Тук.
Тук.
Тук.
Мартовская капель отбивает медленный и ленивый ритм по козырьку подъезда. Весна пришла в Париж совсем не тогда, когда её ждали. Она тёплым порывистым ветром ворвалась во вселенную юной парижанки, которая зябко кутается в уголочке под рисовой лампой в большой и уютный свитер незнакомца в шляпе, с зашитой дырой на груди. Там, где находится сердце.
Но дыра зашита лишь на свитере - история её появления очень забавная и рассказать её мог бы только этот мужчина в шляпе - вместо сердца у парижанки сейчас яркая пустота. Самая тёплая, ведь чёрный - самый тёплый цвет.
Её исхудавшие колени, тоненькие кисти рук с голубыми прожилками вен слабо подрагивают, держа чашку кофе - тяжесть её для парижанки кажется совсем неподъёмной, ведь тело совсем ослабло; она не может съесть и кусочка любимого горького шоколада, которым закармливал её незнакомец. Впалые щёки, пустые глазницы и синяки под ними размером с океан - она раскачивается из стороны в сторону, губами и слабым голосом напевая одни и те же строчки, которые были в самом последнем её кошмаре, до того момента, пока она не перестала кутаться в своё любимое верблюжье одеяло и спать.
- На часах одиннадцать градусов, значит, время идти курить.
Она никогда не верила людям. Никому. Тем более всяким незнакомцам в шляпах она верить не хотела ни под каким предлогом. Но он говорил так искренне, так чарующе, она поверила ему и вложила в ладони своё сердце почти сразу же, как только он опустил на её голову свою чёрную, как смоль, шляпу. Как только они создали свою вселенную на задворках сознания, где всегда те самые чёртовы одиннадцать градусов, где они сидят вместе перед той-самой-башней и курят; вокруг них поздняя осень, тот самый нелюбимый, но ставший парадоксальным ноябрь, который был пронизан теплом и самой настоящей любовью - такой светлой и вечной, что хотелось плакать от счастья.
Вселенная замерла в ожидании тихих шагов и родного стука в дверь. Вселенная (да и сама парижанка, чего скрывать) ждёт лишь незнакомца - больше в этом сердце, в этой комнате в Париже не поселится никто. Девушка больше не сможет никого впустить. А сердце её навечно принадлежит незнакомцу.
***
Кап.
Кап.
Кап.
Последние капли упали на хрупкие плечи девушки. За окном догорал цветущий черёмухой май. Она уже не помнила даты, не знала, когда последний раз держала в руках чашку своего любимого напитка, но всегда знала, что именно сейчас, в одиннадцать градусов, он вернётся.
Тук.
Тук. Тук.
- Парижанка. Моя милая юная парижанка. Посмотри на меня.
- Ну что ты, опять нет ни зонта, ни капюшона? Держи, а то простудишься.
Ей на голову опустилась шляпа. Шляпа, хранящее то самое человеческое тепло, от которого хотелось плакать.
Он пришёл. Вернулся.
Она ждала его. И каждый день был равен вечности. Она прожила пятьдесят пять.
Дрожащие плечи охватывают родные ладони, а лицо покрывается маленькими невесомыми поцелуями.
- Кисс люфтваффе.
Да.
Кисс люфтваффе.
Стрелка Вселенной вновь вернулась на своё излюбленное значение.
***
Никто не знает, чем закончится их история. Никто не знает, как живётся парижанке и её любимому незнакомцу в шляпе.
Но вечно одно - их Вселенная и одиннадцать градусов на часах.