Василий и Василиса
Деревня.
Исчезают деревня за деревней в России. Исчезают быстрее, чем появлялись. Мне довелось за свою жизнь увидеть множество совершившихся изменений, ведущих к этому исчезновению.
Замена лошади тракторами. Укрупнение деревень и объединение колхозов. Создание совхозов, с целью улучшения жизни сельских тружеников, а приведшее к оторванности человека от земли.
Земля!! Никогда она не испытывала должного к себе ухода и уважения, если не считать приусадебные небольшие клочки. Потому зарастает она сейчас бурьяном и редколесьем, отравленная химическими удобрениями. Ведь всегда пытались выжать с неё больше того, что она давала человеку.
Наступили новые для деревни испытания. Деревня становится ненужной. Она уже не может прокормить увеличивающееся население, так убеждают сограждан люди, называющие себя учёными и создающие человечеству проблему за проблемой.
Спорить о том, что больше дала наука человечеству, вреда или пользы, не имеет смысла.
Чтобы спасти человечество от якобы наступающего голода, учёные создают искусственное питание, заменяющее натуральные деревенские продукты: хлеб, молоко, масло, яйца и т.д.
Деревня становится ненужной.
Одна известная прорицательница так сказала о конце света; сначала исчезнут пчёлы.
Пчёлы исчезают, и те же учёные подсчитали, что к 2035 году исчезнут совсем, прекратится опыление растений, и вот вам люди голод, а затем и конец. Но только ли о пчёлах говорила прорицательница, ведь опыляют растения не одни пчёлы?
Ведь если взять деревню, то по сути это небольшой улей.
А истребление деревень началось задолго до истребления пчёл.
Для большинства русских людей Родина представляется деревней с обязательными берёзками, полями, речкой с берегами, заросшими ромашками и васильками. А если зимой, то домами с дымящимися трубами и улицей с лошадкой, везущей воз сена или дров.
Но вот страшные картины апокалипсиса всегда изображают разрушенным огромным городом, где люди дерутся за глоток воды и еду.
Многие, прочитавшие эти строки, скажут, что это неправда и назовут меня лжецом. Они будут утверждать, что наоборот деревня стала жить лучше, и приведут в пример поющую самодеятельность в цветных сарафанах, меховых кацавейках и дорогих казацких жупанах.
Я не буду спорить, у каждого человека своя точка зрения. Я просто хочу рассказать о своей деревне, в которой родился и вырос, и которая умерла раньше меня.
Когда придёт моё время, то одним из последних воспоминаний будет единственная улица в деревне, по которой я бегал босиком, и которая оказалась самой важной улицей в моей жизни.
Я помню все двенадцать дворов, протянувшихся вдоль заросшего черёмуховыми кустами ручья, с холодной, даже в самую жару, водой.
В этих кустах спасались от жары коровы, свиньи, а куры разгребали листья, выискивая под ними толстых навозных червей.
Здесь же играла и наша ватага мальчишек. На двенадцать домов в деревне приходилось семь мальчишек приблизительно одного возраста. Мальцы и девчонки в счёт не шли. На одной из черёмух мы смастерили настил-шалаш, который на всё лето становился для нас пристанищем.
В деревне был дом, который называли «контора». Здесь бригадир давал наряды на работу, здесь была небольшая библиотека, здесь же раз в неделю показывал кино приезжавший киномеханик. Хорошо помню, что кино не начинали, пока не соберётся вся деревня.
В деревне моего детства люди были хорошие. В те послевоенные годы все оставались одной крепкой семьёй. Как это походило на пчелиный улей.
В предпоследнем от «конторы» доме жили дядька Василий и тётка Василиса.
В небольших деревнях не принято величать по имени отчеству, старших называют по имени прибавляя «дядька» или «тётка», и такое обращение вызывает родственную симпатию.
Дядька Василий.
В те времена в деревне каждый мужик умел всё. Дом срубить, столярничать, печку сложить, управляться в поле, и скотину содержать, сладить сбрую для лошади, смастерить сани или телегу, и множество другой работы.
Всё это умел дядька Василий, но больше всего любил шорничать, или шить сбрую для лошадей. Очень любил он коней, потому и работал конюхом. Всегда от него пахло лошадиным потом. Запахом силы и спокойствия.
Иногда подвыпивший дядька Василий рассказывал, как встретил свою Василису Прекрасную.
– Случилось это в начале ноября 1943 года. Нашу стрелковую дивизию перебросили под Сталинград. Ещё перед переброской нас готовили к уличным боям небольшими штурмовыми группами. Знакомили с планом города, чтобы штурмовики, значит, не плутали там как котята.
Штурмовые группы первыми в Сталинграде применили немцы, а после уже и мы. Наше командование пошло дальше немецкого стало усиливать такие группы танком «тридцатьчетвёркой». Громоздкие немецкие танки в городе были уязвимы, потому их штурмовики брали с собой лёгкие пушки. Здания в городе были почти разрушены, гражданские, что оставались, прятались в подвалах. Наша группа получила задание выбить фашистов из одного дома и удерживать его до прибытия пехоты и танкистов.
Старшим в нашей группе был мой земляк, тоже сибиряк, сержант Кузьмин. «Выкурили» мы немцев из дома без потерь, теперь оставалось только удержаться.
Сержант расставил бойцов по огневым точкам, а меня послал проверить подвал – А то, понимаешь, вылезет во время боя оттуда парочка «фрицев» и своими «шмайсерами» покрошат нас в капусту.
Спустился я к подвалу, дверь сорвана, кругом развороченный кирпич, в подвале темно. Показалось, что пацан там промелькнул.
– Давай гранату туда брось – сказал подошедший сержант.
– А вдруг это наши. Мальчишка вроде был. Я обернусь махом – говорю. И в подвал спустился
– Есть кто живой? Детский голос отвечает из темноты
– Есть! А вы дяденька советский? Гранату кидать не будете? А то немцы мою мамку гранатой убили.
– Не бойся, иди сюда. Тебя как зовут - то, пацан?
– Не пацан я, а Василиса, глаза - то разуй.
И так вдруг весело и легко на душе у меня стало, надо ведь, вот война вокруг, смерть рыскает, как собака, а тут тёзка моя.
– Василий, ты чего там застрял? – слышу голос земляка и весело этак ему отвечаю
– Так ведь суженую себе здесь нашёл, товарищ сержант.
– Я тебе покажу суженую, быстро наверх.
– Пошли, Василиса – говорю. Схватила она меня за руку, вцепилась клещом, идёт со мной, а сама спрашивает
– А ты, правда, Василий? А ты, правда, меня суженой считаешь?
Поднялись мы с ней на свет, тут я её только и рассмотрел. Скажу, что сразу она мне по душе пришлась. А уж я ей точно родной стал. Оно и понятно, мать убили, одна осталась, страху бедная там, в подвале натерпелась, а тут я появился, и зовут как её – считай, что родственник.
Она после двое суток с нами в доме том была. Накормили мы её, отогрели, и всё она от меня ни на шаг не отходила. Как стрельба начиналась, я её в подвал отправляю, а она ни в какую.
– Я теперь с тобой всегда буду, ведь ты сам меня суженой назвал.
А я и рад, что нас теперь двое стало. До конца войны письма ей писал, а на рейхстаге расписался «Василий и Василиса». Вернулся в Сталинград, расписались мы с ней, теперь уже в загсе и поехали ко мне в Сибирь.
Тётка Василиса.
Не было в деревне добрее человека, чем она. Муж называл её иногда Василиса Премудрая и это верно, уже после я понял, что мудрость и доброта всегда идут рука об руку.
Все деревенские женщины, когда им становилось невмоготу, ходили «поплакаться» на свою жизнь к ней. Каждая из них знала, что Василиса никогда и нигде не выдаст их тайн, а её молчаливое сочувствие иногда было дороже любых советов.
Своих детей у тётки Василисы не было. Наверное, потому-то и собиралась в её доме вся деревенская ребятня. И дядька Василий вместе с ней принимал нас всегда радушно и доброжелательно. Он всегда помнил, кого из нас и как зовут и даже знал наши прозвища.
По праздникам тётка Василиса стряпала пироги и шанежки. Пироги были с капустой, картошкой и яйцами, а шанежки с творогом и молотой черёмухой.
По всей улице расползался чудесный запах из дома тётки Василисы, и для нас детей это был сигнал о наступлении праздника.
Конечно, стряпали и пекли пироги в такой день во всех домах, но все хозяйки единодушно отдавали должное Василисе
– И почему у тебя всегда такое удачное тесто получается? И мука у всех одинаковая и закваска вроде одна? – спрашивали они.
– А потому, что она к хлебу с добрыми мыслями подходит, это как к молитве приступаешь – откинь из головы всё ненужное, а после молись – отвечала за неё бабка Хреся.
Каждому из детей доставался от тётки Василисы гостинец: по пирогу и шанежке, тем, кто не смог придти мы несли пироги на дом.
Но не только шанежки нас манили в дом тётки Василисы, но и её истории.
Задолго до того как появился телевизор, а затем индийские фильмы и бразильские сериалы, мы детьми слушали немыслимое переплетение человеческих судеб с примесью таинственных мистических сил.
Потом, когда я уже в зрелом возрасте видел индийские фильмы, где брат находил брата, а бедная девушка вдруг становилась дочерью богатого господина, я думал, как получилось, что истории тётки Василисы вдруг стали сценариями этих фильмов.
Я расскажу одну из запомнившихся с тех давних времён историй, так как рассказывала нам её тётка Василиса.
– Жили в одной деревне молодой парень Иван и девушка Нюра. Приглянулась Нюра Ивану и стал он за ней ухаживать. Нюра со своей стороны тоже оказывала Ивану симпатию.
Так они целый год встречались на вечёрках, присматривались друг к другу и привыкали. Сами тем временем готовились к свадьбе. Иван себе купил костюм и сапоги хромовые. Нюра купила крепдешиновое платье, ботиночки и платок с кистями.
Только сыграли свадьбу, пожили немного вместе, а тут война. Иван ушёл на фронт. Почти год Нюра не получала от Ивана писем, думала, что убили его, горевала да плакала ночами в подушку на которой спал он.
А Иван попал в окружение и не мог сообщить о себе ничего, а как вышли они из окружения, так сразу же и написал жене. Очень Нюра обрадовалась и написала ответ, в котором сообщила, что родилась у них девочка и назвала она её Машей.
Получил письмо Иван перед самым боем, прочитал, письмо в карман гимнастёрки положил и в атаку на фрицев кинулся с друзьями.
Попал Иван под миномётный обстрел, осколок ему голову зацепил. Увезли его в медсанбат, долго он в сознание не приходил, а когда очнулся, то оказалось, что потерял он память. Не помнит кто он и откуда, начисто забыл, что с ним до ранения было. Да ещё и документы его пропали.
Долго лечили его, потом списали, как инвалида. Стал Иван жить в том городе, где медсанбат стоял, работать устроился. Через год женился, новая жена ему тоже девочку родила. А тут и война закончилась. У Ивана всё неплохо складывалось, хорошо жили в достатке.
Но вот приснился ему однажды сон. Первый сон после ранения, до того никаких снов не было. Видит он во сне женщину, вроде бы знакомая, а вспомнить её не может. И говорит она ему
– Я Нюра, жена твоя. Ждала, ждала тебя с фронта, да и померла. А пришла к тебе, чтобы напомнить, что у тебя есть дочка Маша, ей уже десять лет и лежит она сейчас в больнице больная, полная сирота, поезжай к ней и сделай всё что можно.
И говорит ему адрес, фамилию дочери. Проснулся Иван и всё сразу вспомнил. Поехал в тот город, нашёл дочку, сказал, что он отец её. Нашёл для неё хорошего врача, и та стала поправляться. Живут они теперь все вместе дружно и счастливо.
Давно уже нет дядьки Василия и тётки Василисы. Нет и той деревни, в которой они жили. Но жива ещё та земля, в которой покоится их прах, и жива память о них, и память о других замечательных, добрых людях.