Был роскошный день – мороз и солнце. В здешних краях это большая редкость. Я вышла на бордвок.Несмотря на прекрасную погоду, людей на бордвоке почти не было.
Изредка встречались одинокие гуляющие. Но Сима была. Она не пропускает пасмурные, даже ветренные дни. А ветры у нас на берегу океана знатные – унести могут. Укутанная в пуховое пальто с капюшоном, буквально от макушки до пят; в защитных очках, она медленно прохаживалась по укороченному снежными завалами, маршруту. В нашем обществе Сима самая молодая, но уже на эс-эс-ай по болезни. Более 20 лет тому назад ей в Союзе была сделана операция на сердце. В Америке оперировали повторно. Года два всё было неплохо, а затем произошёл инсульт с расстройством речи и правосторонним параличом. Она долго лечилась в госпитале. И теперь ходит, но речь полностью не восстановилась. Особенно трудно ей говорить при малейшем волнении. Поэтому Сима избегает общества.
Я отношусь к тем немногим, к кому она относится по- иному, доверительно. Встречаясь, она приветливо улыбается, останавливается, чтоб перемолвиться словечком и даже пооткровенничать, что истомила мужа, преданного и заботливого человека, своей плаксивостью и раздражительностью. Всё, мол, ей не то и не так.
Я по отношению к Симе соблюдала осторожность, так хрупко казалось мне её равновесие. Чтоб не напрягать её, не утомлять, я предоставляла ей инициативу в том, о чём и сколько говорить. Был случай, когда по какой-то незначительной причине я побывала в её квартире. Она была непривычно контактна, охотно рассказала о своей юности, о болезни, об интересах, показывала свои рисунки, которыми украсила удлиненный коридор в своей квартире, превратив его в галерею, выращенные ею растения..
Вот и сегодня она была в хорошем расположении духа и разговорчивее обычного. Явно чувствовалось, что ей хочется облегчить свою душу доверительным разговором. Она тщательно подыскивала и выговаривала слова; рассказала о том, что они с мужем ездили в магазин, а когда возвратились домой, она обнаружила отсутствие часов на запястье. Эти часы были особенными, они принадлежали её папе. После его смерти носить их стала Сима. С этими часами она не расставалась никогда.
– Мне с ними было.. хо-ро-шо, хо-ро-шо, спотыкаясь на словах, говорила она. И при этом она окружала кистью правой руки запястье левой, а потом прижимала к сердцу обе руки и в глазах накапливались слёзы. Мне не хотелось, чтоб она предавалась горестным воспоминаниям, и я сказала ей:
– Не надо, Симочка, не надо вспоминать.
Но она, ещё больше запинаясь, продолжала:
– Вот, по-смо-трите, – и она протянула вперёд руку с болтающимися на широкой металлической цепочке часами:
– Мне и... и... этих.. доста-точно, и не нуж- ны зо-ло-тые..
– Папины часы были золотыми?
– Да, но это.. не-ва-ж-но. Мне было с ними так.. хоро-шо, теп-ло.. теп-ло..
И снова она прижимала руки к груди, и снова в её глазах стояли слёзы.
– Мы ку.. ку – никак не давалось ей нужное слово.
– Купили их? – поспешила я на помощь.
– Да..а...а, – обрадовалась Сима, – и на.. на..
– И надписали?
– Да..да..– обрадовалась, заулыбалась она.
Этот эпизод вернул меня в далекое прошлое.. В то лето мы с Вовой проводили отпуск на Рижском взморье и решили поискать подарок для папы ко дню рождения. В конце-концов остановились на карманных часах на цепочке, старомодных и тем интересных. Нам обоим понравился их дизайн. На круглом циферблате шли в два ряда чётко обозначенные цифры. Один круг составляли чёрного цвета цифры от единицы до двенадцати, а второй круг красного цвета цифры от тринадцати до двадцати четырёх. На задней стороне футляра был оттиск двух волков на фоне леса. Часы были сделаны под старинные, хотя назывались «Молния» и имели знак качества с гордой надписью «Сделано в СССР». Осталось выгравировать дарственную надпись, и дело было сделано.
Папе подарок пришёлся по душе. В последние годы он из-за болезни не выходил из дому, проводя время за чтением газет, слушая радио и смотря телевизионные передачи. У него было определённое место за столом, и всегда на стопке газет, наряду с телевизионной программой, лежали часы.
Мы регулярно посещали папу, и при этом мне было очень приятно видеть, что он постоянно, по много раз на дню, пользуется этими часами.
Папу я любила всегда, хотя с трехлетнего возраста мы жили врозь, но особенная привязанность к нему возникла в его поздние годы, я бы сказала, что она становилась всё сильнее, всё ближе с течением времени. Мы всё чаще посещали его, всё дольше задерживались, охотнее слушали его воспоминания.
В годы его активной жизни было не до воспоминаний, но теперь это доставляло обеим сторонам истинное удовольствие. Благодаря этим рассказам, я узнала, что мои предки по папиной линии жили в Польше, узнала, кем они были, как жили, как проходили ранние годы папы, как он и второй его брат Миша оказались сначала в Белоруссии, а потом на Украине.. Не только мне, но и Вове, и сыну Грише были интересны папины рассказы. Мы экономили на другом времяпровождении, а поскольку свободного времени у нас было мало, мы являлись поздно и засиживались до ночи. Папа поглядывал на часы, для чего их брал в руки – и всегда я отмечала про себя это движение.
Когда папы не стало, я обратилась к его жене с просьбой дать мне на память о папе его часы.
-Не могу, – не задумываясь, решительно ответила мне Полина Григорьевна, и добавила: У Лёни нет часов, я их ему отдам.
Лёня, сын Полины Григорьевны от первого брака, проживал с семьёй в Москве.
Он приезжал на похороны, но от часов отказался, и они достались мне.
Я привезла их с собой в Америку среди других удивительных вещей, вроде игрушечной машины скорой помощи, конспектов по кройке и шитью, веника и прочих, не имеющих практического значения, но создавших вокруг меня знакомую атмосферу, мой маленький мир, призванный защитить меня от большого, волнующего окружающего мира..
Часы я пыталась повесить над кроватью, но они упорно вырывали любой гвоздь и падали. Тогда я отступилась, но упрямо заводила их. Только завода хватало не надолго. Намаявшись досыта, я положила часы на книжную полку, где могла видеть их постоянно. И мне, как говорила Сима, было и хорошо и тепло. Как же мне было не понять её тоску по невосполнимой утрате дорогого папы.
В тот год Сима внезапно умерла в автобусе, в котором собралась на экскурсию. Часы моего папы по просьбе Гриши хранятся теперь у него. Я передала их в надёжные руки.
1995 г.