Прошло шесть лет. Меня перевели в Ноглики в Нижне-Тымский леспромхоз инженером по технике безопасности. Я думала, что уеду с детьми одна. Но опять были клятвы, что бросит пить, что там не будет дружков-«забулдыг». Но на новом месте всё вернулось «на круги своя». Гены хронического алкоголика брали своё. И в конце концов два милиционера посадили моего мужа в самолет, объяснив ему, что его ждет в случае, если он опять появится в Ногликах. Я осталась одна с детьми. Жизнь продолжалась! В 1973 году я поступила в ВЮЗИ (Всесоюзный Юридический Заочный институт). А в 1976 году, к которому и относятся описываемы события, я уже была студенткой третьего курса этого же ВЮЗИ. Поезда тогда ещё до Ноглик не ходили, а автомобильная дорога в межсезонье превращалась в бездорожье, с трудом преодолеваемое вездеходами. Основной транспорт, связывающий Ноглики с внешним миром, был самолёт Ан-2, а иногда летали вертолёты, так как вокруг Ноглик находились нефтяные промыслы.
Но вот процессуальные сроки – это было свято! А как их было соблюсти при бездорожье или нелётной погоде? Ведь своего адвоката в Ногликах не было.
Поэтому тогдашний прокурор Ноглик Виктор Николаевич Александров обратился в Верховный Совет с просьбой разрешить студентке третьего курса ВЮЗИ вв порядке исключения, совмещать свою основную работу (инженер по технике безопасности в леспромхозе) с адвокатской деятельностью. Это был выход со сложной ситуацией в районе. Согласие было получено. И я стала адвокатом в посёлке Ноглики. На судебные заседания меня отпускали с работы без проблем, но ведь и моя основная работа требовала моего присутствия и в управлении, и в местах непосредственного производства работ.
Вот так и случилось в этот раз, о котором я и хочу рассказать.
Это произошло в один из дней навигации 1976 года. Я с очередной проверкой прибыла в портпункт, где под погрузкой стоял японский корабль. Название его я не помню, какой-то очередной «МАРУ».
К тому времени, как мы прибыли в портпунк сильно испортилась погода и началось сильное волнение с морского борта, откуда и производилась загрузка из кошеля, а не с плашкоута.
Конечно, такое нарушение происходило часто. Но одно дело – когда я об этом знаю, другое – когда это происходит при мне.
Естественно, я была обязана прекратить это нарушение. Но ведь рабочие, загружавшие корабль, были заинтересованы в сокращение времени загрузки корабля и прекращать работу не хотели.
Помощником начальника портпункта, так называемым «Хабамастер» был тогда Сорока Петр. Он уговаривал меня остаться в портпункте и не идти с ним на катере к кораблю для снятия рабочих. Но я отказалась. Тогда он мне сказал, чтобы я не выходила на палубу, чтобы они меня не видели. Но они уже знали, что я прибыла в портпунк. И когда мы подошли к борту корабля, на предложение Хабамастера, прекратить прогрузку, они стали кричать, что и ни в такие шторма работают, а сейчас их снимают из-за меня. Они стали требовать, чтобы я поднялась на борт судна.
Ну, конечно, я вышла на палубу катера и приготовилась к выходу на борт корабля. В связи с тем, что штормило, парадного трапа не было, а был только штормтрап. Подняться на борт корабля, даже по штормтрапу, для меня труда не составляло. Но из-за того, что я маленького роста при выходе катера в верхнюю «мертвую» точку, я могла выпрыгнуть только на нижнюю балясину этого верёвочного трапа, что я и сделала без всяких усилий, но что случилось после… Нижняя балясина с одной стороны оказалась переломанной. Когда я выпругнула на нее, переломанная балясина со стороны перелома опустилась вниз, ая повисла над морем, держась руками за прогоны. Правда, сейчас не помню, был это трос или канат.