Сейчас, когда везде можно купить всевозможные «дошираки» и «ролтоны», никого не удивишь сублимированными продуктами, но в 1990 году, когда произошел этот случай, такого еще не видели. По крайней мере, у нас в Хабаровске.
В это время я был первый заместитель заведующего отделом здравоохранения Хабаровского крайисполкома. Мой шеф, заведующий отделом Анатолий Иванович Вялков, был депутатом Верховного Совета РСФСР и периодически уезжал в Москву по своим депутатским делам, оставляя меня, как тогда говорили, «на хозяйстве». Было лето, жаркое, как обычно бывает в Хабаровске, но был еще июнь, а не июль, когда не было спасения от жары и духоты.
Как-то в пятницу во второй половине дня раздался телефонный звонок. Таких звонков была много, поэтому со мной связывали через секретаршу Эльзу Викторовну. Та по селектору сказала: «Вам звонит Меркешкин из дорожной больницы. Соединять?» Я ответил утвердительно, и в трубке услышал знакомый голос Бори Меркешкина, главного врача дорожной больницы ДВЖД, с которым мы были хорошо знакомы, хотя он и не входил в наше подчинение. Он спросил, работаю ли я завтра, в субботу. Я сказал, что планирую поработать часов до 12, накопилось много бумаг, надо разгрести. И тогда Борис говорит, что он в 12 часов привезет одного американца, у которого есть хорошее предложение по сотрудничеству.
Это был разгар горбачевской «перестройки», к нам в Хабаровск регулярно заезжали иностранцы, но по линии здравоохранения контактов не было. Я спросил, что за предложение, но Меркешкин сказал, что американец прилетает сегодня вечером из Ниигаты, и он не знает ничего конкретно. Был факс из Америки с просьбой организовать встречу в крайздравотделе. Меня это не удивило, потому что лететь с западного побережья США быстрее всего было через Анкоридж на Аляске до Токио, там на скоростном поезде переехать в Ниигату, откуда летят регулярные рейсы в Хабаровск, в понедельник, среду и пятницу. Я дал свое согласие на встречу.
Я уже много лет работал в свои выходные дни – и в субботу, и в воскресенье. Когда работал в больнице, брал суточные дежурства в травматологическом пункте, чтобы подзаработать. В отделе здравоохранения в эти выходные дни было удобнее разбираться с бумагами – докладными, справками, жалобами и т.д. Никто не звонит, не отвлекает, как в будние дни, так что можно спокойно все обдумать, поразмыслить, принять решение, написать резолюцию.
Вот и в этот день я плодотворно поработал до 12 часов. Торчать дальше смысла не было, на улице жарко, да и в моем кабинете, где не было кондиционера, тоже, хотя в то время мой кабинет был в углу П-образного здания, и высокие деревья в скверике между зданиями крайисполкома затеняли мои окна.
Я по жизни всегда был дисциплинированным и обязательным человеком, сам никуда и никогда не опаздывал, и того же требовал от сотрудников и подчиненных. Если назначал кому-то встречу, то будь добр, приди вовремя. Помню, когда был главным рентгенологом края, замыкался на заместителя заведующего отделом здравоохранения Владимира Алексеевича Шокура. Это был невысокий, крепкий и грубоватый человек, чем-то напоминающий многолетнего хозяина края, первого секретаря крайкома партии Алексея Клементьевича Черного. И телосложением, и поведением. Мне потребовалось решить какой-то вопрос с Шокуром по работе. Созвонился с ним, он назначил мне час, когда я должен прийти. Я, как обычно, без опозданий пришел, и зашел в кабинет, тот самый, где сидел сейчас сам. Я сменил Шокура в должности, правда, потом появилась и новая должность, и перешел в другой кабинет. Захожу, говорю Шокуру, что пришел по такому-то делу. А он выгоняет меня из кабинета, мол, некогда с тобой разбираться, приходи в другой раз. Я сказал в ответ, что не я выбирал время, а он, что я пришел по делу, а не по личному вопросу, и никуда не выйду. Пришлось Шокуру поработать со мной.
Поэтому, когда в 12 часов ко мне в кабинет никто не зашел, я удивился. Подождал 5 минут, 10, 15. Мало ли что, но если бы встреча отменялась, Борис должен был отзвониться. Удивился, но закрыл кабинет, и пошел к выходу. Отставил на доске у милиционера на входе ключ от приемной и своего кабинета, и поехал домой.
По субботам служебного автомобиля у меня не было, личный еще не завел, так что добирался до остановки 19-я школ трамваем, а потом шел пешком в Затон до своего дома. На это ушло не менее 40-50 минут. Захожу, и жена сообщает, что уже несколько раз звонил главный врач дорожной больницы и попросил, чтобы я дождался его звонка. Я никуда не торопился, время обеденное, так что стал ждать телефонного звонка. Но ждать пришлось недолго. Позвонил Меркешкин, извинился, что они опоздали с американцем к назначенному времени, пришли буквально через 5 минут после моего ухода, как им сказал милиционер на входе в здание. И Борис передает приглашение от американца поужинать с ним в ресторане гостиницы «Интурист» вместе с женой. За нами придет машина, надо только назвать мой домашний адрес. Планов на вечер у нас не было, и я согласился.
На этот раз машина пришла минут за десять до назначенного срока, это я увидел из окна, которое у нас выходит во двор. Было еще жарко, но к вечеру обычно холодало, поэтому мы оделись нарядно, но по погоде – в светлые легкие пиджаки, тем более что нас повезут на машине, не испачкаемся. Да и перед американцем не хотелось ударить в грязь лицом.
Когда мы с женой вышли из подъезда, из стоящего напротив автомобиля «Москвич» выглянул Борис Меркешкин и предложил сесть в машину, что мы с женой и сделали. И хотя в то время еще не существовало эстакады вдоль берега, как сейчас, но по пустым улицам города в субботний вечер мы весьма скоро добрались до гостиницы. У входа нас уже встречал коренастый мужчина лет на 5-7 старше меня, крепкий, с небольшим животиком, который увидел подъехавшую машину и пошел навстречу. Одет он был весьма изыскано, сбабочкой на шее. На весьма неплохом русском языке, но с акцентом, представился: «Серж Чернай», и протянул мне визитную карточку. Я назвал свое имя и имя жены, отдал свою визитку американцу, и мы вчетвером прошли в ресторан гостиницы на первом этаже. Кто не был в хабаровском «Интуристе», сообщу, что есть небольшие залы на цокольном этаже, но цоколь высокий, так как гостиница построена на склоне сопки, весьма крутом. Столик был уже заказан, кое-какие закуски и вода уже стояли на столе.
Я не буду рассказать, как мы уселись, как заказали блюда из меню. Вас ведь, уважаемые читатели, интересует, почему мой рассказ так назван? Подождите, сейчас вам станет все понятно. Прежде расскажу, кто такой Чернай. Он родился в Прибалтике в 1940 году, когда советская власть пришла в эти ранее самостоятельные государства, он с родителями переехал в США. Там он после школы учился в военном училище, стал военным летчиком. Недавно, в звании полковника, ушел в отставку, и решил заняться бизнесом.
Так как он знает русский язык, и советско-американские отношения улучшаются, он выбрал направление своего бизнеса, и уже второй раз приезжает в СССР с предложением поставлять сублимированный картофель. Он вычитал из советских газет, что в нашей стране к весне обостряется проблема с обеспечением населения картофелем. Хотя его выкапывают много, но неудовлетворительные условия хранения губят половину урожая картофеля. Но поставлять картофель для всей страны он не может, а вот в медицинские стационары ему по силам. Он был в Москве, попал на прием к Евгению Примакову, который был в то время председателем Совета национальностей в Верховном Совете СССР. Рассказал о своем предложении, и тот поддержал, но предложил работать с отдельными регионами, в первую очередь в РСФСР, где много потребляют картофеля.
Там же, в Москве, Чернай побывал в центральной больнице министерства железнодорожного транспорта, где ему дали адрес больницы в Хабаровске, где потребность в картофеле наиболее острая. И вот он, побывав в США и найдя поставщиков, обсудив с ними ценовую политику, приехал в Хабаровск, и вышел на Меркешкина. Они очень плотно обсуждали с главным врачом потребности в картофеле, что задержались и опоздали на встречу со мной. Чернай оказался настоящим джентльменом, сказав, что он даже рад, что наша встреча в 12 часов не состоялась, потому что он познакомился с такой очаровательной женщиной, как моя жена. Та, не избалованная комплиментами, вся расцвела.
Я выслушал нашего американского гостя, и рассказал, что в нашей стране снабжение продуктами питания всех больниц централизованное. Да, я знаю, что весной бывают перебои в снабжении картофелем, и качество его очень плохое, до 2/3 уходит в очистки. Так что решать вопрос с поставками картофеля надо на более высоком уровне, минимум в главном планово-экономическом управлении крайисполкома (главПэу) Но что такое сублимированный картофель, не представляю.
Чернвй спросил, могу ли я договориться, чтобы его приняли в этом самом ГлавПЭУ. Я решил, что мне это сделать будет просто. Начальник этого управления Павел Леонтьевич Морозов был давним, еще со студенческих лет, другом моего родного дяди, и даже в далеком 1965 году учил вместе с дядей меня играть в преферанс. Поэтому сказал и Меркешкину, и Чернаю, что в понедельник такая встреча у Морозова может состояться, пусть ждут от меня сообщения.
Мы очень хорошо посидели в ресторане. Чернай оказался неплохим танцором. Он был ниже моей жены, как и Меркешкин, но не смутился, и пригласил её на танец. В это время Борис рисовал мне большие перспективы этого бизнеса, он вообще всегда был весьма предприимчивым человеком и руководителем. Домой нас отвез все тот же «Москвич. Я подумал, что у главного врача ведомственной больницы есть преимущество перед краевым чиновником. Там есть свой гараж, и если у главного врача хорошие отношения с водителем, тот всегда, в любое время суток, может привезти-отвезти своего руководителя, куда тому надо. Сын, который жил с нами, увидел нас таких нарядных, решил сфотографировать своих родителей, и на заставке к рассказу эта наша фотография.
С утра я согласовал с Павлом Леонтьевичем час, когда он может меня принять с американцем. К встрече мне подготовили справку о потребностях медицинских учреждений края в картофеле с разбивкой по месяцам, и какое количество картофеля нам не поставляют. Так что, когда Меркешкин завел американского гостя ко мне в кабинет, я был готов к разговору с Морозовым.
Чернай рассказал тому о своем предложении, о встречах с Примаковым и руководством Центральной больницы железных дорог, с Меркешкиным, я доложил о наших потребностях в картофеле. В это время секретарша Павла Леонтьевича вскипятила воду, Чернай на наших глазах залил её в ёмкость с желтоватым порошком, тщательно перемешал, и получилось картофельное пюре. Мы все его попробовали, и расценили, что это лучше сухой картошки, которую я ел во время военной службы.
К концу нашей дегустации пришел заведующий отделом торговли Абаев, ему тоже дали попробовать. Потом он вместе с моей справкой о потребностях ЛПУ края в картофеле и Чернаем ушел в свой отдел, а я вернулся в свой кабинет, поблагодарив Морозова за то, что он нас принял. Потом в сопровождении сотрудника отдела торговли в мой кабинет пришел Чернай и рассказал о разговоре с Абаевым. Он оставил у него все свои предложения, те будет прорабатывать предложения американца. К сразу скажу, до реального воплощения в жизнь дело не дошло, во многим и-за того, что «за морем телушка – полушка, да рубль – перевоз». Сублимированный картофель занимает много места, и мало весит. А возить практически воздух из Америки при фиксированных ценах на продукцию в СССР не выгодно. Сейчас у нас рыночные отношения, вот поэтому и завалили нас сублимированными продуктами быстрого приготовления. Первая сублимированная лапша «Доширак» была южно-корейского производства, путь из Кореи до Дальнего Востока России короткий, а потом у нас в стране наладили производство сублимированных продуктов, которые продаются под маркой «Ролтон», «Бизнес-ланч» и других. Вот и едим мы эти продукты, в которые добавляют вкусовые вещества, чтобы посадить на них, как на наркотики. Но это тема уже другого рассказа.
А вот с Сержем мы еще не раз встречались в Хабаровске. Через полгода у нас проводился двухнедельный советско-американский симпозиум по здравоохранению, на который приехал Чернай с еще одним русским эмигрантом, врачом по профессии. Они захотели слетать в Ленинград, пока шел симпозиум, но на обратном пути из-за нелетной погоды в Хабаровске самолет посадили на военном аэродроме около города Советская Гавань. Всех пассажиров самолета разместили в казармах, а двух американцев – в красном уголке. Потом Чернай со смехом рассказывал, как всю ночь на него смотрел портрет Ленина со стены.