Авдотья
С благодарностью Н.П. Ильинкиной
Ранняя весна 1917 года была неожиданно теплой и снежной. Ночами было прохладно, и снежило, а утром мокло и под поветью днем висели сосульки и капали. Сугробы осели, как то пожухли, с южной стороны распустились паутинками, превращаясь в коржи, на тропинках – походах с хрустом ломались и осыпались, а конки заметно осели и намокли. Весна все более и более брала в свои мягкие объятья уходящую зимушку – зиму, как бы торопила – пора, пора уступить, природа то ждет!
Кровля дома, вечерами постанывала, слышно было, как проседала. Да и печка слабее тянула, дрова, даже сухие, стали трещать и дымить. Разгорались слабо в несколько приемов. В доме стало прохладнее и сыро. По походам еще можно было сбегать до речки, или к соседке за безделицей, или послушать новости, которые вчерась принес вестовой с уезда.
Война лютая еще шла и конца ее не предвиделось. Бабы, да старый люд с малыми ребятишками слушали с опаской и затаенным ужасом вестового. Каждый, воспринимая все происходящее по - своему. Услышать нового много не удавалось. Староста, конечно, знал больше, но разве его попытаешь? А вестовой, выпив бражки домашней, больше был охоч до вдовушек молодых, с которыми по другому случаю рад поговорить, а остальным официальным языком отвечал:
«Скоро даст Бог конец войне! Отечество крепко!»
В самом начале марта, привез самую тревожную весть из далекого далека, самого града Петербурга, якобы царь Николай - второй – отрекся от престола!!!
Царя в России не стало! Все были в растерянности, мало того, никто не знал, что же теперь будет дальше – то? Староста собрал всех на сход в центре села, где находилась конторка. Успокаивал народ. Наше дело маленькое, работать надо, а там глядишь все и наладится.
Иногда привозили казенные письма, которые были, не совсем понятны, в них были сообщения,( от имени Его Превосходительства Николая Второго, которого больше нет!) о гибели воина православного, казака Сибирского войска его фамилия и имя отчество с кратким описанием его славного подвига и передачи его сословию всех почестей и благ.
Вдова, ребятишки, все близкие и бабы, оплакивали кончину – погибель павшего казака. Бумагу прятали в сундук, где хранили все самое ценное и бесценное рода семьи, самой старой женщины рода славянского или прапрабабушки, и без разрешения оной, никому не показывалось или за божничку. Ходили в церковь отпевать. Церковь была старенькой, но еще крепенькой. Батюшка тоже не молодой. Белый весь, но голос у него крепкий, как будто у молодого да глубокий.
В начале апреля и конки упали в колено. Даже пешим ходом стало сложно двигаться. Сверху наст с утра вроде еще твердый, а через четверть солнышка - все! Провалишься выше колен, а снизу полные чуни воды ледяной. Теперь ходу не стало.
Хорошо днем припекает с юга – тает быстро! Речка верхом пошла, лед еще лежит, набух, не держит, а сверху наледь прет, и берега уже моет. Но сопки под елками еще не дышат, как ждут чего – то.
Авдотье с вечера не спалось. Ноги ныли, сильно ныли. Хоть лучинку не зажигай. Ворочалась с боку на бок. Не спалось и все! Передумала за ночку темную обо всем. Мамку с тятькой вспоминала, хорошие они были, добрые, спокойно и радостно с ними жилось, как никогда больше. Царствие им небесное, да святое место. Сестер и братьев, которые где только не жили, семья, слава Богу, полная было – девять детей. И в нашем уезде и за пределами краев дальних. Плакать не плакалось. Сухие глазки были. Три сыночка на войне этой проклятой пропали.
Помнила, как носила их под сердцем. Как с покойным мужем Ванюшей их растили, как холили каждого, как зубки каждого в норку мышке бросали, приговаривая: «Мышка – мышка, возьми зуб лубяной, дай сыночку костяной».
Как в покос спасали Семушку, средненького сыночка, в речке, чуть не утонул. Проглядели, как он камешки бросал в речку, забрел, да и понесло его. Хорошо Ванюша рядом был, как с берега прыгнул, косу бросил, да в воду. Испугались все. Больше всех Авдотья.
Как старшенького Сашеньку змея укусила. Вот никого с деревни не кусала, лет двадцать Бог миловал, никого, а тут в тот год ягодки пошли. Рясны, да много! Далеко не ходи. За околицей прямо. Ребятишки, как на праздник бегали! Сначала просто ели, потом собирать начали. А ягода так и прет! Утром встают и в сопки, что рядышком. Вечером, конечно на речку, купаться. Сашеньке особо везло. Сядет на полянку и на корточках ползает да собирает. Разогнется – котелок полный! Но, вот тут и случилась беда. Добежали до дома, да за бабкой повитухой. Спасла, баба Аня, умелой была. Поила отваром, каким то, да повязочку прикладывали. Три дня температурил. Потом отлегло! Нога опухла, как кто палкой ударил. Прошло, Слава Богу, да бабушке!
Как болели оспой, краснухой. Особенно жалко было маленького Коленьку. Конечно, всех было жаль, но Коленька был последышем. Умирал малец дважды. Бабушку Аню звали, более недели ходила. Думали, не сдюжит, последыш, а вот Господь Бог миловал – отпустил Коленьку. Синенький уж совсем был, но к лету выдюжил, окреп, забегал, стал вьюнком, пострел! Еще и мамке с батькой помощником! В глаза все заглядывал – ладно ли делаю? Глазками все боле в батьку, голубенькие с огоньком, душою добрый. Одно слово – отрада!
Эх! Последним и на фронт забрали…. Двоих уже отревела. Мужа Ванечку, смерть - ежиха забрала. Не пережил - на двоих похоронки получили, он и сгорел. Прямо во время сенокоса упал и дух вон, пытались вернуть, да где там….
Проревела всю ночь, Коленька водичкой отпаивал, да соседки выли за компанию. Коленька просил: «Маменька не умирай, как же я - то один буду на Белом свете? Страшно мне.»
Очнулась после похорон. Тяжело было, но Коленька рядом.
- Мамка, я справлюсь, я все буду делать, батька меня всему научил, я же уже большой!
Минула осень, а зимой Коленьку увезли. Приехала пара вестовых, таратайка и пристав. Зачитали список. Собирайся…
Волосы рвала, кричала, причитала, без толку. Увезли Коленьку и еще троих парней.
Душа словно выгорела. Пусто. Ветер один. Грани словно стерло. Умерло все. Думала руки наложить, вековушки не дали, да и грех это большой.
Молилась и дома на образа и в церкви. Исповедовалась и молилась- молилась.
А тут весна – незаметно наступила. Слухи, хоть и с запозданием, но приходили в этот далекий край. Говорили, в Петербурге действует Временное правительство во главе с князем Львовым, а военным министром назначен Керенский.
Ну, а тут май месяц, цветет все, сначала черемуха, сирень, словно плакали по кому - сволочи. Потом яблоньки – дички, как сдурели, душеньку рвали.
Заморозки закончились, успокоилось все. Лето пришло.
А, тут забегали служивые, ищут чего – то. Дважды в селе побывали. Про Коленьку спрашивали. Пытали чего – то. Окромя слезок чего узнали? Эх, изверги, только душеньку – то и рвут! И так изболелась вся…
2.
Ванечка спросил:
- Доня, а где Коленька – то бегает?
Сердце охолонуло, как морозцем:
- Да вот за базом бегает с Сашкой и Семкой в чижики играют.
- А, ну - ка глянь, что то долго их нет.
Спохватилась, побежала, сорвалась. Вот он и баз и тын, а за ним поле зеленое. А дальше: лес, пихта к пихте и никого не видно. Побежала, споткнулась, голоса слышно, вроде кричат:
- Я первый копну возить буду, мой черед!
- Нет Семка, я старше, мой черед, я и коня поймал.
- Братишки, дайте мне, я тоже хочу…
- Не, Коленька, не плачь, я тебя на холку посажу, со мной поедешь. Ты только за Семкой поглядывай, он хитрый, копну упрет да закружит. Потом путано вилами то разбирать.
Ан, не видно ни кого. Только лес темно – синий, как Небушко…
Проснулась, страшно так. В поту вся. В комнате пусто, нет никого. Светает, в окошко веточка стучит. Зоренька слегка облачка красит. Скоро небеса зажжёт.
Сегодня ведро будет, ни облачка на Небушке. Да и то, начало лета. Полежала немного, подумалось:
- Что - то Ванечка приснился. Вставать пора.
Поднялась и к образам. Молилась господу Богу , просила «Спаси и Сохрани»! Поклоны била. Полегче стало.
Походила по огороду, грядки продергала.
На душе неспокойно как то, тревожно. Собралась до ключика за водой. Тропинкой между кустиков, вниз до ручья не далеко. Кобылки стрекочут, в траве прячутся, от ноги скачут. Подошла. Ключ с колодца старого бежит, прямо в речку. Чистенький такой. Вымыла руки, сполоснула лицо. С ладошек попила водички. Сладко, немного зубы ломит. Водичка светлая, горло щекочет, освежает, молодит. С каждой капелькой, словно частицу жизни дарит.
Авдотья помолилась, еще попила, сполоснула кринку, набрала воды, присела. Мошкара с летучей мелочью еще не кусала, а просто щекотала щеки, шею, вроде как ластилась. Рядом рябинка молоденькая росла, да молодым ягодником пахло. И так сладко, да томно на душе стало, что Авдотья задремала. А ведь некогда дремать то было. Но бессонная ночь сказалась.
Встрепенулась, охнула. Слишком многое ждало ее: огород, небольшое хозяйство, да еще на пожить. Проваляться, значить опоздать, на прополку к Кузьме Ивановичу, а он никому не прощал.
Кузьма Иванович был управляющим в деревушке. Никого сильно не обижал, лишнего не драл с крестьян, но за делом смотрел во все глаза. Делянку свою в чистоте держи, да знай, что порядок есть. Делянка была десятин пять на работника. А осенью урожай сдай управляющему, чтоб без обмана. Все было просчитано. Получишь соломки, да мякины скотинке да курам. Барин и зерно на хлеб давал. А корову с теленочком держали все. Земли было в достатке, трудились весь световой день с перерывом на обед. Две пасеки было в деревне. Колодок по сто.
На стане собрались почитай, что все. Кузьма Иванович коротко нарисовал общую картину, дал задание на сегодняшний день, остановился на особо важных делах.
- Ну, ребятушки, с Богом, благословясь и начнем. Мужики и бабы стайками, на бричках, расселись и потихонечку тронулись, каждый на свою делянку. Ехать было не близко, верст пять, через пригорок, да лесок и вниз по ложку. Добрались до места, да и разошлись каждый на свое.
Все вокруг было знакомое, Авдотья, здесь каждый кустик знала. Здесь версты две далее зимовье дедовское заброшенное старое было. Покос небольшой да землянка замшелая с ключиком в ложке. Дедушка давно на погосте спал с бабушкой, а вот Авдотья с Иваном, покосом тем пользовались. Вот и ныне надо будет косить, скоро пора придет. Правда одной нынче придется. Ну да уж, как ни - будь, потихоньку управляться надо.
А сегодня на прополку пришли, трава местами выстрелила, не прополоть, зарасти может. Вот до вечера надо пополоть. А вечерком, коровку встретить, да подоить надо, теленочка напоить, да курам сыпнуть, водички принести. Огород опять же. Полить. Не заметишь, как зарастает все. А в огороде все самое – самое нужное. Картошка, морковка, свекла, огурчики да помидорчики. Вот уже редиска пошла, да лук пером зеленеет. И, сварить на вечер, да на завтра, собрать надо.
В общем, в деревне некогда сильно скучать. Зато весь вечер и ночка твоя. А уж утром чуть свет корову подоить, в табун отправить, теленочка напоить, привязать за тыном, где травка зеленеет, да где тенечек от кустиков днем будет.
Пополоть огородные грядки, позавтракать и на работу. Вот так, примерно каждый день и пролетает, за исключением перемены в страде. Опять, сенокос скоро, а там и главная страда не за горами. Хлеб подойдет. Ячмень, да овес, пшеница и картошка, свекла. Вот, к примеру, завтра еще полоть зерновые, а скоро на прополку свеклы, да картошки.
Так вот не заметно, думка за думкой, останавливаясь, что бы передохнуть, спинку выпрямить, да водички глотнуть, дело и спорилось. Вот уже и время обеда подошло.
Свернула в лес, развязала узелок, который повесила на березку, накануне утром. Почистила яйца, нарезала редиску и хлебушек, соль в коробочке, лук, да крынку с молоком с ключика достала. Постелила платок, старенький, помолилась и стала обедать.
А мысли то все про Коленьку, щипают сердце, рвут, покоя никакого нет.
- И чего служивые то привязались? Спрашивали, не объявлялся ли чем, не передавал ли чего? И то дело, откуда ему здесь то появиться? Сами ведь увезли, и сгинул где то.
А в голове как молоточек постукивал:
- Видать потерялся хлопчик, ведь не зря спрашивают, значит, ищут, поди? Ой, не спокойно на сердце, тягосно. Ведь зимой еще увезли, а уж лето началось. Да и где он может быть?
И надежда, какая то теплилась:
- Живой значит. А я уж дура, похоронила его. Живой, живой! Может, глядишь и объявится. Господи помилуй, и помоги, ему грешному!
Посидела еще немножко в тенечке, собрала котомку, крынку завязала и спустила в песок в ключ.
- Пора за работу браться.
3.
Незаметно солнышко по небу ходит. Слышит, кличет, кто то Авдотью, зовет.
Откликнулась. Встрепенулась, пора, однако домой. Засобиралась быстренько, забежала в лесок, сняла узелок, молоко с крынки допила и бегом в горку к телеге. Подружки уже ждут, лыбятся, подшучивают беззлобно:
- Ты погляди, как на воздухе то робится, домой даже не охота. Уж оставайся, ежели что. Мы корову то подоим.
Уселись поудобнее, бабы песню затянули. Все как обычно, поехали. Домой возвращаться как то веселее и быстрее.
Вот уже и околица, домишки первые показались, ребятня с речки тянется, скоро табун придет, а там и за работу.
И побежало времечко как колесико под горочку. Пока табун ждала, поливала огород. Хорошо речка рядом через огород с ведрами бегаешь. Встретила табун, коровку подоила. Теленочка напоила снятым вчерашним молоком с отрубями и остатками хлебушка. Курочкам насыпала отходов. Поставила варить картошку. Пошла собирать яйца и тут произошло нечто, объяснить которое было нельзя. Яиц практически не было. Обычно она собирала каждый вечер десятка полтора – два. А сегодня собрала штук пять! Больше яиц не было, она в растерянности присела на ясли и неожиданно расплакалась.
Ничего не пропало. Но было неприятно и необъяснимо. Она вспомнила, что поставила варить картошку на самодельную печурку, которую топила кизяком, вернее сухими коровьими лепешками. Картошка была готова. Слила воду, картошку прибрала в чашку, накрыла платком, присела. Посидела, внезапно подскочила и лихорадочно стала рыться на кухне в столе и полках, словно искала что то, как оказалось, ничего не пропало. Правда, соли стало меньше, но это могло показаться. Да и двух булок хлеба она не досчиталась.
Немного подумав, она поставила варить пшенную кашу. Но не как всегда, а побольше, словно ждала кого то в гости.
Долго не смеркалось, да и то шел месяц июнь, начало. Она долго сидела на крыльце, словно ждала кого. Напрасно. Никто так и не пришел.
Поужинала и легла далеко за полночь. Сон не шел, несмотря на вчерашний недосып. Ее знобило. Она часто вставала и подходила к окну. За окном была теплая летняя ночь. Было оглушительно тихо. Она вслушивалась в эту тишину, потом ложилась и закрывала глаза.
Но как она ни старалась сон не шел. Под утро ей почудилось, что под окном кто то прошел. Она соскочила и выбежала за дверь. Никого. Небо на востоке стало светлеть, появились облака, и подул легкий ветерок. Она задремала на несколько минут.
Это не был настоящий сон, скорее бред. Ей казалось, что она с Ванечкой на берегу речки, загорают или купаются, а недалеко плескались их дети. Она все время переживала за них. Как они там? Не случилось бы, чего ни будь. Прибежал Коленька, звал с собой купаться, но они, почему то не пошли.
-Коленька!!! Она проснулась от того, что закричала. Сердце рвалось и бешено стучало.
- Вставать надо – подумала она. Как во сне корову доила, теленка поила, привязала, курам насыпала. Перекусила, собрала узелок и, не запирая хату, подалась на стан.
- Авдотья, ты сегодня какая - то бледная, не заболела ли? – спросила соседка Полина,
- скажись Кузьме Ивановичу, он может дома тебя оставит.
- Да нет ничего, это у меня, что то по-женски. Расхожусь, глядишь и отпустит.
Собрались, послушали наставление, расселись по подводам, поехали.
Вот он лес и ложок, приехали. Авдотья свернула в лесок, повесила узелок, поставила крынку в ключ. Перекрестилась и принялась за работу. Через час, подумалось, и она даже остановилась:
- А, где же Коленька прячется? Ведь если он сбежал, а Авдотья поймала себя на мысли, что уже и не сомневалась в этом, то где? Надо бы проверить старое дедово зимовье, - осенило ее. Пожалуй, там проверить надо.
И ни чем, не отвлекаясь от этой мысли, она вдруг помчалась напрямую через поле. В конце поля она остановилась, передохнула, и уже скорым шагом пошла на пригорок в пихтовый лесок.
Пихтач встретил прохладой, и хвоей под ногами. Тут уже не далеко, через горку да вниз саженей двести до ключика.
Сердечко колотилось, выскакивая из груди, а ноженьки несли ее дальше в распадок. Землянку нашла сразу. Старенькая, давно заброшенная в два наката. Трава вокруг уже выросла в колено.
Она присмотрелась, и впрямь примята, кто то ходил. Добрела до дверей, старая дверь с трудом и скрипом распахнулась. Прелым духом ударило в нос, и она остановилась. Было, темно и ничего не видно.
На ощупь, Авдотья, протянув руки, добрела до места, где по ее представлению, стоял стол. Нащупала его, лавку вдоль стены, траву на ней. Она опустилась на лавку и глубоко вздохнула. Теперь она не сомневалась, что кто - то был здесь. Трава была свежая, новая и пахла по-особому, - человеком! Постепенно она пригляделась. Дверь была не прикрыта, и свет хоть и плохо, но проникал в землянку. Землянка была пуста. Старенький стол, да лавка – лежанка, в углу печка маленькая, которой еще дедушка пользовался, когда пчелок держал.
Авдотья посидела еще некоторое время на лавочке. Взяла горсть травы и понюхала. Слезы непроизвольно набежали на глаза, и она потихонечку заплакала, вытираясь головным платочком:
- Коленька был здесь, Коленька! Покажись хоть на секундочку! Я тебя спрячу, ни одна живая душа не отыщет, - словно во сне бормотала она. Но никто не отозвался.
Тихо было в землянке, да и вокруг было тихо, только ветерок легонько шуршал кронами. Посидела она еще некоторое время, успокоилась. Надо было идти работать, а то не дай Бог! – схватятся, что кому скажешь. Она не спеша вышла из землянки. Постояла еще немного и побрела в горку. Потихонечку и незаметно вышла на поле и побрела на свой участок.
4.
Вечерком, она как всегда, управилась, поужинала, посидела на крылечке, пока не стемнело, собралась спать.
Вроде и небушко выведрило, да и звездочки играли так, что завтра должно быть ведро. Да и на сердце, как то успокоилось.
- Маменька, не пугайся, меня! Я к тебе тихонечко подбирался несколько дней. Знал, что напугаю тебя, обижу, больно тебе будет. Ты меня прости, если можешь, не пугайся, я тебе помаленьку все расскажу.
Сердце остановилось. Авдотья, словно умерла…, Ее не стало на грешной земле, ее не стало нигде, ее не стало, вообще… Она исчезла.
-Коленька!!! – Стон из нутра ее, стон из недр ее, стон из небытия!...
- Господи!!! Как, же я по тебе скучала… Она, почти потеряла сознание.
– Мальчик мой, ты живой! Я тебя люблю, ты люлечка моя, кровиночка, долинька моя!!!
Она никогда не думала, что так будет хорошо и больно, страшно и больно, больно и хорошо. Казалось, жизнь то и кончилась, зачем все остальное, зачем, куда- то идти, что то делать, чем то заниматься. Зачем? Все стало на место свое, вот и все.
Коленька сидел на корточках против Авдотьи и плакал. Слезы просто текли по щекам, он их не вытирал. Просто сидел и смотрел в мамины глаза.
Боже же мой, какой же он худенький да бледненький, маленький и беспомощный. Ведь он ничегошеньки не видел в этой жизни. Ни чего не знает и не умеет! А она, такая большая и сильная, не научила его ни чему. Элементарно как жить, как дружить, с кем и зачем и как, ведь он ничего не знает и не умеет.
Она взяла его ладони в свои руки. И вдруг почувствовала, как он от волнения трясется весь.
- Господи! - подумала она, какой же он маленький и беспомощный.
- Коленька, да я ж дурочка, тебя схоронила. Прости, если можешь! Как же, хорошо, что ты живой и здоровый. Слава Богу! Господь Бог сохранил тебя для меня! Это чудо, какое то! Они обнялись.
- Пойдем в дом то.
Почти всю ноченьку они разговаривали, вспоминали и плакали, плакали и вспоминали.
- Я тебя спрячу так, что ни одна душа тебя не найдет. Сыночек, я тебя теперь никому больше не отдам. Ты мое солнышко, ты мой свет ясный. Как же ты без меня жил – то, как смог – то.
- Нас отправили за новыми солдатами, и продуктами, а тут внезапно, старший наш, во сне умер, мы и остались одни. Растерялись сначала. Дня два, жили без старшего. Потом стали собираться. Послали двоих в комендатуру. Мы, конечно переживали, а потом я узнал, что дом - то рядом!!! И так домой потянуло, что хоть волком вой! Вот я и ушел. Теперь жалею и каюсь, только знаю, что за дезертирство меня расстреляют. А у нас в войсках тоже не сладко. Служить стало сложно, не понятно кого слушать надо. Советы создали рабочих и крестьянских депутатов, Временное правительство вроде есть, а у кого власти больше не понять.
- Маменька, я подумал, побуду дома, с папенькой, да с тобой, потом снова на войну, там еще неизвестно что и как долго будет. А тут случайно узнаю, папеньки то и нет. И ты одна, я на сенокос, а там …
- Я, маленько, у тебя похозяйничал, потом узнаю – меня ищут. Ну да я побуду немножко и назад вернусь, я там при штабе бумажками занимаюсь, писать хорошо умею. Меня все ценят и уважают. Жаль, конечно, что я их подвел.
- Нет, сыночек, я тебя больше ни кому не отдам! Все!!! Двоих твоих братьев отдали за Родину, больше никого не отдам! Ты мой и я тебя не оставлю! Завтра потихонечку, вечерком проберешься лесочком к зимовью. Соберем тебе продуктов, хлебушка, какой – никакой запас. Сейчас на улице тепленько. Одежки пока особенно никакой не надо, фуфаечку батькину на себя оденешь, да картуз.
- Остальное так по мелочам: наволочку для подушки, да наперник под одеяло. Там травки серпом или косой подкосишь, подсушишь, набьешь. Спать все мягче будет. А я, постараюсь кое- что принести с собой. Да и сенокос со дня на день подойдет. Глядишь, нас отпустят на сено то.
Сначала поработаем на Кузьму Ивановича, погребем, покопним, а потом на себя недельку дадут. А ты зря время то не теряй, несколько рейсов придется ночами то сделать. Принести котелок чашку да ложку, картошки да корнеплодов, маслица, соли, да по мелочам кое - чего. В общем, продумать нам все надо. Осторожно только, никому не показываясь. Даже ночью. Ну а теперь скоро утро, поспать надо немножко.
- Утро вечера мудреней! Спи с Богом!
Сама еще поворочалась немного, пока не забылась тревожным, коротким, но крепким сном.
5
Утро пришло теплое, парное, да приятное, словно Авдотья помолодела за ночь. Соскочила с постели, прошла к кровати, на которой посапывал Коленька. С удовольствием подумала:
- Ну вот, слава Богу! Все дома. Помолилась на образа, прочитала «Отче наш», «Богородица дева радуйся».
Она быстро собралась, подоила корову, отправила в табун, управилась по хозяйству, на цыпочках прокралась в дом. Собралась завтракать, прислушалась – сын потихоньку сопел.
Поела наскоро, стала немного собирать ему с собой, хотя все планировала на вечер. Перед уходом на работу разбудила и строго настрого наказала: на улицу не выходить, ведро в доме, поесть и ждать ее с поля. Никуда ни шагу! Сын смущался, но перечить не посмел, дал слово, что никуда не пойдет. Авдотья не смотря ни на что, сказала, что избу с улицы закроет, что и сделала.
На стане потихоньку собирались, болтали между собой, сенокос на носу, каждый планировал свое. Кузьма Иванович вышел из конторы, которая располагалась возле стана. В одной половине он жил с небольшой семьей, женой и двумя подростками - дочерями. Во второй половине располагалась контора, в которой был зал со скамейками, два стола, для управляющего и учетчика, и небольшая комната – кабинет, на случай приезда гостей.
Кузьма Иванович прокашлялся, и объявил:
- Завтра последний день на прополке, сегодня, мужики делают пробный покос на лугу. А послезавтра, благословясь, женщины с граблями да вилами, приступят копнить сено.
Мужики Кузнецовы и Ананьины с хлопчиками лошадей запрягут под грабли и волокуши. Книженцевы, Столяровы и Степановы - станут на скирдование под вилы.
Ну, Я все сказал – с Богом!
На этом планерка закончилась, бабы расселись по подводам и тронулись по участкам. Авдотья светилась вся. Всячески стараясь не показывать виду, но скрыть состояние было сложно. Соседка Полина заметила как бы подкалывая, спросила:
- Авдотья, ты не как влюбилась, светишься вся, и даже как бы помолодела? Правда, бабы? Но ее никто не поддержал. Все обсуждали предстоящий сенокос.
Взволнованно обсуждали, на сколько дней можно рассчитывать отпускных на свой участок. Больше волновала предстоящая погода. Будет ли ведро, или пасмурно.
Каждая прикидывала, какая трава выросла, хватит ли сена на зиму.
Незаметно приехали на участок, Авдотья на ходу спрыгнула с повозки и пошла по полю к леску. День незаметно бежал себе и бежал, вот уже и обед подошел. Она пришла к ручейку помыла лицо и руки. Развязала узелок и, помолившись, начала обедать. А мыслями она, конечно же, была дома.
- Как там сыночек? Чем занимается? Не увидел бы его кто то чужой. Быстро сполоснула чашку и кружку, она сложила остатки обеда в узелок, и подумала: - А, не сходить ли на заимку, посмотреть, что там можно обустроить, заодно сенокос свой поглядеть. Пожалуй, пойду, сбегаю. Она скорым шагом спустилась по полю до лесочка и пихтачом прошла на перелесок, который каждый год выкашивали на сено. Трава была густой, но малорослой. Хотя, пока придет пора ее косить, она подрастет, недели через две, поднимется и будет в самый раз.
Так, не останавливаясь, она скоро подошла к зимовью. Дверь с трудом, но подалась, открылась. Подходила довольно плотно. - Надо бы обшить ее, и тут же вспомнила чем – есть у нее старое стяжённое одеяло, правда старое, но на дверь пойдет! Печурку поправить подмазать, тут в ручье берега глинистые, на замазку в самый раз. Дровишек тоже много, вокруг старья, да валежник.
Недели через две она сможет здесь кое – что, поправить между сенокосом. Ну да там видно будет. Она поднялась, вышла, прикрыла двери и пошла на свой участок. Прополка шла споро, к концу рабочего дня она прикинула, еще день и участок будет чист, если она завтра постарается, и не будет в обед отдыхать.
Подвода пришла, было слышно, как женщины переговариваются между собой. Дорогой запели песню, время пролетело не заметно. Вечером погода стала меняться, заходили «деды» - первый признак грозы. Вот так, каждый год, как сенокос – обязательно жди дождя.
Авдотья спешила домой, оказалось, что дверь оставалась запертой, какой она ее и оставила. Открыла и зашла – сын был дома! Груз, который висел у нее за плечами, сразу же пропал.
Коленька взахлеб рассказывал ей, как скучно было одному дома, он лежал, потом чинил ручку чайника, ел, выглядел все глаза в окошки, день тянулся так долго, что ему казалось, не будет конца. Мать собралась встречать корову с табуна, управляться по хозяйству, попутно рассказывала и советовала, что взять с собой, что надо сделать на заимке, что приготовить из продуктов с собой.
Выходить придется с раннего утра, через лесок вдоль окраины села, а дальше по дороге, осторожно прислушиваясь и в случае чего хоронясь на обочине в кустах, которых вдоль дороги было много.
Она встретила корову, напоила теленка, накормила курей и потихонечку спустилась в погреб. Достала картошку, свеклу, морковку. Нарвала редиски и свежего лучка. Собрала и отварила яйца, картошку. Свернули в мешок тряпье, сложили картошку и продукты. Получилось что - то вроде большого рюкзака. Ужинали уже при свечах, задернув занавески на окнах. Спать легли пораньше, чтобы на рассвете тронуться в путь.
Спалось чутко и тревожно, просыпалась часто, но ранней зорьки не проспала.
Собрались быстро, задворками прошли до леса, там Авдотья поцеловала сыночка,перекрестила и пошла домой. Все утро, управляясь по дому, она мысленно находилась с Коленькой. Молилась, просила Господа Бога помочь ему в трудную минуту. Иногда пускала слезу, тут же одергивая себя. Нельзя показаться товаркам зареванной. Отвлекала себя домашними делами, собиралась на поле, полола грядку, собирала узелок.
По солнышку пошла на стан, где уже собрались бабы и мужики.
Дождались наставления и на подводах поехали на участки. Небо хмурилось, но еще не дождило. День обещал быть пасмурным. Авдотья сошла на участке и бегом ринулась в березняк, привязала узелок, не останавливаясь, понеслась к зимовью. Вот и поляна вот и распадок, землянка и, слава Богу – сынок, живой и здоровый! Улыбается ей, рад.
Быстро расспросила, как добрался, как себя чувствует. Убедившись, что все хорошо она сразу же пошла на участок. Работы впереди было не меряно. Днем должен посетить ее учетчик, старичок шустрый, проныра, все проверит, осмотрит и доложит Кузьме Ивановичу. Так что надо пошевеливаться.
Учетчик приехал верхом перед обедом. Проехал по кругу осмотрел, подъехал, высказал замечания, немного, но справедливо. Пожурил, что до вечера надо бы закончить, и поехал дальше.
День пролетел незаметно. Она сбегала в конце работы к сыну, предупредила, что завтра она здесь последний день, потом на покос. Так что он пусть приходит вечером, она приготовит что – ни будь, да и с собой надо захватить кое - что из дому. Косу прихватить, продукты и так, по мелочи.
Подвода пришла вовремя. Приехала домой и принялась хлопотать. Вечером, когда стемнялось, сыночек пришел, перекусили ,обговорили завтрашний день.
- Ты, если косить будешь, то начинай вдоль речки, да много не закашивай, трава еще поднимется. Время еще есть, нас раньше пяти дней не отпустят так, что мы еще успеем. Ты лучше отдохни, да выспись хорошенько. Ночью придется несколько ходок сделать. Надо, пока нас там не будет кое- что перенести в зимовье.
Вчера, краем уха слышала, что войне скоро конец будет. Большевики, какие то объявились, если к власти придут войне конец наступит, всех отпустят, останутся только те, кто пожелает служить. А землю говорят, поделят крестьянам. Сами на себя работать станем. Как то так бабы говорят. Дай то Бог! Страшно правда, но интересно, как там будет? Царя то слышишь, нет! Вот, как без него, не привычно, а вроде живем и ни чего. В церковь бы сходить надо в субботу. Помолиться.
Ладно, ложиться надо, завтра тебе чуть свет вставать надо.
6
Так пробежала неделя. Авдотья днем работала на сенокосе, а вечером бежала домой, сынок ждал. Вернее она ждала, когда он придет. Через несколько дней отпустили всех на свои покосы.
Авдотья собрала с вечера сидорок, отбила косу, поправили сенные грабли и, помолившись, легла спать. Завтра на покос, сыночку увижу, как он там?
Доехала с полпути с соседями, а дальше пешочком через горочку и лесок к себе на заимку. Пришла, спустилась по пролеску, завернула на участок, да и села.
Внизу перед ней до речки стояли четыре копны, а почти весь участок, был скошен аккуратными валками - лежало сено.
- Как же я буду объяснять кому то все это чудо? Когда же я это смогла сделать?
- Маманька! Ты чего это посреди сенокоса сидишь?
Сыночек, стоял над ней и улыбался во весь рот! Его счастливые глаза светились радостью и удовольствием.
- Коленька, да ты все скосил! - Авдотья не могла сдержать восхищения от восторга! Кому и как я буду объяснять все это? Нас же сразу раскусят…
Что - ни будь, придумаем.
А никто к ним так и не пожаловал. Сенокос прошел успешно. Авдотья попросила Кузнецовых Ивана да сына его Виктора помочь перевезти сено до усадьбы. Так втроем: Иван с сыном да Николай и перевезли сено домой. А Николая и правда, никто не искал, видно не до него дело было. В хлебоуборку, Николай уже в открытую, помогал жать жито, возил снопы на ток, где стояла лобогрейка, молотил с Книженцевыми.
В сентябре Россию провозгласили Республикой! 25 сентября создали третье коалиционное правительство во главе с А.Ф. Керенским. А 24 – 25 октября произошло вооруженное восстание в Петрограде! Переход власти в руки большевиков состоялся! А 26 октября 1917 года, как и говорила Авдотья вышли декреты о мире и земле! Был создан Совет народных комиссаров во главе с В.И.Лениным. А в мае следующего 1918 года началась Гражданская война. Но это уже совсем другая история.
А Николай – Коленька погибнет (замерзнет) зимой 1918 года.