Военный министр А.И. Чернышев устроил смотр «Чеченскому отряду» и нашёл его в расстроенном состоянии, что также послужило отмене зимней экспедиции и роспуску войска на зимние квартиры. Однако наибы Шамиля не успокоились и в зиму на рубеже 1840-1841 гг. предприняли ряд дерзких набегов. 8 января отряды Ахверды-Магома и Шоаип-Муллы перешли Терек и совершили глубокий рейд на Владикавказ, вызвав панику среди карабулакцев и ингушей. Поручика Лермонтова, проявившего себя отважным офицером, представили к двум наградам с переводом в гвардию. В документах говорилось, что «ему была поручена конная команда из казаков-охотников, которая, находясь всегда впереди отряда, первая встречала неприятеля и, выдерживая его натиски, весьма часто обращала в бегство сильные партии». Внешняя бесшабашность особой штурмовой группы, в которой находился («сброд», «головорезы»), на деле оборачивалась прекрасной подготовкой казаков к бесконечным рукопашным схваткам. Успешно перенятые у противника боевые качества - быстрота, подвижность и неотразимый натиск - обеспечивали действиям «летучей сотни» максимальный эффект. Служба на левом фланге Кавказской линии, оказалась довольно успешной. При небольшом росте и не идеальной фигуре поручик М.Ю. Лермонтов был человеком сильного сложения и слыл метким стрелком. Он везде был первым и зачастую подвергался выстрелам хищников. У него всегда был вкус к чистоте и изяществу в одежде. Он был хладнокровен в бою, «отчаянно храбр, удивлял своей удалью даже старых кавказских джигитов».
Так писал о своём боевом товарище артиллерийский поручик Константин Христофорович Мамайцев, служивший с 1837 г. в Кавказской гренадерской арт. бригаде и не раз бывший в деле с горцами. Далее он весьма интересно говорит – «Я хорошо помню Лермонтова и, как сейчас, вижу его перед собой, то в красной канаусовой рубашке, то в офицерском сюртуке без эполет, с откинутым назад воротником и переброшенной через плечо черкесской шашкой, как обыкновенно рисуют его на портретах. Он был среднего роста, со смуглым или загорелым лицом и с большими карими глазами. Натуру его постичь было трудно. В кругу своих товарищей гвардейских офицеров, участвовавших вместе с ним в экспедиции, он был всегда весел, любил острить, но его остроты часто переходили в меткие и злые сарказмы и не доставлявшие особого удовольствия тем, на кого они были направлены...» Служба не была «его призванием, и военный мундир он носил только потому, что тогда вся молодёжь лучших фамилий служила в гвардии. ...В походе он не подчинялся никакому режиму, и его команда, как блуждающая комета, бродила всюду, появляясь там, где ей вздумается. В бою она искала самых опасных мест». Лермонтова называли «бесшабашным сорвиголовою», но он любил жизнь и знал ей цену. Дмитрий Мережковский, долго и убедительно размышляя о бесстрашии М. Лермонтова, писал: «Никто не смотрел в глаза смерти так прямо, потому что никто не чувствовал так ясно, что смерти нет. Кто близ небес, тот не сражен земным...» «Он не терпел смерти, то есть бессознательных, слепых образов и фигур, даже в окружающей его природе», писал о поэте Сергей Андреевский.
Да, поэт любил жизнь такою, какой она шла к нему: сам он к ней не шёл. «Лермонтов был фаталистом перед бестолковостью жизни, и он с одинаковым высокомерием отвечал, как на её соблазны, так и на её вызовы. Но не одна реальная жизнь, а и самая мечта жизни сделали его скитальцем, да ещё с подорожною по казённой надобности. И чувство свободы, и сама гордая мысль поэта учили, что человек должен быть равнодушен там, где он не может быть сильным» (Иннокентий Анненский). Командуя сотней, чуть более полутора месяцев, Михаил Юрьевич почти ежедневно участвовал с ней в малых и больших делах по всей Чечне. Не раз ему приходилось выручать русских артиллеристов от неминуемой гибели. Дельный и храбрый офицер, так отзывался о нём командующий войсками на Кавказской линии и Черномории ген. П. Граббе. Ему вторил в декабре 1840 г. и ген. А. Голофеев, отмечавший, что молодой офицер обладает расторопностью и верным взглядом с присущим ему пылким мужеством, а посему, достоин к переводу «в гвардию тем же чином с отданием старшинства». Лермонтов «...был всегда первый на коне и последний на отдыхе...». Командующий кавалерией на левом фланге Владимир Сергеевич Голицын представил его к золотой сабле «За храбрость», что предполагало возвращение в гвардию. Полковой историк Д.В. Ракович в своей книге «Тенгинский полк на Кавказе», отметил, что Лермонтов 31 декабря 1840 г. «приказом по полку за № 365 был зачислен налицо». Говоря другими словами, поручик должен был обязательно прибыть в полк, которым командовал подполковник Выласков, иначе он бы продолжал числиться «заочно», как это и было в течение почти всего 1840 г.
Вначале декабря 1840 г. Лермонтов прибыл в Ставрополь, откуда спустя некоторое время убывает в свой полк, вторично пересекая Кубань! Что же представляла собой в то время Кавказская кордонная линия? Она состояла из Черноморской кордонной линии, правого фланга, центра, левого фланга и Владикавказского округа. Везде, по всей линии был выстроен ряд крепостей, укреплений, в которых находились казачьи и регулярные войска. И без того сложную обстановку на линии на религиозной почве подогревали Турция и Иран. Царское правительство также не особо стремилось к прекращению религиозной вражды. Любое столкновение между соседями - казаками и горцами в порядке своеобразной цепной реакции вызывало другое, ему подобное. В результате чего, ряд мелких стычек превращался в затяжную вооружённую борьбу. Набеги, восстания, карательные экспедиции, - приметы жизни тех долгих десятилетий, когда значительная часть горцев Северного Кавказа, по сути, оказалась втянута в героическую, но бесперспективную борьбу, в которой не было победителя.
Ура! - и смолкло. Вон кинжалы,
В приклады! - и пошла резня.
И два часа в струях потока
Бой длился. Резались жестоко,
Как звери, молча, с грудью грудь,
Ручей телами запрудили.
Хотел воды я зачерпнуть.
(И зной и битва утомили
Меня), но мутная волна,
Была тепла, была красна
...Уже затихло все; тела
Стащили в кучу; кровь текла
Струею дымной по каменьям,
Её тяжелым испареньем
Был полон воздух. Генерал
Сидел в тени на барабане
И донесенья принимал.
Окрестный лес, как бы в тумане,
Синел в дыму пороховом.
А там вдали грядой нестройной,
Но вечно гордой и спокойной,
Тянулись горы - и Казбек
Сверкал главой остроконечной...
И с грустью тайной и сердечной
Я думал: жалкий человек.
Чего он хочет!... небо ясно,
Под небом места много всем,
Но беспрестанно и напрасно
Один воюет он - зачем?..
И горцы, и казаки, и русские люди гибли в огне несправедливой Кавказской войны. М.Ю. Лермонтов, как и многие из его окружения всё это видели и понимали. Эти строки поэт написал после кровопролитного боя, произошедшего 11 июля 1840 г. на р. Валерик. Ген. Галафеев в рапорте командующему Кавказской линией ген. Граббе доносил: «Тенгинского пехотного полка поручик Лермонтов во время штурма неприятельских завалов на р. Валерик имел поручение наблюдать за действиями передовой штурмовой колонны и уведомлять начальника отряда об её успехах, что было сопряжено с величайшею для него опасностью от неприятеля, скрывавшегося в лесу за деревьями и кустами. Но офицер этот, несмотря ни на какие опасности, исполнил возложенное на него поручение с отменным мужеством и хладнокровием и с первыми рядами храбрейших ворвался в неприятельские завалы» (7). В сражении, на глазах у Лермонтова, погиб его друг разжалованный декабрист В.Н. Лихарев. Тогда русские войска нанесли поражение противнику, потеряв убитыми и ранеными 340 чел. Лермонтов незадолго до смерти, в беседе со своим другом Михаилом Глебовым, размышлял: - зачем мы несколько месяцев неутомимо производили экспедиции в Чечню, и страны, окружавшие её?! С той лишь целью, чтобы разорением земель заставить горские общества отложиться от Шамиля? Так они наоборот ещё больше соединились вокруг имама. Русские войска углублялись в неприятельскую страну, рубили просеки, создавали опорные пункты и с самого начала упирались в неодолимые препятствия.
Результат походов выглядел примерно так: какое-то число сожжённых мазанок и саклей, стоивших жизни нескольких десятков, а то и сотен солдат. Эта беспрерывная и в целом бесперспективная для горцев война до того подняла их, что несколько десятков человек, засевших в своей трущобе, не боялись завязывать дело с колонною в несколько батальонов и, отвечая одним выстрелом на сто русских, наносили им вред гораздо больший, чем пехотинцы кавказцам. Проклятье гордыни и алчности управляет народами, и война - это наказующий бич в руке Божией. Глебов был согласен с мыслями друга и сам в ответ высказывал подобные. Несмотря на некоторую нарядность изображения и явное стремление художника приукрасить натуру - удлинённое лицо, прямой нос, пышная шевелюра – портрет внушает доверие не только верно переданными, красивыми линиями лба, очертанием губ, но и общим мягким, приятным выражением лица и глаз, глубиной взгляда, которую художнику так точно удалось уловить. А.М. Меринский писал: «Лермонтов был брюнет, с бледно-желтоватым лицом, с черными, как уголь глазами». Несколько ранее вышли в свет роман «Герой нашего времени» и поэтический сборник. Михаил Юрьевич, написавший уже более 400 лирических стихов, включил в него всего 26, и к ним прибавил ещё две поэмы: «Мцыри и «Песню про купца Калашникова». Обе книги имели большой успех, особенно роман и не прошло и года, как потребовалось второе издание. В предисловии к роману, Лермонтов заметит, что «Герой Нашего Времени... это портрет, составленный из пороков всего нашего поколения, в полном их развитии».
Продолжение следует в части 15 http://proza.ru/2020/06/27/338