Винцо из Каны

 
        Над этим городом играют небеса. А на земле творятся чудеса.
Первая малая родина опьянила необъятным простором полей, вытканных золотыми колосьями с голубыми звёздочками васильков. Покорила могучим буйством великого Енисея, в хрустальных водах которого плескалось босоногое детство, в компании  юрких рыбёшек. Очаровала головокружительными отрогами Саян, с куполами непролазных дебрей тайги. В её шёпоте слышались то тяжёлая медвежья поступь, то говорок хрупких водосборов, с пламенеющими жарками, то хлопки шишек, падающих с кедров, то кряхтение солнечных лепёшек маслят, раздвигающих прелую землю.
       А вторая малая родина приоткрыла завесу небесных чертогов. О каждой пяди прекрасной земли можно писать поэмы, но, то ли по молитвам юродствующей  Александры, то ли по другой, неведомой причине, в этом городе можно общаться с небом. Здесь трудно найти золотую середину, и страдания, и наслаждения  объёмны и контрастны. Все восходы здесь неповторимы, а закаты неописуемы по своей красоте. И люди сродни восходам и закатам.
        На судьбоносной грани перестройки, разводившей в разные стороны кротких овец и упрямых козлищ, Анне, замученной и задёрганной одной  целью: уберечь детей от голода, понадобилось перестелить ленолиум. Могла бы с этим делом справиться  сама, но время не обманешь и не остановишь. Суток не хватало для  суеты. Обратиться за помощью даже к знакомым не позволяло отсутствие денег. Появление возле мусорного контейнера бомжа, осенило: она в состоянии дать ему то, что ищет он и получить от него то, что нужно ей.
        На следующий день, к назначенному времени, он стоял на пороге с таким же горемыкой. Сердце задыхалось от жалости, при виде того, как они трясущимися руками заботливо снимали плинтуса и аккуратно стыковали отдельные листы. К моменту завершения работы, их ждал роскошный, для того времени, стол. Скатерть-самобранку накрыла щедрая дарами земля-кормилица. Грибы маринованные, солёные, картошечка, пожаренная с грибами, овощные разносолы, компоты и варенья, неповторимый букет домашнего вина, пленяли аппетитной красотой и ароматами.
      Надо было видеть, как они принимали пищу: не хватали и не глотали с жадностью голодных псов. Они вкушали! Наслаждались каждым кусочком, бережно собирая со стола оброненные крошки. Их жалкие лохмотья возводили этот обыденный процесс до обряда таинства. Насытившись, они неспешно попивали винцо, достойное стать украшением и не столь скромного стола. Анна предложила собрать сверток на ужин. Как выросли в её глазах эти жалкие, изголодавшиеся оборванцы! Эти истинные наследники и молитвенники земли российской, своим смирением и самоуничижением объявившие протест несправедливости, пошлости и равнодушию.
         - Не надо, хозяюшка, не хлопочи. Не достанутся нам твои гостинцы – украдут. Да и деток тебе надо кормить, одна пластаешься.
        Смахнув скупые мужские слёзы, он продолжил:
        - Низкий поклон тебе за то, что, впервые за столько лет, человеками себя почувствовали. Многим приходится помогать. Никакой работой не брезгуем, но везде к нам относятся, как к жалким скотам.
        Он зашмыгал носом, порывисто размазывая по щекам предательские слёзы. Потом  протянул к ней заскорузлые ладони.
        - А руки-то! Руки помнят свою работу! Ведь я первоклассным плотником был.  Теперь доверяют только землю копать, да мусор ворочать, за жалкие подачки, сунутые с опущенными глазами. И то хорошо! Значит, есть ещё совесть у людей! Тебе большое человеческое спасибо! Порадовала рученьки настоящей работой! Гостинцев не надо, а винца налей, если не жалко. Никогда такого не пивал. Оно у тебя, наверно, со стола из Каны  Галилейской – уж так сердце веселит! А ещё хочу поблагодарить за то, что не унизила жалостью. Если бы ты, увидев меня на помойке, предложила кусок мяса, я бросил бы тебе его в лицо, обматерил, как случалось не раз, а  подачку не принял. Потом поднял бы, а  из рук ни по чём не взял. Если будет ещё работа, зови, мы тебе, как сестре, и без кормёжки во всём поможем с удовольствием.
          Проводила Анна гостей, а радость от встречи с ними осталась навсегда, словно сам Господь отобедал у неё.