Фата - Моргана. Эпилог

Артур Пырко
Провинция обрадовала его вначале – всё-таки, какое ни есть разнообразие. Маленький городок со своим ритмом жизни, ничуть не напоминающем столичный. Не было вихря и круговорота событий, поиска сенсаций, не летали, как агалтелые, электропоезда, не трезвонили трамваи, даже обычного многорядного движения ни на одной из улиц он не заметил. Люди казались медлительными, словно были отягощены собственными телами, едва передвигались, придавленные первым декабрьским снегом.

Звездочёт прибыл сюда на практику. Утром вылез из поезда, волоча за плечами громоздкий телескоп в чехле. Собственно, он мог бы выставить его и дома на балконе, но заранее предвидя насмешки друзей и соседей, решил съездить к родственникам в глубинку. "Довольно с меня, хватит", – подумал он.

Вообще, это была глупая идея. Изначально обречённая. Попался он на крючок незрелой юношеской романтики. Теперь, с семнадцатилетнего постамента, это явственно сознавал. Поступил бы, как другие, в финансовый или юридический ВУЗы – и не было бы сейчас томления в груди по поводу неустроенности. Сидел бы, может быть, где-либо в офисе, подсчитывал дивиденды. А так – напрягай без устали зрение, фокусируй линзы… Толку-то что? Перспективы за этим – никакой. Безликость. Заурядность. Безденежье.

Звёзды… По нынешним временам, спрашивается, кому они нужны? Большинство людей даже голову вверх никогда не поднимает. Все заботы о хлебе насущном.

Звездочёт поселился у снохи. Или у золовки. А может, у свекрови. Толком он не понимал значения этих слов и между собой их путал. В доме был просторный чердак, где он, не мешкая, и свил себе гнездышко. Бросил поверх соломы спальный мешок, чтобы сподручней было по вечерам бодрствовать. На изогнутый чернеющими волнами шифер установил треногу телескопа.

Как и другие студенты, он получил в институте задание на практику –  исследовать звезду "А/5756", собрать её астрономические данные, установить космический ритм и сделать вывод относительно дальнейших перспектив.

Работа увлекла его вначале. Первые дни он занимался ею упоенно, взахлёб. А потом… Какая-то перемена произошла, вялотекущая. Занятие надоело, как и многие другие в жизни. К тому же, провинция не ободряла тоже.  В такую, надо же, занесло его глухомань. Здесь была не просто тоска, а усиленная её концентрация.

Предписанная для наблюдений звезда имела свой собственный ритм. Её стоило бы назвать загадкой, Энигмой – чтобы звучало таинственно, но Звездочёт, приученный в институте к лаконичности, предпочёл более сухое имя: Глеб.

Крохотная точка на периферии мироздания – что-то угрожало её жизни. Звезда дрожала, готовая затухнуть. То горела она ярко, порой даже ослепляюще, но в другую ночь лишь черная брешь заполняла то место, лишь слабое свечение доходило изнутри, усиленное тысячекратными линзами.

"Ты будешь жить долго. Станешь неугасимой. Если не погибнешь сейчас", – заключил Звездочёт, когда ему всё надоело. Он навинтил крышку на телескоп, зажал покрепче и дал себе слово, что откроет её не раньше следующего семестра.

В журнале, который нужно будет сдать на проверку, он поставил соответствующие пометки, а в графе для итогового заключения написал: "Звезда А\5756 будет жить долго, потому что к фактору космического холода она привыкла, а её собственную уязвимость компенсируют другие дружественные светила". Конечно, был не исключен прямо противоположный исход, но его тоже пришлось бы обосновать.

Звездочёт решил, что примерно через месяц, находясь уже дома, он вновь развернет телескоп и найдет на небе интересующий его объект. Но ели вдруг его не окажется, то придется внести изменения в курсовую. Ну и что же – в мире нет ничего вечного.

Таким образом себя успокоив, астроном решил, что уедет завтра первым же поездом. Он улыбнулся, представив, как хорошо будет дома – весело, привычно.

Забравшись в спальный мешок, он застегнул продольную молнию, потом освободил одну руку и нагреб на себя побольше соломы. Чтобы не замёрзнуть ночью.


15 декабря 2019

(глава из повести)

*на иллюстрации картина Сергея Лима