Все любят ходить под дождем -9

Евгений Дряхлов
Полотно срочно убрали и не выставляли больше года. Что стало с ребенком, неизвестно, может, он родился, а может, был сделан аборт. Никто не знает, если только премьер министр да еще папа римский. А теперь от себя:  Венеры нет уже почти сутки.
  Я посмотрел на героиню репортажа, сидящую на крыльце, спросил:
- Прохладно. Ты не замерзла?
- Странный вопрос. Конечно, замерзла, для тебя могу немного потерпеть. Тебе жалко прятать в одежду такую красоту?
- Эстетика и никакой чувственности, - попытался я оправдаться. - Давай поищу тебе какую-нибудь одежду. Не хочу, чтоб простыла и кашляла на тех, кто будет смотреть на тебя в галерее.
- Тронута заботой. Я сама.
    Она встала, зашла в сени и вернулась в пышном средневековом платье, красивом и, на мой взгляд, достаточно теплом.
- Часто вы так уходите и бродите по миру?
- Все вместе не очень, два - три раза в год своим кругом, художники и мы, те, кого они создали. Тусовка такая, поговорить, выпить вина, повеселиться. Можем собраться где угодно, чаще всего в Сикстинской капелле, Микеланджело приглашает всякий раз, когда у него рождается новый цикл стихов. Моему Сандро там тоже комфортно, часть свой души там оставил. Мне приятно быть там с ними рядом. Но я ухожу чаще, люблю тихо ходить по ночным городам, смотреть, чем живут люди.
- И чем?
- Тем же, чем и мы, не меняется человек. Я думаю, что это хорошо.
- Если вы собираетесь вместе, то можешь ты сказать, с кого писал Леонардо свою Лизу?
- Мы не говорим о прошлом. Мы живем сегодня.
- Здесь ты зачем?
- Коломбинка позвала, сказала, что надо бы посмотреть на того, кого любит наша Жанна, а то сгорит снова, и опять ждать несколько столетий. Мы три сестры, почти как у Чехова.
- Значит, она вспомнила меня?
- Кто?
- Жанна.
- Нет, зрительно нет, хотя и поняла, что ты что-то исключительное в ее жизни, что-то такое родное, чего роднее и не бывает, разве только ребенок. Только не было у нее детей. Помнит она тебя или нет, физически не так уж важно, главное, что внутри, в душе ее, в каждом уголке только ты. Переплетение мечты и космической памяти. Как бы она ни жила, чтобы с ней ни случалось, она всегда была только твоей. Ты знаешь об этом, с тобой  ведь то же самое. Она узнает тебя, обязательно вспомнит, и это будет такое счастье слияния, растворения, от которого задохнется весь мир. Я хочу такого счастья. Все хотят. Надо только ждать. Надо уметь ждать. И еще идти навстречу по дороге, которую судьба проложила только для вас. Не важно, какая она - пыльная, извилистая, вверх и вниз, ее построили для вас. Не сворачивай, если темно на прямой, за поворотом будет свет.
- Когда?
- Тебе все время хочется знать, что будет. Жизнь, как задачник: все ответы в конце, и может так случиться, что прочтешь их уже не ты.
- Мне ждать ее здесь?
- Опять?
- Коломбина где?
- Сказала, что устала, вернулась домой, в Эрмитаж. Мне тоже к утру надо вернуться, а пока пойду в дом, хотелось бы уснуть.
- Подожди, еще один вопрос. Это правда?
- Что?
- То, что ты была беременной?
Венера засмеялась:
 - Спросил все-таки! Знаешь что? Я так сделаю. Оставлю интригу, - и ушла.            Мне бы тоже пойти уснуть, но не уснуть, надо одному побыть, посидеть, мысли убрать. Тишина, холодные далекие звезды, затухающий костер, одиночные уставшие мысли.
    Пионерский отряд с Зюгановым впереди, с двумя барабанами, прошагал к светлому будущему
- Ты с нами?
- Нет, я другой дорогой.
     Девочка с короткими косичками бежит вдоль забора из штакетника, ведет по нему палкой, нравится ей такая вот трещетка.
Толстый мальчик стоит на табуретке, рассказывает стишок. Перед ним дед Мороз и Снегурочка. Снегурочка плачет. Гусеничный трактор месит грязь улицы, тащит за собой связку хлыстов вверх к лесопилке. В луже стоит чайка, вертит головой, ищет море.
   Открыл глаза, оказалось, уснул. В костре пепел, но кое-где еще красные угольки. Сгребаю их в кучу палкой, подкладываю дров, костер разгорается снова.
- Пора, - сказал мой мальчик. Он сидел верхом на лошади, а рядом с ним стояла другая. Таких красивых лошадей я не видел, наверное, потому что вообще их мало видел. Я подошел к своей и легко взлетел в седло, как будто делал это тысячу раз. Мы поднялись в воздух, взлетели без крыльев, внизу темные стрелы деревьев тайги. Свежий ночной воздух разрывает легкие. Бесконечное и  страшно короткое мгновение, и вот мы перед входом в пещеру, в которой я уже был. Но теперь входа не было, большие камни плотно завалили его, не оставив даже щели.
- Там моя Мечта. Она жива?
Мальчик не ответил, он уже скоро станет совсем взрослым.
- А мы ведь звали тебя. Где она теперь, твоя дорога? Нет ее, - сказал пионерский отряд.
- Я расчищу свою дорогу. Пусть даже на это уйдут годы.
Взял лежащий на земле лом и отвалил первый камень.