Прошло несколько часов. Над головами пришельцев разлился перевернутый морской закат, созданный, не иначе, выдающимся рекламным агентством: умопомрачительная картина могла продать что угодно – лучше, чем толпа девиц из Victoria’s Secret, разложенная по гамакам и капотам автомобилей. Кто-то бы назвал слишком вычурной зеркальную башню с единорогом, возвышавшуюся за спиной Боно… В оправдание скажем, что ему ее подарили в день семнадцатой эманации – небольшой сентиментальный презент, напоминающий о школьных друзьях.
Невидимое солнце угадывалось за дымкой вдали. Время от времени к морской поверхности подплывали киты – тогда брызги от их фонтанов летели вниз, приводя в совершенный восторг детей и в ужас родителей, каждый раз ожидавших, что слишком энергичный горбач плюхнется с «потолка» на головы. Будь благословенны дома нормального мира, по стенам и потолкам которых не бродят существа крупнее геккона.
– Здесь все неправильно, – в сотый раз проворчал Агапий, будто без него не было понятно. – Совсем неправильно, попомни мои слова.
– Ага, – отозвался отец обоих Праксисов, разместившихся в голове у младшего. Всем нам будет удобнее называть его по имени – Забеди, что этимологически означает «бог дал». Праксис-старший, вспоминая папашу, с годами в этом сомневался все больше, а теперь был полностью уверен, что имя врет как молочница на базаре.
– Я устала, Аг. Принеси мне стул! – потребовала у мужа Флора, стоило ему начать разговор. Она была убеждена, что мужья, как дети, должны быть все время заняты, чтобы не оставалось времени на болтовню и прочую дурь.
– Неа. Он не берется, – ответил за отца умник Христофор с видом, от которого взбесился бы даже истый бенедиктинец.
– Чой-то?
Мальчик пожал плечами. Агапий почесал щеку и, недобро щурясь, медленно пошел к стулу, будто тот мог на него наброситься.
Действительно, предметы здесь вели себя не как подобает. Одни, несмотря на внушительные размеры, были легкими и податливыми, другие наоборот – неподъемными, так что трое поощряемых публикой молодых мужчин не могли их не то что приподнять – даже сдвинуть с места.
Отцы семейств без особых проблем подтащили друг к другу дюжину сундуков размером с амбар, выгородив пространство для лагеря в этом огромном не-пойми-что-за-месте, но едва сдвинули на козье копытце казавшееся пустым ведро самого обычного вида, будто только что оставленное хозяином. Расписанный же вишенками торшер, стоило к нему прикоснуться, неожиданно подпрыгнул и канул в море над головой, распугав серебристых рыбок…
Венский стул, который желала жена Агапия, в этом плане был явным родственником ведра: хрупкий анорексик из гнутого бука стоял на одной ноге под невероятным углом к поверхности, не падая и не поддаваясь попыткам изменить его положение. Пастух в сердцах попытался его сломать, но и тут у него ничего не вышло.
Взмокший от усилий Агапий сдался. Флора презрительно фыркнула и, хлопнув в ладоши, произнесла, обращаясь к полу:
– Хочу стул.
И явился стул.