Она стала первым и единственным человеком, о котором мне так жадно хотелось заботиться.
Знаете, я смотрю на неё, и клянусь, не вижу границ между помешательством и здравым смыслом. Хоть я и знаю наизусть каждую её родинку и веснушку, хоть я и выучил каждый её томный шаг, каждую нотку опьяняющего аромата, который уносит меня куда-то в сердце Атлантики — я так и не понял, почему вся эта нежность, демоническая страсть и искренность достались именно мне.
Утыкаясь друг другу в мягкую кожу, я ловлю себя на мысли, что только ради запаха её распущенных, тёмных волос, в которых я руками ищу звёзды, я не зря прожил несколько самых ужасных жизней.
Я рисую на её ровной спине карту путешествий, утыкаясь в небольшие бугорки её изящных лопаток, пишу своими неуклюжими пальцами стихи, а она шёпотом читает их вслух.
Я знаю, что даже когда не вижу её лицо, но точечно прикасаюсь к ней, она улыбается, прикрывая при этом свое самое смертельное оружие — кофейные глаза.
Я сдался ей в плен сразу, да и правильно сделал, дрожь от которой мои пальцы просто немели, а язык становился, как после вина.
Жизнь, которая была секундой до, уже забыта и стёрта из моей памяти. Она как тропический дождь, тайфун или цунами, пришла внезапно, и осталась навсегда. Я сразу запомнил её шею, её тонкие пальцы рук, аромат мандарин и гвоздики.
Я запомнил себе, что только этой женщине я буду писать стихи на её кремовой, зефирной коже.