«Хорошая ведьма видит то, чего не видят другие», — часто повторяла бабушка. Эфи считала себя хорошей ведой. Она давно уже лечила людей и зверей во всех деревнях Озерной долины. Видела, как пульсирует воздух вокруг больного места: ангина — красным, перелом — бело-серым. Слышала, как кровь замедляет свой бег, когда человек спит здоровым сном, и как она разгоняется по венам и окутывает горячечным жаром больного. Все нужные для лечения заговоры Эфи выучила быстро, а наветушки придумывала легко, будто бабушка Латис внучке подсказывала, на ушко нашептывала.
Бабушка первой ее ведовской дар разглядела, когда пятилетняя Эфи летуницу с поврежденным крылом с земли подняла, а та через пару минут из-под ее теплых ладошек с веселым писком ввысь упорхнула. Из трех сестер только ей, младшей, бабушкино ведунство в наследство досталось. А с ним не только уважение жителей, почитавших ведьм как своих покровителей и защитниц, но и большая ответственность. Поэтому Эфи хотела стать не просто хорошей ведьмой — она хотела быть лучшей. И сегодня, в Ночь больших звезд, она должна сделать все невозможное для победы в Туманном турнире, ведь каждый год одна из пяти Главных Ведьм Приснежного мира берет в ученицы молодую ведунью, победившую в состязании.
Постичь тайны магии и целительства можно в обучении у любой сильной колдуньи, но передать юной веде Особый Волшебный Дар может только Главная ведьма — каждая из пяти обладает своей суперспособностью: мадам Ирстесес — превращаться в рыбу и дышать под водой, мадам Андресес — превращаться в любого зверя и бегать быстрее ветра, мадам Третасес — становиться невидимой, мадам Фертисес — превращаться в птицу, мадам Петисес — повелевать огнем.
К участию в турнире допускались веды с одиннадцати до пятнадцати лет, чтобы иметь возможность стать ученицей любой из Главных ведьм. Эфи, которой в этом году исполнилось тринадцать, ждала два года, чтобы попасть к мадам Фертисес. Потому что Эфи мечтала летать.
Если в детстве ее теряли, то всегда знали, где искать, — на крыше бабушкиного дома, откуда хорошо видно поле с колосниками, любимым птичьим лакомством. Один карман Эфи всегда был набит этими шершавыми легкими зернышками, угощением для пернатых сестриц. В другой она аккуратно их выпавшие перышки собирала — крылья себе мастерить. А когда бабушка ей про Туманный турнир рассказала, то у Эфи от радости будто второе сердце в груди забилось — маленькое, теплое, птичье.
Вот только испытания турнира никогда не повторялись, а значит, подготовиться к ним было не просто, и победить нелегко. «Надейся на себя, слушай сердце и верь в удачу», — учила бабушка Латис. Она всегда верила в Эфи и мечтала, что когда-нибудь все с почтением станут называть ее Эфис. Веда, получившая от могущественной колдуньи ее суперспособность, получала и «знак величия»: к ее имени добавлялась буква «с» — Эфис.
Эфис, умеющая летать.
В назначенный день, рано-рано утром, когда летуницы только начали собираться у родников, чтобы прочистить горлышки для солнечной песни, Эфи вышла из дома бабушки Латис, в котором жила с тех пор, как бабушка исчезла, постояла, держась за теплое дерево старой калитки, попросила о помощи и поддержке. В дорожной сумке за ее спиной лежал калач земляничного хлеба, фляжка с молоком белой коровы и сорванная в палисаднике веточка астральника. Сорвать астральник, чтобы он принес удачу, можно только в особом случае, все это знают. Сегодня как раз такой.
Сбор молодых ведуний был назначен в полночь у подножья Глубоких гор. Чтобы попасть туда, нужно в одиночку преодолеть лабиринт Совиного леса, плотной стеной окружавшего волшебные горы, и перейти вброд ручей Истины. Удавалось это далеко не каждому, ведь участникам Туманного турнира было строжайше запрещено пользоваться магией.
Пять остроконечных вершин Глубоких гор, на которых возвышались башни Главных Ведьм, были видны из любой точки Приснежного мира в любую погоду. Желающему добраться туда не нужен ни крот-поведун, ни путеводная лисица. Вот только придирчивый лес пропускал к горам только тех, у кого было храброе сердце и веская причина отправиться в путь, остальных водил и водил тайными тропами, а праздно любопытствующим мог и отомстить, наградив совиной болезнью. Тогда человек среди ночи вдруг начинал ухать, как встревоженный филин, пугая себя и близких. И мало кто из ведуний мог потом вылечить этот недуг. Ведьма Латис умела, вот только внучку этой магии обучить не успела.
В Совиный лес Эфи вошла в полдень, когда цепкие лучи солнца пересчитали все рыжинки ее каштановых волос, и темно-зеленый сумрак леса обрадовал прохладой и влажным запахом спелой брусники. В любом лесу она чувствовала себя желанным гостем радушного хозяина: и накормит, и родник покажет, и тропинку нужную выстелит — не даст заблудиться. «Дедушкин подарок», — загадочно улыбалась бабушка Латис. Но на расспросы внучки неизменно отвечала: «Нет, птичка, об этом когда-нибудь потом, потом…».
Обходя поросшие мхом болота и каменные валуны, отдыхая на коротких привалах и время от времени залезая на деревья, чтобы свериться с компасом Глубоких гор, Эфи без особых приключений вышла к ручью Истины, когда ночь запускала в небо первые звезды.
Ручей оказался не шире Лягушачьей канавы, где они с бабушкой ловили пиявок, только вода в нем была не мутно-зеленой, а серебристо-голубой и бурлила, как закипающий чайник. За ручьем шёлк-трава катила свои зеленые волны прямо к Глубоким горам, у подножья которых горел высокий костер, словно сигналил ей: сюда, сюда!
Эфи закатала штанины повыше, сняла и засунула в дорожную сумку мягкие сапоги из кропановой кожи. Можно было, конечно, и в сапогах остаться — кожа рыжего кропана не промокала, но хотелось дать отдых ногам.
Подтянув лямки сумки потуже, Эфи сделала глубокий вдох для храбрости, зашла в воду и… рассмеялась: серебристые пузырьки, поднимаясь со дна, плотно облепили и защекотали ступни.
Идти по ручью оказалось приятно, вода беззаботно журчала и легко смывала с ног напряжение и усталость. Через несколько шагов к Эфи начал слетаться невесомый светло-серый туман, становясь густым и теплым, как дым от горящей в костре буковицы. Постепенно плотная воздушная перина, как заботливая нянька, окутала ее со всех сторон, приглушив свет и звуки. Хотелось спать, а в голове стало непрошено пусто. Эфи остановилась, чтобы понять, куда идти, и поняла, что не помнит — зачем? Она постаралась сосредоточиться, как учила бабушка Латис: отвела локти в стороны, закрыла глаза и крепко сцепила мизинцы. Пары минут хватило, чтобы в голове прояснилось.
Но с возвращением памяти все вокруг стало резко меняться — потемнело, задвигалось, застонало. Туман из теплого и густого стремительно превращался в холодную липкую паутину. Такую холодную, что перехватило дыхание, а волосы, ресницы и даже ворсинки ее плотной холщовой рубашки вмиг заиндевели. Эфи хотела сделать шаг и поняла, что не может: вода в ручье замерзла и сковала ноги жесткими ледяными кристаллами, а пузырьки, облепившие ступни, лопались и острыми шипами впивались в кожу. Она вскрикнула от боли, и совсем рядом вспыхнули кровавые глаза игла-демонов, питающихся страхом, и жадно оскалились их мерзкие пасти.
«Если бы я только умела летать!» — отчаянно забилось в голове.
И сейчас же горячее желание полета захватило Эфи, как было всегда, когда она мечтала об этом, придав ей уверенность и силу: «Надейся на себя и верь в удачу».
«Надо идти! Вперед и вперед! Несмотря ни на что!».
Она выпрямилась, попыталась шагнуть, но при малейшем движении колкий лед безжалостно резал ей ноги. Стараясь не думать об этом и зажмурившись, чтобы не видеть острые зубы игла-демонов, Эфи упорно пошла вперед.
И страх исчез. И боль отпустила.
Открыв глаза, она снова увидела серый туман, который быстро рассеивался, открывая перед ней большую поляну и жаркий костер, вокруг которого сидели и с любопытством смотрели на Эфи семь юных ведьм.
Эфи наклонила голову в знак приветствия и назвала свое имя, девочки представились в ответ. Одну из них, Юл-Мари, Эфи узнала: они встречались прошлым летом в Душистых полях Кваарской долины, делая запасы трав и корешков для снадобий и заклинаний.
Увидев ее изрезанные ноги, белокурая Санни, по виду самая младшая из всех, протянула склянку с голубой мазью — афарским целебным втиранием, отлично заживляющим раны.
Не успела Эфи намазать ноги и надеть сапоги, как возле костра появился гАбер — речной гном. От обычных гномов габеры отличались бородой дымчато-синего цвета и неизменным серебристым колпаком, похожим на рыбью чешую.
Сцепив на кругленьком животе руки и важно задрав голову, габер с расстановкой заговорил:
— Приветствую вас, достойнейшие маленькие ведьмы. Сегодня только вы, восемь из пятнадцати алунас (прим. — ученицы, участницы Турнира), справились со сложнейшим лабиринтом Совиного леса и опаснейшим мороком ручья Истины и будете допущены к великим состязаниям.
Говорил габер таким гортанным квакающим голосом, будто у него в горле сидела большая старая лягушка. Представив это, Эфи тихонько хихикнула.
— Все вы храбрые и отважные сердцем. Поздравляю, — продолжил гном, уважительно качнув колпаком, но не забыв при этом укоризненно зыркнуть на Эфи. — Однако Ночь Туманного турнира будет и трудной и опасной, поэтому я должен дать последний шанс вернуться назад тому, кто устал и не готов к новым испытаниям. — Обведя вед цепким взглядом, он добавил: — Кто передумает идти дальше, получит воистину бесценный дар — пестрокрылую летуницу!
Девочки удивленно переглянулись. Пестрокрылая летуница — большая редкость. Она становилась верным другом тому, кто заслуживал ее доверие, а каждое оброненное ею перо исполняло желание, правда, только в том случае, если в загаданном не было гнева или корысти.
Эфи заметила, как восторженно вспыхнули голубые глаза маленькой Санни и с каким отчаянным усилием она спрятала за спину руку, готовую взлететь навстречу заманчивому предложению.
Насладившись напряженной тишиной, габер согласно кивнул и торжественно возвестил:
— По поручению пяти Главных Ведьм Приснежного мира оглашаю условия Туманного турнира. Сейчас мы направимся в Ваттенские конюшни, что стоят на озере Сулари, с восточной стороны Глубоких гор. Каждой из вас сегодня предоставлена редчайшая возможность оседлать любого из обитателей этих конюшен. Кто сделает это и быстрее всех доберется до Башни мадам Фертисес на вершине Глубоких гор, тот победил!
Молодые ведьмы потрясенно молчали. Немногим в Приснежном мире довелось знать о Ваттенских конюшнях, а уж видеть их могли только избранные.
— Неужели драккони действительно существуют? — не удержавшись, громко прошептала толстощекая Мадди.
По поверью, драккони имели тело коня, а голову и крылья — гум-шуданского дракона, которого последний раз видели в Афарских горах лет триста назад. И вместо огня их пасти выпускали клубы густого сизого дыма. Не зря пепельно-черный туман, никогда не рассеивающийся в Угумской низине, называли дыханием гум-шудана.
Габер выдержал долгую паузу, позволив им обдумать услышанное, и, крякнув себе под нос «Так-то оно та-а-ак», степенно развернулся, и неожиданно быстро засеменил своими короткими ножками по дороге, что вела к полю вогников.
Девочки, спохватившись, последовали за ним, с волнением обсуждая предстоящее испытание. Каждая старалась вспомнить что-то особенное, какую-нибудь интересную подробность про Ваттенские конюшни. Энергичная Шаяни, говорившая громче всех, уверяла, что драккони становятся очень послушными, если угостить их земляничным хлебом. Вот только хлеба ни у кого из них не осталось. Юл-Мари слышала от дядюшки, что достаточно запеть русалочью песнь, и дракконь умчит тебя куда захочешь. Это знание тоже не помогло — ни одна из девочек не знала русалочьих песен.
Очень скоро разговор сошел на нет, потому что царившая вокруг волшебная красота всецело завладела их вниманием. Встретить даже один вогник было большой удачей, а тут целое поле! Ярко-синие бутоны этих цветов распускались только после захода солнца. И сейчас ночная влага щедро смешивала сапфировое сияние вогников с золотой пыльцой ярких небесных звезд, расцвечивая все вокруг радужным мерцанием. А воздух источал такой густой янтарно-медовый аромат, что хотелось набрать его в склянку, чтобы давать как лекарство в минуты слезливой хвори.
Но Эфи старалась не поддаваться чарам, пусть даже таким красивым. Она вспоминала бабушку Латис, снова и снова задаваясь вопросом, на который у нее не было ответа: как случилось, что такая опытная и мудрая колдунья бесследно исчезла, не оставив никакого знака и даже не простившись с любимой внучкой?
«Когда я стану птицей и смогу увидеть каждый уголок Приснежного мира, — обещала себе Эфи, — то загляну во все дома и овраги, поднимусь на все горы и облечу все леса и реки и обязательно узнаю, куда пропала бабушка Латис».
Для исполнения этого плана ей нужна победа в турнире. И она будет очень стараться!
Мрачные Ваттенские конюшни, прочно и твердо стоящие в центре озера Сулари, отражаясь в воде, казались бесконечными. В конюшни вели несколько входов с массивными, потемневшими от вечной сырости деревянными дверями. К каждой двери был протянут от берега дощатый мостик без перил, качающийся над самой водой.
На берегу озера габер собрал девочек в полукруг, чтобы дать последние наставления:
— На одной из вершин Глубоких гор сегодня раскрыли чашу с негасимым огнем — вон он горит над Башней мадам Фертисес. Добраться до этой Башни — ваша главнейшая цель. Внимание, алунас! Как только я брошу в воду сигнальный шар — состязания начались! Вы станете невидимы друг для друга и сможете только слышать своих соперниц. Но не забывайте, ваш ориентир — огонь на башне. Если он погаснет, значит, победитель определен!
В тот же миг в руках гнома засверкал шар, похожий на крупную перламутровую жемчужину. Габер перекатывал его в ладонях, словно ждал чего-то. Девочки замерли.
— Скажу от себя, — как будто смущаясь, продолжил гном, и старая лягушка в его горле заквакала особенно взволновано. — Знайте, что сегодня ваша сила — не магия и колдовство, а ваши способности, смелость, удача и… немного отчаяния.
Гном потоптался на месте, пробормотал «Так-то оно та-а-ак, пока не свистнул рак», и, не дав им времени на раздумье, ловко и быстро кинул в озеро сверкающий шар, который, коснувшись воды, ярко вспыхнул, с громким треском взорвался тысячью искр и... Эфи осталась на берегу одна.
«Куда все подевались?» — крутила она в недоумении головой, но тут в ухо ей гаркнул голос:
— Состязания начались!
— Леший мой! — спохватилась Эфи и побежала к озеру. Почему-то ноги несли ее к самому дальнему мостику, но думать было некогда, она поверила своим быстрым ногам. Скорей! Скорей!
Огромная дверь в конюшню, против ожидания, открылась легко. Ни потолка, ни конца помещения в полумраке не было видно. И было очень тихо. Легкие, осторожные шаги Эфи тоже были бесшумны. Она переходила от стойла к стойлу, но все они были пусты. «Неужели обман? — думала Эфи. — Как сказал габер: оседлать любого из обитателей. Где же они, эти обитатели?» В некоторых стойлах висел синевато-белесый дым, но седлать было некого. Эфи выскочила из конюшни и побежала к другому входу.
Вокруг озера стало шумно: крики, визг, сиплое дыхание и тяжелые удары крыльев по воде, будто кто-то огромный пытался, но не мог взлететь. Все звуки смешивались в клочьях рваного тумана. И вдруг над ними вырвавшейся из клетки птицей — восторженной крик Шаяни: «Ле-чу-у-у!»
Забегая в следующую дверь конюшни, Эфи отчаянно думала, что все зря, зря, ей уже не догнать соперниц, но сердце громко стучало: верь, верь, верь…
Помещение было точно такое же, как предыдущее: тусклый свет, пустые стойла, зыбкая дымка. Но в дальнем углу блеснули два огонька! Эфи обрадовалась, но приближалась с опаской: кто знает, какие они, эти драккони? В носу некстати защекотало, и, как ни старалась сдержаться, она громко и смачно чихнула. Что-то мягкое и теплое боднуло ее в подбородок и приветливо фыркнуло. Эфи отскочила, а животное сделало аккуратный шаг вперед, чтобы девочка могла разглядеть его: перед ней стояла обыкновенная лошадь, вернее конь, очень породистый конь цвета... болотного ила, освещенного солнцем. Почему такое сравнение пришло ей в голову, задумываться было некогда. Она протянула раскрытую ладонь и дотронулась до шелковистой меховой морды. Лошадей она нежно любила. Конь задрал голову и негромко заржал, будто приглашая в дорогу, и Эфи не стала раздумывать: ловко взобралась на доски стойла и, запрыгнув на спину коня, ударила его пятками в бока, направляя к выходу.
Жеребец поскакал мягким пружинистым шагом, но возле дверей стал разворачиваться назад. Эфи сжала его круп ногами, но конь снова тихонько заржал. «Дове-е-ерься» — послышалось Эфи. И она доверилась. Скакун развернулся и, набирая скорость, полетел прямо в дальнюю темную стену конюшни. Эфи прильнула к коню, обняла его шею и почувствовала, что вместо каменной стены они с усилием прорвали полотно тьмы и в следующий миг не упали в воду, как она ожидала, а уверенно несутся по твердой земле в сторону Глубоких гор.
Легкий конь бежал быстро, но нес свою всадницу бережно и чутко.
Очень скоро они были у скал, и стало понятно, что без крыльев им не справиться: склоны были круто отвесными, ни намека на тропу. Не было даже каменных выступов или ползучих корней, чтобы попытаться лезть вверх, к заветной башне.
Они мчались и мчались вдоль каменных стен, отливающих черненым серебром, старательно вглядываясь в неприступные скалы и почти теряя надежду, но негасимый огонь все еще горел на одной из вершин, и они продолжали свой горячечный бег.
Когда впереди замаячило белое пятно, Эфи потянула скакуна за гриву, и он замедлил прыть. Подскакав ближе, они разглядели одинокую светло-серую лошадь, которая при их приближении вытянула голову и спросила детским встревоженным голосом:
— Кто здесь?!
Эфи вздрогнула от этой нелепости, но тут же все поняла:
— Я Эфи. А ты?
— Я Санни! Тебе тоже не достался дракконь? Мой дракконь растворился в воздухе, когда я дотронулась до него, а другого я не нашла. Вот только лошадь.
— Почему вы остановились здесь?
— Посмотри на скалу! — Санни явно обрадовалась, что теперь не одна.
Эфи внимательнее вгляделась в каменную великаншу и увидела вертикальную трещину, острым зубцом уходящую ввысь. Неизвестно, куда вел этот ход, и все же это был шанс. Видимо, Санни не решалась одна лезть в эту щель, слишком узкую, чтобы въехать туда на коне.
Пришлось прощаться. Обняв нового друга, Эфи прошептала:
— Жди меня здесь до утра. Потом уходи. Если еще увидимся, назову тебя Леший.
Конь дважды ударил копытом и качнул головой, соглашаясь. Кажется, они неплохо понимали друг друга.
— Санни, ты идешь?
— Иду.
В расщелине было тесно, гулко капала вода, перекатывались и хрустели под ногами девочек камни. Эти простые звуки подхватывало и уносило ввысь бесноватое эхо, и там, в вышине, множило их, дробило и обрушивало вниз грохочущим хаосом. Когда просвет входа в ущелье перестал быть различим, кромешная тьма ловко подстегнула воображение, и у звуков стали отрастать когти, щупальца и длинные чешуйчатые шеи.
Идущая позади Эфи Санни почти плакала:
— Вот бы нам сейчас хоть один вогник!
— …огник …огник …огник, — притворно сочувствовал кто-то.
— Ничего, Санни, горы не бесконечны, — пыталась подбодрить ее Эфи.
— …вечны! Вечны! Вечны! — хохотали горы.
Эфи и самой каждую секунду хотелось развернуться и что есть мочи бежать назад, чтобы вынырнуть в бархат сияющей ночи к пасущимся возле скал лошадям.
Но, измученные тьмой и эхом, они продолжали идти на ощупь, медленно, друг за другом, почти касаясь плечами холодных сырых стен. Воздух стал мерзлым, одежда промокла, и казалось, что даже их дрожь становится осязаемым эхом.
— Давай вернемся. — Санни нащупала плечо впереди идущей Эфи и остановила ее, горько выдохнув почти в самое ухо: — Все равно мы не будем первыми.
— Нет, Санни, я пойду дальше, — Эфи старалась, чтобы ее тихий голос звучал твердо. — «Незавершенное дело отнимает силу, а законченное умножает ее» — учила меня бабушка Латис.
— Твоя бабушка — Ведьма Латис?! — вскрикнула Санни, от удивления забыв про эхо.
— Латис! Латис! Латис! — подтвердил грохочущий пересмешник.
— Так это же она была в Снежной колче! — снова не удержалась Санни.
Теперь удивляться пришлось Эфи:
— Это невозможно!
— …можно! Можно! Можно! – дразнило её эхо.
«Как в Снежной колче?! Бабушка бывала в Снежной колче, и никогда не рассказывала об этом? А что, если она снова ушла туда? Но ведь путь в Другие миры знают только Главные Ведьмы? Сколько вопросов!»
— Может быть, я перепутала? — засомневалась Санни, уловив замешательство Эфи.
Дальше они шли молча, думая о своем, и не сразу заметили, что исчезло одичалое эхо, словно своды ущелья сжались над их головами. Теперь они хорошо слышали друг друга, и Эфи с тревогой отметила, что Санни замедляет шаги и судорожно дышит.
— Санни?
— Эфи. Я. Не могу. Идти, — еле выговорила Санни сквозь стиснутые зубы, дрожа от озноба. — Не могу. Дышать. Оч-чень хо-ло-дно…
— Спокойно, не паникуй. — Эфи остановилась. — Сейчас я подойду и обниму тебя.
Но не успела Эфи сделать шаг назад, как услышала характерный зудящий свист, сопровождающий нападение игла-демона, и сиплый выдох Санни.
— Держись! — крикнула Эфи, пытаясь подхватить подругу, но не успела — жало демона страха парализовало мгновенно. Эфи присела на корточки и осторожно ощупала упавшую девочку. Главное, острых камней под головой Санни не оказалось, она слабо, но ровно дышала, только была очень-очень холодной, совсем ледышкой.
Ждать помощи было не от кого. Оцепенение от укуса могло продлиться неопределенное время, это зависело от степени испуга. В их узкой ловушке Эфи с трудом развернула тело Санни, подвязала свою дорожную сумку ей к пояснице, чтобы смягчить удары о камни, ухватила Санни под мышки и потащила.
Девочка была нетяжелой, но вот идти спиной вперед оказалось гораздо страшнее. «Если и меня укусит игла-демон, нам не выбраться», — подумала обреченно. Хотя, если подумать, довольно странно, что Санни оказалась уязвима для демонов страха, ведь любая ведьма, даже самая юная, отлично умела им противостоять, для этого не нужны были заклинания, просто дух ведуньи всегда был мощнее их примитивной эгости. Странно-странно… Неужели Черное слово Хромого колдуна, о котором рассказывала бабушка, может сбыться? Как оно звучало? Какое-то примитивное заклятие, что-то вроде «когда мрак холода придет — у ведьмы сила пропадет». А тут как раз сошлись и холод и мрак…
К давящей тьме невозможно было привыкнуть, и Эфи стала тихонько разговаривать с Санни, шептать ей слова утешения, которое та не могла слышать. Высокое прежде ущелье превратилось в низкую каменную нору, и во время частых остановок Эфи уже не могла выпрямиться в полный рост, а сидела на корточках возле Санни, вслушиваясь в ее дыхание.
Долгожданный выход обнаружил себя влажным теплом — будто в спину толкнуло паром от огромного котла. Судя по запаху, в котле варили болотную тину. Эфи опустила Санни и обернулась. Выход из пещеры был в нескольких метрах, но особо не радовал: впереди не было ни намека на чистоту и свежесть звездной ночи, о которой мечтали узницы каменной темницы.
Эфи выбралась наружу и очутилась на выступе скалы — со всех сторон до обрыва было шагов пять. Скорее всего, Эфи находилась внутри Глубоких гор, хотя ни одной вершины в густом пепельном воздухе не было видно. Волнистые струи пара, поднимаясь из каменного котла, танцевали, переплетаясь между собой, и зависали над пропастью, как крона огромного призрачного дерева.
Эфи крикнула, но не услышала своего голоса — мрачные скалы и туман не давали себя беспокоить.
Неужели ради этого стоило преодолеть страшный путь? Мысль о возвращении назад пугала: Санни неизвестно когда очнется, а тащить ее обратно через пещеру-ущелье Эфи вряд ли под силу. Что же делать? Что же ей делать?
Она отвела локти в стороны, сцепила мизинцы и сосредоточилась.
Мысли перестали скакать и выстроились в очередь. Так, с какой начнем? Бабушка когда-то была здесь в ученицах. И она знала, что Эфи тоже пойдет к Глубоким горам. Значит, бабушка Латис должна была оставить ей какую-то подсказку. Мысли опять смешались, завертелись и подтолкнули вперед ту, в которой она нуждалась: «Ты никогда не достигнешь вершины, если боишься падать».
Так, будем думать. "Вершина". "Падать". Может быть, это надо понимать буквально? И не зря эти горы называют Глубокими? Прыгнуть вниз, чтобы подняться наверх? Но —прыгнуть в бездну?! Как на такое решиться? И как быть с маленькой синеокой ведой? Эфи отвечает за свою жизнь. Но отвечать за жизнь Санни не готова. Так же, как и оставить ее здесь одну, без сознания...
Эфи осторожно подошла к краю обрыва, примериваясь, хватит ли духу прыгнуть, если ее мысль верна.
Котел пропасти был бездонен, ведьму не обмануть густым паром, скрывавшим дно. Ноги моментально разбухли от сырости и страха, а в груди застучало так, будто там бились и толкались сразу несколько сердец.
Эфи чуть наклонилась вперед… и с трудом осталась на месте: туман засасывал, затягивал, ждал. Из минутного наваждения вывел протяжный и жалобный крик из пещеры:
— Э-э-эфи-и!
«Очнулась!» — обрадовалась Эфи, но, резко повернувшись на ослабевших ногах, не удержалась и, нелепо взмахнув руками, стала боком заваливаться в пропасть, успев почти отстраненно подумать, что туман победил, и она летит в его котел как кость, брошенная рукой бесстрастного повара.
Никакого полета не получилось: через пару секунд она зависла в сыром киселе плотного серого воздуха, и болталась так, пока равнодушное оцепенение не сменилось вязким давящим страхом. А потом Эфи спиной коснулась твердой холодной поверхности.
Из оседающего тумана неспешно проступали стены, массивные шкафы темного дерева, овальный стол, за которым могли бы уместиться не меньше двадцати человек, стулья с витыми коваными спинками и зеркало в великаний рост в тяжелой посеребренной раме, изысканно задрапированное дымчатой вуалью.
Но главным украшением помещения был, несомненно, большой камин из потемневшего камня, широкий у основания, конусом уходящий высоко под купол потолка. Жаркий камин, основательно загруженный дровами. Эфи лежала на полу и завороженно смотрела на огонь. Казалось, она не видела его очень-очень давно. Ей захотелось придвинуться ближе, она пошевелилась и поняла, что тело вновь стало подвижным и гибким. Эфи встала и пошла к огню. Этих десяти шагов и щедрой волны каминного жара хватило, чтобы прийти в себя.
Санни! Первая осознанная мысль была о Санни. Санни видела, как Эфи упала в обрыв. Она могла испугаться и снова притянуть игла-демонов. «Нет, — остановила себя Эфи, — мы же были невидимы друг для друга! Значит, Санни не видела моего падения, но могла подумать, что я ее бросила. Еще не легче!»
— Эй! Кто-нибудь! — крикнула Эфи, оглядывая огромный зал, и заметила в дальнем от камина углу дверь, которая тут же открылась, словно ждала ее взгляда.
Рассмотреть входящего Эфи не удалось: сильный звук отвлек ее внимание от двери. Плюк! Как будто гигантская капля, долго копившая влагу, звучно упала на каменную плиту пола, прямо туда, где Эфи недавно лежала. В тающем сером облаке зашевелился маленький человечек в синей рубашке. Эфи радостно бросилась к хрупкой фигуре:
— Санни, ты жива, ты цела? Как ты сюда попала?
Эфи присела на корточки, бережно взяла Санни за плечи и отшатнулась: глаза девочки были прозрачно-белесые, словно их яркую синь растворил влажный туман. Эфи забеспокоилась:
— Санни, посмотри на меня, ты в порядке? У тебя что-то болит?
Рассеянно озираясь, Санни неопределенно пожала плечами и попыталась встать, кажется она при падении повредила ногу. Эфи поддержала ее.
— Доброй туманной ночи! — произнес звучный женский голос, раздающийся сразу отовсюду, будто сама комната приветствовала их.
— Здравствуйте, алунас, — уже мягко, по-домашнему произнесла высокая грациозная женщина, направляясь к ним от дверей.
Эфи узнала мадам Фертисес, она видела ее несколько раз на осеннем празднике Даров и на Весеннем хороводе, которые по традиции открывала одна из Главных Ведьм, приветствуя жителей Озерной долины. Но вместо привычного черного одеяния — длинного балахона и низко надвинутой на глаза остроконечной шляпы — на мадам Фертисес были темно-зеленые свободные брюки и заправленная в них широкая белая рубашка. Отсутствие шляпы делало лицо молодым и неузнаваемым, хотя черные блестящие волосы были, как и всегда, собраны в большой пучок на затылке. Высокий лоб, прямой нос, красивый изгиб губ, едва заметный румянец на чистом белом лице — ни бородавки, ни родинки, ни пятнышка. Эфи зачарованно смотрела на ведьму с одной мыслью: какая же она красивая!
Ведьма иронично улыбнулась:
— Сегодня столько работы, в этом наряде удобнее. Но не буду смущать вас. — Она провела руками по одежде сверху вниз и оказалась в глухом черном платье с капюшоном, накинутым на голову. Лицо сразу стало строже и старше, будто вместе с капюшоном она набросила легкую паутинку морщин, и даже нос как будто стал чуточку длиннее.
— Садитесь! — Мадам Фертисес указала рукой на два стула рядом с камином.
Девочки сели спиной к огню — достаточно близко, чтобы желанное тепло мягко окутывало их, но и достаточно далеко, чтобы жар не затянул в объятья сна, почти забытое чувство безопасности и спокойствия так расслабило их, что притупило все другие желания.
Пока они усаживались, в комнату деловито вошел уже знакомый девочкам габер с двумя чашками горячего, судя по запаху, травяного чая. Увидев габера, Эфи вскочила, враз вспомнив, зачем они здесь: и Ночь больших звезд, и Туманный турнир, и Ваттенские конюшни, и укус игла-демона, и страшный обрыв…
Но хозяйка жестом попросила ее сесть, а габера — передать гостям чай.
— Вижу, у вас появились вопросы. Не буду вас долго мучить, — продолжила необычная собеседница, когда девочки сделали пару глотков. В аромате чая Эфи уловила вкус вихрь-травы, снимающей усталость. Любимый напиток бабушки.
— Вы победили, — просто, без всякой торжественности сказала мадам Фертисес. — Только вы сумели добраться до моей башни. После вашего появления Кварк закрыл чашу с негасимым огнем. — Ведьма указала рукой на габера, который чинно поклонился в ответ. — Турнир завершен.
— А как же драккони?! — Эфи чуть не выронила из рук изящную голубую чашку с нарисованной пестрокрылой летуницей. — Разве они не прилетели первыми?
— Драккони никогда не существовали. Это миф. Туманный морок. И только вы не поддались сегодня ночью нашим чарам, очень сильным чарам пяти Главных Ведьм. Это была ваша первая победа. Хорошая ведьма никогда не видит того, чего нет.
Эфи выронила чашку из рук. Девочки рассеянно смотрели, как медленно она падает на пол, с протяжным дзыньканьем выплескивая остатки чая, и разлетается на кусочки. И пока Кварк, покряхтывая, собирал осколки, они не отрывали глаз от его степенных движений, будто он занимался самым важным занятием в мире. Когда последний обломок оказался в широких ладонях габера, они подняли на Главную Ведьму застывшие лица.
— Вижу, что смогла удивить вас, — без тени улыбки заметила та.
Санни поставила свою кружку на пол. На всякий случай.
— Но и вы удивили меня, алунас, думая друг о друге, а не о победе. Ты, Эфи, когда заботилась о Санни. И ты, Санни, без страха прыгнув за Эфи в пропасть. Да, — ведьма предвосхитила вопрос Эфи, — Санни видела, что ты сорвалась вниз из-за ее неосторожного крика.
Эфи посмотрела на Санни, глазам которой так и не вернулась их синева, встала и, приобняв ее за плечи, радостно обратилась к ведьме:
— Значит, мы обе победили?! И можем учиться у вас вдвоем?
— Нет, — мадам Фертисес бесстрастно покачала головой. — Ученицей Главной Ведьмы по правилам турнира может стать только одна из вас.
— Что же нам делать?! — воскликнула молчавшая все это время Санни.
— Кто знает, кто знает… Так-то оно так, пока не свистнул рак, — очень тихо пробормотал габер.
Мадам Фертисес испытующе посмотрела на юных ведьм:
— Спросите себя, зачем вы здесь. С чем пришли? И с чем хотите уйти? — И, помолчав, вернулась к роли хозяйки: — А пока отдыхайте. Оставляю вас на попечение Кварка. Теплой ночи! Встретимся утром.
Ведьма кивнула гному, и тот попросил девочек следовать за ним. Все направились к выходу. Все, кроме Санни.
— Нет! — решительно сказала она, с вызовом подняв подбородок, когда все на нее оглянулись. — Ни одна ведьма не решится участвовать в Туманном турнире без веской причины и большого желания, иначе она просто не доберется до Глубоких гор. Если вы сказали, что победили мы обе, я не уйду!
В натянутой тишине лопнула стоявшая на полу чашка. Огонь в камине перестал трещать и замер, как и все присутствующие.
«Какая молодец! — Эфи восхищенно смотрела на свою маленькую подругу. — А ведь это мне победа нужна больше всего на свете. Почему же я так легко сдаюсь?!»
Она встала рядом и, легонько пожав руку Санни, решительно посмотрела в глаза Главной Ведьме:
— Ни одна из нас не откажется от победы!
Кварк хмыкнул, переступив с ноги на ногу, и неодобрительно сдвинул к переносице лохматые синие брови. Не говоря ни слова, мадам Фертисес повернулась к девочкам спиной и направилась к выходу.
Юные ведьмы стояли в замешательстве, не понимая, что им делать, но идти спать они точно не собирались.
Однако Мадам Фертисес шла вовсе не к двери. Она остановилась у большого овального стола из красного дерева и села, пригласив девочек расположиться напротив. С прищуром разглядывала их некоторое время, попросив алунас сидеть ровно и не шевелиться. Наконец подняла руки ладонями вверх и сдунула с ладоней на каждую из девочек по белому перышку со словами: «ВеритАтем!»
Перья зависли над головами девочек, слегка покачиваясь. Потом перо над головой Эфи с треском выстрелило вверх и запрыгало в разные стороны, выписывая сияющие линии и знаки, в которые напряженно вглядывалась Главная Ведьма. Перо над Санни крупно дрожало на одном месте. Не вставая с места, мадам Фертисес толчком раскрытой руки сдвинула зависшее перышко, и оно медленно заплясало, оставляя искрящийся след.
Ведьма внимательно читала тайнопись перьев, которая была понятна и стоявшему чуть поодаль Кварку, поскольку он тоже не отводил глаз от светящихся знаков и нервно теребил бороду, беззвучно шевеля губами.
Эфи, чье перо растаяло в воздухе первым, беспокойно ерзала на стуле, мелкие, обычно едва заметные веснушки на ее лице от волнения стали ярко-красными и даже немножко чесались.
— Вот как, вот как… — неопределенно пробормотала мадам Фертисес, когда последние письмена над головой Санни исчезли.
— Так-то оно та-а-ак, — эхом подхватил габер, но продолжать свою непонятную фразу не стал.
Он подошел к ведьме, которая сидела с бесстрастным лицом, постукивая пальцами по затейливому узору стола, словно раскладывала в уме сложную позицию шатранджа, и встал рядом.
Наконец она прервала молчание:
— Чтобы принять окончательное решение, мне нужно собрать Совет Главных Ведьм. Но сначала я отвечу на ваши вопросы, которые открыл мне маглот Истины. Кварк, подготовь алунас, пожалуйста.
Габер понимающе кивнул, достал из кармана перламутровый шар, похожий на тот, что бросил в озеро перед началом состязаний, но значительно меньшего размера, и приблизился к девочкам:
— Согласны ли вы принять Клятву Молчащего слова?
— Согласны, — за обеих быстро ответила Эфи.
Кварк дотронулся шаром до лба каждой из них, громко произнес: «Ути силентиум!» и подбросил шар к потолку. Тот завис на несколько секунд и рассыпался острыми искрами, одна попала Эфи в лоб. Эфи потерла это место и подумала: «Что, это всё? Это и есть клятва Молчащего слова: “Согласны принять?” — шар — пыф! — и всё? Интересно, а что произойдет, если она вдруг нечаянно проговорится о том, что услышит сейчас?»
— Так-то оно та-а-ак, — поймал ее мысли габер. — Не советую пробовать! Если вы вольно или невольно проговоритесь о том, что услышите после клятвы Молчащего слова и до того, как покинете Глубокие горы, — тут же забудете все, что узнали здесь и чему научились. — Для пущего эффекта он выкатил глаза и зычно гаркнул: — Забудете навсегда!
Довольный эффектом, габер сел за стол поближе к мадам Фертисес, положил руки на колени и длинно выдохнул, мол, можно переходить к главному.
— Спасибо, Кварк, — поблагодарила мадам Фертисес. — Итак, продолжим. Эфи, больше всего тебя волнует исчезновение твоей бабушки, старой Ведьмы Латис. Сначала мы думали, что она умерла. Не вскакивай, сядь. — Ровный голос ведьмы усадил Эфи на место. — Я поясню: ведьмы, умеющие становиться невидимыми, после смерти становятся невидимыми навсегда. И пока живы те, кто их помнит и любит, они незримо оберегают их от болезней и несчастий.
Мадам Фертисес встала и очень серьезно продолжила: — Суперспособность, которую вы мечтаете приобрести, это не только дар, но и узы самоотречения. Получив от Главной Ведьмы суперспособность, взамен вы отдаете свою смерть. Нет, вы не станете бессмертны. Умерев, вы превратитесь в то животное, облик которого получите вместе с даром, и проживете в его теле еще одну жизнь, чтобы верно служить людям и умереть в положенный срок в полной безвестности. Никто не узнает, что вы умерли, никто не проводит вас с почтением и скорбью в Мир Смерти. — Мадам Фертисес склонила голову, постояла в молчании и легко опустилась на краешек стула, положив на стол сомкнутые руки. — Тот, кто получит от меня дар превращаться в птицу, после смерти станет пестрокрылой летуницей.
— И за мной, за моими перьями будут охотиться? — ужаснулась Эфи. — Так значит, путеводные куницы, и огненные лисы, предупреждающие о пожаре, и золотые рыбки, исполняющие желания, — это умершие колдуньи?
— Да, Эфи.
— А те, кто мог повелевать огнем?
— Умирая, они становятся негасимым пламенем и оберегают границы нашего мира от вечного холода Снежной колчи.
— А бабушка? Весь этот год она была рядом со мной?!
— Нет. Она действительно исчезла. И мы продолжаем ее искать. Возможно, с Латис случилось что-то непредвиденное в опасном путешествии, ведь ведьмы, умеющие становиться невидимыми, — это наши проводники в Другие миры, наши глаза и уши, наши надежные воины.
В глазах Эфи все размылось и поплыло, а острая игла, чуть притихшая в ее сердце, вновь ожила. Габер подошел и участливо положил свою большую ладонь на ее макушку, отчего сердце девочки забилось ровнее, а навернувшиеся слезы скатились на пол хрустальными шариками. Габер поднял их и аккуратно положил в карман.
А Главная Ведьма уже сосредоточилась на напряженном лице Санни:
— А ты, маленькая белокурая алунас, родилась не здесь: Приснежный мир приютил тебя, а колыбелью была Снежная колча. Хорошо, что твой дар ведуньи проявился так рано, и хорошо, что Ведьма Латис успела спасти тебя от того, кто не оставил бы тебя в живых. Ты внучка Харанха, Хромого колдуна, который не оставляет надежды уничтожить всех, кто обладает магическими способностями, чтобы вернуть свое могущество.
Побледневшая Санни закрыла глаза и снова оцепенела. Эфи в недоумении оглянулась: неужели какой-то безумный игла-демон отважился залететь в башню Великой колдуньи? Потом до нее дошел смысл сказанного - не легко, наверное, узнать про себя такое. Она придвинула свой стул к Санни и хотела взять ее за руку. Но от прикосновения Санни очнулась и нервно отдернула ледяную руку.
— А что произошло с другими алунас, которые полетели на дракконях? — изменившимся, охрипшим голосом спросила она. — Что с ними произошло, когда морок рассеялся?
— Не беспокойся, Санни, все они живы и здоровы, — спокойно ответила Главная Ведьма. — Об этом позаботился Кварк. Мы должны беречь всех ведьм, чтобы не нарушить равновесие. Хромой Харанх — сильный колдун, у него много приспешников, которые охотятся за магической силой. Мы уже потеряли несколько ведьм, но не оставляем надежды их спасти.
— А почему вы не можете передать свой дар нам обеим? — Эфи не хотелось обижать Санни, хотя она и считала, что первой попала в башню.
— Каждая из Главных Ведьм может передать сущность своего дара лишь раз в пять лет. Теургический обряд ослабляет ведьму надолго, забирая жизненную силу и магический дух, восстановление идет трудно. Мы можем обучать вас обеих, но Волшебный Дар получит только одна из вас. Кто — завтра решит Совет.
Голос мадам Фертисес звучал все глуше, выдавая усталость. Кварк засуетился, приглашая алунас пройти в спальные комнаты и пообещав посмотреть для них на кухне что-нибудь вкусное.
У дверей Эфи не удержалась и повернулась к Главной Ведьме, которая позволила себе наконец-то расслабиться и опереться на спинку стула.
– Простите, мадам Фертисес, — Эфи впервые обратилась к ведьме по имени, отчего вдруг смутилась. Хотя, скорее всего, ее смущение было от вопроса, вертевшегося на языке. — Кто такой Леший?
– Леший?! — Ведьма неожиданно развеселилась, но быстро приняла серьезный вид. — Почему ты вдруг спросила об этом, Эфи? Откуда ты знаешь о нем?
— Бабушка, сильно волнуясь или ругаясь, вскрикивала: «Леший мой!» Но никогда не рассказывала мне об этом.
— Леший — это лесной колдун из Дальнего мира.
Она помолчала, словно прислушиваясь к какому-то внутреннему диалогу, и, несогласно буркнув: «Никому не будет хуже!», подошла к Эфи, взяла ее за подбородок и посмотрела в солнечный огонь ее глаз цвета нежной зеленой листвы. — Это твой дедушка, Эфи. И, кажется мне, вы еще встретитесь.
***
Оставшись одна в крошечной уютной комнате, отведенной ей Кварком, Эфи не притронулась к чаю и земляничному хлебу с густым малиновым джемом и свежим сыром, зато прошагала уже сотню раз от стола к двери и обратно. Столько всего произошло этой ночью… А главное — у нее появилась надежда спасти бабушку Латис! Чтобы унять волнение, она бы сейчас с удовольствием вновь пустилась вскачь на своем коне вкруг Глубоких гор. Только надо придумать ему новое имя, не называть же коня именем нежданного дедушки! И еще ей срочно нужно было поговорить со своей новой подругой. Она должна убедить Санни вернуться домой, если Главные Ведьмы не разрешат остаться им обеим. Но Кварк, прощаясь, сделал очень строгое лицо и запретил покидать комнату до утра. Ужасное решение, так его растак (или как там говорит этот бородач?). Она, конечно, пробовала открыть дверь, но у нее ничего не вышло. Ну, ладно, надо успокоиться и немного поспать. Интересно, сколько часов до рассвета?
За два часа до рассвета старый Харанх лежал на застеленной кровати в комнате Санни и смотрел пустым застывшим взглядом в потолок. Пока все шло по плану. Он долго готовился, и все получилось. Вот только завладеть телом дурочки внучки, подловив ее в ущелье, оказалось не так просто. И с цветом глаз не хорошо вышло. Но даже это не помогло выскочке Айрис, ставшей теперь Фертисес, раскусить его магию. Не зря он капля за каплей вытягивал силу пойманных ведьм, замороженных сейчас в его ледяных подвалах. Убить их было слишком опасно, но потом, после заслуженной победы, он с наслаждением сделает это. Он вообще уничтожит всех ведьм! Но нужно сосредоточиться. Армия собрана, впереди еще много дел. Те, кто изгнал его из этого мира, падут перед ним на колени, будут рыдать и молить о пощаде. А он будет мстить. Мстить. И мстить. Он, Хромой Харанх, заморозит Приснежный мир, никогда не знавший зимы. Зима будет вечной!
За час до рассвета Совет Главных Ведьм был в полном разгаре.
Хорошая ведьма всегда видит то, что есть на самом деле.
***