Репортаж «В краю шуршащего снега»
Лыжи и Норвегия. Словно старая
супружеская пара, прожившая в браке уже
более 100 лет 11.09.08. Landsmann.
Тот, кто зимой не катается на лыжах явно с
другой планеты или из Дании, потому что
настоящие норвежцы не мыслят себе
жизни без лыж. Высказывание норвежцев.
Автомобиль стремительно разматывал полотно автобана. Он был не одинок на трассе. Все спешат в сторону провинции Телемарк, что разместилась на юго-востоке Норвегии. Фюльке (провинция) - прародина горнолыжного спорта. Кроме этого на горе Гаустатоппен, возвышающейся над уровнем моря больше чем на 1800 метров, выпал и не расстаял снег, чего не скажешь о черном автобане и бурым придорожным кустарникам. Посему лыжи на крышах машин выглядят странно. К тому же погода начала портиться, небо затянуло сиреневой пеленой. Для начала небеса сыпанули снежной крупой, которая весело запрыгала на асфальтовом полотне. Впрочем радовалась она недолго: безжалостные колеса авто превратили этих похихешниц в белое месиво, затем - в мутную жижу.
Сиреневое марево ушло в сторону запада, а с юга пришли серые величественные тучи. Они не шли, они ползли, почти задевая верхушки придорожных елей. Пошел мелкий плотный, острый, словно гвоздики, дождь. Он впивался в машины и медленно стекал со стекол. Скоро под колесами авто зашелестела вода и грязно-серые потоки заливали борта. Но это никого не останавливало. «- На юг! На юг! –пели моторы. « -На юг! На юг! –басовито гудели крепления на крышах автомобилей. Капли дождя, осевшие на лохматых ветвях елей, сверкали как рассыпавшийся жемчуг, придавая радужное настроение автомобилистам
Машины стремительно шли, увлеченные своим порывом, мимо непривычных русскому глазу неправдоподобно опрятных поселков и деревень. Их черного цвета крыши и белые стены дома создавали черно-белую графику на фоне зеленого соснового леса. А вдали, насупясь, стояли горы. Горы со снежными вершинами, черные ниже и лесистые внизу. Они круто спускались к узким ущельям, которые вели к зеленым водам фьордов. Все это величественно, вечно, неприступно.
Норвежские горы - одни из красивых на свете и не похожи ни на какие другие. Они не высокие, но вершины их укрыты снегом, а десятки ледников лежат в глубоких расселинах, сохраняя извечный северный холод вот уже миллионы лет. Крутые обрывистые склоны ниспадают во фьорды и долины, а причудливые формы и краски вершин не перестают удивлять путешественников.
Начинаешь верить, что в этих лесах устраивают шабаши тролли и их подруги, хюльдры. Так и ждешь, что сейчас вырастет столб пламени костра, зарокочут шаманские бубны и запляшет сказочный таинственный народ гор и лесов. Это мерещится мне, современному человеку, мчавшемуся по шоссе на автомашине с глухими стеклами. А что испытывал средневековый фермер, неспешно ехавший на рыжей коротконогой скандинавской лошадке по лесной дороге на горный сеттер? Что могло придти в его лохматую голову, плотно прикрытую войлочной шляпой? Здесь для ответа нужен норвежский художник Теодор Кительсен со своими интерпретациями норвежских сказок. Ему, с его способностями видеть троллей, ничего не стоило представить какое-нибудь лохматое чудище, которое могло выскочить перед идущим транспортом.
Дорога упорно поднималась вверх. Отсеялись попутные машины и вперед шли только обуреваемые лыжными трассами караваны. Замерцало впереди плоскогорье Хардангервидда и вершина Гаустатопенн.
Вспомнилось прошлогоднее осеннее восхождение на эту высоту. Как стояли на вершине, обдуваемые со всех сторон ледяным ветром, закоченев, в насквозь промокшей одежде. На десятки километров вокруг тебя не видно и намека на жилье, а только грандиозно-недосягаемые в своем неприступном величии горы, уходящие за горизонт. Мы были не одни. Десятки чудаков разных национальностей из разных стран, обуреваемых зудом покорения вершины, шли вместе с нами по каменистой тропе. Все стояли на вершине, одурманенные преодолением самих себя, когда предательский внутренний голос шептал : - И это тебе нужно. Есть же фуникулер внутри скалы… Мы стояли, онемевшие от неземной красоты горных массивов, теснившихся вокруг, и понимали, почему норвежцы любят свою страну:
«Да, мы любим край родимый, Край лесистых круч, Море, ветер нелюдимый, Небо в хлопьях туч,- так звучат слова норвежского гимна, написанного национальным поэтом Бьёрнстерне Бьёрнсоном и впервые исполненным 17 мая 1864 по случаю празднования 50летней годовщины принятия конституции. – Вспоминал я, окидывая взором бескрайние просторы. В довершении картины трое молодых людей встали у самого обрыва, развернули полотнище норвежского флага, с трудом удерживая трепыхающийся флаг, пока фотограф брал ракурсы. Честно скажу, мне было завидно.
Сейчас вершина сияла снегом на фоне голубого прозрачного неба, слегка покрытая вуалью пробегающих облаков. Я был уверен, что на вершину уже пробита тропа и неугомонные земляне, в своем желании покорять вершины, движутся вверх.
Наш путь лежит к провинции Телемарк. Машину, завывающую на крутых, покрытых наледью горных поворотах, выносит на Гаустабликк, место туристической горнолыжной мекки и гнездовье горных хитт (хижин). Совсем недавно там простирались сельскохозяйственные сеттеры (выпасы) крупного рогатого скота. Но это все в прошлом. На местах сеттеров размещены туристические комплексы и горнолыжные трассы. Не стало места горным троллям, и хюльдрам, казалось, еще вчера прогуливающимся по просторам горной тундры и завлекающим в свои сети доверчивых пастухов.
Ночь в горах наступает рано. В 16 часов старуха- ночь бесцеремонно накрывает своим темным покрывалом землю и наслаждается наступившим мраком. В горных хитах люди включают свет, и яркие квадраты окон раздражают сварливую каргу. Тщетно она прижимает свое плоское лицо к окнам, чтобы затмить яркий свет, льющийся из жилищ, напрасно она обволакивает небосвод вязкой темной влагой. Яркий свет ей не победить. Но такова уж зимняя старуха - ночь, родная сестра полярной ночи. Кличет она своих верных слуг: метель, ветер, мороз. Каждый рад услужить своей госпоже. Под буйное завывание ветра метель выбрасывает из своей торбы пригорошни снежной крупы, которые в ярости бросаются в окна и стараются залепить ненавистные яркие пятна. Крупа в раздражении сыплется на стекло автомашины и оседает вниз, растаяв на теплой поверхности стекла. Дух горной ведьмы Похьелы буйным свистом снижает температуру. Снежная крупа становится жесткой, словно дробь. Она непрерывно сыплется из закромов метели, заметая кочки, неровности на дорогах. Снова идет атака на окна, которые продолжают светить в непроглядности темной ночи. Даже не верится, что времени всего лишь 18 часов: на земле царит глухая ночь. Снежные заряды забивают окна, делая световые пятна размытыми, маслянистыми, словно хиты освещаются не лампами накаливания, а керосиновыми светильниками.
Кажется, что на земле победили силы зла и никто не победит Похьелу, но неожиданно притихшие темные горы освещаются ультрамариновым светом, светом не похожим ни на какой другой. Такой свет можно увидеть только в заполярной или горной тундре. Цвета Рериха, Эль Греко меркнут перед таким спектром цветов, причудливо стекающим по черным, не прикрытым склонам гор. Старуха ночь в изумлении останавливает свои козни. На мгновение затихает снежная вакханалия. Стихает ветер, до этого исступленно бросающий потоки ледяной крупы на непокорные жилища.
А « виновница» тихо и величаво выплывает из-за вершины горы Гаустатоппен, заливая лунным светом затихшую горную долину. Напрасно ночь призывает последние дивизионы своей мощи. Это клочковатые серые облака, которые поднял ветер откуда –то сверху, с горных кручей. Они, словно дойные коровы, разряжаются каскадом мелкого злого снега, но изменить ситуацию не могут. Разрядившись от бремени облака, словно пустые мешки, уносятся раздраженным ветром куда-то за горизонт. Но луна укоризненно смотрит на неистовство небесных сил и они, словно устыдившись, затихают. Старуха - ночь, бубня что-то под нос, уползает в расщелины набираться сил. Ветер, видя собственное бессилие, тоже уходит в никуда и наступает тишина. Тишина, усиливаемая небесным светом этой ночной спутницы солнца. Расчищается небосвод, словно светлячки начинают проступать на чернильной поверхности небосвода звездные созвездия. Робко, словно крадучись, они выглядывают из небесной плоти, затем все смелее и смелее, они разогреваются и, расшалившись, перемигиваются друг с другом.
Сворачиваем с основной магистрали, несколько поворотов с одновременным подьемом, и вот она, наша хита, горная избушка, в обиходном разговоре. Хита, словно полярная куропатка, спряталась в снегу и смущенно смотрит на вас подслеповатыми от снега окнами. Приехали. Откинуть снег от двери проблем не составило, зажечь камин – тоже, и вскоре над заснеженной крышей закурился дымок, а окна заслезились от тепла.
После плотного ужина, сидим на веранде и любуемся уходящим днем. Любоваться было чем, ибо освещение гор никогда не повторяется. Ослепительно белые днем, искрящиеся под лучами солнца, они меняются по мере окончания дня. Солнце извиняющее заваливается за горные вершины и наступает лиловая тишина. На мгновение стихает ветер, перестают шуметь огромные мохнатые ели у подножия гор. Кажется, что сейчас заухают совы и расхохочется леший. Выйдут на прогулку тролли и их зеленоглазые подруги-хюльдры. Выплывает вечный посланник ночи, месяц. Он, как турецкий ятаган, завис над горной вершиной, медленно покачиваясь. Ни дать ни взять елочная игрушка, на которую, кажется, сейчас запрыгнет черт и усядется удобнее, свесив мохнатые ноги, обутые в копыта. Появляются звезды. Они не торопятся, куда им спешить, у них вся ночь впереди. Все вокруг вызывает умиротворенность в настроении. Воздух прозрачнеет, становится свежо. Оно и понятно, все- таки на тысячу метров забрались. Держа фужеры в руках, компания перебираются к камину.
Камин. Это не просто печка, это образ жизни. Без камина норвежский дом не представляем. Это не только источник тепла. Это нечто большее. В нем есть что-то языческое. Взгляд ограничен светом огня, дальше царит мрак — хоть глаз выколи. По бревенчатым стенам мечутся тени. Может, что угодно померещиться. Трудно оторваться от камина— языки огня лижут березовые щепки, перескакивая с одной на другую, то ярко вспыхнут, то погаснут. Щепки шипят, тут и там ползут ленточки дыма. Мерцают угли — то желтым блеснут, то красным, а порой тлеют голубым, точно газ. Стихия огня не может оставить равнодушным. Не зря древние считала огонь одним из элементов мира — наравне с землей, воздухом и водой. Может, поэтому я не хочу отдавать свое тело земле. Лучше в огонь! Не распад и гниение, а с дымком — фьють… Мотаю головой, придет же такое в голову. И где! В краю горных вершин, чистейшего снега. Огонь в камине весело перемигивался со своим отражением в окне.
Темно. По вершинам гор слегка, словно шаркая, прокатилась лунная дорожка. На открытой поверхности озера, схваченным молодым, еще прозрачным льдом, шарахались призрачные тени. Встань, путник, никуда не торопись. Забудь про мобильник и часы. Почувствуй перевернутое, ничейное время.
Звучит традиционное «Сколь», что по норвежски означает «будь здоров».
Народ возбужден. Завтра всех ждет новый день. День ослепительных вершин и искрящейся глади озера.
Внезапно раздается хрустальный перезвон, словно сотни колокольчиков зазвенели. Кажется, что это рассмеялись звезды, радуясь наступившей тишине и ясности небосклона. Не кому в голову не приходит сказать, что это звенят заледеневшие ветви берез. Нет, это звенят небесные колокольчики, славя Рождество, торжество добра над злом, света над тьмою.
Сумерки стерли границы, контуры. Ты уже не стоишь на краю озера на бутылочном стекле льда. Ты взлетаешь, вернее, воспаряет твоя душа, оставляя тебя ненужного, бренного. Ты мчишься к спирали сполохов, разыгравшимся над плоскогорьем Хаддангер. Легко, просторно лететь голой душе, не обремененной телом, над миром, над родным домом, сберегаемым в ночи. Тихо на земле и на небе. Все спит вокруг, лишь одна светлая туча нависла над горой Гаустотоппен, как усталый, но бодрствующий небесный путник.
Каждому событию свое время. Время подскажет, время не обманет. Так и в природе. Стих ветер, без устали гоняющий лохматые тучи, перестал моросить мелкий противный дождь. Замерла природа. Застыли гигантские ели на подошве гор, затихли в ожидании волшебства, а что будет волшебство, не сомневался никто.
Почернел горизонт, Заснеженные хиты, словно полярные куропатки, спрятались среди валунов и в распадках гор. Посыпался снег. Огромные лохматые снежинки не спеша падали, танцуя вальс Бостон. Падая на ветви елей, они застывали, словно фантастические бабочки, поражая воображение мастерством создателя необыкновенной резьбы. А рядом садились все новые снежинки. На еловой лапе вырос дворец воздушный, хрустальный.
Огромные кондовые лапы елок преображались на глазах. На них вырастали снежные города, а снежинки все прилетали и прилетали. Скоро пропали колдобины на дорогах, исчезли ржавые пятна на болотах. Поник под тяжестью снега камыш. Алмазные дорожки льда на озерах долго не допускали стаи снежинок, безуспешно пытающихся приледниться на вино-зеленый, бутылочного цвета лед. Но ветер, эскадрон за эскадроном, подгонял дремучие тучи, которые щедро посылали снежные десанты на истосковавшуюся по снежному теплу землю. Уменьшались зеркала льда на озере, и скоро мигнув последний раз зеленым стеклом, закрылись глаза озер.
А снег продолжал свои шаманские пляски. Вся самоедская нечисть участвует в предновогоднем шабаше. Шаманы в жутком обличье кружились в бешеных плясках в завитках сполохов. Центральная Норвегия, не Заполярье, но высота тысяча метров над уровнем моря чего-то да значит.…Здесь вьются, мельтешат в воздухе очумелой ночи самоедские лютые шаманы: кто верхом на крылатом олене, кто держась за поводья воздушного змея из рыбьего пузыря, кто – сидя на пятках в шаре горного хрусталя, а кто и просто так, силою собственного духа.
Утро еще не заявило о себе. Звезды, проведшие ночь в веселых игрищах, прощались друг с другом. Сиреневое небо с желтушечными разводами ничего не предвещало. Горы хмуро выглядывали из-под нахлобученных облачных шапок. За окном метались долговязые ели, болтливый летом ручей, тоже стих, пригорюнился, исчезли веселые трели. Казалось, сбилось время, и стрелки напрасно скользят по циферблату. Серая мгла, залепившая окна ничего не показывала: Дымные клубы тумана окутали черные лбы скал, а солнце даже не пыталось выглянуть из горного разлома.
Туман плотно заполнил долину и разломы гор. Вчерашний снег осел на лапах елей, повис на ветвях берез, нахлобучил шапки на хиты. Все стало ниже, приземистее. Даже горы, прикрылись снежными покрывалами. Стали не такие вызывающие, стерлись в белом мареве. По заметенным дорогам стелилась поземка, заравнивая последние колдобины и рытвины. Кажется, замерла жизнь. Только дым из труб хит показывали, что место не безлюдное.
Первыми не выдержали сидения в домах дети. С санками, лыжами выбегали детвора и вскоре детские крики заполнили долину. Позже появились взрослые. Они двигались в сторону горнолыжной базы. Не напугал ветер на озере: там тоже появились лыжники. Все показывало, что нет плохой погоды, есть только неподходящая одежда. С одеждой у норвежцев все в порядке: если прогулочная, то она - прогулочная. « Житель севера – это не тот, кто холода не боится, а тот , кто тепло одевается» - шутят скандинавы. Лыжная экипировка вызывает стойкую зависть. На что народ не скупится, так это на спортивную и туристическую одежду.
Глядя на мчавшихся с горных трасс горнолыжников, на убегающих в леса по только что проложенной трассе марафонцев, вспоминаешь певца норвежской зимы, проповедника здорового образа жизни Карла Теодора Каспари. Он жил на рубеже позапрошлого и прошлого веков, но актуален и сейчас. В наше суматошное время его пейзажная зимняя лирика действует умиротворяющее, как успокаивающе действует первый снег, падающий на истерзанную осенними ненастьями землю.
Я вышел на блестящий, плотный наст озера, Вдаль уходили трассы на любой вкус. Мимо проносились изящные, как ласточки, в своем коньковом ходе, лыжники. Словно разноцветные птицы слались они над просторами озера. С завистью любовался я их летучим ходом. Что делать: - были и мы… а когда тебе седьмой десяток и в арсенале несколько переломов, то невольно думаешь о бренности. Но это временно, комплексы уйдут, ибо Норвегия страна без возраста. А уж лыжи! Это вечность. Я бы на гербе Норвегии одел льва в лыжи. Герб полнее бы отразил сущность этой снежной страны.
Несмотря на ранний час народа много. Лыжники самые разные. Кто бежит, кто идет, кто тащит за собой санки, в которых досыпает крошечный потомок викингов.
Лыжи. Норвежцы шутят, что они рождаются с лыжами на ногах. Охотно верю, глядя на одержимых любовью к лыжам скандинавов. Кто-то из остроумных сказал, что лыжи и Норвегия, словно старая супружеская пара, прожившая в браке уже более 100 лет. « Тот, кто зимой не катается на лыжах явно с другой планеты или из Дании, потому что настоящие норвежцы не мыслят себе жизни без лыж» - острят норвежские умники.
Мы, русские северяне, тоже не мыслим себя без лыж. Но все же что-то не то. Что это такое, наше «не-то?»-задумывался я, пропуская вперед наиболее ретивых. У нас с норвежцами общий север. Но: «У нас на севере зрелости нет; мы или сохнем, или гнием», - сказал Пушкин. Вот такого, что сказал поэт, вы в Норвегии не услышите. Север для них - это образ жизни, часть их национального самосознания. «Я норвежец» - гордо скажет житель страны фьордов. «Я - северонорвежец» - вдвойне гордо произнесет житель провинции Финмарк, что омывается водами холодного Баренцева моря. Их обьединяют лыжи. Неважно, что жителю Осло приходится ехать покататься на лыжах в горы, а житель Киркенеса или Альты встает на них у своего порога. Норвежцы влюблены в лыжи, они часть их «Я».
-Да у нас столько общего! Единый Север. Да что там Север! Заполярье, Баренцево море – раздаются голоса патриотов российского разлива. - Конечно, много,- слышу я голос Петра Вааля, известного журналиста, автора книги «Гений места».
- Мне никогда не приходилось сталкиваться - ни очно, ни заочно - с проявлениями южной солидарности, и почему-то кажется естественным, что северяне тянутся друг к другу. Генная память о преодолении трудностей? Одно дело - не нагибаясь, выдавить в себя виноградную гроздь, другое – разжать смерзшиеся губы только для того, чтобы влить аквавит или антифриз. –Добавлял он, усмехаясь. Он прав, автор книги «Гений места», известный журналист. Конечно, у нас есть общее с норвежцами, но я бы добавил, что «у нас», это с жителями российского Заполярья и северонорвежского региона провинций Финмарк, Тромсе. Всех, кто раскинулся за Полярным кругом, соединенные границей с Норвегией длиной сто девяносто восемь километров. «Охвостье» - острили санкт - петербуржские умники двести лет назад.
Пушкин А.С. насчет своего подыхания был прав, отразив нашу вторую столицу, ибо с ее кислой погодой здоровья не наберешься. Другое дело Русский север, начиная хотя бы с Архангельска.
В северонорвежских губерниях живут люди, которые родились там, в этом краю полярной ночи, мерзлой тундры. Они любят свой край и не променяют его на юг. У нас по другому. У нас Заполярье колонизировалась. Русские поморы и те не заселяли Мурман, а заходили туда только на период промысла. Даже после того, как царское правительство Александра второго обьявило о колонизации северо-западных районов Заполярья, обещая немалые льготы, русское крестьянство не откликнулось на призыв.
Откликнулись…норвежцы, которые из Вадсе , что притулилось на хмуром берегу Варангер – фьорда восточного Финмарка, поплыли к полуострову Рыбачий западного Мурмана, что бы на его берегах обосновать колонии. Они искали новой, более сытой жизни, чем в Норвегии. И находили, упорно обживая неласковые берега русского Заполярья. Это одна из неизученных областей российской истории, жизнь норвежских колонистов, которые рискнули обрести обрести новую родину в тогда еще царской России. Что из этого получилось, читайте увлекательную книгу: «Оставшиеся без родины. История кольских норвежцев». Нет, не российского автора, а норвежца Йентофта Мортена, занявшегося изучением жизни-трагедии своих соотечественников, от которых отвернулось не только правительство новой, советской России, но и правительство получившей независимость Норвегии.
Чтобы понять Норвегию, нужно побывать в ней зимой. По сотням километров проложенной по всей стране лыжни несутся, скользят, парят тысячи норвежцев. И так всю зиму. А зима здесь долгая, северная, с морозом. Зимой не бывает норвежца без лыж. Потому что лыжи здесь – это неотъемлемая часть национального сознания, это состояние норвежской души. В Норвегии даже короли лыжную прогулку и свист ветра в ушах не променяют на торжественный прием или бал. Будущие мамы до последнего не отказывают себе в желании промчаться по лыжне, а норвежские малыши делают свои первые несмелые шаги… на лыжах! Если, не дай бог, отнять у норвежца лыжи, в лучшем случае в его глазах вы увидите выражение искреннего горя, а в худшем – столкнетесь с разбуженным гневом правщуров-викингов. Лыжи для него даже важнее селедки, важнее трески, важнее всякой рыбы, без которой Норвегию тоже не поймешь. Лыжи – это норвежское всё.
Поднимаюсь по длинному пологому подьему. Довольно изнурительное дело. Особенно, когда не попал « в мазь», то отдача будут ощутимой. Пока рассуждал и думал перемазаться или «Ану его», вытянул на вершину, которая, впрочем, очень скоро превратилась в спуск и достаточно затяжной с множеством поворотов. Лыжни я не знаю, что там за «углом» не ведаю. Но лыжники уверенно отталкиваются палками и скользят вниз, пропадая в морозной дымке. Выверну, надеюсь. Опа! Получил первое крещение. Задумавшись над судьбами полярных народностей, при спуске не рассчитал крутизны поворота и вылетел с лыжни в небольшие елочки, стоявшие на обочине. Плохо упал, не сгруппировался толком. Собираю разбежавшиеся лыжи, да и себя тоже.
-Ха дебра? (Все в порядке?) – слышится над головой. Это группа лыжников остановилась возле кучи меня–Боже мой! Дожил до светлого дня. Тебя, старого лыжника-марафонца, рассматривают как доисторическое ископаемое.
-О кей – пробормотал я, вытирая лицо от снега. - Дожился на юге. –Стенал я, выбираясь из гостеприимных елочек на лыжню. - Поехали! – понукнул себя, отчаянно оттолкнувшись палками. - Если еще раз упаду- не переживу, буду кататься только на картонке –бубнил я, всматриваясь в перспективу лыжни, надеясь ухватить следующий поворот.
Все закончилось удачно. Отчаянно вырулил и выскочил на гладь озера. Жмурю глаза от ослепительной белизны и искрящихся кристаллов льда. Полез в сумку за очками. Мир окрасился в мягкий синеватый цвет и сделался фантастичным царством снежной королевы. Интенсивно работаю ногами, делаю толчки длиннее, помогаю палками. Пошло!
Мышцы с трудом понимают, что я хочу от них. Работайте, милые, тянитесь… Начинают понимать. Дальше все увереннее . Набираю скорость и нахально обхожу несколько неторопливо идущих человек. Настроение поднимается. Появилось чувство скорости.
– Мастерство не пропьешь – любят говорить русские. Да, мастерство. Когда же и где оно родилось. В далеком провинциальном городке, что ни на есть срединной России в пятидесятых годах, когда я получил в наследство от брата лыжи «Лесные». Были такие. С пробитыми отверстиями через лыжу, в которые вставлен ремень для валенка. Дурнее метода крепления крепежа трудно было придумать, так как этим ослабевала прочность лыжи. И где? Именно посередине, где формируется толчок. Но это были мои лыжи, и лучше них я не представлял ничего. Да и сравнивать было не с чем. Лыжные ботинки были роскошью не только для семьи. Даже в школе, на уроках физкультуры, ученики бегали на валенках с ременными креплениями. Но пацаны пятидесятых-шестидесятых годов прошлого столетия, не унывали.
Скажу честно, что если мы не родились с лыжами на ногах, то они стояли рядом, в углу. Норвежец моего года не вспомнит деревянные лыжи с ремнями на валенках и бамбуковые палки с кольцами из ивовых прутьев, крепящихся сыромятными ремнями. Из мазей - только парафин. Одежды «лыжника» составляла в лучшем случае потертый байковый костюм, доставшийся от старшего брата. А если не досталось, не беда - ковбойка и обычные брюки или шаровары с пузырями на коленях. На голове - шапка- ушанка с полуоторванным козырьком. Да что там одежда. Главное, лыжи на ногах!
Норвежец родился в лыжных ботинках с металлическими креплениями. И когда я обьяснял норвежскому приятелю, ровеснику по возрасту, устройство лыжных креплений для валенка, то он долго не понимал о чем идет речь. Потом понял и, пригласив меня, полез на чердак. Там, в качестве украшения висели старые, …нет, старинные лыжи с круто загнутыми носами, с ребром жесткости вдоль лыжи. На них были кожаные ремни, свитые в замысловатую упряжь, чтобы крепить ногу в ботинке. -Все- таки в ботинке, а не в валенке.- отметил я.
– Это лыжи моего деда - гордо сказал мой норвежский друг.- Я их храню как память. Я не стал ему обьяснять, что там, в России, на моей далекой малой родине в сарае до сих пор висят мои лыжи точь в точь, такие же, как и у его деда. И я, мальчишкой, на валенках, бегал, только свист в ушах, на лыжне по замерзшей Волге. Размашисто скользил, отталкивался бамбуковыми палками с кольцами из прутьев. И, главное, был счастлив. Счастлив, что лыжи, натертые парафином, сегодня почти «не отдавали» назад. Счастлив, что в своей возрастной категории пришел далеко не последним.
Как я уже сказал, что лыжи- это норвежское все. –Когда они стали для них всем – думал я, интенсивнее отталкиваясь палками. –Это уже история, история давнишняя и она не создалась просто так. Полярную нацию нужно было выковать. И ее выковали. Ковали не только норвежские писатели и поэты. Не только композиторы, слагавшие великолепную музыку, от которой в сознании выступали заснеженные сопки, бескрайние тундры, срывающиеся с гор во фьорды ледники. Норвежцы ковали себя сами.
Образы севера и зимы широко использовались в патриотической пропаганде еще до того как Норвегия обрела независимость от Швеции. В стихотворении «Песнь Отечеству» (1859 г.) норвежский поэт и общественный деятель Бьернстьерне Бьернсон назвал Норвегию «страной вечного снега». Определения Норвегии как «страна Зимы» и норвежцев как «зимнего народа» использовались им и в других патриотических произведениях и в речах. И помогали им в этом лыжи.
Лыжи издавна были частью норвежской материальной культуры, хотя и не являлись собственно норвежским изобретением. Тем не менее, именно Норвегия стала родиной современного лыжного спорта. Здесь этот способ передвижения в зимнее время превратился в 19 веке в универсальный вид спорта, который за пределами страны все еще оставался экзотическим. Даже в соседней Швеции в 1880 году лыжи как вид спорта практически оставались неизвестными и использовались только среди населявших Швецию саами.
В Норвегии в 60-е годы теперь уже позапрошлого века лыжный спорт стал популярен не только среди мужчин, но и среди женщин. Аделаида Нансен, мать будущего знаменитого путешественника Фритьофа Нансена, была одной из первых женщин-лыжниц. Попробовал бы у такой мамы не родился ребенок-лыжник! Зимние виды спорта, походы и национальные традиции, связанные с северным образом жизни, стали в Норвегии важными составляющими воспитания подрастающего поколения.
Деятель норвежской культуры Герхард Шенинг отмечал, опираясь на исторические факты и традиции важную составную часть северного менталитета и национальной норвежской культуры в целом, связанные с развитием зимних видов спорта и особенно лыжного спорта. В «Истории Норвежского Королевства» (Norges Riiges Historie) он цитировал рассказы из древнескандинавских саг о героях-лыжниках и подчеркивал, что лыжный спорт считался «благородным искусством» в старые времена.
Любовь к лыжам, как было сказано, является часть норвежского самосознания, образа жизни. Лыжи – это страсть не только среднестатистического норвежца. Это страсть и монарших особ, и людей, составляющих гордость страны. Я не беру во внимание период гражданской войны, когда биркебайнеры воевали за государственную власть и именно лыжники спасли малолетнего короля Олафа. Это уже история, причем очень ранняя.
Посмотрим период становления Норвегии после 1905 года. Разрыв со Швецией. Полная свобода страны от кого бы то ни было. Собственный гимн, собственный флаг! В стране проводится референдум, и большинство норвежцев голосует за монархию. Но где его взять, ибо ветвь норвежских конунгов оборвалась со времен ХоконаVI, еще в четырнадцатом веке. Остановились на датском принце Карле Кристиане Фредерике Карле Георге Вальдемаре Акселе. Он, прибыв в Норвегию, сменил имя на древненорвежское Хокон VII. Коронованные «чужеземцы», приглашенные на норвежский престол, стремились найти кратчайший путь к сердцам гордых потомков викингов. Они обратились к настоящему норвежцу Фритьофу Нансену за советом о образе, в котором чета монархов должна предстать на официальных фотографиях. Они получили безапелляционный ответ: «Конечно же, на лыжах!». Остальное стало страницей истории Норвегии XX века: народ этой удивительной страны мгновенно проникся симпатией к новому королю и королеве Норвегии, увидев фотографию монарших особ на лыжах.
Хокон VII катался на лыжах, но в спортивной жизни страны не был замечен ( не зря норвежцы шутят, если человек не катается на лыжах, то он, скорее всего, датчанин). Но его супруга, королева Мод Уэльская, в прошлом младшая дочь британского короля Эдуарда VII и Александры Датской, еще в детстве славилась озорством и мальчишескими выходками. Она быстро вписалась в норвежский образ жизни и увлеклась лыжными гонками. Кроме того, английская принцесса Мод, ставшая королевой Норвегии, активно занялась разработкой лыжных костюмов специально для женщин, и на долгие годы стала любимицей и эталоном для женщин в этой снежной «лыжелюбивой» стране.
Их сын принц Улаф V прибыл в Норвегию в возрасте двух лет и воспитывался в норвежском духе. Увлекался лыжами и парусным спортом. Принц не помнил своей исторической родины. Он стал норвежцем по духу и жил интересами страны. В годы кризиса, Улаф, как обычный пассажир, ездил на трамвае, чтобы покататься на лыжах в пригороде Христиании (Осло), Холменколлене. Да вот он на фотографии протягивает деньги кондуктору, а тот отрицательно качает головой, потому как кто-то из пассажиров заплатил за своего принца.
Преемником Улафа V стал его единственный сын Харальд V. Харальд родился 21 февраля 1937 года и вступил на престол после кончины отца 17 января 1991 года. Харальд — первый принц, родившийся в Норвегии с 1370 года. Увлекается парусным спортом и неоднократно участвовал в чемпионатах мира и Олимпийских играх. Ему под стать и королева Соня. Соня росла спортивной девушкой – зимой каталась на лыжах, а летом сплавлялась по реке на лодках. У них двое детей: принцесса Марта Луиза и кронпринц Хокон, наследник престола. Принц Хокон отлично бегает на лыжах, водит яхту, увлекается дельтапланеризмом. Согласитесь, что с такими королями и не быть спортивной нацией… не будем о грустном.
Еще немного истории. Уже упомянуто, что мать Фритьофа Нансена, Аделаида Нансен, была аристократического происхождения. Как истинная дочь Норвегии, энергичная женщина, в молодости очень любила лыжный спорт, гонки, лыжные походы и привила любовь к лыжам сыновьям. Братья Нансены зимой бегали на лыжах, охотились и занимались подлёдным ловом рыбы, а летом неделями жили в лесу. Такое прекрасное детство как будто специально готовило Нансена к арктическим экспедициям. Он всегда помнил, что имя его родины происходит от сочетания слов «север» и «путь (дорога)». Хотя отец Нансена был заурядным юристом со сравнительно скромной практикой, совершенно лишенным интереса к спорту и путешествиям. Но он не только не препятствовал сыновьям заниматься спортом, наоборот, всячески стимулировал их.
Если говорить о лыжах, то после королевы Мод, пальма первенства была у жены Нансена, Евы Нансен. Урожденная Сарс стала одной из первых женщин пропагандировавших лыжный спорт. Впервые Нансен увидел Еву в феврале 1888 года на холме Фрогнер возле Кристиании. Вот как описывает ту встречу дочь Фритьофа и Евы: «Самая первая их встреча произошла у Фрогнерсетера задолго до гренландской экспедиции. Однажды Фритьоф возвращался с лыжной прогулки в Нурмарке и вдруг заметил пару лыж и белый от снега зад, торчащий из сугроба. Из любопытства он остановился. Из сугроба показалась вся залепленная снегом голова, и на него глянули большие черные глаза. Это была Ева. Они представились друг другу, немного посмеялись и разошлись – каждый своей дорогой. Вот и вся встреча».
Спортивное детство было и у Амундсена Руаля. Братьев Амундсен с раннего возраста приучали к спорту: во дворе усадьбы были сооружены гимнастические брусья, все четверо стали неплохими гимнастами. На лыжи Руаля Амундсена поставили, как только он научился ходить. Начиная с 15—16-летнего возраста Амундсен ввёл для себя спартанский режим жизни: строгая диета, физические упражнения, сон на открытом воздухе даже зимой, регулярные лыжные походы в период с ноября по апрель. Пересек плоскогорья Хардангервидда под руководством лыжника Л. Урдала. В дальнейшем он не мыслил себя без лыж.
Солнце сделало свое дело: подтопило лед, возникла уникальная смазка в виде микроскопической прокладки влаги, мечта каждого лыжника. Лыжи понесли. Голову- тоже.В голове всплывали события далекой давности.
Мурманск. Праздник севера восьмидесятых. В глазах пестрят отечественные марки лыж: « Россия», «Эстония», «Карелия», «Темп». Импорта вы не встретите. Мурманск морской город, международный порт, но рыбаки и моряки не могли себе позволить купить за границей лыжное снаряжение. Валюта была дорогая. Но ничего! Бегали и как бегали! «На дровах» (милое название деревянных лыж), пробегали по пятьдесят километров, и семьдесят. Причем из мазей - только парафин и различные добавки на том же самом парафине. Главное, чтобы не было отдачи, а там вытянем. Силушки у северян было не занимать.
Посмотрите на фотографии тех лет. Их найдете в любом альбоме о заполярном крае, так как праздник севера - типично мурманское детище. Он ровесник норвежской королевской гонке биркебайнеров. Или почти ровесник, так как первые соревнования прошли в 1934 году. На первом Празднике Севера состязались 86 лыжников из пяти городов России. Это Мурманск, Ленинград, Москва, Петрозаводска и Вологда. Спортсмены участвовали как в классических лыжных гонках, так и в массовых кроссах и специальных соревнованиях по военизированной программе, объединявшей лыжные гонки со стрельбой, своеобразное подобие биатлона. С 1984 года Праздник Севера перенял у Олимпийских игр традицию олимпийского огня, зажигаемого с тех пор на Центральном стадионе Мурманска.
На лыжах катались в штанах с пузырями на коленях, шапочках- шлемиках и свитерах. Но взгляните на лица, вы нигде не встретите таких радостных улыбающихся лиц. Это была эпоха романтизма, эпоха безвозвратно ушедшая в глубины истории.
«Своим» я считаю 51праздник севера с 1985 года. На 50-ом был зрителем и завидовал лавине лыжников самого различного возраста устремившихся по долине « Уют» на подьем в сопку, а там – озеро и два круга по двадцать пять километров пересеченной меатности. Фантастика! Я с интересом следил как спортсмены шли малоизвестным «коньком». Еще никто не понимал специфики устройства лыжи, приспособленной под коньковый ход. Что только не делали! Обрезали короче старые, испытанные деревянные беговушки и пытались идти. Нещадно зарывались носком в лыжню, падали, чертыхались, подмечали недостатки и …снова шли. Полупластик, а пионером в этом деле была Карелия, только появлялись в продаже.
Коньковые лыжи — изобретение 80-х годов. Основателем «коньковой» моды является Сван Гунде: шведский спортсмен, чемпион мира по беговым лыжам. Он взял длинный шест и, отталкиваясь им, как это делают гребцы на каноэ, попробовал ехать конькобежным стилем на лыжах. При этом развил большую скорость. В дальнейшем шест был заменен на палки, но они были длиннее обычных. А новоизобретенный лыжный ход, благодаря высокой скорости передвижения, стал необыкновенно популярен. Любители истории спорта могут со мной поспорить, но родоначальником конькового хода была заполярная народность саами. Природные лыжники и охотники отталкивались одной палкой и великолепно бежали, да так, что загоняли волков. У хищников сводило от усталости ноги и те не могли бежать. Не верите? Читайте канадского писателя Фарли Моуэрта книгу «Не кричите, волки», он блестяще описывает эти смертельные гонки.
Это я сейчас все знаю, а тогда… на дворе стоял восьмидесятый год. Я и супруга, выпускники МГУ имени Ломоносова только приехали в далекий поселок Никель, что находится на крайнем северо-западе нашей страны. Здесь нам предстояло жить и работать. Само собой, как старые лыжники, мы обзавелись лыжами и с нетерпением ожидали, когда закончится полярная ночь.
Ничто не вечно в этом мире. Пронеслась на своей колеснице старуха - полярная ночь со своими верными нукерами: ураганными ветрами и морозами. Проявилось бледное желтушное солнце над сопками и, самое главное, стал удлиняться день. Можно было покататься на лыжах не в привычных сумерках «синего дня», так называют саами это время полярной зимы, а под, пусть неяркими, но уже настырными лучами солнца.
Нарезая круги на озере, я увлекся и не заметил, как мимо меня пронеслась тень. Ну пронеслась и пронеслась, что тут такого. Но все же «тень» внимание привлекла. Уж очень быстро шел лыжник. Всмотревшись, я понял, что он шел непонятным для меня ходом. Лыжник шел как конькобежец, помогая себе нестандартно длинными палками. Так я и познакомился с коньковым ходом.
- Чтобы прочувствовать себя марафонцем недостаточно «наматывать километры на мелочевке» (мелочевка –это 10-15 километров) –говорили стершие не одни лыжи норвежцы. -Вот когда ты пройдешь марафон биркебайнеров, тогда можешь считать себя марафонцем.
Это мне было сказано, когда на наших мурманских праздниках Севера появились скандинавские парни с норвежскими флагами. Спора нет, они бегали великолепно. Лыжники Мурмана от них не отставали, да не только не отставали, даже обходили. Бегали на «дереве», с наращенными лыжными палками, с обычными креплениями, вызывая откровенное удивление норвежских бегунов. «Русский лыжник-хорошо- с уважением говорили нам норвежские парни - лыжи –дерьмо –с трудом произносили они незнакомое для них слово.
Новое слово «Биркебайнеры» резануло слух. Что оно означает. Издержки английского языка не позволяли разобраться в истории Норвегии, да еще в такой сложной, как гражданские войны двенадцатого века. Интернета не было. Выручили коллеги по бизнесу: норвежские банкиры, которые довольно часто приезжали в Мурманск. С их помощью я понял назначение этого слова. Но к этому времени поганая метла перестройки подняла пыль на нашей социалистической улице. На дворе разворачивалось лихое время девяностых. До биркебайнеров ли тут. Разом пропала массовость на Праздниках Севера, на марафонах участвовала небольшая кучка фанатов, которые из своего кармана оплачивала свое участие. Гнусно все было, не хочу даже писать об этом.
Пройдет несколько лет, и я стою в галере Осло перед известным полотном Кнуда Бергслиена «Переход биркебейнеров с королевским отпрыском через горы», написанным в 1869 году. Кстати, один из лыжников-биркебейнеров — в кольчуге, с копьем и щитом — изображен на гербе Лиллехаммера, утвержденном в 1898 году. Не откажу себе в удовольствии и перескажу еще раз эту уникальную историю, показывающую, что лыжи для норвежцев не просто увлечение или вид спорта, это гордость нации, образ ее жизни. Самый драматический эпизод в жизни страны произошел в начале XIII века, когда благодаря лыжам была спасена жизнь короля, а страна обрела утраченные могущество и силу.
К 1200 году в стране сложилась революционная ситуация, когда в борьбу за власть вступили две противоборствующие партии — баглеры (представители знати и купечества) и биркебейнеры (буквально — «березовые подметки», название, подчеркивающее бедность сторонников короля). Апогеем соперничества стала смерть короля Сверре, политику которого поддерживали биркебейнеры. И хотя к тому времени властитель сумел подчинить себе почти все регионы, его кончина, а также преждевременная смерть его преемника короля Хаакона Сверрессона, наступившая через два года после прихода к власти, означала ослабление позиций его сторонников. Следующим королем должен был стать сын Сверрессона — Хаакон Хааконссон, которому на тот момент было всего полтора года, и, как нетрудно догадаться, он представлял собой легкую мишень для жаждущих власти баглеров, под контролем которых находился Эйдсберг — город, в котором родился маленький принц. И тогда биркебейнеры решили спасти жизнь будущего короля и перевезти его в безопасное место — в Тронхейм, где ему пообещал защиту и покровительство король Инге Бердсон.
Зимой в начале 1206 года группа повстанцев выдвинулась в направлении Тронхейма. И все бы ничего, но зимы в Норвегии не менее суровы, чем в России, а потому неудивительно, что беглецы столкнулись с морозами, пургой и метелью. Продолжать путь, который лежал через поросшие лесами крутые горы, вызвались два лучших лыжника биркебейнеров — Торстейн Скевла и Скьервальд Скрукка. С маленьким Хааконом за пазухой, эти два ныне национальных героя Норвегии преодолели сложнейшую часть маршрута между Лиллехаммером и Остердаленом и, в конце концов, привезли малыша в Тронхейм. Впоследствии король Хаакон Хааконссон оправдал все возложенные на него надежды: взойдя на престол в 1217 году, он правил целых 46 лет — дольше, чем любой из норвежских королей. Хаакон IV положил конец длившейся несколько сотен лет гражданской войне, а страна под его руководством вступила в свой золотой век.
Благодарные норвежцы помнят имена далекой древности и не случайно талисманами Зимних олимпийских игр, проводившихся в Норвегии в 1994 году, стали Хаакон и Кристин — дети короля Сверре, внук которого был чудесным образом спасен отважными биркебейнерами. Эти фигурки, вырезанные из дерева напоминают мне о уникальном времени, проведенном в Лиихамере на Олимпиаде. Но это еще не все. В память о пробеге учреждена ежегодная королевская гонка. Она так и называется Гонка биркебайнеров. Длина ее -59 километров. У нее есть одна особенность. Каждый спортсмен, участвующий в гонке на лыжах или горных велосипедах, должен иметь за спиной рюкзак весом в 3,5 кг — в память о бесценной ноше биркебейнеров.
Россию колотит крупная дрожь. Распался СССР, страна под непривычным трехцветным флагом, метко прозванным народом «матрасом», на грани развала. Пьяный невменяемый президент, до конца не понявший всего содеянного в Беловежской пуще, не в состоянии управлять страной. Птенцы из «гнезда ельцинского» упиваются пирровой победой и дербанят страну. Разваливаются предприятия. Которые банкротятся сами не в силах выдержать прессинг фискальных структур, которые умышленно банкротят, чтобы купить за бесценок. Вообщем, идет беспринципное разграбление страны, что даже американские советники и те потряхиваются перед таким беспределом.
Я в это время нахожусь в небольшом норвежском городке Киркенесе в надежде получить межбанковский кредит у норвежского банка «Спаренбакен», чтобы удержать принудительно переведенный на коммерческий режим региональный промстройбанк на плаву. Норвежские банкиры, вежливо-предупредительные, сочувствуют, но денег не дают. Я их понимаю, - так рисковать. Чтобы скрасить горькую пилюлю мой коллега открывает шкаф и дарит мне двух деревянных человечков. Я, погруженный в невеселые мысли, даже не понял смысла подарка. –Хокон и Кристина- поясняет мне норвежский банкир. Видя мое не «вьезжание», он терпеливо повторят: - Хокон и Кристина- олимпийские символы. Это дети короля Сверре, короля внук которого Хокон будет спасен героями-биркебайнерами. Я беру куколки в руки, разглядываю их. Да, две куклы: мальчик и девочка в национальных нарядах. На обоих прикреплено по значку: XVII зимняя олимпиада в Осло. Все, дошло. Мне дарят символы олимпиады, которая состоится в Осло в 1994 году. Я благодарю коллегу. Тот облегченно вздыхает, что вывел меня из ступора. Он рассказывает об организации зимней олимпиады в следующем году, что она будет в Осло. Ничего удивительного в моем незнании не было. Интернет еще не ворвался в нашу забубенную жизнь, постсоветские газеты было читать себе дороже.
И уж совсем я растерялся, когда правление «Спаренбанкена» пригласило меня посетить Норвегию в дни Олимпийских игр. Но растерянность была приятная, и вскоре я с семьей приземлялся в аэропорту Осло - Форнебу, который сейчас перепланирован в огромный зеленый массив с многочисленными спортивными площадками и жилыми районами. Теплые приветствия, посадка в машину и проезд через город Осло. Мог ли я думать, когда жил в поселке Никель, затерянном в заполярных сопках в сорока километрах от норвежского городка Киркенес, что буду ехать по столице Норвегии. Вот уж пути господни неисповедимы. Затем заезд в гостиницу «Христианию». За ужином организаторы рассказывают программу следующего дня. Мы поедем в небольшой город Лиллехаммер, где проходят олимпийские игры.
Рано утром мы были на вокзале, на котором нас ожидал неприятный сюрприз. Да не только для нас, но и для организаторов нашего мероприятия. Они не предусмотрели покупки билетов на электропоезд заранее, а билетов в сторону Лиллехаммера не было. Их не было не только на сегодня, но и на завтра и до конца соревнований. Наша принимающая сторона впала в глубокое уныние. Но не мы. Подумаешь, решили мы, эка невидаль. Поедем без билетов. Свою идею мы озвучили нашим гидам, чем вогнали их в другое состояние: в тихий ужас. В Норвегии и без билетов! Такого им в голову придти просто не могло. Наш сопровождающий Улаф, представительный норвежец, красавец с седоватой шевелюрой и бородой, исчез. Мы поняли, что он пошел изыскивать официальные пути покупки билета. Время шло. Мы все дружно волновались, что электропоезд уйдет без нас, но появился запыхавшийся Улаф. Он был рад, но не очень. Он действительно раздобыл билеты, но…только три. Больше билетов в это утро никто не сдал. Наш переводчик взял инициативу в свои руки. Он заявил, что по билетам поедут наши норвежские друзья, а мы, люди привычные, поедем «зайцами». - Штраф нас не пугает – опередил переводчик возражения Улавф. Мы, российские туристы, не успели купить билеты, так как только что приехали из аэропорта. Улаф недоверчиво качал головой. Я успокоил его дополнительной идеей: они поедут в соседнем вагоне, и не будут испытывать позора, когда нас прихватят контролеры.
–Штраф мы заплатим сами – добил я нашего шефа, чем вызвал его нескрываемое восхищение. Откуда мне было знать, в какую бы сумму нам обошлась эта поездка, если бы мы попались. Но, забегая вперед, скажу, что все обошлось. Контролеров в это раннее утро не было.
Вагоны были переполнены. Вопреки общепринятым представлениям, что норвежцы народ сдержанный, разговоров, смеха было предостаточно. Мы же, понимая обреченность своего положения, старались не думать о неприятностях, связанных со встречей с контролерами. Встретим контролера и встретим. Выпишет штраф только и всего. Главное, что мы едем.
Чтобы отвлечься я смотрел в удивительно чистое, прозрачное окно. Мимо проносилась сказка. Вдоль дороги стояли не покосившиеся телефонные столбы и ржавые перекореженные невесть кем линии электропередач, а стояли огромные ели, протянув роскошные, покрытые искрящимся снегом, лапы. Как не вспомнить сказочные картины Теодора Кительсена, вроде свадебного кортежа или выезда короля. Лес стоял плотной стеной, изредка прерывающейся небольшим разьездом, состоящим из нескольких разноцветных домиков, с приветливо светящимся окнами. Норвежцы, сидевшие напротив нас, посмотрели на часы и стали собираться. Мы поняли, что подьезжаем, так как вагон зашевелился. Молодежь, прыская от смеха, стала рисовать себе норвежские флаги на своих физиономиях и на других тоже. Не удивительно, что скоро и наши щеки украсил норвежский флаг. Затем наш переводчик спохватился и заявил, что хоть мы и не сторонники современного российского флага, но положение обязывает. Пришлось подставить другую щеку под одобрительный визг пассажиров.
Поезд плавно подошел к перрону. Двери бесшумно открылись, и пассажиры дружно вышли из вагона. Мы стояли оцепеневшие, ошеломленные. Такого количества народа я не видел. Одни толпились на перроне, другие – шли в сторону города, светящегося огнями в морозной дымке. И всюду норвежские флаги. Появились наши гостеприимные хозяева. Узнав, что контролеров по нашу душу не оказалось, они повеселели, и мы пошли вместе с праздничной толпой. Стоял оглушительный грохот. Это народ развлекал себя колокольчиками, висевшими почти у каждого на шее. Улаф куда-то пропал и вернулся с флагами и колокольчиками с символами олимпиады, которые он торжественно надел каждому на шею.
Было морозно. Вокруг стояли деревья в сказочной изморози. Контуры показавшихся домов были зыбкими расплывчатыми, снег хрустел под ногами. Улав решил напоить нас кофе и бодро двинулся вдоль улицы.
Дома просыпались. Всюду загорался свет, из подьездов выходили люди и присоединялись к нам. Позже мы узнаем, что Лиллехаммер был перенаселен в это олимпийское время. Гостиниц не хватало, поэтому почти в каждом доме поселились квартиранты. И каждый утром хотел выпить чашечку горячего кофе. Нужно ли говорить, что все кафе, несмотря на ранний час, были переполнены, а у дверей стояли очереди. Люди терпеливо ждали, пока их хотя бы пропустят в помещение, чтобы согреться. Но никто не унывал: стоял смех, народ подпрыгивал на месте, постукивал ногами и тщательнее кутался в шарфы. Улав с уверенным видом повел нас по улице, но безуспешно.
Неожиданно перед нами вырос памятник. Это был древний скандинавский воин с ребенком на руках. Он навечно застыл в стремительном спуске. Мы заинтересованно рассматривали памятник, а переводчик перевел комментарии Улава. Это был памятник биркебайнерам, спасшим королевского отпрыска от противной партии баглеров. В последствии он станет королем Норвегии Хоконом IV и будет править страной более сорока лет.
В поисках свободных мест мы незаметно пересекли город и вышли на окраину, откуда виднелся трамплин и куда валом валил народ. Мы прошли через тщательный полицейский досмотр. Шустрые девушки-полицейские мигом осмотрели нас и наши сумки и, мило улыбнувшись, пропустили через турникет. Народа резко убавилось. Пока мы осматривались, Улав со своим спутником пропали, но вскоре вернулись с пакетом горячих сосисок и, о чудо, с подносом пластиковых стаканов с дымящимся кофе. Мигом уничтожаем аппетитные горячие сосиски, запив их горячим кофе. Мы на глазах порозовели и решили идти ближе к трамплину, чтобы посмотреть на прыгающих.
Норвежцев, казалось, мороз не брал. В теплых куртках, вязаных шерстяных шапочках, закутав носы шарфами, они, расстелив овчинные шкуры на пластиковые сидения, уютно размещались. Некоторые садились на снег. Почти все были с детьми, которых тоже не брал мороз. Стоял пар от дыхания от огромного количества людей и стаканов горячего кофе, который разносили молодые люди в национальных нарядах.
Начались соревнования. У нас не было шкурок, чтобы где-нибудь посидеть и мы бродили по территории трамплина, останавливаясь только посмотреть полет того или иного прыгуна. На мой вопрос о лыжных гонках Улав сочувственно ответил, что они обратились за билетами слишком поздно. На лыжные гонки нужно было покупать билеты за несколько месяцев до начала олимпиады, так как это самые популярные соревнования в Норвегии.
Время шло. Зимний день короток. Сиреневые сумерки заполняли пространство. Включились прожектора, трамплин стал похож на зыбкое чудовище, нависшее над стадионом. Пора было идти в город, так как приближалось время отхода нашего поезда, а еще нужно было пообедать. На обед мы попали. Отстояв очередь, мы благодушествовали в тепле, пока расторопные официанты принесли нехитрый обед. Разносолов не было. Да и какие там разносолы, когда за окном дожидаются своей очереди голодные люди. Поблагодарив молодых людей, так быстро обслуживших нас, мы вышли. Время оставалось немного, но мы решили пройтись еще раз по городу и ознакомиться с ним.
«-Лиллехаммер - маленький, тихий, уютный норвежский городок, расположенный в 170 километрах к северу от Осло и является самым старым в Норвегии центром зимнего спорта. Лиллехаммер – это прекрасный курорт, расположенный у подножья Дуврских гор, в живописной долине Гудбрандсдаль, которая богата легендами об эльфах и троллях, и, конечно же, рассказами о похождениях героя Ибсена Пера Гюнта». Население на момент Олимпиады составляло 22 тысячи человек. На них легла колоссальная нагрузка по обслуживанию олимпиады и они прекрасно справились со своими обязанностями хозяев.
Поезд быстро набирал скорость и вскоре огни гостеприимного города исчезли в снежном вихре. Прощай. Лиллехаммер!
Чем хороши лыжи, так это индивидуальностью. Можешь никого не брать с собой, и идти многие километры не задумываясь, что кто-то заноет, что устал, что пора возвращаться домой. Лыжи- это эгоизм, но эгоизм разумный, самодостаточный. Когда на трассу выходит группа лыжников, пусть даже на тренировку, то договариваются, что никто никого не ждет, встречаемся в раздевалке. И это правильно: у каждого свои возможности, свои действия как пройти трассу. Опытный лыжник никогда не пойдет с «чайником». Это значит испортить прогулку и настроение себе и ему. Замечу, что чайников в Норвегии при таком культе лыж просто нет. Есть элита, есть гонщики, есть лыжники-ветераны, которые не реализовали себя в молодые годы. Большинство просто обожают две палки, приделанные к ногам, и две палки опорные на руках. Они любят скользить по бесконечным снежным просторам, наслаждаясь природой, получая заряд здоровья бодрости. Но это не значит, что ветераны лыжного спорта тихонько бродят, наслаждаясь природой. Нет! Они по-прежнему в строю активистов лыжного спорта.
У меня неплохой послужной список мурманских марафонов, аналогичных королевским гонкам. И здесь полная противоположность отношения к ветеранам. На королевских гонках ветераны лыжного спорта выставляются первыми (!) хотя это с позиции спорта неправильно. Но это дань уважения старшему поколению лыжников и многолетняя традиция. В Мурманске ветеранов выпускают с некоторым опозданием, что бы дать вырваться молодежи на просторы пятидесятикилометровой трассы. Затем под бурные крики зрителей, стоявших за барьером, выходит «ветеранская рать» в возрасте…пятидесяти лет и старше. Основную группу знают поименно. Они не спеша начинают старт и аккуратно, не мешая друг другу, вытягиваются на длинный подьем долины ( это сделано для красочности зрелища) и тают в дымке тундры.
Так и сейчас, идя по трассе, проложенной для классической ходьбы, я встречаю и улыбаюсь ровесникам, ветеранам лыжни. Они транснациональны, эти любители лыж. «Хай» (дескать, держись парень!)-на выдохе и дальше. И вдруг…Высокий худощавый норвежец в чисто норвежской бороде, в высокой черной вязаной шапке (тоже шик) шел мне на встречу. Он шел, неторопливо передвигаясь, но сохраняя былые наработки классического хода. - Наверняка спортсмен со стажем и стажем немалым.- Мелькнуло у меня в голове. Притормозил не только я, рассматривая удивительного спортсмена. Он сошел с музейной фотографии позапрошлого века: Казалось бы, старая, но нет, скорее, пижонская замшевая куртка, стянутая на поясе. Штаны. Какие штаны! Короткие, широкие, не сковывающие движений и заканчивающиеся чуть ниже коленей планочкой с пуговицей. Ноги обуты в длинные шерстяные белые носки. Чрезвычайно эффектный наряд! Но ботинки! Вы никогда не видели подобных ботинок, если вы моложе пятидесяти лет. Это были старые кожаные разношенные ботинки с рантом! Рант, кто не знает, нужен для зажима металлической дугой обуви на креплении. Дуга фиксировалась на отдельном крючке перед носком обуви. Это сейчас музейный вариант. Но это был мой «музейный вариант». Да и не только мой, а старого ветеранского поколения кому за шестьдесят. И лыжи. Они заставили меня застопориться и проводить взглядом этого элеганта. Это были лыжи «Карху» известной финской кампании восьмидесятых. Я молча показал большой палец владельцу и улыбнулся широко, насколько мог. Бородач понял мое настроение и ответил аналогичной улыбкой. Мы разошлись, но я стоял и смотрел в след этому уникальному человеку.
Далекие восьмидесятые годы. Мы, группа энтузиастов, усиленно готовимся к очередному празднику Севера, к очередному марафону. Нужно подобрать смазку, натереть лыжи. Счастливчики имели клееные лыжи «Карелия», несчастливщики- все остальное. Мази -на базе парафина. Парни, ходившие в море, за крохи валюты покупали за границей легендарные «SFIKS” и делились только с близкими друзьями. Одним из счастливчиков был мой приятель. Он был в полной готовности: новенькие «Карелия» были отполированы до блеска. Н.И держал их в руках, боясь поставить. Стоим в середине огромного массива лыжников-марафонцев.
Мы-«сорокоты». Так называют в Мурманске спортсменов, кому за сорок. Стоим спокойно, как и положено ветеранам, у которых не один марафон за плечами. Вот и сигнал. В воздух, шипя и разгораясь, взлетела ракета. Первая сотня, состоящая из именитых спортсменов рванулась вперед и, быстро набирая скорость, пошла на подьем, чтобы вырваться на просторы тундры, а там…а там впереди пятьдесят километров. За ними не угнаться. Да и ни к чему. У нас свой регламент: главное дойти, повезет –-улучшить результаты прошлого года.
Рванулась первая партия марафонцев. Их больше, чем та профессиональная сотня, что растворилась в утреннем тумане. За ней - вторая. Хоть и резвые ребята, но скорости все же не те и возникает пробка на подьеме. Нам уже можно не торопиться, так как столпотворение достигает апогея. Можно бы и подождать, ибо для нас минуты важны не настолько, как для первой сотни, но азарт свое берет. Мы нажимаем и оказываемся в гуще спортсменов.
У меня перед глазами спина Н.И. , нашего лидера. Он в ударе и упоенно работает мощным коньком. Но давка… Вдруг! Это «вдруг» и сейчас у меня перед глазами. Бородатый финн ( на обжимке –финский флаг) пытается обойти моего наставника, и надо такому случиться, что две лыжи столкнулись в воздухе. Словно два меча скрестились. Оба лыжника оттолкнулись, вложив всю силу. В итоге носок «Карелии» словно срезало. Н.И. закопался в снегу. На него тут же упало несколько лыжников, идущих вплотную. Я успел отжаться к ограждению и видел все трагедию, разыгравшуюся на лыжне. Финн виновато улыбнулся, прокричал «сори» и был таков. Н.И, матерясь и стеная, выкатился за ограждение и побежал. Куда? Я понял, - к нашей машине, где у него была запасная пара. Хотя и не такая элитная, как «Карелия», почившая в бозе. -Но для лыж, это почетный конец -некстати мелькнуло у меня в голове. На время я потерял его из вида, но на озере увидел знакомый силуэт. Н.И. уже прошел регистрацию и посему рванул наискосок и быстро оказался в толпе середнячков. Больше я его не видел. Встретились мы уже после пробега. Он сидел на ступеньке машины и пил чай. Снова переживания пройденного. Питье чая и выпивания покрепче. Все довольны, ибо никто не сошел с дистанции, а время…время середнячковое. Есть над чем работать. Вдруг мы увидели, как в нашу сторону стремительно идет бородатый финн. Ну, тот самый, что сломал лыжу нашему другу. Финн искал пострадавшего. В руках у него были лыжи. Увидев Н.И., он подошел к нему, быстро что-то сказал на ломаном английском и протянул ему лыжи. Н.И опешил. Финн еще раз извинился, хлопнул Н.И. по плечу и побежал в свою сторону. Н.И, держал в руках лыжи и не мог сказать ни слова. Первые его слова носили восхищенно - матерный характер. Было от чего матернуться: в руках у него были «Карху». Великолепные финские беговые лыжи. Практически новые. Н.И лучился от счастья.
Правда, радость была недолгой. Через несколько дней он с горечью сообщил мне, что лыжи, конечно, великолепные, но есть проблема: они велики. Велики не только для конька, но даже классического хода. Я ему посочувствовал, но, помятуя того финна, мне далось, что по росту я совпадал с ним. Напросившись к Н.И. посмотреть подарок, я убедился, что лыжи словно сделаны под меня. Что тут скажешь. Н.И. поохал, но делать нечего, стали торговаться. Много я дать ему не мог, но найти охотников тоже было проблематично, и мы сошлись. Так лыжи перекочевали ко мне и служили верой и правдой. Эта история пронеслась у меня в голове, пока я смотрел в след уходящему лыжнику. Боже мой! Как это было давно!
Праздники Севера, лыжные марафоны были да и остались символами счастливого времени, когда все мы жили в огромной стране -Советский Союз. Жаль, что оценили мы это слишком поздно.
Но одной примечательной составляющей Праздника Севера перестроечных перемен, стала так называемая Лыжня дружбы в пограничном поселке Раякоски. Это лыжные гонки, проходящие по территории трёх государств — России, Норвегии и Финляндии. Такого, конечно, в СССР не могло даже присниться. Лыжня дружбы проводится ежегодно с 1994 года, участие в ней может принять как профессиональный лыжник, так и любитель. Причём каких-либо виз и загранпаспортов для участия в забеге не нужно. Бежали всего пять километров по территории трех государств. Главное, что лыжня проходила мимо геодезического знака в точке пересечения трех границ. Это уникальное место, которое пройти грешно. Посему большинство лыжников игнорирует время соревнований, и надолго останавливается в этом месте. Но все одно: дипломы ждут всех.
Ушло солнце, потянул низовой ветер, вырисовывая замысловатые заструги снега на озере. Лыжники потянулись ближе к своим базам. Мне тоже пора держать курс к дому. Словно ручейки к большой реке стекались запоздавшие лыжники к Гаусстаблику, горнолыжному приюту, который, казалось, ждал всех, освещенный ярким светом, льющимся из открытых окон. Из труб струился дымок. Это разгорались камины. Как было приятно сбросить заиндивевшую одежду, пройти в баню, уже разогретую и окунуться в блаженное тепло.
Заканчивая свое очерк, я вспомню, как выходя из музея лыж, что разместился в спортивном лыжном центре трамплина в Хольменколлене я увидел памятник Фритьофу Нансену. Он смотрел в сторону Осло- Фьорда. Казалось, мирская суета его не касалась. Стоял, памятник, посвященный человеку, символу норвежской нации. Он был настолько авторитетен в Норвегии, что если бы дал согласие, то норвежцы выбрали бы его королем.
Спускаясь по дороге вниз, я встретился еще с одним памятником. Памятник королю Улафу. Это ему принадлежат слова, ставшие символом королевской семьи: « Все для Норвегии». То, что он был великолепным лыжником, мы знаем. Король-лыжник изображен в момент размашистого хода на лыжах в сопровождении своего верного пса, пуделя по кличке Тролль. Все логично: лыжная нация, король –лыжник.
Так чувствовал себя, похоже, не один я. Пожилой человек, тоже вышедший из музея, не торопился идти, а так же, как и я, стоял и смотрел на памятник. Стоял и чем-то думал. Затем повернулся ко мне и…улыбнулся. Я в ответ - тоже. Мы поняли друг друга. Он прошел мимо меня, хлопнул по плечу, что-то сказал ободряюще и пошел. Я постоял, и двинулся следом за ним. Зимняя сказка закончилась.