Я хотела быть красивой главы 18-20

Анджелика Марк
18. Ещё один день.
  В институте она присела на подоконник недалеко от входной двери. Никого ещё не было. «Зайду в аудиторию с первым из наших». Сидеть одной в пустом зале…. А тут скоро начнут проходить люди. «Девочки против моей трактовки Мартирио. Но ведь так, как я её хочу играть, ничего не меняет в общем. Никто не должен перестраиваться из-за моей Мартирио. Попробую их сегодня переубедить!»
Такой ранний звонок Наташи она восприняла как ещё что-то, что принесёт боль:
- Привет! Ты куда пропала?
- Доброе утро! – настороженно ответила Маша.
- У тебя всё в порядке? Я беспокоюсь за тебя!
- Спасибо! Не надо. У меня всё хорошо.
- Я разговаривала вчера вечером с Ириной. Почему ты мне ничего не сказала?
- С какой Ириной?
- С твоей мамой. Почему вы мне не сказали?
  «Что ей ответить?»
- Ты не звонишь, не заходишь. И не обманывай, я по голосу слышу! Почему ты не звонишь? 
 «Пусть она замолчит или я сейчас расплачусь!»
-  Слушай, у меня есть хороший врач. Жаль, я ничего не знала раньше. Вышлю тебе его телефон, на всякий случай. Пусть он у тебя будет.
- Спасибо.
- Значит так, на праздники не строй никаких планов. Мы едем к ней.
- Да у меня и нет планов.
- Уже есть. Учи стишок для ёлочки!- пошутила Наташа. Перешла на серьезный тон: - Мне очень  жаль. Ты должна её поддерживать. Звони ей почаще.
- Хорошо. - Но ни звонить, ни ехать не было никакого желания. 
- Ладно, созвонимся поближе к праздникам. Хорошего тебе дня!
- Спасибо! И тебе!
В сторонке остановилась девочка. Она терпеливо ждала, когда Маша закончит разговор.
- Доброе утро! Вы Маша Кононова?
- Да, это я.
- Мне сказали, Вы ищете соседку по комнате?
- Ищу.
- А можно узнать условия?
- Конечно. Маленькая комната, маленькая кухня. Одна кровать на двоих. Шкаф общий, но большой. Нам раньше хватало места. Далеко отсюда, зато доехать можно и на автобусе, и на трамвае. И всего минут восемь-десять от метро.
- А можно приехать посмотреть? Я с братом приеду. Он тоже студент. Но не у нас.
- Нет, мне нужна соседка, а не соседи.
- Вы не поняли, он только будет сопровождать. Меня Галей зовут.
- Ох, извини! Я ещё не проснулась. Очень приятно, Галя! Приезжайте когда хотите!
- Дадите мне Ваш телефон? Я позвоню сказать, когда сможем.
Маша продиктовала номер.
Вечером девушка взялась разбирать свои вещи, чтобы освободить место для соседки, если та решится переехать. С верхней полки упал целлофановый пакет с незаконченным платьем.
«Совсем про него забыла! Что с ним делать? Может, выбросить? Жалко. Мы с мамой столько сил на него потратили. Она расстроится….  Надо его закончить! Тем более, немного осталось».
И Маша села дошивать платье.
«Рената ходила весь день надутая. Считает, что я перетяну всё внимание на себя на дипломном спектакле. Ну и пусть сидит букой. Как раз под стать её Бернарды! Бедная Бернарда! Теперь ей ничего не остаётся кроме как заставить всех остальных тоже носить чёрное… Имидж - это всё! Во все времена.
Может, действительно, я перемудрила? Мать дала Мартирио это имя когда увидела, что девочка родилась горбатой? Типа, дочь будет мучиться всю жизнь? Какая добрая мамаша! Ну да, всё просто как три копейки. Лорка описал историю из реальной жизни. Случай в соседней деревне, кажется? Бла-бла-бла…. Жили были три поросёнка. Один построил домик из соломы, другой… не помню из чего, а третий – из камня. Волк разрушил первые два домика, но старший брат спас младших и отомстил волку. Добро побеждает зло. Даже в этой сказке больше смысла, чем в той пьесе. Разве в этом смысл драматургии? Она «мученица» потому что страдает больше всех из-за своего уродства? Будто здоровым слаще приходиться?!
Слишком всё просто. А как же про «самая любящая из сестёр»? Я уже ничего не понимаю…. Нет, всё-таки я права. Она «мартирио» потому что страдает больше всех, но не потому, что ей отказано во всём от самого её рождения, а от сознания, что на ней клеймо плохого человека : «Мне не перед кем красоваться!» 
Почему надо было именно её сделать антагонистом? Будто зло и уродство это одно и то же! Может, так оно и есть? Трудно оставаться добрым, когда мир к тебе не добрый. Вот она – «любящая», а эти самые сестры её любили? Там кто-то кого-то любил вообще? В той семье, в смысле. Дурацкая пьеса! Лучше уж ставить «Трёх поросят».
Шитьё продвигалось плохо. Она то и дело останавливалась, чтобы сосредоточиться на мыслях. Несколько раз укололась. Один раз пришлось распарывать и перешивать. Платье надо закончить, это её приоритет на сегодня! Маша вернулась к пересказу истории о трёх поросятах.  «Из чего же там был второй домик? Ах, неважно! Значит, «дунул волк на соломенный домик…» Как ни странно, этот простенький сюжет помог ей успокоиться и увлечься работой.
Закончилась сказка. Маша замурлыкала про «облака – белогривые лошадки», первая строфа была пропета несчитанное количество раз, и платье было закончено, проглажено, повешено на плечики и убрано в шкаф.

19. Ипподром.
По понедельникам все четыре пары – «Актёрское мастерство». Собрались в зале. Преподавателя всё не было. Староста пошла в деканат узнавать в чём дело. Глеб вытащил бумажный кулёк.
- Угощайтесь! Вчера ходили в лес. Случайно наткнулись.
- Что это? Голубика?!
- Уж не обессудьте, то, что осталось.
Ребята потянулись за ягодами. Маше достался пакет с несколькими раздавленными бусинками. Она их вывалила на ладонь и горстью направила в рот. Развернула разноцветную бумагу (привычка читать всё, что попадётся на глаза). Это было знакомое уже объявление о школе верховой езды.
- Вероника Валерьевна заболела! - принесла новость староста.
- Так что? Можно расходиться?
- Думаю да. До завтра!
- Подождите! – Маша помахала объявлением. – Бесплатный урок верховой езды! Может, сходим?
- Я хочу! Но в другой раз.
- Да, в другой раз.
- Неее, домой пойду. Отсыпаться.
- Я к брату обещала зайти.
  Маша пошла одна.
  В окошке, куда ей посоветовали обратиться, подтвердили, да, первое занятие - бесплатно.
- Снаряжение с собой?
- Какое снаряжение?
- Обувь на невысоком каблуке, шлем?
- Нет. У меня кроссовки.
- Размер?
- Какой размер?
- Обуви.
- 36.
  Женщина оглядела её и отошла вглубь. Вернулась с сапожками, шлемом и хлыстом.
- Примерь шлем. Надень и застегни. - Кто знает, сколько раз на день она повторяет эти предложения.
- Как раз, - ответила Маша.
  Женщина кивнула, мол, кто бы сомневался?
- Переобувайся. Свои можешь оставить здесь. Я в шкафчик положу.
- Спасибо! - Маша надела сапоги. Кроссовки протянула женщине.
- В этой куртке неудобно будет. Подожди, я тебе жилет подберу.
- У меня рукава снимаются.
- Снимай, тогда.
  Маша сдала на хранение и рукава.
- Выйдешь во двор, направо, песочный манеж. Сегодня работает Семён Степаныч. К нему подойди. Невысокий, худой, в возрасте. С красивыми седыми волосами, - добавила женщина.
  По такому описанию сложно было не найти. Пепельную шевелюру Семёна Степановича Маша увидела издалека. Он занимался с двумя мальчиками.
- Добрый день! Мне сказали обратиться к Вам. Я на первый урок.
- Правильно сказали. Постой вон там, - указал головой на ограждение, разделяющее манеж и плац, - закончу с мальчиками и позову.
  На плацу стояли барьеры для конкура. У одного, мужчина в джинсах, светло-сером жилете поверх поло бутылочного цвета и в шлеме наездника, устанавливал нужную высоту. Проверил прочность и пошёл к своему коню. Вскочил на стройного скакуна рыжеватого цвета с тёмно коричневой гривой. Всадник и лошадь шагом обошли барьер, перешли на галоп, сделали широкий круг и поскакали обратно к барьеру. Оба сосредоточены, оба, как натянутая струна! Ускорение темпа, барьер уже близко, лошадь поджала передние ноги, взмыла, прыжок!
- Есть! - воскликнула Маша.
  Всадник был далеко, не мог этого слышать, но он почему-то оглянулся в её сторону.
  Маша вздрогнула и повернулась спиной, в надежде, что он не видел её лица. Потому что это был Шепелев.
  Но Шепелеву не нужно было видеть лицо, чтобы узнать.
  Девушка отошла от ограждения. Всё её внимание теперь было направленно исключительно на Семёна Степановича и мальчиков.
Мальчики отрабатывали совместный объезд. Шли друг другу навстречу, останавливались, разворачивали лошадей, расходились. Отходили в противоположные углы, разворот, и встречались по диагонали. Один придерживал своего коня, пропускал второго. «Оказывается, даже для таких простых действий нужно тренироваться! В жизни бы не подумала! А Шепелев и это умеет! Существует что-нибудь, чего он не умеет? Интересно, он ещё здесь? Вот бы взглянуть на него хоть одним глазком… Нет, не буду оборачиваться. Он тебя обидел, ты на него сердита! Да он ушёл уже, наверное».
Занятие закончилось. Ребята ушли и забрали одну лошадь с собой. Тренер поманил к себе Машу. Расседлал коня. Вытащил из мешка шмат сена. Разделил на две части.
- Смотри сюда! - одну часть согнул пополам и ссучил восьмеркой. Получилась своего рода мочалка. Протянул вторую часть Маше.
- Повтори!
  Маша сделала то же самое.
  Тренер кивнул. Взял лошадь за узду и подошел к ней сбоку:
- Встань рядом.
  Семён Степанович начал с головы лошади и длинными, уверенными движениями сверху вниз вычистил шею. Лошадь стояла смирно.
- Теперь ты! Вот здесь. Всю спину. Вперёд-назад.
  Маше было неудобно проделать всё длинными движениями, как это получалось у тренера. Её прикосновения получились обрывочными и неумелыми.
  Возмущённая лошадь повернула голову. Маша сделала шаг назад. Семён Степанович был рядом и животное успокоилось.
- Боишься?
- Кого? Вас?
- Коня.
- Нет.
- Хорошо.
  Семён Степанович надел обратно седло, попутно объясняя: «Это узда. Она состоит из нескольких частей: затылочный ремень, нащёчные ремни, подбородочный ремень, удила. Вся эта конструкция служит для управления лошадью. Надел ты ей узду и можешь с ней разговаривать. «Разговаривать» нужно мягко, но настойчиво. Иначе она тебя не послушает. И без страха там, или паники. Лошадь не любит трусов. Но и нахалов тоже. Это не лирическое отступление, это важно! А вот это повод. Он служит для направления движения. Потянешь правый повод, пойдет направо. Левый, налево. Становись сюда! – Семён Степанович посторонился, освободив место рядом с лошадью. - Бери повод! Хватайся за гриву! Левую ногу, в стремя. Упрись самой широкой частью ступни. Правой рукой ухватись за седло. Подпрыгни несколько раз на правой ноге, набери силу в руках и в ноге. Когда почувствуешь себя готовой, заскакивай в седло! Раз, два!
  Три! Маша уже на лошади! Ух, ты!
- Молодец! – Тренер проверил стремена. После мальчиков не понадобилось их регулировать. -  Бери повод в обе руки! Хватай его сверху, между ладонью и большим пальцем. Отлично! Теперь пропусти его между безымяным и мезинцем. Вот так держи всегда. И запомни, никогда не выпускай повод из рук. Поняла?
- Поняла.
- Опусти руки на загривок. Сиди свободно, спина прямая. Несильно потяни повод к себе. Чувствуешь упор?
- Да.
- Вот так. Не больше. Сейчас у вас контакт. Этого достаточно. Будешь тянуть сильнее, лошади будет больно.
- Поняла.
- Для направления движения нужно использовать и ноги. Твои ноги.
- Ага.
- Нажимаешь в бок всей ступней. Чтобы повернуть направо, тянешь правый повод и подтверждаешь команду левой ногой. Пробуй!
    Проще простого! Маша выполнила действия, но лошадь даже не шелохнулась.
- Сильнее бей ступнёй!
  От волнения Маша всё перепутала. Сильно натянула правый повод и стукнула правой ногой в бок лошади.
- Ах ты, мой инфаркт! - услышала она крик Семёна Степановича.
  А она почему-то стояла на ногах перед лошадью, вся в песке, с поводом в руках. И к ним бежал Шепелев.
- Ах, ты! Ну, девка! Ну, гимнастка!
- Всё в порядке, Семён Степанович. Маша, ты не ушиблась? - Шепелев подошёл совсем близко:
- Испугалась?
– Нет. Я ещё хочу, – в азарте ответила Маша.
- Ты чего повод не отпустила? – налетел на неё тренер. -  Убиться же могла!
- Вы сами сказали не выпускать! Не знаю… – призналась Маша. – Он сам не выпустился.
- Я вам говорил, всё в порядке! - улыбнулся Шепелев. - Семён Степанович, можно я продолжу? Вы мне доверяете?
- Валяй! - махнул рукой тренер. - У вас минут сорок.
- Спасибо!
- Что случилось? - спросила Маша. - Я не поняла? – Она смущённо морщила нос, смотрела на ноги. Переставила повод в одну руку, стряхнула песок с сапог.
- Не знаю. Видимо ты натянула сильно повод, лошадь брыкнула и ты полетела. Можешь уже выпустить повод. Думаю, лошадь испугалась не меньше тебя, когда ты предстала перед ней, подняв облако влажного песка! - Шепелев старался не рассмеяться.
  Маша пыталась представить себе сцену. Нет, только тёмный экран в голове. «Вот и штаны испачкала…»
- Ты сказала, хочешь ещё? – Шепелев подобрал повод с земли. – Продолжим?
  «Зачем он прибежал? Почему он так много говорит? Говорит и говорит! Это такой способ попросить прощения? Он испугался за меня! Шепелев, я на тебя вовсе не сержусь!» - Маша, наконец, посмотрела Шепелеву в лицо, улыбнулась.
- Продолжим.
- Отлично! - Шепелев вернул ей повод. – Залезай!
  Мужчина встал сзади для страховки. Маша вскарабкалась на седло.
- Для начала, едем прямо. Опусти руки, натяни повод! Сдави пятками бока! Нооо!
  Лошадь пошла! Маше не верилось! Она заставила лошадь себя слушаться!
- Расслабься! Пока ты её не остановишь, она будет продолжать движение.
  Всё здорово, но очень скоро захотелось большего. Шепелев это понял.
- Подёргай левый повод и надави правой стопой! Отлично! Заставь её идти по кругу.
  Не без опаски, Маша чётко выполнила указания. Лошадь повернула.
- Получается!
  Однако, повернув один раз, лошадь наотрез отказалась сделать это снова на следующем шаге. Пришлось повиноваться и позволить ей идти, как она хочет. Шаг получался кривым. Маша устала выравнивать его.
- Попробуем поскакать?
- Да!
- Останови лошадь! Потяни за повод, обеими руками одновременно. Руки на гривке, не поднимай!
  Лошадь остановилась. Шепелев взял из мешка Семёна Степановича корду, прицепил её к лошади.
- Смотри, - погладил он Машино колено, - нога от колена до стопы называется «шенкель». После того как начнёте движение, жми шенкелями бока. И так держи.
  Лошадь тоже слушала Шепелева. И всё ей было понятно. Сразу пошла, ровно, без самодеятельности.
– Молодец! Теперь жми шенкелями!
  Лошадь перешла на рысь. Шепелев держал корду. Прошли круг.
  «Ох, как больно... А Шепелев то как на лошади сидит?» - С сочувствием посмотрела Маша на Шепелева. «Ой…» - прикусила она губу от досады на себя.
- Стой! - Шепелев властно остановил лошадь. - Прости, я не подумал что тебе ещё не сказали…  Упрись в стремена. Не бойся, ей не больно! Держи колени прижатыми к седлу и чуть привстань. Будешь подскакивать при каждом шаге лошади. Но для мягкого «приземления» на седло постарайся поймать ритм лошади!
  Легко сказать! Понадобилось сделать несколько кругов, чтобы что-то начало получаться. Но зато как всё поменялось, когда она уловила ритм и чувство собственной неуклюжести исчезло. Маша сидела спокойно, чуть откинувшись назад, лошадь под ней гарцевала с удовольствием. Шепелев на них засмотрелся. Поделился с своим восторгом:
- Неописуемо красивые создания! Чудо природы. Не оторвать глаз, особенно когда они в движении. Люблю их за то, что они дают тебе возможность стать частью этой совершенной красоты. Нужно всего-лишь сесть в седло.
  Маша протянула руку и потрепала лошадь по загривку. Задержала ладонь на тёплой шее.
- Пора заканчивать, к сожалению.
- Уже?! Я бы ещё покаталась. – Маша остановила лошадь. - А как с неё слезать?
- Хочешь, научу одному приёму? Когда-то мне его показал Семён Степанович.
  Маша кивнула.
- Развернись спиной ко мне, опусти ноги с противоположной стороны. Так. Теперь упрись руками в рёбра седла. Ты должна перевернуться через голову и соскочить с лошади на ноги. У тебя получится!
  Маша откинулась, взмыла ноги вверх, отпустила руки и оп! Она уже на земле!
- Молодец, отличное приземление! Жаль, лошадь тебя сейчас не видела! Представляю какое бы она сделала лицо! Два полёта за час!
  «Озорные морщинки у глаз ему очень идут!»

20. Ставка.
  Шепелев подошёл к лошади, погладил ей переносицу. Вытащил из кармана жилета кусочек сахара и угостил животное. Лошадь смаковала сладость, он трепал её гриву:
- Нравиться, сладкоежка? Ешь, милая! Моя хорошая…
  Вытащил ещё сахар. Протянул его Маше.
- Дай ей, не бойся! Держи ладошку раскрытой, - ласково подсказал он. Было столько покаяния в его взгляде, в голосе. У Маши защемило сердце.
  Она поднесла сахар к морде лошади. Та нагнула голову, прощупала ладонь мягкими полными губами, захватила сладкий кубик.
- Ох! В животе защекотало. Так приятно...
- Это одни из самых благодарных животных, – поглаживал мужчина шею лошади. – Они возвращают тебе всю любовь, что ты им даёшь. Но если ты их обидел, они тебе этого не спустят.
- Правда? А глаза такие добрые, наивные.
- Да, да. Но достаточно перетянуть повод, и ты уже летишь в воздух...
- Я просто растерялась.
- Видела бы ты себя! Незабываемая картина! - Залились хохотом оба.
- Если хочешь знать, у лошадей необычайно сильно развито чувство собственного достоинства.
- Я заметила! Если ей что-то было не так, она сразу давала это понять! Я её даже зауважала за это. Как же людям удалось их приручить?
- Кнутом и пряником, вероятно, - хмыкнул Шепелев.
- Всё на сегодня? - они не слышали как подошёл Семён Степанович.
- Да. Спасибо, Вам! Было здорово! До свидания!
- Не за что, девочка!
- Коня нам отвести? - спросил Шепелев.
- Я сам.
- Хорошо. Спасибо! До следующего!
- Тут у них есть ещё ипподром, - повернулась Маша к Шепелеву.  - Мы можем туда пойти? Ни разу не была.
- Конечно. Сезон скачек уже закончился, но тренировки проводят. Идём.
По дорожкам бежали две лошади. Жокеи подстёгивали их хлыстами, обходя друг друга в горячечном соревновании. Мужчина и женщина облокотились о перила и заворожёно смотрели как дорожки убегали под ноги коням.
  Лошади мчались со всей отдачей. На какую-ту долю секунды все четыре копыта встречались в воздухе и лошадь зависала над землей. Ноги выпрямлялись, копыта били о землю, толчок, рывок груди вперёд! Шея вытянута так, будто она и грудь, которая дышит, не имеют ничего общего.
- La belezza e consolatrice, - прошептал мужчина. - Так сказал один итальянский поэт, - пояснил он, не поворачивая головы. - Что значит: «красота утешает». Хотя нет... на итальянском это существительное, не глагол, – поправил себя Шепелев. – Вернее будет «красота - это утешительница».
        «К чему это он?»
- Что за поэт?
– Не помню имени.
         Невозможно было представить себе, что лошади способны бежать ещё быстрее. Тем не менее, были моменты когда их скорость становилась невероятно стремительной, вот-вот оторвутся от земли, как лебеди, что несутся по глади воды перед тем как взлететь. Жокеи прижимались к шеям лошадей. Сейчас они в их власти. Захотят лошади расправить крылья и улететь, так оно и будет. Вот бы им замереть в это мгновение и дать на себя наглядеться, настолько они были прекрасны! Но они продолжали бежать, обгоняя друг друга на тех нескончаемых эллипсах.
- Интересно, а сами лошади знают, что они бегут, чтобы выиграть? – спросила Маша.
  Шепелев обнял её за плечи.
  Тренировка закончилась. Жокеи увели лошадей. Пустые дорожки наводили грусть.
- Пошалим? - в голосе Шепелева обещание нового приключения.
- Пошалим! - с удовольствием откликнулась девушка.
Подошли к конюшням, вошли. Внутри никого из людей не было. Шепелев сжал Машину кисть и потянул в пустое стойло.
- А сюда можно заходить посторонним?
- Боюсь, что нет, – полушутя ответил он.
  Вошли и сели на рулон прессованного сена. Шепелев повернулся к ней, взял в ладони её лицо. Глаза смотрели в глаза. Пальцы Шепелева трепетно касались девичьих щёк. Его лицо приближалось, приближалось. Губы слились, и они уже не могли остановиться от неистовых поцелуев…
Губы болели. Его прерывистое дыхание у неё над ухом. Она прижалась лицом к его груди.
- Прости, прости меня! Я хотел убедиться, что я тебе не противен! Милая моя…. Прости меня за всё!
Она подняла лицо к нему:
- Тебе незачем просить прощения! Ты ни в чём не виноват!
- Ты добрая, искренняя, ты непосредственная! В тебе нет подвоха! Мне хорошо рядом с тобой! Прости меня! Я ничтожество!
- Неправда! Не говори так! Ты сам не знаешь, какой ты хороший!
       Их быстрый, жаркий шёпот сливался.
 - Я знаю, что не достоин любви! Как такого можно любить? Это так унизительно! Невыносимо унизительно всё время прятаться! С детства, как только я понял, что таким быть нельзя, я спрятался в тень и должен был оставаться там. Всегда! Меня считают заносчивым. Меня не любят и ненавидят за это. Но лучше за это, чем за то, какой я на самом деле! Ты не понимаешь каково это, всё время стыдиться! Мне пришлось отказаться от роли, когда сказали, что будем сниматься в купальном костюме! А я готовился к ней почти год! Я вынужден притворятся и лгать! Меня страшит одна мысль иметь ребенка! А если он родиться таким же? Как я могу приговорить к такому собственного сына? Приговорить его на такое же одиночество!
  Маша  ничего не понимала. Ей хотелось только успокоить, утешить его. Не слышать больше этой безысходности в его голосе.
– Как женщине может быть не противно быть со мной?
- Неправда! Женщина, которая любит...
- Я сам себе противен! Что ты сказала? «Женщина, которая любит»? Разве ты меня любишь?
  Вместо ответа она обвила руками его шею. Он сжал её крепко-крепко:
- Как только я доверял кому-нибудь и хотел выглянуть из своей тени, меня тут же, пинком, загоняли обратно. Но ты ведь не такая! Ты не посмеешься надо мной! Я знаю, что нет!
- Я люблю тебя! – прошептала Маша, уткнув лицо в его шею.
  Он отодвинулся. Сжал пальцами её разгоряченную кожу под волосами на затылке, ненасытно разглядывал её лицо.
- Я люблю тебя! – тихо воскликнула она, счастливая чувством свободы, с которым может ему об этом сказать.
- Я просыпаюсь утром и живу, только потому, что надо жить. Жить в постоянном страхе, что кто-то раскроет твою тайну! - он торопился высказаться, объяснить ей всё! - Однажды, в одном заграничном пабе, у бара, стояла уродливая девушка. Никогда не видел таких страшных. Те, кто хотел получить скидку, должны были её поцеловать. И её целовали! Некоторые даже не скрывали брезгливости. И все тупо радовались сэкономленным центам. Это было омерзительно! Я не знаю английского, не понял, что это было, но с тех пор мне кажется – я та девушка! Я боюсь, что меня будут целовать ради потехи или выгоды. Это стало для меня навязчивой мыслью…
Его откровенность обезоруживала. Как, как после такого, что-то от него скрывать?
- Знаешь,  я тоже должна тебе сказать... тогда после нашей ссоры, после выставки  я... у меня был мужчина.
- Что?
- Ведь нельзя сказать, что я тебе изменила?  - оправдывалась Маша. - Ведь между нами ещё ничего не было! Но для меня это измена. Я уже любила тебя тогда! И если ты не простишь меня, я не смогу…
        Шепелев был в шоке! Он открыл рот, но так и не смог ничего сказать. Смотрел на неё не верящими глазами. Было жутко видеть его таким.
- Хочешь, ударь меня. – «Пусть он меня ударит! – взмолилась она». - Ударь, если тебе станет легче! – крикнула.
        Шепелев замахнулся… развернулся и ударил со всей силой в стену.
- Ты думаешь, я тебя ударю и всё? Будто ничего не произошло? – В его глазах – столько скорби! - Как ты могла? Ты заставила меня поверить, что ты другая! Никому из вас нельзя доверять!
- Нет! Ты неправ! Мне ты можешь доверять! Доверяй мне… - Маша осеклась, не зная как выразиться дальше и не обидеть его ещё сильнее. Но по его лицу поняла, он знал, о чём она.
  Шепелев встал. 
- Всё в порядке, - ржавым голосом успокоил он встревоженную лошадь, глазеющую на них из соседнего стойла.
Маша не могла поверить, что он ушёл вот так.
- Что я наделала? Что я наделала? Но как я могла не сказать ему? Получилось бы, что я его обманываю!
  Плач вырвался с неудержимой силой! Маша сползла на колени, судорожно охватила рулон руками, чтобы её не так трясло.
- Эй, кто тут? А ну выходи! Ты что здесь делаешь?
  Машу сжала зубы и вышла. Её качало. Лицо, залитое слезами.
- Ходят тут... ревут ещё! - возмутился рабочий.