтобы наслаждаться российским футболом и смотреть его. Потому что российский футбол ничем не отличается от всего, что происходит в стране помимо футбола».
- Нет, в этом смысле патриотизм не имеет отношения к футболу. Нельзя сказать, что я буду смотреть только российский, а английский, например, не буду. Понятно, что их игра выше по уровню, и там совершенно другой уровень борьбы. Я не могу понять, почему наши футболисты не способны добиться такой высокой индивидуальной техники, как у англичан. Иван ты или Джон, возьми мяч и тренируйся. Может, дело в генетике или климате? Да, у нас северная страна, а, что, немцы - все южане? Или англичане? А с другой стороны, есть и южные страны, где в футбол играют хуже, чем в северных. Мне говорят, что у нас с детства в футбольных школах делают акцент не на технику, а на командную игру, на результат, потому что каждый тренер - даже детской команды - должен что-то выигрывать. Да, есть перекос в детских школах. Но непонятно, почему у нас нет такой заряженности на борьбу? Почему тогда это - не наш козырь?
Вот Англия. Когда приезжают туда футболисты из Восточной Европы или итальянцы с испанцами, они по привычке начинают валяться, что-то изображать на поле. И тут же начинают освистывать. Англичане не привыкли к такому – они привыкли к жесткой игре, к джентльментству, но без симуляции. Еще и поэтому английский футбол великий.
Но когда наша сборная начинает играть так, как временами сейчас, то волей-неволей задумаешься о том, что может, молодое поколение все изменит. Я помню, когда нам отдали чемпионат мира, за семь лет до 2018 года, как раз появилась такая мысль, что как раз к финальному турниру успеет подрасти молодое поколение. И оно почти подросло – появились новые ребята Головин, Черышев, которые выступают за клубы в Европе и делают погоду в сборной. А такие люди, как Дзюба – это вообще новое явление. Мало того, что он хорошо играет на своей позиции перед воротами, ему присущи качества, которые обычно несвойственны даже лучшим нападающим в его амплуа – он может и уйти на фланг, и сделать неожиданную изящную передачу. Ему дают мяч, он не забивает сам, а щедро сбрасывает партнеру, который находится в более выгодном положении – это очень интересное качество. И, конечно, он ведет себя как капитан и порой больше, чем футболист. За счет этих ребят мы во многом добились того, чего добились. Может быть, пришло время для молодого поколения.
- Тогда, пожалуйста, прогноз от комментатора. В ближайшие 20 лет наша сборная выиграет чемпионат мира или хотя бы Европы?
- Сегодня во всем мире в футбол вкладываются очень большие деньги, а значит, и очень высокий уровень соперничества и все нацелены на победу. Должен произойти какой-то сдвиг, чтобы мы выиграли. После чемпионата мира, который мы великолепно провели, нас признали как страну организатора. А то, что у нас появились стадионы, может дать эффект и в футбольном смысле. Вспомним историю клуба «Локомотив». В свое время его называли пятым колесом в телеге московских клубов. Всегда были «Динамо», «Спартак», «ЦСКА», «Торпедо». А за «Локомотив» никто не болел, кроме железнодорожников. И вот был построен современный стадион. Казалось бы, всего лишь стадион, но вокруг него тут же появилась группа молодых болельщиков. На этом фоне «Локомотив» изменился, он дважды становился чемпионом страны. Если это экстраполировать на всю Россию – ведь по всей стране построили множество стадионов, - может, это сработает. Ну, или поможет сработать каким-то другим факторам, о которых пока могу только гадать.
«Каждый из нас пытался провезти по 50 килограммов ненавязчивой ручной клади»
- Твой дедушка Виктор Гусев – человек удивительной судьбы. За короткую жизнь он успел так много, что кажется недоступным простому смертному: написал сценарии фильмов «Свинарка и пастух», «В шесть часов вечера после войны», «Песню о Москве»(где «Друга я никогда не забуду...»), «Полюшко-поле», комментировал парады на Красной площади. Ты когда-нибудь проводил параллели между собой и ним? Может, какие-то таланты унаследовал?
- В этом году мне 64 года, а дедушка прожил всего 34. И у меня в голове все время крутится мысль, что вдруг я неправильно израсходовал свои, что жил не так интенсивно, творчески, как он... Мог бы и не одну книжку написать. Но с другой стороны, если бы дедушка знал, сколько матчей я откомментировал, может, и гордился бы мной тоже. Что касается стихов, то у меня так выходит, что потребность сочинять возникает по грустным поводам, которые случаются в семье. Когда все хорошо, у меня нет особого желания сочинять, только печальные события притягивают стихи, и, соответственно, я не хочу стихами притягивать их. А вот о чем я жалею, так это о том, что ни на чем не играю и не пою. Уже несколько раз Первый канал на этом «обжегся», когда продюсеры меня приглашали в разные проекты и были уверены, что, рассказывая об отсутствии слуха и голоса, я просто дурака валяю. Все остальные же поют. А тут - «знаменитый футбольный голос».... Я честно пробовал, но даже специально нанятые люди в итоге развели руками.
Дедушка мой был более работящий человек, чем я. В детстве я мечтал поскорее окончить школу и институт, чтобы ходить на работу - и никаких домашних заданий. Пришел в шесть домой, и до девяти утра следующего дня голова не болит ни о чем. Работа, думал я, наверняка будет скучная, но высокооплачиваемая. Зато деньги можно тратить на любимое хобби. Но мне несказанно повезло – хобби стало профессией. Я много работаю и очень люблю свое дело, но никогда не стремился к руководящей должности – слишком много людей сразу начинает от тебя зависеть, а я привык, что от меня зависит только моя семья.
- Осенью 75-го года десять студентов московского государственного педагогического института иностранных языков им. М.Тореза, среди которых был ты, отправились на стажировку в США. Чем поразила свободная Америка и чем ее поразили русские студенты?
- Мне хотелось встретить Америку. И я ее встретил. А еще хотелось проверить свой уровень английского языка. И тут нас ждали сюрпризы. Мы приехали с другим английским, могли разговаривать с американцами на тему ограничения стратегических вооружений, договоренностях между Фордом и Брежневым. Они поражались, откуда мы знали все эти слова, которые даже им не были известны? С другой стороны, для нас оказалось почти невозможным объяснить по-английски, что, например, хочешь глазунью, а не болтушку. Что ж поделать, про яйца нам в инязе не преподавали.
Это был совершенно другой мир. За четыре месяца я влюбился в американцев как в нацию, в это отношение, когда люди друг другу улыбаются, в этот свободный стиль жизни, когда можно работать и хорошо жить. Вернувшись, я сказал маме: «Я никогда не буду бедным, я буду работать день и ночь, чтобы иметь настоящий заработок». И мама, воспитанная в Советском Союзе, где деньги никогда не были главным в жизни, не знала, как к этому отнестись. С одной стороны, хорошо, правильно сказано, но как-то не по-нашему.
- А элементы «сладкой жизни» домой привезли?
- Каждый месяц нам выдавали по 72 доллара. Джинсы стоили по 11 долларов, пластинки по 3-4, кока-кола по 25 центов. Книги, толстенные словари, которые нам надарили американцы. В багаже провезти это богатство было невозможно, поэтому каждый из нас надеялся протащить на себе килограммов по 50 под видом ненавязчивой ручной клади. Мой друг запихал словари под подкладку плаща — и вот он идет, сам невысокий, худенький, а плащ огромный и колом стоит. Но самый ценный груз — запрещенную литературу - он вез контрабандой. В местной библиотеке он нашел маленькую книжку с протоколом заседаний Союза писателей СССР по делу Александра Солженицына. Сережа решил, что в штатах эта информация пропадет зазря и сказал мне: «Я должен это вернуть на родину». Книжка была аккуратно разорвана, каждая страничка заворачивалась в целлофановый пакет и отправлялась в один из пяти флаконов густого жидкого мыла. Преступление так и осталось нераскрытым и безнаказанным, странички немного промокли, но были высушены на леске в ванной, а семья «контрабандиста» еще полгода пользовалась этим мылом.
«Первая фраза, которую я услышал от кумира: «Ты, наверное, торгуешь наркотиками?»
- Военные действия в Эфиопии, спасательная операция во льдах Антарктиды, участие в проекте «Последний герой» - должно же было в какой-то момент дрогнуть сердце, а в голове мелькнуть мысль: «Не, ребята, давайте без меня»...
- Честно говоря, сам я никогда не искал приключений, они меня сами находили. Мне предлагали куда-то поехать, в чем-то поучаствовать, а я не отказывался. И всегда верил в свою судьбу, думал, что погибнуть можно, только когда ты бьешься с врагом, который пришел сжигать твои дома. В Эфиопии я понимал, что мы на войне, но при этом было чувство нелепости смерти. У переводчиков была ротация – нам нужно было по очереди поработать со всеми. Так что сегодня ты в столице, в их министерстве обороны, а завтра – в пустыне, в окопе. В Аддис-Абебе во всем было некое несоответствие: на улицах люди умирают от голода, лежат трупы убитых «анархистов» (как социалистическое правительство Менгисту называло противников режима), и тут же бегают мальчишки и продают «Time» и «Newsweek», а в магазинах диски с рок-музыкой и джинсы. Все с ног на голову. А прилетели-то из СССР, где и цензура, и дефицит товаров!
Но вернусь к мысли о возможности нелепой гибели. Никогда в нее не верил. Помню, на «Последнем герое» лечу с горы, пробиваю себе подбородок, а в голове все равно такая мысль, что ничего плохого не может случиться. Хотя и в Эфиопии, и в антарктической экспедиции в критической ситуации я оказывался. На острове в Доминикане почти у всех звездных участников, собранных Первым каналом, было туристическое пионерское прошлое, и оно им помогало. У меня его не было, я ведь проводил детство на даче, слушал музыку и играл в футбол. К тому же на проекте пошли эти дико сложные соревнования... Представь, на дне лежит лодка с камнями, к ней нужно нырнуть несколько раз, опустошить, поднять на поверхность, сесть и плыть. И тут очень спасал командный дух, люди заводились и преодоление этих испытаний становилось главным в жизни. Для тебя существовал только этот остров, где все проблемы так или иначе решались. Было бы так в жизни всегда.
На ледоколе нас вела благородная цель – нужно было спасти скованное льдами судно. Ночью выходишь на палубу, а тьма: между черным океаном и черным небом нет разделительной полосы, лишь звезды на небе. А нос ледокола так и ходит вверх-вниз. И вот ты представляешь, что сейчас он перевернется и ты выпадешь за борт. И что тогда? Ты и так находишься в середине черного ничего. Но я все равно верил в надежность людей, которые были рядом, и в то, что наш корабль не может утонуть.
- 20 августа 2018 года 15-летняя Грета Тунберг отказалась ходить в школу до тех пор, пока политики не займутся проблемой глобального потепления. А за 10 лет до этого российские деятели культуры, в числе которых был ты, легли на лед Белого моря, чтобы защитить от жестокого промысла бельков гренландского тюленя. Два экологических протеста, которые не остались незамеченными. Трудно было вот так выступить против устоявшихся традиций? И чувствуешь ли ты себя на одной стороне баррикад с Гретой?
- Экология – это очень серьезный аспект нашей жизни. Мой отец был биологом, он выступал за биоцентризм и считал, что любая маленькая тварь на планете имеет право на жизнь наравне с человеком. Он даже оставил послание к человечеству об экологии, говорил о необходимости объединяться перед лицом грядущей катастрофы. Он, например, считал, что Россия должна закрыть Сибирь для производства производства. Тогда все люди, живущие там, превращаются в лесников, которые сохраняют экологию в естественном заповеднике. При этом весь мир должен платить нам компенсацию за то, что мы бережем легкие планеты. Возможно, утопическая идея, но...
Мне кажется, что проблемы, о которых говорит Грета, с наскока не решить. Нельзя отказаться от определенных источников энергии и при этом думать, что и дальше мы будем продолжать жить также хорошо и удобно. А это не так. Что же касается нас и бельков, то это был локальный протест. Мы легли на лед, чтобы охотники не смогли пройти к беззащитным детенышам. Все очень переживали, что как только встанем и уйдем, эти «добытчики» вернутся. Но тогдашний президент Медведев нас услышал и подписал указ, запрещающий эти безжалостные убийства. А канадцы и норвежцы, увы, продолжают бойню, оправдываясь тем, что так делали их предки.
- Среди удивительных событий в твоей жизни было еще одно – сотрудничество с лидером британской группы Jethro Tull. По его просьбе ты сделал стихотворный перевод текстов для сольного альбома «Thick as a Brick 2», который вышел в 2012 году. Как это случилось, что кумир твоего детства Иан Андерсон попросил о таком одолжении?
- Одолжение? Что ты! Это была даже не мечта. В самых смелых фантазиях я не мог себе такого представить. Впервые я услышал легендарный альбом «Thick as a Brick» в начале 70-х, когда у моего друга Володи Ильинского появлялись первые диски его впоследствии завидной коллекции. Я просто обалдел от этих звуков, понял, что это моя музыка. А потом через несколько дней мы с моей девушкой пошли в гости к ее другу. У хозяина был другой диск той же группы - Aqualung. Я сел на ковер, надел наушники и послушал его 10 раз подряд. Вокруг было столько интересного: веселье, выпивка, танцы, но я ни на что не отвлекался. В 1993 году, когда мой институтский друг Володя Воронов обосновался в Лондоне, я поехал к нему на мой первый концерт Талл. После концерта, выстояв большую очередь фанатов, мы смогли подойти к Андерсону, который общался через окно автомобиля. Я попросил его расписаться на плакате и сказал, что специально прилетел из России. Он говорит: «Специально? Из России? На мой концерт? Это недешево стоит. Ты, наверное, торгуешь наркотиками?» вот вам и первая фраза, которую я услышал от кумира. Я настолько растерялся, что не смог даже в ответ пошутить. Просто стоял и зачем-то глупо оправдывался перед ним, что ничем таким не занимаюсь.
А потом он приехал на гастроли в Россию. После пресс-конференции меня подвели к столику, где он сидел вместе с женой. Я ему говорю: «Помните, была такая встреча, вы еще пошутили про наркотики?» И протягиваю ему заранее заготовленный сувенир – пакетик чая, где чаинки скручены в виде флейты. У него вдруг глаза расширились, и он стал двумя руками отмахиваться. И в этот момент я понял, что дело не во флейте, и поспешил его уверить, что это чай, а вовсе не то, что он думает. И только в третий раз мы познакомились как следует – сходили в московский ресторан со всей его группой, посидели, выпили. А потом он мне позвонил из Лондона и предложил перевести диск. Я взял отпуск – с самого начала решил, что перевод будет авторизованный. Это было очень интересное занятие, особенно мне понравилось контактировать с самим Андерсоном – мы созванивались, он считал, что мне для перевода нужно объяснять реалии английской жизни. Но мне в большей степени был интересен ход его мысли, что он подразумевал под теми или иными словами. Мог ли я мальчишкой подумать, что буду вот так сотрудничать со своим обожаемым любимцем?
- Человек, который умеет писать стихи, наверняка любит читать стихи?
- Да, стихи я очень люблю. Своего деда читаю, иногда, до сих пор даже нахожу стихотворения, которые раньше не знал. Я люблю Маяковского (хотя с дедушкой у него были непростые отношения), а также Евтушенко, Бродского. Еще Хлебникова — я о нем когда-то даже писал курсовую работу.
«Расписываясь на сторублевке, добавил «Принимать за 500»
- Ты успешный и очень известный человек. А успех часто прямо пропорционален изоляции. Машина с тонированными стеклами, дом с высоким забором, темные очки и подальше от народа. Насколько Виктор Гусев доступен для народа?
- В моей жизни нет изоляции. Здесь две причины. Во-первых, я не вожу машину, хотя у меня и есть права, поэтому езжу в общественном транспорте. Из-за этого невозможно избежать общения с незнакомыми людьми. Во-вторых, я понимаю, что общение — тоже часть моей работы. И это на самом деле очень приятно. Ты все делаешь для людей, комментируешь для них, а когда они к тебе подходят, вдруг скажешь, что у тебя нет времени? Нет, конечно. Когда я общаюсь с людьми, это, считай, продолжение моего репортажа. Бывают забавные ситуации. Некоторые не верят, что я еду на метро, и смотрят так пристально, пытаясь понять, он или нет. А другие узнают сразу, но не решаются подойти. Третьи боятся обратиться по имени, все-таки возраст, и я вижу, как они ищут в интернете мое отчество. И найдя, радостно подходят и обращаются: «Виктор Михайлович!»
- Просят оставить автограф? Может, были какие-то запоминающиеся случаи?
- На чем я только не расписывался? Даже, прошу прощения, на женской груди! И на футболках прямо на теле мужчин и женщин, на долларах и других купюрах. Когда однажды расписывался на сторублевке, в голову пришла шутка, и я написал: «Принимать за 500», выступая в роли государственного банка. Приносили для автографа паспорт, военный билет. На военном билете просто остановил свою руку, чтобы не написать: «Дать отсрочку». Приятно, когда приносят распечатанные фото, даже такие бывают, которые я никогда не видел. Но когда подходит ребенок с клочком бумаги, я же не могу ему сказать: «Что же ты мальчик не распечатал мое фото? Иди отсюда!» Я с удовольствием расписываюсь на его клочке бумаги — это даже еще приятнее. Но сейчас чаще просят сфотографироваться, ведь у всех мобильные телефоны.
«Я был бы ближе к религии, если бы не ее лицемерие и пафос»
- В романе «Империя ангелов» Вербера людям после смерти предлагают на выбор разные жизни в зависимости от того, как они жили. А какую бы следующую жизнь хотел ты?
- Окажись я перед Богом, я бы не стал благодарить или каяться, как собираются многие, а первым делом спросил бы: «Где здесь мои родные? Где папа, где сестренка? Где бабушки с дедушками — ведь я думаю о них каждый день! Проведи меня к ним, дай обнять». Мне повезло, что половина жизни прошла при Советском Союзе, а вторая половина — без, и я могу сравнить, оценивать плоды демократии. Я наслаждаюсь нынешним временем, хотя при всей моей нелюбви к социализму я должен признать, что получил в то время прекрасное образование. Нет, я бы не хотел жить в более ранние века, ведь тогда было гораздо больше жестокости, чем сейчас: на бытовом уровне и к животным. Сегодня мы говорим серьезно только о Великой Отечественной войне. Война 1812 года со временем получила едва ли не опереточное обрамление. А это была по-настоящему кровавая бойня с не меньшим небрежением человеческой жизнью.
- Религия учит верить в добро и справедливость, которые ждут человека если не на земле, так на небе. А чем утешает себя атеист? Как ему ориентироваться в этом мире?
- Просто делать добро каждый день и стремиться к тому, чтобы оно торжествовало во время твоей жизни, а потом передалось следующему поколению — чтобы добро было в жизни детей и внуков. Для меня именно в этом продолжение жизни, а не в том, что я буду жить вечно. Бог есть у каждого человека внутри, это просто вопрос терминологии. Может, я и был бы ближе к религии, если бы не видел всего этого пафоса и нагромождения искусственных атрибутов церкви - роскоши, росписи, дорогих одежд. Почему богослужение ведется на языке, который непонятен большинству людей, пришедших в церковь? Почему нельзя то же самое говорить простыми современными словами? Мне кажется, что в этом есть лукавство. Так говорят, чтобы быть непонятными, а значит, непостижимыми и недостижимыми для простых смертных. Лицемерная суть религии потрясающе показана в сериале «Игра престолов». Фильм и без того хорош, а а это усилило для меня его эффект и великолепие. Авторы не испугались выразить свою позицию, их не остановило, что они могу потерять симпатию зрителей и популярность, ведь в мире огромное количество верующих людей.
«После второй спасенной собаки жена дала мне расписку»
- Мы тут говорили о планетарном патриотизме и героизме. Это он довел семью Гусевых до массового усыновления бездомных собак и котов? Маня, Роузи, Дина, Молли… Вот на сто процентов уверена, что все они появились в доме не без приключений.
- Так и есть – у каждого своя история. Самой первой у нас появилась Маня, сейчас ей уже 15 лет. У нас уже был дом, а на соседнем участке шла стройка и меняли забор. И непонятно как возникла эта Маня, бегала то к нам, то к строителям. Когда осталась последняя секция забора, мы с рабочими решили: к кому пойдет, того и будет собака. А Маня села в проеме и смотрит туда-сюда. Она выбирала, наверно, полтора часа (!), а мы ждали. И в итоге Маня пошла к нам. Потом у нее появился муж Ринго. Он уже умер, правда. Моя жена Оля ехала по трассе и в другой машине увидела корейца с собакой. Почему-то она сразу решила, что он везет ее, чтобы съесть. Оля его подрезала, остановилась и потребовала продать ей собаку. И то, с какой легкостью он согласился, еще раз убедило жену в ее кошмарном предположении. Молли нашли в лесу в Подмосковье. Она была привязана веревкой к дереву прямо у дороги, а рядом девять щенков и будка. Видимо, хозяин решил вывезти из дома все, что было связано с этой собакой. В итоге всех щенков приют пристроил в Финляндии, а Молли забрали мы. На тот момент, когда у нас были уже две собаки, жена написала мне расписку, что других она не приведет. Я ее до сих пор храню.
- Но что-то пошло не так?
- Она покупала в магазине собачий корм и увидела привязанную у кассы собаку. По словам продавца, хозяин пришел с ней и спрашивал, что сколько стоит. Видимо, понял, что не потянет. Я напомнил жене о расписке, а она говорит: Надо брать. Мы ей и кличку хорошую дадим – тебе понравится! Давай назовем ее «Динамо-Московская-область». Ну и все, так она стала нашей Диной. А последнюю зовут Роузи, она единственная из всех белая. Приходит Оля из приюта, показывает мне ее фотографию и говорит: «Надо брать!». Бедная собака так хотела на волю, что постоянно сидела, просунув морду между прутьями решетки, и у нее на носу остались ржавые ложбинки. Взяли! Три месяца зарастали у нее эти полоски. Очень она интересная. Садится и смотрит на тебя долго и пристально, ничего не просит, просто смотрит - я ее называю «Программа «Взгляд».
- У каждого человека есть воспоминания. И с годами их прибавляется. И все относятся к этому по-разному. Например, Януш Васильковский писал: «Чем больше у тебя воспоминаний, тем меньше места остается на мечты». У Ремарка свое видение: «Воспоминания — вот из-за чего мы стареем. Секрет вечной юности — в умении забывать». Что значат воспоминания для тебя?
- Воспоминания неизбежны. Это прекрасная вещь для общения с друзьями и платформа для чего-то нового. Но их нельзя идеализировать, погружаться в них с головой. Нужно стараться жить насыщенной жизнью, быть в гуще событий и внутренне не уходить на пенсию, сохранять молодость. Нам всем нужен оптимизм, когда ты говоришь себе, что жизнь - это зебра, и за черной полосой будет белая. И что хуже смерти твоих близких ничего нет. А значит ежедневные проблемы — это просто ерунда, из-за которой нечего расстраиваться.