...Близился мой 50-летний юбилей. День рождения – 27 апреля всегда совпадал с 7 числом афганского месяца саур. Именно 7 саура, в 1978 году революционно настроенные военные свергли режим президента Мохаммада Дауда, перебив всю его семью, и началась Апрельская революция, которая принесла афганскому народу черт знает что. В 1992-м, когда "дети гор" заняли Кабул и "коммунистический" режим доктора Наджибуллы рухнул, душманы провозгласили 8 саура Днем победы в джихаде (священной войне против неверных).
Но в 2008-м, когда я уже прочно осел в своей "резиденции" в российском посольстве в Кабуле в качестве главы представительства информагентства РИА "Новости", из-за того, что год был високосным, несовпадение дней в нашем и афганском летосчислении привело к тому, что 7 саура выпадало на 26 апреля, а 8-е, соответственно, на мой День рождения.
По старой традиции я решил отметить днюху именно 7 саура в узком кругу товарищей, которые в 80-х годах проходили здесь через «огонь, воду и медные трубы», выполняя «интернациональный долг» в составе Ограниченного контингента и других государственных организаций. Посидели мы хорошо: я приготовил традиционное афганское блюдо «ду-пияза», поставил на стол яства, привезенные из России. Разошлись до полуночи. И мой настоящий юбилей – 27 апреля - я встречал у раковины в туалете с набитым зубной пастой ртом.
НИКОГДА НЕ ОТМЕЧАЙТЕ ДНЮХУ ЗАГОДЯ
Накануне афганское информагентство Бахтар сообщило, что президент Афганистана Хамид Карзай распорядился начать поиски останков президента Мохаммада Дауда, свергнутого в результате Апрельской революции. Такое решение он принял накануне 30-летия апрельских событий, положивших начало братоубийственной войне, по всей видимости, для того, чтобы придать празднеству небывалый размах и политическое обоснование. Главой комиссии по поискам останков Дауда и членов его семьи был назначен директор Главного управления национальной безопасности Афганистана Амрулла Салех. Я сразу понял, что останки уже обнаружили, и что вся эта возня с мумиями была специально развернута для того, чтобы подчеркнуть значимость даты. К слову сказать, сам Дауд пришел к власти в 1973 году путем бескровного политического переворота. Воспользовавшись тем, что его родственник - афганский монарх Захир Шах находился с визитом в Италии, Дауд провозгласил себя главой афганского государства. Пару месяцев спустя, афганские власти таки обнаружили неподалеку от тюрьмы Пули-Чархи массовое захоронение с останками бывшего президента страны Мохаммада Дауда, членов его семьи и ближайшего окружения. Дауд был опознан по слепкам зубов.
По случаю праздника в афганской столице должен был пройти парад, к которому готовились загодя, и в день своего юбилея мне предстояло на нем присутствовать. Друзья в министерстве обороны, которое было ответственно за его проведение, предложили мне на выбор две опции: я мог попасть туда как журналист с выданным мне спецпропуском, но в этом случае я должен был находиться строго в группе местных и иностранных представителей СМИ. Или же мне могли выдать приглашение на парад как представителю иностранного посольства. На всякий случай, я взял и спецпропуск, и приглашение на два лица, которое отдал потом помощнику посла по административно-правовым вопросам, решив работать в группе журналистов, так как приглашенным на почетную трибуну было запрещено пользоваться фотоаппаратами и видеокамерами.
Ничто не предвещало печального исхода мероприятия, но все-таки в день своего юбилея я положил в карман дарованную в путь сестрой иконку Николая-Угодника и мамину ленточку, на которой были написаны слова святых. Ленточку я нашел в иконе-складне, подаренном ей мне и привезенном в Кабул.
.... В 04.00 подъем и приведение в порядок наружности после посиделок. Горячая вода, зубная паста, расческа. В 04.15 выезд из пределов нашего городка. Дорога до «трафика» (ГАИ) на проспекте Дар уль-Аман, на другом конце города, уже заблокирована полицейскими. Это не сотрудники местного ГАИ, а солдаты местных сил безопасности полиции, которые идут в армию в основном за деньгами, а в силу этого зачастую неграмотны. Это провинциалы. Посмотрев на мой журналистский пропуск на парад, неграмотный сотрудник полиции в резкой форме завернул меня от короткой дороги до места проведения мероприятия. Минобороны ему было не указ. Да и местный белый номер на моем автомобиле внушал ему большие подозрения.
Развернувшись, я подъехал к сотрудникам ГАИ, которые хорошо понимают русский язык, но и они посоветовали мне ехать «дальней» дорогой к месту торжества. Дальняя дорога представляет собой нелегкий путь по раздолбанному асфальту, в объезд почти всего города, через пригород Хайрхана, который здесь до сих пор некоторые местные называют по традиции 80-х «Теплым Станом». Машин не было, я ехал свободно и быстро. Преодолев больший участок пути, я опять уткнулся в кордоны, выставленные около бывшего советского центрального военного госпиталя.
Человек в серой форме посмотрел на мое удостоверение и спросил: «Ты знаешь, кто я?». Не знать я не мог, так как в бывшем ЦВГ в это время размещался госпиталь Главного управления национальной безопасности (ГУНБ), в котором лечили раненных контрразведчиков. Но такого рода «знания» демонстрировать было не к месту, и я просто произнес «бале саэб, сахэбмансаб-е царандой» (да, сахиб, офицер царандоя). Это старое пуштунское наименование милиционеров-царандоевцев, воевавших вместе с нами за идеалы Апрельской революции, выдавало то, что, во-первых, я действительно из бывших «шурави», во-вторых, что я знал форму, в которую был одет царандой в 80-х, и в третьих, что я служил в афганской армии, так как приставку «саэб» (господин) использовали в давние времена солдаты и младшие офицеры афганской армии при обращении к старшим.
Польщенный офицер госбезопасности в результате уверовал в мои добрые намерения и, повертев в руках для проформы удостоверение российского гражданина, пропустил дальше, буркнув что-то в рацию.
Журналистов собрали в управлении внешних связей Минобороны Афганистана в 05.30 на улице Мохаммад Вазир Акбар-Хан. Все прибыли на такси. Мою машину военные поставили у входа в управление и попросили присматривать за ней чоповцев, охранявших неподалеку какой-то важный объект. Все журналисты со своей аппаратурой еле влезли в четыре автобуса. Нас привезли к площади парадов и не выпускали из автобусов ровно три часа. Рядом со мной сидел приятный парень из американского «NAVY», одетый в камуфляж и бронежилет. Наконец началась сверка документов по листам. Каждого выкрикивали по фамилии и сравнивали ID-card с копией на листе, проверенной местными «комитетчиками». Меня выкрикнули по фамилии «Россия». Потом нас провели к площади парадов и показали отведенный нам «загон». Начался тщательный обыск.
Мы положили аппаратуру – фотоаппараты и кинокамеры на площадку, где неафганские люди из американской частной военной структуры копались в наших личных вещах. Все сигареты и зажигалки были выкинуты из сумок, затем каждого из нас поставили лицом к стене и начали прощупывать. Я не видел в этом ничего предосудительного – ведь афганского полевого командира Ахмадшаха Масуда «грохнули» террористы, представившиеся ему журналистами. Кстати, его огромный портрет возвышался среди прочих «шахидов» на площади парадов, видавшей еще революционную армию Демократической Республики Афганистан. Бутылку воды оставили, тщательно сложили обратно вещи в определенном порядке. Но когда я попытался посмотреть, кто роется в моем кейсе, последовала команда «лицом к стене». Так и стоял - «руки за голову».
На территории загона, отведенном для журналистов, уже стояли коллеги, прорвавшиеся на мероприятие быстрее нас. «Пресс-хату» охраняли представители сразу двух неафганских военизированных структур. Один из охранников, в черном пиджаке, сказал мне на совершенно чистом английском языке: «Товарищ, не снимайте вон ту группу. Это подразделение спецохраны», а когда я обиделся и ушел присесть на расставленные ряды синих стульев, он вернулся, тронул меня за плечо и произнес: «Поверьте, я дам Вам возможность снять все, что Вы захотите, но чуть позже». Я иногда доверяю этим людям – порой там работают и выходцы из бывшего СССР, но сменившие гражданство. В физической охране Хамида Карзая, кстати, служил в то время среди прочих и парень с Украины, а это означало, что бывшим «шурави» (советским) здесь более-менее доверяют. Характерно, что и у полевого командира Ахмадшаха Масуда в свое время начальником охраны был русский военнопленный, попавший в неволю в результате тяжелой контузии.
Поначалу все шло красиво. Прибыли американские бронированные «хаммеры» с номерами 001 и 002 – для президента Карзая и министра обороны Рахима Вардака. Они медленно проехали вдоль трибун и почетного караула из стоявших в парадной форме военных, при этом «полутушки» президента и министра торчали из люков. Потом начались речи с трибун бывших «героев джихада», а когда они закончились, заиграл гимн Исламской Республики, мелодию которого я до этого не слышал, помнил только старый гимн ДРА. Начали стрелять артиллерийские орудия. Они должны были выстрелить 16 раз – в честь шестнадцатой годовщины «победы» душманов над «коммунистами». На шестом выстреле пушек раздался взрыв и начался пулеметный огонь…
Я первым среди представителей СМИ упал на землю, услышав над головой свист пуль. Некоторые мои тугие на ухо коллеги начали было смеяться надо мной, даже крутили пальцами у висков. Но потом случилось невообразимое. Огонь резко усилился, и вдруг вся толпа – журналисты, военные, полиция «ломанулась» в сторону Минобороны, под прикрытие глинобитных дувалов (заборов) близлежащего кишлака. В общей давке под свист пуль и прогремевшие разрывы гранат подствольников я попытался вытащить застрявший между рядами матерчатый кейс от компьютера с фотоаппаратом. Но этого мне сделать не удалось, так стулья валились и ломались под ногами бежавших людей.
Видеокамера висела на руке, и я решил оставить опасное место, простреливаемое с двух сторон – и боевиками, и охраной, даже потеряв агентский фотоаппарат. Кто-то в суматохе двинул мне ногой в челюсть, и мой передний зуб сломался. В свалке я также повредил ногу, изуродовал новые джинсы и порвал модные ботинки.
Потом перебежками мы с группой военных, потерявших в суматохе боевое знамя, двигались вдоль дувала, а перестрелка все усиливалась. Бежать без оружия в Афганистане было как-то непривычно и очень неприятно. Нас обгоняли первыми сбежавшие с парада пограничники в камуфляже, военные в парадной форме, в руках некоторых из которых были знамена. Это был театр абсурда, во время которого в моем кармане зазвонил телефон – меня поздравлял с юбилеем мой друг-ветеран Афганистана Андрей Павлюков. Услышав в трубке звуки перестрелки, он все понял и, пожелав мне здоровья, посоветовал беречь себя и не геройствовать. Потом стали названивать с работы из Москвы, рассказывая мне о происходящем в изложении агентства Рейтер. Я намеревался передать информацию чуть позже, когда отдышусь: в 50 лет я вдруг осознал, что скоростные спурты уже не для меня – сильно ломило спину, да и к тому же я задыхался.
Боевики стреляли с двух направлений - из арендованной накануне квартиры неподалеку от стоящей на холме крепости Балахиссар, а также с крыши угловой новостройки на проспекте Майванд. Как впоследствии рассказывали представители ГУНБ, на парад хотела прорваться группа боевиков в «жилетах смертника», но была вовремя нейтрализована, читай убита. Отстрелял боевиков на крыше здания на Майванде квалифицированный пулеметчик-снайпер, прямо с трибуны, откуда иностранные гости – кто бегом, а кто и ползком «линяли» с праздника. Помощник нашего посла с женой не успел пройти к трибунам, когда началась пальба. Он быстро развернулся и уехал в дипмиссию. А присутствовавший среди гостей советник посольства Паша Ершов перед тем, как покинуть праздник, все же успел отснять на свой мобильник некоторые кадры бегства с парада афганских военных.
В рядах почетных гостей мероприятия были потери – погиб хорошо относившийся к русским депутат афганского парламента, семья которого жила в доме напротив нашего посольства, а также малолетний ребенок. Несколько человек получили тяжелые ранения и потом умерли в госпитале. Депутату пуля попала в живот, он скончался от кровопотери. Примечательно, что многие офицеры афганской армии, в том числе начальник управления парламентских связей МО генерал Азими, остались сидеть на трибунах, демонстрируя невозмутимость. Первыми же с парада на своих бронеавтомобилях драпанули президент страны и министр обороны.
Добежав до комплекса Минобороны под свист пуль, я попросил афганских офицеров вывезти меня в город, но они были сильно заняты и отослали меня шагать своим ходом. Дойдя среди прочих беглецов до гостиницы «Кабул-Серена», я вроде бы успокоился. Но у не участвовавших в инциденте полицейских, которые охраняли отель, по всей видимости, начался приступ активности. Обкурившиеся чарса (гашиша) афганские стражи порядка положили меня и адъютанта и телохранителя Азими, рядового спецназа Абдуллу, который был одет в европейский костюм, под стволы, заподозрив в нас террористов. О том, что полицейские были «под дымком», свидетельствовали красные белки их глаз. Двое экзальтированных полицейских, подбежав к нам на расстояние 10-15 метров, опустились на колени, положив заряженные АКМ-ы на бетонные заграждения. Они заставляли нас вставать и садиться на асфальт, поднимать и опускать руки. У одного из них подбежавший офицер выбил из рук автомат, когда тот уже приготовился по нам стрелять. Я мысленно попрощался с жизнью, подумав в тот момент: это воздаяние за все мои прегрешения. Дьявол смеялся надо мной, предлагая испугаться смерти аккурат в день моего 50-летнего юбилея. Испугался ли я? Поначалу да, от неожиданности и абсурдности ситуации. Этот испуг улетучился очень скоро, но все же было очень досадно помирать именно в этот день. В тот момент я думал лишь о том, чтобы стреляли, если что, не в голову, а в сердце, чтобы моя мама не сошла с ума, не видя мое лицо в гробу.
Абдуллу отпустили, но он встал рядом, пытаясь меня освободить из плена и увести подальше от гостиницы, демонстрируя свое удостоверение. Я же продолжал сидеть на асфальте с руками за головой, засунув видеокамеру за пояс джинсов у спины. А полицейские-наркоманы думали, что это бомба. Сколько бы это продолжалось, никому неизвестно. Абдуллу в результате прогнали, и я остался один. Правда, убегавшие с парада другие люди пытались объяснить обезумевшим полицейским, что я российский гражданин, но когда автомат наставляли на них, они просто отходили в сторону. Что было на уме у "стражей порядка", непонятно. Ситуацию спасло лишь то, что за моей спиной на башне здания охраны президентского дворца сидели местные работники ГУНБ. Убедившись, что я не террорист, а гражданин России, они дали приказ полицейским меня отпустить.
Я ушел с площади Пуштунистана, прихрамывая, пробираясь задворками к улице Вазир Акбар Хан. Двигался от «колючки» до «колючки», где стояли посты службы ГУНБ. Когда я уже проделал половину пути, по улицам, гудя сиренами, начали носиться полицейские форды с установленными на них пулеметами ПК. Чего доброго, могут и пристрелить, подумал я. Решив найти убежище, я остановился по странному стечению обстоятельств у специзолятора бывшего ХАД (служба государственной информации при коммунистах), где в «советские» времена содержались осужденные военнопленные террористы.
Охранявший здание вооруженный сотрудник, спросил, зачем я сюда пришел. Пока я сбивчиво объяснял ситуацию, он уже все понял и крикнул: «Эй, Саидулла, к тебе пришли твои товарищи!». Подошел еще один человек с автоматом, который сильно хромал. Оказалось, что первый охранник из "моджахедов", а хромой – из бывшей службы государственной информации (ХАД). Судьба распорядилась так, что теперь они служили здесь вместе. Они принесли мне воды, угостили сигаретой, расспросили о том, что произошло на площади парадов. Мы говорили, вспоминали прошлые времена. Все понимали, что тогда было значительно лучше, и наши парады никто и никогда не разгонял. – Н-да, сегодня мы крупно обосрались, - сказал мне один из собеседников.
В 1989 году, когда наш контингент уже покинул Афганистан, я частенько навешал этот специзолятор, встречаясь там с арестантами. И тогда же один из них, красивый молодой мужик из провинции Герат с дорогущим перстнем на пальце, сказал: "Помяни мои слова. Скоро тут будут сидеть совсем другие люди". И я, конечно, помянул...
Дождавшись, пока сирены полицейских автомобилей затихнут, я попрощался с приютившими меня контрразведчиками и доковылял до своего черного джипа. За рулем по дороге в посольство я думал о том, что случайностей в жизни не бывает, и что все происходящее со мной есть лишь цепь скрытых закономерностей.
Вот таким он был, мой «полтинник». -0-