В пространстве трех времен гл. 19

Людмила Волкова
!
                Гл.19
                Я уже успела провести третий, итоговый урок по сказке и даже переварить свои сомнения:  а все ли темы охватила? А правильно ли я донесла до  восьмиклассников нравственный подтекст каждой встречи Принца с другими персонажами? Потом решила больше не заниматься самоедством.  Вспоминала, как дружно класс поднял руки в  ответ на мой вопрос о главной идее сказки. И как эмоциональная Алла Варфоломеева всех опередила:
                - Она в  сцене с Лисом!«Ты навсегда в ответе за тех, кого приручил».
                Жестом я подняла  мою любимицу, Таню Сокуренко.
                - Она объединяет два понятия: дружбу и любовь,- добавила она.- И выражена образно и лаконично.
                - Верно, молодец -  согласилась я. – Но тогда к чему все эти встречи Принца с королем, фонарщиком и остальными героями?
                Поднимаю Толика Паеса, который обычно  думает быстрее,  чем говорит, - с паузами, слегка заикаясь:
                - Но каждый персонаж здесь показывает какие-то … черты…характера…
                - Олицетворяет качества личности, - уточняю я. – Ну, ну? Какие?
                -  А личность и характер – не одно и то же? -  скептически изрекает Вагнер, пожимая плечами.
                -  Вот ты, Витя, личность умная, и даже добрая, а характер у тебя вредный, это как сочетается? – парирую я под общий смех. Выжидаю, пока станет потише. – Характер – это внешнее проявление некоторых черт личности. От темперамента зависит, воспитания, среды обитания. Ладно, мы уклонились от темы. Толя, продолжай!
                Всё мои ребятки поняли, но от переменки пришлось отхватить пять минут, пока выставляла оценки.
                Осталось приятное чувство завершенности, с ним я и приехала домой.
                ….Почти вечер. Сначала вернулась с гульки доченька. Подружек у  нее хватает, и со всеми нужно встретиться. Еле усадила  за уроки.
                Потом заговорила моя  язва - приступила к весеннему обострению, зараза такая! Требует регулярной диеты, чего я никак не могу обеспечить. В школе некогда сбегать в столовку, там на переменках всегда очередь, дома тороплюсь приготовить такой обед, какой должен понравиться семье, а не мне.
                Настроение упало, хочется лежать, но стрелка на часах бежит, напоминая о сыне в детсаду…
                --  Ира, за Денисом нужно идти, не забыла?
                -Ой, мне еще матёму делать! – канючит доченька.
 Пью  альмагель (гадость еще та, но помогает). Плетусь в детсад сама. Денис, уже одетый, топчется рядом с воспитательницей в обществе с тремя детишками. Бросается мне на шею, точно год не виделись. Даже боль притихла, потесненная нежностью к ласковому ребенку.
                А окончательно  мое настроение поднялось, пока  я  находилась в процессе приготовления молочной яичницы на ужин (заказ дочери).  Накормила ею Ирочку,  напевая:  «А Германа все нет!». Правда,  краем глаза фиксируя время на часах. Сначала было девятнадцать, потом  двадцать, двадцать с хвостиком..
                Витя явился в половине десятого, когда я воевала с Денисом, пытаясь скормить ему остатки яичницы.
                - Не хочет – не давай, - слышу совет за  спиной. –  Ну, как прошел урок?  А ты  чего не отвечаешь? Я спросил, как прошел урок.
                Я  теперь  должна пересказать все  три?
                - Спасибо. Хорошо прошел, - отвечаю, но сухо.
                - Опять обиделась?  Поиграл немного в теннис. Не веришь, спроси у Сашки Урицкого. Потом долго ждал трамвая.
                - А позвонить не мог? – не выдерживаю я.- У меня был тяжелый день, и желудок болел. Пришлось идти  за Денисом в садик.
                - У тебя всегда тяжелые дни. Надоело.
                Да,  нет смысла жаловаться мужу. В ответ услышу старую песенку про бедных женщин всего Советского Союза, которые пашут ежедневно (!) до половины шестого, потом мотаются по магазинам, ну  и так далее. А так как песенка не имеет конца, а мое терпение лопается где-то после третьего куплета, то финал (драматический для меня) предсказуем, как в индийском кино. Истерики нет – есть    тихие слезы (мои), но обидное слово «истеричка» непременно прозвучит в этом финале и отравит мне жизнь на пару дней. Несправедливость я ненавижу.
                Мы  молча поужинали (по очереди), потом Витька  уложил спать Дениса, я помогла Ирочке помыть голову, потому что она не может справиться с длинными волосами.
                Молчание наше тянется, Витя уже улегся спать, а я проверяю тетради, хотя завтра у меня свободный день.
                Он шумно вздыхает, намекая, что устал ждать меня, свою законную жену, которая должна все простить, все забыть и приступить к выполнению своей миссии.
                Но я ведь тоже не подарок судьбы! Хочется взбрыкнуть хотя бы словами, но дети  под боком, спят! А кто ссорится шепотом? Вот я и молчу. Тогда он подает голос, в котором  я слышу сигнал: готов к примирению.
                - Мне долго еще ждать?

                … Не спится. Лежу и думаю: в нашем союзе  кто кого приручил?  Или это процесс одновременно-обоюдный? Ау,  моя Эпоха! Наша, не общая, а  семейная! Покажи  мне картинку!  Лет десять вперед набросай!
                Что это? Сад, огород, домишко под ивой…А кто это согнулся вопросительным знаком – носом в землю? Это я?! В шортиках, футболке… Грядку прорываю? На старушку пока не похожа, все такая же  - тонкая и звонкая…  А кто это плачет неподалеку?
                - Ви-итя! Женька проснулся!  А у меня руки в земле!
                Все-таки бегу к домику… Чей же это малыш в тени его, хнычет в коляске? Женька – это кто? Светлые волосики, зеленые глазищи в темных ресничках… До чего симпатичный! Ему на вид чуть больше года. Неужели это наш внук? Значит, Ирочка вышла замуж и родила сына?
                Вот и Витя,  в одних шортах,  торопится к ребенку, пока я мою руки под умывальником, приколоченным к стволу плакучей ивы… Роскошная какая - высокая и раскидистая!
                Витя… все тот же: красив какой-то сексапильной красотой. Ой, что это за словечко? Такого я не слышала еще и не произносила. Но до чего же меткое! Ведь каждая красота имеет свой оттенок…А в этом – корень «секс», и он намекает на…
                Так в какую же эпоху я забрела? В мою, персональную? Или она  в общую по стране затесалась? Интере-есно-то как!
                Значит, хотя мы с Витей и терпели каждый раз фиаско   в попытке переделать друг друга, но не разбежались? Даже  стали бабушкой и дедушкой? А чей это домишко с огородом и садом? Неужели наш?

                Тут Эпоха  опомнилась: живо свернула свое кино из нашего будущего и пинком отправила меня в бессонную ночь, где таких словечек с подтекстом пока нет. Сексапильный…Рядом дышит любимый  муженек. Успокоился, добившись    своего…
                И Эпоха  прикорнула между нашими телами. Устала, бедняжка, от моих сомнений, вопросов, махнула невидимой дланью (у такой важной особы может быть только «длань»!) перед моими очами и окунула в сон… И  вижу: сидит Лис, улыбается, хитро так, и беззвучно молвит:
                - Ну, поняла?  Вы оба в ответе за тех, кого приручили. За детей, внуков будущих, за родителей, и  муж твой – в ответе за тебя, ты – за него. Между прочим, у тебя в школе этих, тобой прирученных, – не сосчитать. Ты -  счастливая!  Спи!
                Свободный день  посреди недели -  это здорово,  Витя прав. Но столько дел на него  откладываешь, что он превращается в каторгу.
                Поваляться утром не могу, хотя Витя  сам завтракает и кормит Иру перед школой, а Дениса отводит в садик. Спасибо ему. Моя миссия – сына умыть, одеть, так что встаю со всеми. Когда все разбегаются, тишина оглушает, можно вернуться в постель и доспать, но я по натуре ванька-встанька.      Привожу в порядок обе комнаты, завтракаю и звоню родителям.
                О них я не устаю думать с безмерной любовью и удивлением: получается, можно вместе прожить полстолетия без мысли о разводе двум противоположным личностям, если они в ответе друг за друга и за семью? И это связывает крепче  любви? Или это и есть любовь, но замаскированная?
                Так, может,   ссоры, отравляющие жизнь, это всего лишь симптом дурного характера,  его побочное действие? И просто не стоит брать в голову, как любит говорить Витя?
                Телефонный звонок вырывает меня из высокого мыслительного процесса, который я механически и, слава Богу, благополучно объединила с низменным - мытьем унитаза в туалете. А могла бы уронить тряпку, как не раз случалось. И тогда жди соседей с первого этажа, эту тряпку изловивших, и праведного гнева Вити:
                - Ты о чем думала, когда забивала тряпкой сантехнику?!
                Мне  так всегда хотелось сказать:   « Думала о проблемах в романе  «Война и мир», или « Думала, почему это унитаз всегда мою я, а не ты? Тогда бы и проблем не было!»
                Наскоро  вытираю руки, бегу к телефону. Хорошо, что  это мама, еще и голос бодрый:
                -.Люся, здравствуй, у тебя все в порядке? А то мне сон приснился нехороший – к болезни…
                -Привет, мамочка! Все здоровы, в сны не верю. Как вы там с папой?
                Несколько минут уходит на обмен информациями о делах семейных. Мама не любительница подробных разговоров. Я всегда четко выделяю детали нашей жизни, которые ей интересны. Школьные проблемы обхожу молчанием. Если даже Витя их не понимает, то она от современной школы совсем далеко.
                Мои родители любят без слов,  их любовь – в постоянной заботе обо всей семье и  в  готовности бежать на помощь, когда кто-то болеет. Они – наш надежный тыл, а мы, дети, пока бессовестно, хотя и невольно, пользуемся этой любовью. Я говорю о себе и Ляльке. У нас, мол, дети малые, нам некогда. Но, если нужно, – приедем, прибежим.
                А пока мы имеем под боком такую старшую сестру, Нату, то   можем спать спокойно. Она первая и прибежит, а мы - вторыми. Ната несет свой крест одиночества с героическим терпением, тоже основанным на любви к ближним. Чувство долга в перечне ее человеческих достоинств просто зашкаливает.
                Все у меня есть: семья, родители, сестры, работа, друзья, а мне не хватает чего-то… Вроде бы в чем-то не состоялась, не реализовала заложенного природой. Об этом думать некогда, это приходит и уходит как приступ неопределенной боли.

                Что же я томлюсь этой неопределенностью, если могу перемещаться во времени и пространстве? А  заглянуть в свою последнюю персональную эпоху? Страшно, ведь это финиш…Вдруг окажется, что я в жизни перебрала, а не дополучила?
                Или безопасней опуститься вниз, в самое детство, понаблюдать за собой и увидеть симптомы тех пристрастий и потребностей души, что и формируют законченную личность, задуманную самой природой? Не со-вершенную (такой и не бывает), а за-вершенную?
                …Бедная моя Эпоха от такого наглого желания замерла, соображая, что делать со  мной, даже ослабела. Чем я и воспользовалась: полетела, приземлилась в свои пять лет.
                Война еще не пришла в наш город. Не знаю,  май это или уже июнь. В моем   сердце – сплошное блаженство, как и в природе, где солнышко светит, птички поют, запах петуньи дурманит голову. А мой двоюродный братец Толик сидит, бедняжка, на подоконнике, запертый мамочкой, и не может разделить со мною это душевное блаженство.
                Наша семья живет на втором этаже дома, построенного руками  папы с  мамой, а семья папиной сестры, Гали, на первом. Папа позвал их жить в нашем доме, хотя они ничем не помогли, и поэтому мама на папу сердится, а тетю Галю терпеть не может. Но мама Толика отвечает ей той же монетой. Меня она   считает девочкой непослушной, и потому,  уходя на работу, ограждает своего послушного сыночка от моего дурного влияния с помощью закрытого окна.
                И как можно скрасить жизнь несчастному пленнику? Рассмешить? И я корчу рожицы, танцую, выделывая смешные па,  и добиваюсь ответной улыбки славного моего братика, ставшего жертвой глупости взрослых. Я устраиваю под его окном целый мимический театр, и Толик нарушает запрет мамочки, приоткрывая раму, усаживается поудобнее, уже вслух смеется.
                Я все время вношу коррективы в несправедливую реальность, везде навожу свои порядки. Даже в мировом пространстве – пока только на карте мира, которая  висит в Наткиной комнатке. Вот сестрица  показала мне острова в океанах и морях, на которых живут  люди, и я решаю, что воды на земном шаре многовато. Наточка бездумно оставляет меня  одну. Я  беру цветные карандаши и заполняю водное пространство  новыми островами, на них кружочками  обозначаю города, таким образом обеспечив народ жильем.
                Наточка обнаружила  эти глобальные изменения на двух земных полушариях и  пришла в ужас:
                - Что ты натворила?!
                Понятно, что детский сад с  его порядками  я тоже воспринимаю как наказание  за строптивость.
                – Совершенно дикий ребенок! – жалуется  Нате воспитательница. - Петь со всеми не хочет, в туалет ходить – тоже, а у меня график, я не могу туда каждого за ручку водить! У нас дисциплина! А мясо... смотри, пришлось с нее фартук снять – она в карманы мясо из борща прячет!
                Да не люблю я мясо вареное!

                Значит, и здесь я портила картину всеобщего послушания…
                Так откуда это желание перекроить «неправильную»  реальность?
                …Смотрю на стены квартиры, где я лежу на кровати с ноутбуком на животе,,, Да-а, здесь только  фильмы снимать о шестидесятых годах девятнадцатого столетия. Значит, нет ответа на мой запрос. Или просто моей  Эпохе надоели эти  путешествия?

                -  Мама, ты заснула? А что кушать? Я с продленки ушла.
Родной голос дочки зовет меня к плите и  кастрюлям…

Продолжение .http://www.proza.ru/2020/01/02/1099