Моему сыну Саше – 18 лет, и он уже «поспел» для армии, и не только для армии: в соседнем поселке Катангме девочка ждет ребенка. Слава Богу, совершеннолетняя. Мой сын женился. А год-то на дворе 1981, а это – Афганистан, и Сашу призывают. Он готовится к уходу в армию. Проходит комиссию, выполняет другие процедуры, связанные с призывом. Живет он со своей женой Анечкой в Катангме у ее родителей.
Однажды, в один октябрьский вечер, ко мне пришла Анечка в сопровождении двух подружек. Я не сразу поняла, что что-то случилось. А когда поняла, то уже бежала в больницу.
А случилось вот что: Сашу вез в Катангме его дружок, мотоциклист, который был еще моложе Саши. Так как второй каски не было, Саша намотал себе на голову какую-то телогрейку и за дорогой не следил, вполне доверяя своему другу. Да и движение по дороге Ноглики-Катангми не особо интенсивное. Однако на пустынной дороге встретился мотоцикл с бензовозом. Саша, конечно, ничего этого не видел. Его выбросило на дорогу лицом вниз, но он был в сознании. Управлявший мотоциклом парень погиб сразу. Приехавшая «Скорая» констатировала смерть водителя мотоцикла, а потом подошли к Саше со словами: «Этот тоже готов». Он это слышал, но не мог никак подать знак, что он живой, так как лежал вниз лицом и рот был забит землей. Что он жив, медики обнаружили, когда стали его грузить.
В общем, прибежала я в больницу, к нему меня не пустили, сказали, что его накололи он спит. Со мной поговорили так, чтобы у меня не осталось ни малейшей надежды. О санавиации даже не было разговора.
После больницы я бежала… Бежала, конечно, громко сказано, потому что после инсульта 1978г я не то, что бегать, ходить могу с большим трудом. Я хотела скорей оказаться дома, чтобы выпить какие-нибудь лекарства, чтобы больше никогда не проснуться.
Мне по жизни часто говорят: «Алла, ты – боец» Я не знаю, почему обо мне такое мнение. На самом деле, никакой я не боец. Я слабый, безвольный человек, совершенно не переношу физическую боль, а душевную – тем более. И, конечно, в создавшейся ситуации я видела для себя только один выход – суицид.
Но вдруг со мной кто-то заговорил. Мужской голос властно прикзал мне: «Что ты задумала? Не смей!» Я даже не поняла, откуда этот голос. Возле меня не было никого. Голос шёл из моего сознания. Я сказала, что я не могу пережить своего сына. Не могу и не хочу. Голос меня убеждал и уговаривал, что я убиваю своего сына сама, что он будет ждать маму, а ему скажут, что мамы нет, ну и все такое, в том же духе. Но я сказала: «Нет, я сделаю, что решила». И тогда этот «голос» сказал мне: «Вспомни тот случай на корабле. И кто тебе помог тогда?» Я остановилась. В моей памяти ожили картины того дня. Я как будто со стороны увидела этот корабль, висящего на тросе человечка, небо над головой и внизу )море и маленький катер. Кто мне мог тогда помочь? Я поняла, что это был мой Ангел-хранитель, он меня спас тогда, он меня спасал и теперь.
Но на этот раз он спас не только меня, но и моего сына, которого в нашей ногликской больнице и не собирались лечить. Его просто «пичкали» наркотиками и ждали конца.
Отказавшись от мысли о суициде, я начала борьбу за жизнь своего сына. Мне каждый день обещали вертолёт, но дни шли, а вертолёта всё не было. Говорили: «Погода нелетная».
Между тем диспетчер ногликского аэропорта сказал мне: «Я посажу любой борт, хоть из Охи, хоть из Южно-Сахалинска или Хабаровска. Я приму любой борт. Я хочу спасти Сашу».
Генеральный директор «Ногликиборнефтедобыча» предложил мне свой вертолет, но это был МИ-2 и туда не входили носилки.
Прошло четыре долгих дня.