РАЗГОВОР
Что смотришь? У, мор-рда… Твое место где? Здесь? Здесь, говоришь? Ну, лежи… Раз такой умный, лежи. Ишь, здесь его место… А откуда ты знаешь? Может, тебе тут не место… Дурак ты, скажи. Старый дурак, скажи. Раскомандовался, скажи. А где ж мне, скажи, место, если не возле тебя, дурака. Правильно. Правильно рассуждаешь, за что тебя и люблю. Дай поцелую… Брезгуешь? Ты такого духа не нюхал? Ну уж прям уж, не нюхал… Еще скажи, не видел меня таким… Повернись ко мне! Отворотил морду… Рассержусь, дождешься… Помойки нюхать не брезгуешь, а от меня отворотился? Обижаешь… Крепко обижаешь, вот от тебя я этого не ожидал. От кого другого… Макар ты дремучий… Ну, извини. Извини, брат. Дремучий-то я выхожу. Или нет? Разобраться надо, брат. Это дело требует…требует… размышления, такое дело, что на трезвую голову не поймешь. Чего говоришь? На пьяную не поймешь? Ну это ты неправ. Это ты зря. Я думал, ты соображаешь, а ты такую глупость мне говоришь. На пьяную-то голову все видится лучше, просветленней, свежее видится. Потому – трезвая голова задолбленная, заезженная, затурканная. Бери ее и руби топором, трезвую да нудную… Что теперь возражаешь? А, тут ты прав. Что прав, то прав. Не первый раз… это ты меня поддел… Не первый раз я это дело обсуждаю, и все на пьяную голову, а толку мало. Это ты в самый корень попал, в самую точку угодил, Макар. Да дело-то такое… на любую голову его крути-верти, ясности не будет. Такое, брат, дело!.. Чего? А, извини, извини. Форточку открыть – это ты кстати подсказал. Топор, говоришь, вешать можно? А зачем? Про топор… уж был разговор, во токо что. И ты забыл? Давай так, Макар, условимся: один забывает, другой помнит. А то все на свете с тобой пропустим, с такой памятью… Что? А, форточка. Вот, хоть ты помнишь… Откроем, это нам что два пальца… Не, я не выражаюсь. Не люблю, кто выражается. Ты ж помнишь, начиналось с чего. А может, не помнишь. Чего ты тогда понимал, сосунок… А он любил с тобой возиться. Все палец тебе совал, куси, куси… Как-то ты цапнул клычком, а он тебя по башке… Забыл? Макарка ты, Макарка, какие твои годы, а память вроде моей… Хотя и ты старик, чего это я… А о чем я говорил? .. Да, с чего начиналось… Знаешь что? Разговор длинный, пойдем-ка мы с тобой на волю. Форточка пусть останется так, вернемся – будет чем дышать. Правильно говорю? Не возражаешь? Значит, порешили… Да погоди, погоди, дай одеться, не царапай дверь. Макартур! Кому сказал?.. Ну вот, готов я, готов… Брызнул… Макар! Подожди меня, черт!..
Рядом! Рядом иди!.. Ветерок, однако… Не люблю я такую погоду, Макарыч, не уважаю. Или ты зима, или ты осень, что-нибудь одно. А это форменное издевательство. Вот чего идет, скажи: дождь али снег? Да с ветром в морду… Нет, Макаревич, пойдем-ка в обратную сторону, чтоб он, гад, в спину… Ты что-то сказал? Назад как? Да это я и без тебя догадался, что назад-то будет все равно в морду, но это уж мы к дому пойдем, все легче… Отвлекаемся мы с тобой от главного, Макаркин. Пусть хоть и ветер, и снег липучий, нам не привыкать… А? Стою, стою… Природа – святое дело. Жду, жду, не торопись… Порядок? Пошли дальше… На чем мы застряли с тобой? На погоде. Отвлеклись, да. Не будем отвлекаться, Макар. Раз взялись обмозговывать, нечего вилять…
С чего началось? А с мата как раз, с выраженьиц всяких. Раз, помню, услыхал, второй раз услыхал… Что у тебя, говорю, рот-то чужой, что ты его так поганишь? Не жалко? Мало ли что на улице, мало ли что приятели, свой-то ум есть? А уши мои не жалко? – они-то мне не чужие, чтоб пакости такие слушать. Ну, а уж как при матери выразился, врезал я ему, это, каюсь, было. Не стерпел… Вот с этого, наверно, с этой затрещины и началось…
Мать рано ушла, царствие небесное. Не ушла бы, может, выправилось как-нибудь. А может, нет, говоришь? Все равно бы пошел по своей дорожке? Это теперь гадай, не гадай – не узнаешь. Не узнаешь, Макарчик, хоть будь ты мудрый-размудрый. Влезь-ка в чужую душу… Уж своя ведь кровь, с пеленок знал, никого так не знал, а как бы да что сложилось, кабы не то да не это – ни за что не поручусь. А ты говоришь. Лучше уж меня слушай, дурака. Хоть дурак, а, однако, что-то соображаю… Или вовсе ничего? Вот ты скажи, Макариус, дураки мучаются? Или только умные переживают, которые понимают? А кто не понимает, тот не мучается, а? Тогда, выходит, не совсем я дремучий, раз мучаюсь… Погоди-ка. Стой, стой!.. Попробуй тут прикури, вот взялся дуть… Да погоди ты, Макареус! Гнаться я за тобой буду?.. Вот, молодец, вернулся. Стой спокойно, куда тебе спешить, пусть молодые торопятся…
Ладно, двинулись… Про что я говорил? Да, про мать. Ушла рано… И он стал из дома исчезать. На меня уже смотрел как-то косо, будто я ему помеха. Почти я с ним и не разговаривал в то время. Понять можно: оглоушила меня эта смерть, я только на работе отвлекался, а дома был как потерянный, стаканчик-другой пропустишь – вроде легчает. А он сам по себе, ткнется в комнату – моя пьяная харя, на кухню – опять то же зрелище… Да и он стал где-то прихватывать, только не дома, дома не употреблял. Я так думаю, не хотел со мной в компании, так что, Макаркин, в основном вдвоем мы с тобой вечера коротали, помнишь? Шло так и шло до того воскресенья. Вот это ты помнить должен обязательно, ты прямо как взбесился тогда: шумел и прыгал, и царапал пол, весь дом, наверно, своим визгом и лаем переполошил… Нечего и рассказывать тебе, но для ясности напомню: обозвал он меня… а как – это не для твоих ушей, и просто повторять не хочу… а как я тогда сдержался и на него не кинулся – мне удивительно до сих пор. А что я сделал заместо этого? То-то и оно, что выгнал… сказать, как собаку – я разве когда-нибудь тебя гнал из дому? Нет, Макарчук, сроду такого не случалось. Не как собаку, а хуже, хуже… Пошумели мы втроем знатно, а потом я выгнал его, чтоб ноги больше не было, он дверью хлопнул… Стой-ка, Макарушкин, сдавило мне что-то, постоим… Тихо, тихо, стой… Я громче не могу говорить, так что слушай внимательней… Однако надо помолчать, видно, передохнуть… Эх, присесть некуда… и обратно на ветер идти…
Вроде отпустило. Пошли помолясь, что ли… Дома договорим, а то дыхалки не хватает…
…Ну чего ты, чего? Не скреби дверь, дай открою. Надоело на воле? Неугомонный ты, Макарычев, а еще старик. То из дому невтерпеж, то обратно в дом… Ну, натряс мне сырости… Иди на место. На место! Лежать! Вот так… вот так… а я разденусь пока… и продолжим разговор…
Антонина еще… будто она брешь заполнила, пустоту проклятую… и как уж я его из души выпустил тогда, понять не могу. Нету и нету, где он, что он? – да он и раньше из дому-то стал исчезать, где-то ночевал у дружков, а тут как сквозь землю… С Антониной разборки пошли, я ее быстро расшифровал: квартира ей нужна была, прописка, а не я, от дочки хотела уйти совсем. Ты помнишь, как я ее наладил отсюда? Только пятки засверкали… Ты доволен был. Удивительно, Макарыч, ты ее раньше меня раскусил, дистанцию держал от нее. Хотя ничего удивительного: у тебя же – чутье, а у меня только глаза да уши, ну еще умишко кой-какой… Этим умишком я пока раскидывал, куда сынок-то девался, пока вспоминал про него да забывал, пока кандидатшу в супруги определял, какая ей цена, да выпроваживал – тут вот она и милиция. Помнишь? Вот тоже, Макаркин, нехорошее ты раньше меня почуял, шибко лаять на них стал. А ты, молодой-то был, лаял звонко, на весь подъезд заливался, это теперь хрипатый стал… Я, в первый-то момент, за тебя испугался, не пристукнули бы для порядку. А что про него они пришли спрашивать, его искать – уже во второй момент сообразил… Нет, закурю, Макаревский, закурю. Опасался было после улицы-то, когда прихватило, да уж… пропади оно… Я вот чего думаю: а в чем разбираться-то? Какая тут хитрая загадка? Он виноват, я виноват? Он в чем виноват – за то срок мотает. А я виноват – с тобой вот разговоры веду, потому больше – с кем? Я не для обиды тебе говорю, Макарухин, а чтоб ты понял, к чему все пришло. Ты понял? Срок он уже немалый отбыл, осталось не так много, да какие планы у него дальше? Нет, переписку мы ведем, редко, но ведем, так по писулькам его не больно-то разберешь, какое его настроение насчет меня. Письма спокойные, не упрекает, не ругает, а что у него за душой – как тогда не знал, так и теперь не знаю, как ко мне относится – не ведаю. Может ко мне и не вернуться… И вообще, чего делать-то станет после? Может, за те же дела возьмется… Что говоришь? Перевоспитают его? Там перевоспитают… Молчи уж, Макаренко…