В ночь с 13-го на 14-е апреля 1930 года у писателя Валентина Катаева собрались гости. Среди них Маяковский, который впервые зашел к Катаеву на его новую квартиру. Зашел он сюда потому, что, как он предполагал, сюда должна была прийти Вероника Полонская, хотя она и уверяла утром, что к Катаеву не придет. Он успел уже безуспешно поиграть в карты, которые сегодня не доставили ему обычного удовольствия. Сегодня он не пытался даже отыгрываться, что на него было совсем уже не похоже. Он пил, нервничал и ждал. Но вот появляются пришедшие с бегов Вероника Полонская, ее муж Михаил Яншин и Борис Ливанов, тоже актер МХАТ.
Маяковский просто рассвирепел. Он подошел к Полонской, чуть ли не оттолкнул от нее мужа, грубо схватил ее за руку и сказал:
– Я знал, что вы придете сюда.
Ничего не отвечает ему Вероника на это и проходит к столу.
– Ревнует, следит, – мелькнуло у нее в голове, и это ее разозлило еще больше. – Ну и пусть следит, – заключила она, и, незаметно для себя, мысленно продолжила ведущийся с ним в последнее время бесконечный спор. – Вот ты осуждаешь меня. А что ты можешь знать о нас, женщинах? Когда я готова была бросить все и переехать к тебе, ты этого не захотел. А теперь я не хочу. Сердись, сколько тебе угодно. Это меня не трогает. – Она посмотрела на мрачного Маяковского, сидящего за столом от нее через одного человека, не притрагивающегося к еде, и недовольно вскинула плечи.
– О Господи! – вздыхает Маяковский.
За столом никто не услышал этого вздоха. Никто – только не Вероника. Ее чуткое ухо привыкло улавливать малейшие его звуки.
– Невероятно! Мир перевернулся. Маяковский призывает Бога. Вы разве верующий? – обращается к нему Вероника.
– Ах, я сам ничего не понимаю теперь, во что я верю! – вырывается у него.
Когда, наконец, гости изрядно выпили и закусили, все обратили взоры свои на Маяковского, ожидая от него чего-нибудь выдающегося. Слава об его остроумии разносилась тогда по всей России. Но Маяковский молчит, зло поглядывая на Веронику, о чем-то оживленно беседующую с Ливановым. Тогда один из гостей решил сам поддеть Маяковского:
– Владимир Владимирович, вам нельзя курить. Вы недавно заявили в своем стихотворении, что вы бросили это занятие. А сидите вот с папиросой, мнете ее.
Все затаили дыхание. А некоторые вынули ручки записать какое-нибудь новое словечко, невзначай брошенное им – его остроту, чтобы разнести ее завтра по всей Москве. Все напряженно ждали. А он говорит как-то вяло: – Мне можно курить, – берет со стола бутылку шампанского и пустой стакан и уходит в другую комнату.
Гости удивленно смотрят на хозяина, а хозяин, давно знавший поэта, веселится на своей стороне стола, не обращая внимание на их озабоченность.
Вероника, выбрав момент, незаметно уходит к Маяковскому. Когда она вошла к нему, он сидел на диване и пил шампанское.
– Почему ты пришел сюда? Ты за мною следишь? – прямо с порога начала Вероника.
Но Маяковскому сейчас не до выяснения отношений. Нервы его напряжены до предела.
– Уходи! Уходи!! – кричит он, не в силах сдержать себя.
Его обида на Веронику заключалась лишь в том, что она обманула его: сказала, что не пойдет, а сама пришла к Катаеву. Казалось бы, мелочь, пустяк. Но таков уж характер был у этого человека: он все преувеличивал. Каждая мелочь принимала в его глазах чудовищные размеры.
Как ни странно, этот крик не только не злит, – он успокаивает Веронику. Ей становится жалко его. Ей хочется его утешить.
– Володя, успокойся. Я люблю тебя, глупый. Зачем ты мучаешь меня и себя?
Вероника садится рядом с ним на диван и протягивает к нему руку, чтобы погладить его, как ребенка, по голове – прием, к которому она прибегала, когда хотела его успокоить. Но на этот раз это злит его еще больше. Он с силой отбрасывает от себя ее руку и вскакивает как ужаленный.
– Убери свои паршивые руки! – в неистовстве кричит он.
– Ну, чего ты расстроился? Я буду твоей женой.
– Почему мне плохо? Не сейчас, а всегда! – говорит он, быстро ходя по комнате – Почему?
П р о д о л ж е н и е з а в т р а