Зима дремала, надвинув на нос капюшон неба. Куда не поворотись - сумрак, как не ступи - хрустит хрупко вяленая корочка льда. А под нею - сочный влажный кус земли с изюмом жуков, малиновым желе дождевых червей и лакрицей слизней. И те - сочные сладкие подмороженные корешки, обнажившие край белоснежной плоти после бани дождливых дней!!! У... Амброзия, не иначе!
Но вот оставь себя тут, под деревом... Пропадёшь. Почва под ногами потеряет очарование и покажется неряшливым месивом. Жаль* сонного дня усугубится до седин ночи. И не тот плат, побитый молью звёзд, окутает её обширный дебелый стан. Но старушечий, серого цвета, пуховый, плотной вязки, ещё непросохший вполне, со вцепившимися намертво репьями...
- Слово-то какое... «Намертво». Как его, при живых-то?! Зачем оно им!? - И молчишь, растерян, пучит чашу слёз досуха.
- Стойте-стойте, не помешаю, пройду на цыпочках, вы даже не заметите, как я здесь только что была... - промолчит вдруг Лиса, и неслышно - мимо, оранжевым облаком с белоснежной кистью кончика хвоста.
«Колонковая**...» - подумается отчего-то. - «Абсурд!» - И тут же - жаром, желание бежать. Прочь! Но свершить этого ещё не удавалось никому
И от того-то: спокоен лес, нетороплива лиса. Минуя зачарованность, не умаляя достоинства своего суетой,- живут. Не страшатся разочаровать в себе. Кроме человека,- все таковы. Даже если сам***. И никто не понимает, кто же он, в самом деле.
_________________________
* - скорбь;
** - ворс сибирского хорька;
*** - хозяин