«В сопровождении, а точнее под руководством брата Эдуардо да Круса, я покинул Рио-де-Жанейро. Морем мы добрались до Белена. Место это, как ты понимаешь, названо в честь Вифлеема так же, как район в пригородах Лиссабона, тот самый, откуда уходил корабль, на котором мы пересекли Атлантический океан. Бразильский Белен – город небольшой, но оживленный. В здешнем кармелитском монастыре нас приняли очень хорошо. Спустя несколько дней я получил аудиенцию у настоятеля. Побеседовав со мной и ознакомившись с рекомендательным письмом, которое я привез из Рио-де-Жанейро, он позволил мне направиться в индейскую деревню Мариуа вместе с Эдуардо и тремя беленскими братьями-кармелитами…»
Педру Гомеш сложил лист и скрепил его сургучной печатью. На следующий день он передал письмо монаху, который по счастливому стечению обстоятельств именно тогда уезжал в Рио-де-Жанейро.
– Это письмо для моего родного брата. Будьте добры, передайте его братьям-кармелитам Жоау де Жезусу Марии и Франсиску де Деусу. Они знают, куда и как переслать его из Рио-де-Жанейро.
Монах кивнул в знак согласия:
– Не беспокойтесь, чем могу – помогу, – и забрал письмо.
– Счастливого вам пути!
– И вам! С Богом! – ответил монах, зная, что Педру предстоит путешествие куда более рискованное, чем ему самому.
– С Богом!
Через несколько дней два каноэ были спущены на воду. В первом разместились три монаха-кармелита, а во втором – Педру, Эдуардо и верный спутник последнего – пес по кличке Герцог. Еще по пути из Рио-де-Жанейро в Белен Педру убедился в том, что пес нисколько не боялся воды. Как выяснилось теперь, не страшили его ни море, ни реки. Будь он человеком, можно было бы сказать, что он презирал опасность, как и подобает герцогу. Впрочем, герцоги бывают разные, а храбрость не зависит от происхождения и знатности рода.
Как бы то ни было, путешественники опасность осознавали. Предстоявший им путь – вверх по течению Амазонки, а затем по ее притокам – был долгим и трудным. Вокруг только волны и непроходимый лес. До первых индейских деревень – далеко, до Мариуа – еще дальше. Благо, индейцы-проводники и гребцы хорошо знают путь.
В небе, окрашенном густой синевой, стоит раскаленное солнце, лучи которого так сильно нагревают влажный воздух, что путешественники изнемогают от жары. Не легче им, когда над сельвой, через которую темной лентой петляет река, сгущаются тучи, и начинается тропический дождь. С неба, низко склоняющегося над лесом, струятся потоки воды. Где-то вдалеке мерцают зарницы. Тяжелые капли падают на листья исполинских деревьев и скатываются в реку, добавляя в нее все больше воды. Вода повсюду, жаркий воздух так насыщен ею, что кажется, словно две стихии сливаются воедино. Дышать становится все труднее и труднее.
Не меньше, чем от жары и избыточной влажности, страдали путешественники от москитов, от которых нигде не было спасения. Насекомых этих в Амазонии видимо-невидимо. Впрочем, не их одних. Никогда прежде Педру не видел такого многообразия растений и животных. Одни поражали его яркой окраской, другие – величиной.
На поверхности реки покачивались огромные круглые листья кувшинок, по размеру не уступавшие плотам. Разноцветные попугаи перелетали с ветки на ветку, проворные цапли охотились на рыбу, а где-то высоко в небе парили чернокрылые урубу. Это название, которое с языка тупи-гуарани переводится как «большая черная птица», подсказал Педру один из индейцев, неплохо владевший португальским. По деревьям лазали большие и маленькие обезьяны, к реке на водопой подходили тапиры, похожие на свиней, но, в отличие от них, имеющие хобот, короткий и подвижный. На солнце грелись черепахи. Довелось Педру видеть и анаконду. Когда два каноэ одно за другим проплывали мимо нее, она лежала неподвижно, похожая на толстый ствол поваленного дерева. Это было неподалеку от индейской деревушки – первой на пути Педру и его товарищей.
К тому времени он уже достаточно близко познакомился с тремя монахами-кармелитами: суровым и молчаливым братом Жеронимо да Пуреза*, рассудительным братом Сержио де Монте Кармело**, а также жизнелюбивым братом Раймундо да Эсперанса***, который, обладая хорошим голосом, прежде пел в церковном хоре.
Однажды, во время очередной непродолжительной остановки, брат Сержио рассказывал о первых кармелитах в Бразилии. Их было четверо: брат Домингос Фрейре, брат Алберто, брат Бернардо Пиментел и брат Антонио Пинейро. Они покинули Лиссабон и отправились к бразильским берегам в 1580 году на одном из кораблей небольшой эскадры под командованием капитана Фрутуозо Барбозы, получившего от короля Португалии приказ освоить земли вдоль реки Параиба. Монахов в Бразилию направил глава португальской ветви кармелитского ордена – брат Жуау Кайадо. От него четыре кармелита-первопроходца получили письмо, в котором он окончательно определил состав миссии, во главе нее поставив брата Домингоса Фрейре, известного богослова и опытного проповедника. В том же письме было указано предназначение кармелитов-миссионеров. Состояло оно в том, чтобы служить Господу и Пресвятой Богородице, прикладывать все усилия для спасении душ, не ведающих истинного Бога, указывая им верный путь и помогая им следовать этому пути. «Эти заветы были даны первым кармелитам, но разве утратили они свою значимость в наши дни? Нет,– отвечу я, – с жаром говорил брат Сержио. – Не утратили и вовек не утратят они своей ценности и своей силы, и потому и мы, и все, кто будет продолжать благое дело ордена кармелитов после нас, должны следовать этим заветам»…
Брат Жеронимо да Пуреза слушал его с серьезным выражением лица, словно проверял, как на экзамене, все ли верно излагает молодой монах: правильно ли он указал год, когда кармелиты отправились в Бразилию, в нужной ли последовательности расположил имена первых миссионеров, не забыл ли чего-нибудь, и не добавил ли от себя лишнего. По взгляду брата Жерониму было ясно, что ответом экзаменуемого он был весьма доволен.
Брат Раймундо да Эсперанса, кажется, вовсе не слушал. Он смотрел на спускавшиеся к воде ветви деревьев. Отчего-то они казались ему похожими на длинные девичьи локоны, в которых играет ветер. Молодой монах вспоминал свою жизнь. Когда ему было шесть лет, его мать умерла, и бабка отдала его в семинарию. Отца он не знал. Отроком Раймундо принял постриг, не вполне понимая, что означает для него этот поступок. Просто он не видел другого выхода, кроме как остаться в Беленском монастыре. К тому же он всегда хорошо пел, а там ему разрешали заниматься любимым делом. Однако со временем он все больше и больше убеждался в том, что монастырская жизнь – не для него. В душе он никогда не был монахом. Он чувствовал, как угасают годы его юности за стенами монастыря. И вот у него появилась возможность вырваться из этого каменного плена – возможность, носившая странное название Мариуа. Раймундо снова окинул взглядом бескрайнюю сельву и с упоением подумал: «O nomen dulce libertas!****» К латыни он уже был более привычен, чем к португальскому.
Брат Эдуардо, гладя по голове спокойного Герцога, едва скрывал улыбку, которую вызывали у него слова брата Сержио о высокой миссии кармелитов. «Миссия миссией, но я-то знаю, что в Амазонии у каждого свои цели», – думал он, представляя себе спелые плоды какао с темными зернами и зелено-золотые стручки ванили.
Педру, как и всем остальным, история появления ордена кармелитов в Бразилии была известна – ему рассказывали ее в Рио-де-Жанейро монахи брат Жоау де Жезус Мария и брат Франсиску де Деус. Однако он был рад вновь слышать ее от брата Сержио, говорившего с необыкновенным воодушевлением в голосе и искренним блеском в глазах. Слова монаха о предназначении миссионеров-кармелитов заставили Педру подумать: «Спасибо Господу за то, что Он дал мне сил принять верное решение и направил меня туда, где я посвящу себя угодному Ему делу – нести свет истинной веры тем, кто прежде жил, не ведая его и блуждая во тьме».
Через два месяца пути по рекам, в начале октября 1753 года, миссионеры прибыли в индейскую деревню Мариуа, что в переводе означает «большой рукав реки», как пояснил брат Сержио. Брат Жеронимо, в этот раз не вполне довольный словами своего ученика, уточнил, что полное название миссии – Носса Сеньора да Консейсан де Мариуа, то есть, Богоматерь Непорочного Зачатия Мариуа. Основана миссия была в
1728 году монахом-кармелитом братом Матиасом де Сан-Боавентурой.
«Первым, что я увидел, когда наши каноэ подошли к Мариуа, – писал Педру своему брату, – была каменная церковь, возвышающаяся над остальными постройками. Перед ней, в центре небольшой земляной площади, стоит высокий крест. Рядом с площадью расположены два больших каменных здания. Вдоль берега тянутся ряды приземистых деревянных домиков и соломенных хижин. Когда мы высадились на берегу, нас встретил один из монахов, брат Бартоломеу, который затем отвел нас к главе миссии падре Жозе да Мадалене . Тот принял нас очень радушно и на первое время предложил нам разместиться в гостевом доме, где останавливаются все вновь прибывшие братья, пока не построят себе постоянное жилье.
На следующий день брат Бартоломеу вызвался показать нам Мариуа. Церковь, которую мы видели с воды, называется Носса Сеньора де Консейсан. Это первая церковь, которую основали здесь кармелиты. Два каменных здания перед ней – больница и школа. В деревне есть еще две церкви: капелла Святого Каэтано и церковь Святой Анны.
Поскольку Мариуа находится недалеко от границы между нашей колонией и землями, принадлежащими испанской короне, поселение защищает небольшой гарнизон солдат. Впрочем, как заверил меня брат Бартоломеу, в последние десятилетия на Мариуа захватчики, к счастью, не нападали. Настоящим бедствием для деревни была эпидемия оспы 1740 года. Однако с ней удалось справиться. Рассказывая мне об этом, брат Бартоломеу подчеркнул, что именно падре Жозе да Мадалена первым привез в Амазонию вакцину от оспы, которая позволила победить смертоносную болезнь. Слушая его, я с гордостью за своих единоверцев и за свой народ думал: «Мы несем индейцам не только свет истинной веры, но и цивилизацию». Первым индейцем, с которым я познакомился, был мальчик по имени Бенто…»
Однако, когда Педру поздоровался с ним и спросил, как его зовут, тот ответил, что его имя Бени, и указал на широкую Риу-Негру, на берегу которой стоит Мариуа: «На моем языке “Бени” значит река».
Педру взглянул на темную воду, покрытую мелкой рябью волн, точно мурашками, которые появляются на коже от холода или испуга.
Из европейцев до Риу-Негру впервые добрались не португальцы, а испанцы. В 1542 году этой реки достиг отряд конкистадоров, во главе которого стоял Франсиско де Орельяна. Конкистадоры и дали реке такое название: Риу-Негру, то есть, «черная река».
Педру мог бы еще долго смотреть на величественную реку, но его отвлек голос брата Бартоломеу, обратившегося к юному индейцу: «Юноша! Твое имя – Бенто. Прошу не искажать его!»
Улыбнувшись, Бени пожал плечами, быстрым шагом направился к дереву, ствол которого склонялся над самой водой, забрался на него и прыгнул в реку.
«Сам юноша сказал мне, что его имя переводится как река, – подумал Педру, глядя на индейца, который, делая равномерные движения руками, плыл на спине по темной воде. –А у нас, в Минью, «Бенто» и «ветер» – это одно и то же. Все дело в том, что люди, которые говорят на северном диалекте, распространенном, в частности, в нашей провинции, произносят «б» вместо «в». Вот и получается, что слово «vento» (порт. «ветер») и имя «Бенто» звучат одинаково. Впрочем, это просто совпадение. Насколько мне известно, «Бенто» – это португальский вариант латинского «Бенедикт», то есть, если переводить – «Благословенный». Таким образом, имя это ни к объектам, ни к явлениям природы отношения не имеет…» Педру окончательно запутался бы в именах и их значениях, если бы брат Бартоломеу снова не заставил его отвлечься от размышлений. «Беда с этим юношей! – посетовал монах. – Ничего не хочет слушать! А ведь он очень способный!»
«Как я узнал от брата Бартоломеу, – продолжал Педру в своем письме, – Бенто – сын старейшины племени. Отец юноши принял христианскую веру по собственной воле и считает большой честью называть себя христианином. Многие индейцы последовали примеру старейшины и тем самым открыли своим душам путь к спасению. Сам Бенто, по словам брата Бартоломеу, отлично знает Священное Писание и может изложить по памяти любой отрывок, который индейцам задают учить в школе.
Бенто и его отец, в крещении Жоау, ко мне очень добры. Я особенно благодарен им за то, что они построили для меня небольшую хижину, где я теперь живу…»
Благодаря секретам строительства, которые знали только индейцы, внутри хижины Педру, расположенной по соседству с домом старейшины, всегда было сухо и прохладно.
Поэтому, когда Жеронимо, Сержио, Раймундо и Эдуардо страдали от влаги и жары в своих новых домах, которые им помогли построить братья-кармелиты, Педру наслаждался прохладой.
Правда, настоящей бедой и для него, и для других миссионеров, по-прежнему были москиты. Их ненасытные полчища не давали кармелитам покоя ни днем, ни ночью. От болезненных укусов кожа горела и невыносимо зудела. Этот зуд не позволял Педру уснуть, и тогда он завидовал змеям, которые, в отличие от людей, могут поменять кожу. Видя, как он страдает, Жоау предложил ему нанести на тело особую мазь, которую индейцы применяют, чтобы отпугивать москитов. Зная, что язычники используют подобные мази во время своих ритуалов, Педру наотрез отказался. «Пусть лучше мое тело страдает от укусов насекомых, чем я стану невольным участником нечестивых обрядов и погублю свою душу», – считал он тогда.
* Пуреза (порт. pureza) – чистота.
** Монте-Кармело (порт. Monte Carmelo) – Гора Кармель.
*** Эсперанса (порт. Esperan;a) – Надежда.
**** О, сладкое имя свободы! (лат.)