Снились поросячьи уши
стёртых мокрой губкой лиц,
освежёванные туши
молодящихся девиц.
Где гнезду не дано свиться,
вплетены в венки цветы.
Топчется наряд милиции
у порога мерзлоты.
Яхонтами губы рдели
у излучны руки.
Немигающе смотрели
глаз поэтов огоньки.
Я в серебрянную россыпь
вписываюсь. Не соврут
Хармс, Введенский, Заболоцкий...
С ними Шварц обэриут.
И не слышно дивных песен -
по колено крови брод.
Не забудут крик репрессий
в вырванный тридцатый год.