Егор был высок, подтянут и весьма недурен собой. Блондин с огромными голубыми глазами, он буквально притягивал взгляды окружающих. Проходящие навстречу девушки с интересом поглядывали на него, ворчливые сгорбленные старушки что-то недовольно бубнили вслед. Он же с детства старался не обращать внимания на происходящую суету. Одевался экстравагантно, но всегда со вкусом, слушал не известные массовому потребителю зарубежные группы и увлекался арт-хаусным кинематографом. Стиль и манеры Егора были чужды основной массе обитателей провинциального городка Грязин, в котором прошли его детство и юность. Некоторые посмеивались над его подчеркнуто вежливой манерой говорить, другие воспринимали как вызов аристократическую осанку и повадки. Он не раз участвовал в перепалках как с люмпенизированными любителями "мужицкости", так и с возрастными адептами "все как у людей" и "не надо выделяться". Родители Егора, как ни странно, хоть являлись образованными и далеко не глупыми людьми, также довольно часто намекали на то, что его внешний вид и поведение как бы не соответствуют общепринятым представлениям о нормальности.
А он ничего сверхординарного не делал: просто жил так, как считал нужным, выглядел как ему нравилось, разговаривал на языке Чехова и Бунина... По другому он не хотел и не умел. Подстраиваться под серую действительность не считал нужным.
Еще в студенческие годы, Егор посетил некоторые особенно далекие зарубежные страны, посмотрел на людей, которые улыбались встречным и не обсуждали шепотом за спиной внешний вид каждого прохожего. Наверно, именно в то время и укоренилось окончательно видение окружающего мира - свободы и независимости от предрассудков. Он терпеть не мог и раньше, а после этого и вовсе возненавидел, любые клише и общепринятые стандарты, под которые, по меньшей мере каждый из знакомых ему людей в городке, старался подогнать окружающих. Ведь все они, неизвестно почему, считали, что именно их внешний вид это эталон, музыкальный вкус - норма, а жизненные приоритеты - собственно и есть смысл существования. Все эти машины, ипотеки и стремление к стабильности не вызывали у Егора абсолютно никаких чувств. Он жил, развивался, впитывал, был абсолютно открытым и самодостаточным.
После окончания университета, Егор, как и многие другие, перебрался в Столицу. При всей своей лояльности и, в некоторых моментах даже любви к малой родине, он понимал, что Грязин - совсем не то место, где можно развиваться и прогрессировать.
Перспективная работа на заводе за "двадцать плюс" тысяч целковых в месяц мало прельщала Егора. Собрав в рюкзак весь нехитрый скарб, молодой, красивый и уверенный в себе человек сел на ближайший автобус и двинулся навстречу большому городу.
Разницу между Егором и основной массой покидающих родные пенаты ради столичной жизни делало то, что он не ехал туда за статусом или деньгами, воспринимая Столицу как нечто сакральное, а просто понимал, что именно здесь сосредоточены возможные пути развития, коих, при всем желании, несоизмеримо меньше в провинции.
Столица приняла Егора не сразу. Несколько лет он работал в не очень будоражащих его душу местах менеджером и специалистом, просто ради возможности оплачивать жилье и не быть голодным. Но, Столица на то и Столица, чтобы предоставлять ищущим их шансы. Егор попал на телевидение, к которому всегда стремился. Сначала это были незаметные никому должности помощников и ассистентов. Но, со временем, по причине яркой внешности и умению достойно держаться, на Егора обратили внимание. Для начала ему предлагали небольшие роли ведущего различных низкопробных теле-викторин. Он соглашался и делал даже эти второсортные передачи довольно качественными и душевными. Зрители любили Егора. Это не могло остаться незамеченным для руководства и парня повысили до автора и ведущего сразу нескольких весьма интересных проектов. В одном из них Егор интервьюировал случайных респондентов на улицах Столицы на предмет знания или незнания теми исторических мест и событий города, в другом помогал завидным холостякам обзавестись невестами. Были и другие телепередачи, находившие отклик в сердцах потребителей и в каждой из них Егор зарекомендовал себя исключительно с положительной стороны!
Прошло несколько лет. Хоть работал Егор и не на центральных каналах, все равно снискать некоторую популярность и узнаваемость ему удалось. Особым стремлением к покорению высот наделен он не был, но то что делал - получалось интересным и удобоваримым для зрителя.
Работа приносила Егору помимо удовольствия еще и неплохой доход, который в разы превышал вознаграждение среднестатистического приезжего на заработки "специалиста". Он приобрел себе квартиру в пешей доступности от телебашни, заимел пусть и не великий, но банковский счет, летал отдыхать три - четыре раза в год. И все шло так, как должно было идти. Жизнь била ключом! Егор обрастал знакомствами с интересными людьми. Столичная тусовка стала для него своей. После долгих нудных лет в Грязине, Егор наконец-то не был изгоем, а стал своим. Их команда генерировала интересный контент и, даже, в работе Егор мог оставаться самим собой, делать то, что он всегда делал, выглядеть, говорить и получать при этом не циканье с замечаниями, а наоборот поощрение, наряду с моральным, материальное. Так оно и продолжалось некоторое время, но потом что-то пошло не туда...
И, самое обидное, что от Егора ничего не зависело. Просто ситуация в стране поменялась. Изменилось направление ветра и демократические ценности сдуло легким прибрежным бризом. Курс судна, коим являлась огромная страна, изменился. Штурман упрямо пытался столкнуть корабль с рифами. Нельзя сказать, что произошли данные перемены в одночасье. Конечно нет! На это потребовалось довольно много времени и немало усилий. Но планомерное действо в определённый момент достигло своего апогея. Нашелся веский повод и экономика государства покатилась с горы, словно снежный ком, вбирая в себя все остальные сферы жизни. Выяснилось, что так долго и упорно строимый колосс снова был воздвигнут на глиняных ногах. Люди массово начали терять работу. Те же, кому удалось сохранить должности, в большинстве своем стали работать в два-три раза больше за меньшее довольствие. Цены ужасающе выросли! Если раньше на энную сумму можно было купить продовольствия на месяц, то ныне его дай Бог хватило бы на неделю. Если раньше, для примера, стоимость коммунальных услуг составляла одну пятую от заработной платы, то теперь - половину, а то и две трети. Подорожало все!
Народные избранники же, вместо того, чтобы принимать антикризисные меры, пошли по пути наименьшего сопротивления и стали давить на патриотизм, пугая измученных жителей страшными внешними врагами, которые являлись источниками всех несчастий и неуклонно напрашивались на неприятности. В общем и целом, ситуация в стране стала накаляться очень быстро! Люди начали видеть неприятеля не только в забугорных интриганах и захватчиках, но и в каждом встречном. Сосед по лестничной клетке предстал злейшим врагом, а продавец в магазине его пособником.
Конечно, корень проблем крылся не в плохом обслуживании и заплеванных подъездах. Это были лишь следствия общего озлобления и охамения населения, связанного с неуклонно падающим уровнем жизни. Работающие люди превращались в нищих, едва сводили концы с концами и, вместо поиска и возмущения реальными проблемами и их создателями, предпочитали винить всех, кого ни попадя, только бы выплеснуть накопившуюся злобу. Обстановка накалялась. Страна беднела. Денег в казне оставалось все меньше и меньше. Социальная сфера приходила в негодность. Медицина умирала. Образование более не считалось важным. Да и качество его неуклонно падало. Заплатить за ЖКХ становилось уделом богатых, а по подъездам рыскали, в поисках зловредных должников, уголовники - коллекторы.
Надо ли говорить, что в этих условиях происходило с людьми? Конечно, наружу полезли не самые лучшие качества, таившиеся до поры до времени за относительно сытыми желудками. Насколько все разные, как и в предыдущие разы спиралевидной истории, показал именно голод. Нищета выставила наружу пороки и темные стороны душ. А постоянный призыв к агрессии, лившийся из каждого чайника, сделал существование думающих и рефлексирующих людей просто невыносимым!
Непосредственно в этой когорте и находился Егор. Работу он потерял довольно быстро. В связи с падающей вниз со скоростью света покупательской способностью населения, кабельный канал, на котором он трудился, больше никому не мог продать свое вещание и обанкротился в течении, буквально, нескольких месяцев. Многие другие частные телекомпании, которые не предназначались для пропаганды за деньги налогоплательщиков, довольно быстро, а кто-то даже раньше, так же канули в Лету. Идти работать Егору по столь горячо любимому им направлению было примерно некуда! Он недолго помыкался по собеседованиям, порассылал резюме, пообивал пороги издыхающих СМИ, но все безрезультатно. Егор захандрил. Он начал выпивать. Поначалу немного, вечерами, чтобы снять, на время, навалившийся стресс. Затем, он просто перестал выходить из дома. Утро начиналось с припасенного заранее пива, к вечеру же поспевали напитки покрепче. От депрессии к успокоению, через несколько стадий опьянения, тянулись серые, ничем не примечательные будни, в которых Егор проживал свою скучную жизнь. Его банковский счет довольно быстро опустел и молодой человек был вынужден переехать в квартиру поменьше и подальше от центра. Он делал какие-то видео для старых знакомых, собирал обзоры для ютуба, монтировал клипы, получая за это просто смешные копеечные гонорары.
Егор очень сильно сдал. Он постарел, в его неопрятной ныне бороде стало появляться все больше седых волос, а черные круги под глазами пугали их обладателя при каждом взгляде в зеркало. Поэтому смотреться туда Егор перестал. У него сильно болели зубы, но денег на лечение у Егора не было, поэтому он забрасывал в рот горстями дешевые обезболивающие, запивая рябиновой на коньяке. Становилось немного легче, но душевные страдания не могли снять уже никакие дозы спиртного. Он просто перестал пьянеть. Организм привык к алкоголю, мозг более не воспринимал его. Конечно, координация движений ухудшалась, картинка перед глазами расплывалась, но отключиться от реальности, убежать в прекрасный мир забвения парню больше не удавалось.
Когда телефон зазвонил, Егор, как и всегда, лежал на диване, потягивал водку с соком из грязного граненого стакана, пытаясь сконцентрироваться на неинтересном видеоролике в интернете.
"Мама" высветилось на экране. После некоторых раздумий, Егор все же нажал на зеленую кнопку и ответил:
- Да, Мам!
- Егор, здравствуй! Это мама! - как будто, не слыша его, быстро протараторила мать.
- Я понял, Мам, у меня есть твой номер, - нехотя вступил в разговор Егор. Голова болела, тело чесалось, хотелось спать - не лучшее состояние для бесед, но коли уж поднял трубку - деваться некуда. Придется изображать участие.
- Как у тебя дела? - вопрос был задан из вежливости и как бы вскользь. Это было слышно из интонации матери. Голос ее был тревожно усталым, что-то беспокоило женщину и Егор поспешил выяснить причину.
- Нормально! Мам, что случилось?
- Случилось, Егор! Леночка заболела! - на этих словах голос матери дрогнул, она заплакала, но, все же, сумела выдавить из себя через слезы, - Она в больнице, Сынок, врачи не знают что с ней, но что-то серьезное! Меня к ней не пускают...
Егор сразу протрезвел. Младшая сестренка, которую он безмерно любил, в беде! Парень глубоко вдохнул - выдохнул и только после этого, стараясь придать голосу максимального спокойствия, проговорил:
- Мама, не переживай, успокойся! Все будет хорошо! Я сейчас же выезжаю! Завтра буду дома!
Мать пыталась еще что-то сказать, глотая слезы, долго причитала, но Егор уже не слышал ее. Повесив трубку, он быстро собрал вещи, умыл свое опухшее лицо и оделся. Засунув в карман полученные за последнюю подработку деньги, он вылил в стакан остававшуюся в бутылке водку, немного подумал и выпил залпом огненную влагу. Поморщившись и занюхав рукавом, Егор, слегка покачиваясь, вышел из квартиры, закрыл дверь на ключ и направился неуверенной походкой в сторону вокзала.
Он беспокойно спал все время, пока автобус вез своих пассажиров, потрясываясь на бесконечных ямах и ухабах. "Ведь платная трасса, которую сделали полгода назад, выделив то ли восемь миллиардов, то ли восемьдесят миллиардов... А кто их нынче считает? Уже от цифр этих и народ устал: восемь, восемьдесят, восемьсот - долларов, рублей, евро, да хоть юаней! Космос одним словом. Никто не вникал. Все равно звучат числа эти нереально. Свои бы двадцать тысяч получки в карман убрать поскорее, чтоб ипотеку оплатить, не до миллиардов чужих сейчас..."
Снилось Егору примерно то же самое, что, если бы он бодрствовал, можно было наблюдать за окном автобуса. Бескрайнюю Великую Державу! С ее панельными пятиэтажками в изредка попадавшихся по пути населенных пунктах. С уличными "удобствами" и алкашами возле ларьков и магазинчиков. С разбитыми напрочь, вечно ремонтирующимися по сметам, дорогами. С ее обилием дорогих машин, глядя на которые люди начинают талдычить мантры о том, что мол "Зажили! Раньше такого не было! Теперь, знамо, получше!", в то же самое время отдавая за подобный атрибут счастливой жизни половину месячного жалованья на протяжении долгих-долгих лет. С ее бесконечными сетевыми супер-гипер-пупермаркетами и шаурмичными вдоль дорог. С ее облезлыми, усеянными мусором обочинами и грязными посадками вдоль них. С бесконечными треногами камер скорости и спрятавшимися машинками поодаль, со сгорающими от стыда за подобный заработок человечками внутри них...
Вот такие картинки и мелькали в голове Егора все время, что он ворочаясь в кресле автобуса, то дремал, то просыпался, подпрыгнув, вместе с остальными пассажирами, на особо крупной, почти не по ГОСТу, выбоине. Снилась ему разруха и нищета, болезни и голод, а посреди всего этого серого и не нужного уже даже самим обитателям места, пировали жирные, сытые, похожие на свиней, бояре! Они жрали отборную икру ложками, закусывая ароматной осетриной, пили лучшие французские вина, запивая лучшими армянскими коньяками. Они вытирали губы стодолларовыми банкнотами и, высморкавшись в них, засовывали в едва различимые ниточки трусиков стриптизерш, танцующих на столах, и готовых удовлетворить похоть своих хозяев в любую секунду. Одна из стриптизерш, под столом начавшая уже особо рьяно обрабатывать отвратительного жирного борова с погонами и свиным рылом, внезапно повернулась к Егору с вызывающей улыбкой. Парень подпрыгнул от неожиданности, сердце чуть не выскочило из груди! Узнав сестру, Егор не мог пошевелиться. Он обмяк и все, что мог сделать в данный момент, лишь беззвучно шептать губами:
- Лена, Леночка, ты что? Лена, брось...
Тут автобус подбросило на очередной яме и Егор проснулся от толчка. Не сказать, что он не обрадовался внезапному пробуждению, но, все равно, на душе было ужасно мерзко, кошки скребли, пытаясь выковырять уставшее сердце. За окном - все та же хмурая погода. Поздняя осень! Листьев уже нет, а снег еще не выпал. Слякоть, холод, мелкая изморось. То же самое и внутри. Усталые от бесконечной гонки на выживание люди мелькают за окном. Они спешат куда-то, укутавшись в такие же серые, как все вокруг, бушлаты, шарфы и шапки. Их ноги месят грязь и не видно в этой грязи - обуты ли они... Наверно, обуты. А может, и босые, как те самые рабы с картинок, которые тянут баржу вдоль Волги или других рек. Егор смотрел на них и размышлял: "Современные рабы! Ничего не изменилось за прошедшие столетия. Вместо цепей на шеях долги по кредитам и коммунальным платежам. Нищенские вознаграждения за тяжелый труд - раб должен жить бедно и не видеть благ цивилизации. Работа за еду и кров! Дети, без возможности получить образование... А сверху каста господ, отпрыски которых рождены, чтобы управлять этим отребьем..." Егор поморщился и вновь задремал...
Ему вновь снились серые виды огромной страны, провинциальные "пейзажи" смотрели на него своими подслеповатыми глазами полуразрушенных бараков и загаженных хрущевок. На фоне всего этого величия возвышался такой же серый, как и все кругом, человек. Он, как бы, был выше всего этого, хотя было понятно, что именно он - властелин и полноправный владелец окружающего "великолепия". Мужчина - лет сорока, а может пятидесяти, а хотя, наверно шестидесяти... Может больше... А может меньше... Не сказать точно! Ростом примерно... Да тоже не скажешь. В общем, не высок и не низок. Средний такой. Шевелюра вроде на месте... Или нет ее вовсе... Егор перестал ломать глаза, пытаясь разглядеть Главного. Он понял: это бесполезно! Данный персонаж являлся консистенцией всех людей, встречаемых нами в повседневной жизни. Он словно был соткан из каждого, со всеми прилагающимися добродетелями и пороками. Просто усредненный гражданин, ставший воплощением своего времени, чаяний и потаенных желаний большинства населения необъятных просторов. Он не производил впечатления глыбы или какого-то супер таланта, в чем бы то ни было. Нет! Обычный человек, ни дать ни взять, но, кожей, шестым чувством, ощущалось какая огромная, пусть и завуалированная, опасность исходит от него. Его боялись все - друзья, соратники, а тем более враги. Хотя врагов-то особенно видно и не было, так как явных самоубийц, бросавших ему вызов, практически не осталось. Все помнили, что случилось со смельчаками-предшественниками и не горели желанием разделить их участь. И, вот, этот скромный, совсем обычный человек, возвышался махиной своего раздутого величия над страной, накрывая каждый уголок ее, каждый краешек, своею страшной тенью. Не цвели сады в тени вечной, леса вымирали, иссыхали реки, а животный мир редел, заполняя ежедневно собою все новые и новые страницы Красной книги.
Егору было страшно, он на физическом уровне боялся этого человека. И в то же время его переполняла злоба! За все дела свои он должен ответить! - думал Егор,- Будь он проклят на самые страшные страдания в глубинах Ада. Скорее бы сдох он самой болезненной смертью, которая только возможна. Кишки бы его намотать на веретено с зазубринами, да только это не искупит грехов его, дел, что наворотил Тиран обезумевший! Не вернет это убиенных им, не воскресит жертв его, а самое главное - времени не отмотает назад потраченного миллионами смертных рабов его, единственные жизни в страхе и нищете прожитые! Но ответить он должен! Пусть после смерти! Пусть в Аду дерут черти его раскаленными кочергами, пусть словно уж на сковородке вертится в муках нечеловеческих! Егор ненавидел его больше всего на свете! Он мечтал стиснуть ладони вокруг шеи и задушить преступника, глядя в бесстыжие глаза того, полные страха перед неминуемой смертью. Руки уже затачивали нож, а Егор набирался смелости выйти на охоту за Тираном, когда скрип старых колодок автобуса возвестил об остановке. Егор проснулся и посмотрел по сторонам. Конечная. Грязин. Парень поднялся, пропустил вперед толпу спешащих выйти наружу пассажиров, накинул рюкзак и, выйдя из автобуса, быстро устремился по знакомой с детства дороге в сторону дома. По сторонам он старался не смотреть. Все равно ничего интересного, кроме новых рытвин на тротуарах, сколов на домах и еще сильнее распухших от пьянства физиономий давних знакомых, увидеть он не мог. Да и голова сильно болела после выпитого...
Мамин подъезд, большую часть жизни бывший и его подъездом, встретил Егора своею знакомой до боли вонью и сыростью. Запах канализации, как разносился все его детство из подвала и до самого верхнего этажа, так и по сей день ничего не изменилось. Парень поморщился. С одной стороны - запах детства... "Подумать только - фекальное амбре - запах детства! Аромат экскрементов возвращает меня в прошлое... Мне сразу вспоминается первый поцелуй и спрятанный подальше дневник с двойкой по биологии...",- Егор грустно усмехнулся саркастическим мыслям, пришедшим в его голову в тот момент. С другой стороны - двадцать лет прошло или черт его знает сколько - ничего не поменялось! Ничегошеньки! Только ступеньки раскрошились еще сильнее. Ну, вот сделали, вроде косметический ремонт подъезда, назвав его капитальным - покрасили стены. Только стены эти снова облезлые, краска отвалилась то ли из-за сырости, идущей из подвала, то ли из-за того, что красили тяп-ляп неизвестные гастарбайтеры, лишь бы поскорее закончить работу и перейти на новый объект. В общем, были оранжевые облупленные стены, теперь - серые облупленные стены. А дерьмом как воняло, так и воняет. Только носы уже с годами принюхались!
Он трижды громко постучал в дверь, хотя ключи от маминой квартиры лежали в кармане куртки. Егор не хотел испугать мать своим визитом, хоть и предупредил о скором приезде. Не прошло и минуты, как замок повернулся изнутри и в приоткрытом дверном проеме появилась знакомая фигура мамы. Она практически не изменилась с их последней встречи. Когда же они виделись в прошлый раз? Три? Может четыре года назад? Егор не мог сразу вспомнить. Да, давненько не приезжал он домой. Хотя нет, изменилась мать... Как-то ниже что ли стала и вообще в размерах уменьшилась. Фигура-то вон старушечья теперь, сгорбленная стоит. Осталось только платок повязать и ни дать ни взять - тетя Клава у подъезда. И глаза ее голубые прежде, как небо утреннее, совсем цвет потеряли, выплакала наверно палитру всю. Морщинами лицо перевязано... Дааа, изменилась мама. Годы свое берут.
- Привет, Ма!
Улыбнулась мать Егору:
- Привет, Егор!
Зашел, разулся, сел за стол на кухне, мать поесть поставила и началось. Рассказала, что буквально перед его приходом звонили из больницы: у Леночки - лейкемия и лечение очень дорогое. Плакала навзрыд на этих словах. Глотал слезы и Егор, только теперь поняв насколько все серьезно.
А потом они пошли в больницу и Егор долго сидел в обшарпанной палате на восьмерых человек, где лежали умирающие от рака люди, стонущие, с огромными черными дырами вокруг бесцветных глаз. Кто-то слонялся словно тень, утонув немощными маслами с, прежние дни бывшим в пору, халате. Иные лежали без движений, лишь тихо постанывая от не отступающей боли. Возле железных коек, с продавленными сетками, стояли картонные коробки, изображающие из себя тумбочки. Толстая баба в застиранном до дыр фиолетовом халате открыла нараспашку окна, пока драила, воняющей хлоркой шваброй, потрескавшийся линолеум. На замечание Егора о том, что больные могут простыть, она минут десять кричала про сложную работу, приемные часы и "вообще не его собачье дело". А он сидел, держа в своей ладони совсем уже холодную и белую руку сестры, которая изо всех сил старалась выглядеть бодрой и думал о своем. "Как же нужно было довести страну, чтобы всем стало плевать на всех! Сосед стал злейшим врагом соседу! Гражданин гражданину волк! Люди в мелочах, через притеснение прав других, пытаются хоть как-то доказать сами себе, что они не совсем еще скоты. Задирают ближнего, хамят и матерятся..." Он вспоминал, что давненько и сам не выходил куда-либо по делам и не возвращался, с кем-нибудь не поцапавшись. Будь то поход в магазин, где обязательно кто-то лез без очереди, будь то коммунальная сфера (про это и говорить излишне), да что бы то ни было, обязательно происходил скандал. "Разделяй и властвуй",- думал Егор и все больше и больше всеми фибрами своей души ненавидел того человека из недавнего сна. Только настоящего, который довел, по его мнению, страну и людей до этой сволочной жизни, которой никто уже и не рад. Отмучиться бы поскорее... Он держал слабую ладонь своей сестры, которую очень любил и по которой очень скучал, живя в Столице, но испытывал только ненависть к конкретному виновнику всех бед, захватившему власть и использовавшему ее для собственного обогащения, заставив выживать и умирать остальных. Ох, как же Егор ненавидел его! Ох, попадись он под руку, мокрого места бы не оставил!
Лене стало хуже и она задремала, вздрагивая и вскрикивая от приступов боли. Егора попросили уйти.
Он вышел из больницы и пошел прочь.В воздухе витали то ли снежинки, то ли капли дождя. Было холодно, мокро и мерзко. В ямах двора стояли лужи, которые Егор, как ни старался перепрыгивать, а все равно давно быстро промочил ноги насквозь.
Он зашел в ближайший сетевой алкогольный ритейлер, который теперь располагался практически в каждом доме даже такой дыры, как Грязин, купил бутылку водки "Царская" и газировки. Потом он долго грелся своим спасительным эликсиром, сидя мокрый и продрогший, с ногами на лавке в каком-то, ничем не отличающимся от сотен других, дворе, с разбитыми фонарями, сломанными урнами и заплеванным семечками асфальтом.
Как же он ненавидел всю эту сытую верхушку и прикрывающих всех этих властителей Верховного! Ох, как же он мечтал своими руками открутить тому голову, четвертовав предварительно своего врага.
А потом он пьяный пришел домой и выслушал от матери все, что она думает по этому поводу. Слезы и вопли, упреки его в том, что он похож на отца.
- Сестра при смерти, а он только бы в горло свое луженное залить водки, алкоголик чертов! - закончила свою тираду мать и еще долго не успокаивалась, выкрикивая из своей комнаты проклятья в адрес непутевого сынка.
Собственно, примерно так и проходили большинство последующих будней егорова существования. Днем он ходил к сестре в больницу, подолгу сидел, глядя в ее испуганные, желающие жить глаза, такие понимающие, такие беззащитные и такие усталые. Вечером он напивался до беспамятства и выл в бессилии, мечтая собственноручно казнить Верховного, который продолжал вещать с телеэкранов об успехах в экономике и прочих победах.
Денег не хватало катастрофически. Матери кредит уже никто не давал, так как лимит ее платежеспособности был исчерпан до самого дна, а то и ниже. Условия содержания сестры в больнице были ужасными, лекарств не было, врачей практически тоже и, чтобы перевести Лену в госпиталь районного центра, где оставались хоть какие-то специалисты и препараты, Егору пришлось продать свою столичную квартиру. Так как деньги нужны были срочно, счет уже начинал идти на часы, пришлось расстаться с жилплощадью примерно в два раза дешевле ее настоящей рыночной цены. По той же причине, взятка за перевод в больницу получше, составила сумму в четыре раза превышающую обычную таксу. Запрещенные, по какой-то одним политикам ведомой причине, лекарства стоили баснословные суммы. Деньги летели направо налево и постоянно оказывалось, что препараты либо не те, либо будут позже, плата же не возвращалась. Скоро денег не стало вовсе! А Лене тем временем становилось все хуже и хуже... Егор же пил все больше и больше...
И вот однажды, она ушла. Пьяный Егор, видевший в алкогольном бреду ее смерть не один раз, долго не понимал на самом ли деле это произошло. Он уже давно плохо ориентировался в действительности. Мать плюнула на него и лишь изредка осыпала ненавистными проклятьями.
Похороны сестры прошли словно в бреду. Егор был так сильно пьян, что запомнил только стыдливые глаза матери, которые она потупила в землю, стесняясь перед пришедшими поддержать ее родственниками и знакомыми, своего деградировавшего ни по дням, а по часам отпрыска.
От былой стати Егора не осталось и следа, в пафосных речах не было содержания, только набор бессвязных слов, будто-то бы рандомно выдернутых из словаря Ожегова. Некогда модная одежда Егора превратилась в засаленное тряпье, уложенная в прошлом красивая шевелюра - поредела и начала стремительно седеть.
Он наблюдал за нищетой вокруг, хамством, глупостью, скупостью, обманом и мошенничеством, ставшим вроде официальным. Он пил, злобно скрипя зубами, пил много, пил целенаправленно! Он ненавидел эту жизнь, эту власть, отнявшую у него все - работу, близких, квартиру, интересы, его самого, в конце концов, такого разностороннего и интересного, превратившегося в БИЧа, от которого шарахаются прохожие.
В нем не осталось ничего, кроме злобы и ярости. Он мечтал встретить Верховного и растерзать его. Он был уверен, что эта ярость не пройдет никогда. Как же сильно он ненавидел! "В любое время, в любой точке галактики, в любом обличии, даже после твоей жалкой смерти, я, встретив тебя, не дам тебе ни единого шанса...",- Егор лежал посреди кухни маминой квартиры, в луже собственной рвоты, его сердце перестало биться раньше, чем мысли о мести покинули голову...
***
Егор продрал сонные глаза и огляделся. Обстановка была незнакомая. Странно. Он не лежал, а сидел за столом в небольшой комнате, с голубоватыми ненавязчивыми обоями. На обоях были нарисованы белые облачка, будто плывшие по небесной глади. Этот светлый и миловидный принт очень заметно контрастировал с ярким, будто бы только что выкрашенным полом, огненно-красного цвета. Приятно пахло, но Егор не мог разобрать чем. Принюхавшись он понял - какой-то едой, словно в соседней комнате жарили шашлык.
"Где я?", - голова парня разрывалась от вопросов, - Неужели так сильно напился вчера, что вообще ничего не помню и не понимаю где я?", "Как я очутился в этом незнакомом месте?", "Что это за место, в конце концов?"...
Внезапно, в стене слева от Егора, приоткрылась дверь, которую парень ранее не заметил. Изнутри комнату озарили яркие лучи солнца, донеслись звуки природы - щебет птиц и шум ветерка. В комнату зашел мужчина лет сорока пяти - пятидесяти в строгом деловом, пусть и слегка поношенном костюме - тройке и очках, в серебряной оправе, на кончике носа. В руках он держал несколько бумаг формата А4. Как только дверь закрылась позади незнакомца, посторонние звуки исчезли и повисла полнейшая тишина. Видимо, в комнате была отличная звукоизоляция. Мужчина сделал несколько шагов, громко стуча по огненно-красному паркету каблуками своих остроконечных итальянских туфель, подошел к письменному столу, перед которым и сидел Егор, выдвинул стул и расположился напротив своего гостя.
- Петр! - представился он дружелюбно, глядя поверх очков куда-то в район подбородка Егора.
Парень прокашлялся и неуверенным голосом назвал в ответ свое имя.
- Знаю, знаю,- поспешил заверить его Петр,- Очень рад встрече. Весьма много наслышан! Весьма...
Мужчина располагал к себе. Он походил на некоего добродушного бухгалтера, который дослужился до повышения и впервые принимает себе в помощь нового сотрудника. Но в то же время, чувствовалось, что это человек очень не простой и глубокий, о чем говорили его наполненные интересом, проницательные глаза, в которых читался многолетний опыт и эрудиция.
Вообще, ситуация была странной. Какое-то интервью (а Егор догадывался, что бумаги в руках Петра (или как там его зовут...) это некое резюме на него самого. Сам же формат встречи напоминал собеседование. Только Егор не мог вспомнить, чтобы откликался в последние месяцы на какие-либо вакансии, к тому же в Грязине, где кроме работы продавца - директора - грузчика в сетевом супермаркете, да полицейского в Столицу, вакансий было не сыскать.
Все было чертовски странно: неизвестное место, незнакомый человек, с улыбкой, сидящий напротив, бумаги в его руках. Но, самое главное - полнейшее непонимание Егора как он вообще здесь очутился. И вместе со всем этим, парень совершенно не чувствовал испуга и особенной потребности найти ответы на свои вопросы. Как будто все это было совсем неважно. А значимым представлялось нечто иное...
"Может быть меня накачали наркотиками?",- подумал Егор и сразу же отмел эту мысль, словно прочитав отрицательный ответ в глазах собеседника.
"А, ладно, посмотрим что будет!",- Егор полностью расслабился и откинулся на стуле, в ожидании того, что произойдет дальше.
Петру это, видимо, понравилось. Он, в очередной раз, улыбнулся и продолжил говорить. Диалог их был не коротким и не долгим, а звучал примерно следующим образом:
- Егор, я вижу ты уже достаточно расслабился, чтобы перейти к сути нашего разговора. И, тем не менее, я еще раз попрошу успокоиться и не стараться понять где ты, кто я и прочую совершенно не нужную на данный момент информацию. На свои вопросы ты получишь ответ в процессе нашего разговора, я обещаю. Договорились?
- Да!
- Вот и отлично! Сразу скажу, это не собеседование, но по итогам нашего разговора ты либо получишь определенную "работу", либо нет. Все зависит от тебя...
- Почему же тогда это не собеседование? - перебил Егор.
- Потому что на собеседовании, в абсолютном большинстве случаев, человек старается приукрасить свои компетенции и навыки, а также опыт и возможности, чтобы получить интересующую его работу. В нашем же случае успех будет зависеть только от правдивости твоих ответов с суждениями, а также желания, либо не желания стараться услышать и увидеть другую точку зрения. Здесь есть понимание? - он вопросительно посмотрел, поверх очков, на Егора.
- Не совсем, но я постараюсь...
- Постарайся, Егор, постарайся! Ничего не бойся. Я знаю, что сейчас в голове ты перебираешь мысль за мыслью: из каких я спец. служб? что говорить, чтобы выйти отсюда поскорее? есть ли у меня оружие? сколько человек стоит за дверью и прочие глупости. Хотя я попросил не ломать над этим голову! Ну, что ж, я понимаю: человеческая натура ищет ответы, сама создавая вопросы, порой даже совершенно ей не нужные. Пока что, я скажу тебе так: никаких спец. служб я не представляю, за дверью никого нет, а оружием я не пользовался за все свои годы, а лет мне, поверь, намного больше, чем ты в состоянии представить,- он вновь подмигнул и непринужденно рассмеялся. Затем, вернув голосу серьезную интонацию, продолжил,- И самый главный вопрос, ответ на который я уже озвучивал тебе: что говорить, чтобы выйти отсюда поскорее? - Правду, Егор, только правду! Если ты будешь говорить неправду, юлить и уходить от ответа, я это пойму. Скажу больше: я знаю что ты думаешь и чувствуешь, и знаю, что хочу, что хочу услышать. Чем быстрее эти два пункта совпадут, тем скорее ты продолжишь свой путь. Только помни: каким будет этот путь и сумеешь ли ты выбрать верный, зависит именно от того, насколько честен ты будешь со мной, и в первую очередь, с собой.
- Можно вопрос?
- Конечно! Беседа уже давно началась. Мы можем спрашивать друг друга о чем угодно. Совершенно обо всем! Это как исповедь у священника,- он задумался,- Только честная... Ладно, я отвлекся. Что, Егор, ты хотел спросить?
- Что за работа мне предстоит в случае успешного прохождения собеседования? И почему именно я?
- Ну, во-первых, это два вопроса, Егор, а не один,- снова мягкая улыбка и доброжелательный взгляд поверх оправы. Петр очень располагал к себе, словно родной отец. И в то же время чувствовалось, что вместе с похвалой за добросовестное поведение, этот человек может сменить милость на гнев, при противоположных обстоятельствах, а прочувствовать этого не было никакого желания,- Но, я отвечу на оба. Как я уже говорил, это не собеседование. Давай возьмем за правило не возвращаться каждый раз к началу разговора, иначе мы будем топтаться по кругу. ОК?
Егор кивнул.
- Вот и отлично. Если ты упорно хочешь называть наш разговор по душам "собеседованием", пусть будет так. Не будем зацикливаться на терминах. Далее: успешными могут считаться все сценарии завершения беседы. И какой из них лучше или хуже, мы не узнаем никогда. Просто в одном случае ты взглянешь на мир немного шире, чем в другом. Но, даже если произойдет менее угодный для меня (опять таки - для меня, а не для тебя вариант, какой ближе твоему сердцу - ты выберешь сам в процессе разговора), для тебя он будет единственным. Так как второго ты видеть просто не будешь. Это примерно, как сейчас ты живешь: смотришь на свою жизнь, окружение, заботы, текущие дела и думаешь, что вот он твой путь в этой жизни. Ты не видишь остальных, сконцентрировавшись на одном.Так же и здесь: ты сам выберешь дорогу, по которой идти, и пойдешь. Только количество вариантов будет намного меньше: всего два,- он посмотрел Егору прямо в глаза, чтобы убедиться слушает ли парень внимательно его витиеватую речь. Убедившись, что это так, Петр продолжил,- По второму вопросу: почему же именно ты? Конечно ты не единственный, а один из... Много людей доходят до второго этапа, но, в то же время очень многие и не доходят. Почему? Потому что с ними и так все понятно...
- Второго этапа?
- Совершенно верно! Первый этап ты прошел, Дорогой мой!
- Не понимаю! А в чем он заключался?
- В сомнении, Егор...
- В сомнении?
- Именно! Хотя, у тебя оно было минимальным и...кхе...кхе... Так скажем, мое руководство, не горело желанием рассматривать твою кандидатуру, но я увидел в тебе, пусть самую крохотную, но частицу сомнения. Именно я уговорил Босса, все же, дать тебе шанс!
- Сомнение...,- пробормотал Егор, как бы обдумывая его слова,- Да какое, к черту, сомнение? О чем вообще идет речь? Вы можете объяснить мне или нет, в конце концов?
- Я могу постараться, Егор,- невозмутимо отвечал собеседник,- А понять или нет это сугубо твой личный выбор. Смотри: все, абсолютно все, люди делятся на три категории (на самом деле их несколько больше, но основных всего три): первая - те, кто не попадает на второй этап (с ними и так все понятно, они его не достойны), вторая - те, кому второй этап не нужен (они доказали на первом, что готовы к третьему) и третья, как раз твой, Егор случай - те, кто склоняется к первому, но, все же, имеет шанс попасть на третий - этакие сомневающиеся. У тебя это сомнение минимально. Я бы даже сказал оно микроскопическое. Вышестоящее начальство не хотело возиться с микроскопом, так как очень много более достойных кандидатов дожидается своей очереди, как ты говоришь, "собеседования", но я взял на себя смелость напомнить, непосредственно, Боссу о базовых постулатах нашей... как бы это сказать понятным для тебя языком... идеологии. Не скрою, Босс чуть не испепелил меня за подобную дерзость, но постулаты-то эти он самолично и придумал, поэтому снисходительно дал мне шанс дать шанс тебе...
- О, Господи Боже мой,- Егор схватился за голову руками,- Ну что это все означает? Ну неужели нельзя объяснить проще...
Петр усмехнулся:
- Ты сам даже не догадываешься насколько близко к истине сейчас был... А, отвечая на твой вопрос: можно, Егор, я и объясняю, а насколько ты готов понимать, в этом и есть суть. Повторюсь в очередной раз: беседа давно началась. Теперь, давай же постараемся использовать оставшееся время более рационально и поговорим о действительно важном, о том, что я хочу спросить у тебя?
Егор устало кивнул. Петр продолжил:
- Вот, скажи мне, Егор, насколько ты ценишь свою жизнь?
"Что? Он мне угрожает? Что за вопросы на собеседовании?"
Словно услышав мысли парня, Петр тут же произнес:
- Никаких угроз! Это безобидный вопрос. Считай это психологическим тестом на моральное состояние или чем-то в этом роде. Вопросы будут не стандартные. Их будет немного, но, поверь мне, сейчас они важны.
Егор пожал плечами, немного успокоившись, и постарался ответить максимально честно:
- Нет! Ну, то есть, не совсем нет, конечно, но, по большому счету, нет...
- Ты уверен?
- Ну да...
- А я, вот вижу другое, Егор: например, когда ты выпивал, тебе было стыдно идти домой, так как не хотелось в очередной раз расстраивать маму и ты напивался до беспамятства, чтобы отключить угрызения совести...
- Да нет, просто не хотел выслушивать в свой адрес гадости...
- Может быть, Егор, может быть и так, но я вижу совсем другое... Когда Лена боролась за этот мир, ведь ты делал все, чтобы продлить ее пребывание здесь! Ты продал квартиру, которую так любил и которой так гордился! Ты часами сидел рядом с ней в больнице, поддерживая сестру, ты любыми правдами и неправдами хотел удержать ее в этом мире...
"Откуда он все это знает? Неужели у него там есть вся эта информация?"- думал Егор, наблюдая за тем, как Петр перебирает в руках несколько бумаг, вроде как резюме. Ответил он довольно резко:
- А при чем тут сестра? Где я и где она?
- Я не обижаюсь на твой гнев, Егор,- примирительно парировал Петр,- Ты очень любил Лену и тебе больно от произошедшего! Я знаю это, поверь! Я вижу подобное не впервой, Друг мой. Только, позволь узнать, если в этом мире все так уж плохо, зачем ты пытался всеми правдами и неправдами сохранить в нем сестру? Чтобы она помучилась подольше?
- Да как Вы смеете? Я хотел, что бы она жила и радовалась...
- Вот! Вот об этом я и говорю, Егор! Жила и радовалась! Значит такое возможно, а?
- Для нее, да! Было возможно! Для меня нет...
- Почему?
- Ну, Лена была совсем другим человеком. Она умела радоваться жизни...
- А ты, Егор, ты, когда разучился радоваться жизни или не умел вовсе?
Егор задумался. А были ли у него действительно счастливые времена? Да, были, конечно были! И в студенчестве, он ведь слыл заводилой и так нравился девушкам, со своим природным шармом и изысканными манерами. Влюбленностей сам пережил немало и всегда больше любил дарить, чем принимать, как подарки, так и чувства! А в детстве, когда родители были еще вместе... Когда они с Ленкой носились по, не застроенным огромными особняками, свежим лугам и полям деревни, где находилась их дача, а бабушка с дедушкой были еще живы... Словно ретроспективой протекали пред глазами Егора моменты его, действительно некогда счастливой, жизни, когда собеседник негромко кашлянул, намекая на то, что все еще ждет ответа:
- Егор?
- Ну да, был счастлив и что с того?
- Ничего. Просто, понимаешь в чем штука, если бы болезнь произошла не с Леной, а с тобой, как думаешь она поступала бы также, поддерживала тебя? Отдала бы последнее?
- Конечно,- ни секунды не сомневаясь выпалил Егор.
- Вот! Значит она тоже понимала, что существует, на самом деле, то, ради чего стоит жить. А мама горевала бы также, как по Лене?
- Не знаю...
- Знаешь, Мальчик, знаешь... Для каждого родителя все его дети одинаково важны! А в вашем случае, мама всю жизнь и жила ради вас, пусть внешне это не так уж было заметно...
- Откуда Вы все это знаете?
- А я и не знаю. Это ты мне говоришь! Я это читаю в словах твоих, интонации, в глазах... Немного о другом поговорим, если ты не против? Чуть-чуть разрядим...
Готовый заплакать от осознания того, какую боль причинял он любимой матери, только что пережившей смерть дочери, своим поведением, Егор, с радостью согласился сменить тему.
- Ты ведь всегда путешествовать любил и хотел, если я не ошибаюсь, во всех странах мира побывать? - спросил Петр.
- Было дело... Только давно это было...
- А что изменилось с того времени?
- Да очень многое изменилось! Денег нет на это...
- Денег, понятно! А желание тоже пропало? Только честно.
Егору уже совсем не хотелось врать и юлить, поэтому, от усталости, он отвечал на вопросы максимально искренне и коротко:
- Вообще, конечно, интересно было бы. В Латинской Америке не побывал, в Австралии...
- Да, Егор, мир стоит того, чтобы его увидеть, ты сам это знаешь. Не мне тебе рассказывать! Ведь, что такое, по сути наша жизнь? Коллекция впечатлений: увиденного, услышанного, прочтенного, попробованного. Мы не забираем с собой в дальнейшую дорогу... За черту...,- он замялся. Было видно, мужчина хочет сказть нечто, но что-то его останавливает - то ли нежелание открывать секрет, то ли время еще не пришло выложить все карты. Тем не менее Петр продолжил,- Мы не забираем материальных благ, но все что накопили внутри, не уходит в никуда, поверь мне. У кого-то это барсетка, у иного же огромный чемодан, да рюкзак в придачу. Вся жизнь складывается из эмоций, чувств, впечатлений - из того, что нельзя потрогать, но занимает больше всего места внутри нас...
- Ну, я бы хотел, конечно, побывать там-то и там-то, но денег на такие поездки мне в жизни не заработать,- было видно, как лицо Егора на глазах становилось озлобленным. Он начинал вспоминать виновника всех своих бед.
- А что или кто мешает тебе?,- со всей наивностью спросил Петр, как бы невзначай.
- Здесь что и кто одно из другого вытекает! Все переплелось у нас...
- Продолжай!
- А что продолжать? Вы же и сами все видите: в стране нашей полнейший беспредел и разруха, коррупция тотальная, менты в бандитов переоделись, бандиты в ментов, не разобрать кто где. Образования и медицины так вообще нет больше. Все на бумаге бесплатное. А по факту: хочешь лечиться - плати, хочешь учиться, тут и того веселее, езжай за границу. Только кто туда поехать может при том, что почти пятидесяти процентам семей заработка хватает только на еду и, в лучшем случае, одежду? Только те и смогут, кто народ этот и загнал в кабалу, да, знай себе, доит и уже не потихоньку, невзначай, как раньше, а так, как будто завтра и не будет совсем. До последней капли, до последнего вздоха...,- Егор уставился в глаза собеседнику,- Продолжать? - с вызовом, спросил он.
- Продолжай,- как ни в чем не бывало ответил Петр.
- Люди мрут, как мухи! А лечиться негде и лечить некому. Участковых врачей нет вовсе! Один на десять участков, да и тому, поди, за семьдесят давно перевалило. Все ресурсы высосали, все деньги вывезли,- Егор распалялся пуще прежнего,- У всех дети за рубежом, деньги в офшорах, а тут люди без газа зимой замерзают, без туалетов в квартирах живут...
- Егор,- перебил парня Петр.
- Что?
- Так виноват в этом кто?
- Да они и виноваты!
- Кто они?
- Те, кто народ до липки обобрал!
- А откуда же взялись такие? Неужто с планет других?
Егор задумался:
- Ну нет, конечно,- наконец произнес он.
- Вот и я так думаю, что нет. Видишь как: те, о ком ты говоришь - плоть от плоти и есть тот народ. Не скажу, что лучшая часть его, но народ ведь, согласен?
- В какой-то степени, но народ их не выбирал!
- Знаю, что не выбирал, об этом можешь не рассказывать мне. Только тут вот какое дело. Ситуация гипотетическая... Ты, например, какой спорт любишь?
- Ну, футбол смотрю...
- Футбол! Вот, тогда, пример тебе - Криштиану Роналду. Человек стал лучшим, забивая голы и добиваясь побед! Но он не может остановиться, он становится зависимым от этого. Чем больше он забивает, тем больше ему хочется забить еще, чем больше выигрывает - тем сильнее желает новых побед. Так?
- Ну, вообще, так, но я не понимаю к чему Вы ведете...
- А вот к чему. Стремление к победе это, конечно, хорошо, но чрезмерная горделивость, когда человек забывает о партнерах и команде во угоду тешения собственного эго это уже порок. Это затмевает разум и притупляет вкус к жизни - глаза затуманиваются, ты не видишь ближних, не можешь радоваться их успехам, стараясь, вроде, во благо всем, а по факту же одному себе. Ну, может быть еще паре-тройке ближайших родственников, тоже видящих только тебя и, где-то рядом себя, которых озаряют падающие лучи твоего величия.
- И что?
- А вот что: давай транслируем эту ситуацию на человека, волей судьбы, тоже умеющего что-то делать. Ну, например, грамотно обставлять сметы, так что не прикопаться. Он сделал это раз, сделал два... Как ты думаешь он остановится на этом?
- Конечно, нет! Только это другое совсем...
- Конечно, другое! Но не совсем! Он же тоже человек. И он также в своеобразных лучах славы. Был совсем никем, а теперь большие деньги имеет. "Кто там не верил в меня?" и родные-близкие превозносят и для них он тоже старается. Все люди! Нету совершенно бесчувственных камней среди них. Вот тебе и сравнение: у всех свои пороки. У всех! Как бы одно не отличалось от другого. А человеческая природа такова: меры не знают люди, не могут остановиться вовремя!
- То есть, Вы хотите сказать, что все эти казнокрады не виноваты, а виновата всего лишь человеческая природа, так получается?
- Нет, Егор, не так! Виноваты, как никто другой виноваты, но я же тебе совсем иное объяснить пытаюсь. Чтобы совсем просто было понять: они, вот эти самые, абстрактные коррупционеры - на первом этапе; на второй их и близко никто не пустит, после их... Кхм.. Ну ладно. А, вот, люди, которые достойны большего, из-за них, ненавистью себя убивая, душу терять не должны!
- Вы проповедник?
- Нет!
- Психиатр?
- Нет,- Петр, впервые, громко рассмеялся во весь голос,- Я - аналитик. Но это не важно. Речь ведь не обо мне...
- Хорошо, пусть так со всеми этими... Но люди-то в чем виноваты? Почему они должны страдать? Типа, Бог страдал и нам велел, так получается?
- Не так. Люди, про которых ты говоришь, страдают точно так же из-за своих пороков. У кого-то это трусость (сказать слово против), у кого-то лень (лень разбираться и воспринимать информацию, искать ее, а не поглощать из наиболее доступного источника), у других гордыня (за страну, желание показать всем остальным кузькину мать), тщеславие, у кого-то зависть (тут уже и объяснять излишне) и так далее по списку. Нет правых и виноватых. Есть различные степени вовлеченности в общую неправоту и здесь вот мне и приходится вступать в дело и разбираться какого уровня достоин тот или иной человек.
- Вы священник? Ведь, речь о семи смертных грехах?
- Их не семь, Егор, их больше. Но я не священник, хотя речь, действительно, об этом, суть ты уловил правильно. Называть их грехами или как-то иначе - лишь вопрос предпочтения. Ведь многие люди, достойные, на мой взгляд, второго уровня не могут на него попасть не потому что совершили что-то страшное. Совсем нет! Есть разные обстоятельства получить "волчий билет": злоба, например, пожирающая все хорошее изнутри, забирающая единственную данную тебе земную жизнь, а это сродни суициду; нежелание видеть мир многогранным, что не позволяет тебе разомкнуть круг и узреть то, что ты должен, а это сродни глупости, которая сама по себе грехом не является, но очень тесно соседствует с ленью, а она превращает человека в субстанцию, также спускающую в унитаз такое чудо, как человеческая жизнь... Но вернемся немного назад, Егор! Как ты думаешь почему все эти очень нехорошие люди, которых не любит народ до сих пор на своих местах?
- Да тут думать нечего. Потому что Папа их расставил и пока они верны и помогают ему быть во главе, они в неприкосновенности!
- Ну да, ну да... А, кстати, как ты относишься к нему? К Верховному?
Лицо Егора покраснело, он прошипел сквозь зубы:
- Шею бы свернул своими руками!
- Ну расскажи, например, о последней новости, которую ты слышал про него. Что он сделал так, а что нет?
Егор немного подумал:
- Ну вот, например, он взял и простил миллиардные долги другим странам. Просто взял и простил! Люди голодают, люди мрут, а он взял и простил! Ладно бы еще свои деньги, а это деньги страны! Кто дал ему право на это?
- Я услышал тебя, Парень! Только поправлю немного: право ему дали и оно у него есть, Егор! Не буду возвращаться назад, но вспомни, что я говорил тебе про людские пороки. Именно они, поселившись и укоренившись в телах своих носителей и наделили его подобным правом. Но речь о другом, я хочу рассказать тебе историю. Совсем недавно я имел возможность наблюдать следующую ситуацию: молодой человек, тридцати пяти лет отроду, закрывал свой бизнес. Это был убыточный магазин одежды, который только высасывал из бедолаги деньги, ничего не принося взамен. У парня - семья, двое детей и довольно много непогашенных кредитов. После закрытия магазина у хозяина осталось несколько сот килограммов отменного товара, который он мог легко постепенно сбыть примерно за половину рыночной стоимости, что позволило бы существовать его семье какое-то время, до трудоустройства на новую работу, как минимум. Но! Парень взял и безвозмездно отдал весь свой товар обществу инвалидов своего городка,- Петр затих, глядя Егору прямо в глаза.
- И что?,- не выдержал тот.
- А, вот и то, ты знаешь зачем он это сделал? Каковы были его мотивы?
- Наверно, он просто добрый парень... Не знаю.. Каковы?
- Он размышлял так: в любой ситуации, когда даже тебе особенно плохо, нельзя забывать о том, что вокруг есть люди, которым намного хуже! Пока ты можешь позаботиться о себе, ты можешь позаботиться и о тех, кто не может заботиться о себе.
- А при чем здесь списание долгов?
- А при том, что это ведь были бедные страны? Беднее твоей?
- Ну, в общем, да, но это совсем другое...
- Другое! Бесспорно! И все же, как мы выяснили прежде, люди уполномочили своим пороками, Верховного распоряжаться деньгами страны, как своими. И вот, вместо того, чтобы кормить собственную, голодающую, но еще способную позаботиться о себе "семью", он предпочел помочь более нуждающимся. Вот и все! Чем не пример того парня и общества инвалидов?
Егор задумался. Все это пахло какой-то телевизионной пропагандой. Он посмотрел на собеседника и промолвил:
- Вы хотите сказать, что он не плохой, а наоборот?
- Нет, Егор, не хочу!
- А что Вы хотите тогда донести?
- Ты до сих пор не понял... Это печально и огорчает меня и, вместе с тем, невероятно радует другое: ты пытаешься это сделать! Сынок, ты пытаешься! Я не ошибся в тебе! - Петр светился от счастья. Немного успокоившись он продолжил говорить уже более ровным голосом,- Я хочу донести, что всегда есть не только один, самый простой, вариант. Нужно видеть мир в 3D, минимум, чтобы не зацикливаться на чем-то, тем самым забирая, приписанный кому-то порок, себе. Понятно? Не надо тащить его злобу за собой. Умей понять то, чего не могут понять другие и даже он сам не может понять. Это сложно, но научившись, ты сможешь жить своей жизнью, а не умирать за других! Уясни это, Мой мальчик!
Егор слушал очень внимательно. У него оставались вопросы, которые он стеснялся задать этому странному человеку, по причине того, что теперь они казались самому Егору слишком простыми и банальными, не стоящими траты времени.
Петр, смотрел на парня, наблюдал за его душевными метаниями, с едва различимой улыбкой на губах. Потом медленно, по-отечески проговорил:
- Егор, я вижу что у тебя остались ко мне вопросы. Не стесняйся! Ты прошел испытание. Ты был честен и со мной, и с собой, я вижу, что ты пусть, конечно, не переосмыслил вое существование, но уже сделал шаг в эту сторону. Я сегодня на коне! Я не ошибся в тебе, Приятель! Отбрось стеснение! Ну же, спрашивай!
- Вы действительно считаете, что Верховный совсем не плохой и помогает другим странам, как тот душевный парень инвалидам?
- Конечно нет! Абсолютная чушь!
- А те люди под ним, что с ними?
- Подонки, воры, убийцы, совершенно потерявшие берега! По большей части.
- Почему Вы забрали Лену?
- Ох, Егор... Я не забирал ее. Это должно было произойти. В чем-то из-за того, чтобы состоялся наш сегодняшний разговор. В чем-то из-за того, чтобы с ней мы поговорили примерно в том же ключе...
Егор уже обо всем догадался. Он понимал про какого Босса шла речь, к чему весь этот символизм с ярко-красным горящим полом под ногами и облаками сверху, он представлял, что за "аналитик" - Петр перед ним. Он все понимал без слов, уже летя растворяющимся телом между этих облаков на стене! Он верил каждому слову Петра, а тот казалось уже и не шевелил губами, просто смотрел на него с улыбкой, также растворяясь по молекулам в океане вселенских вопросов и ответов. Нега забирала в себя Егора, он не чувствовал тела, только невидимые частицы души летели куда-то, через растворившуюся дверь. К свету, к Боссу, к иным планетам и измерениям, к Леночке, к истине... Последний вопрос и он растворится навсегда:
- Петр! - прокричал он в пустоту.
- Да, Мой друг! - раздался ответ из ниоткуда.
- Я умер?
- Да, но это далеко не конец, Егор! Пойми, все только начинается...
***
Тьма, пустота, нирвана, полет - как назвать то, что происходит? Ничего и никого нет вокруг: ни друзей, ни врагов, проблем, ни стремлений, ни забот, ни дел... Полет... Наверно подходит под описание того, что происходило больше всего. Если вообще здесь были уместны слова. Сочетания букв... Красивые, эстетичные, вместе с ними матерные и грязные... В чем разница? В перемещении букв на листе бумаги или звуков в голосе? Зачем вообще слова, когда можно общаться со Вселенной чувствами? Зачем осязать, когда можно ощущать? Ощущать несуществующей кожей весь спектр эмоций! Впитывать эфемерными фибрами импульсы миллиардов клеток, несущих в себе любовь! Зачем пачкать не имеющуюся бумагу отсутствующей ручкой, когда все, что ты хочешь написать и донести до других, понятно им и так. А их знания уже внутри тебя. Все, что увидели и почувствовали когда-то другие осталось памятью, в тебе и наоборот. Это и есть Высший разум. Коллективное знание. У него множество имен, как на Земле, так и вне ее. Только здесь они не нужны. Здесь достаточно того, что Оно , на самом деле, существует! В мире без предметов, на третьем этапе...
...Егор очнулся после этого, полета, который, как казалось ему, продлился несколько столетий, а может и несколько секунд. Он не мог сейчас толком понять, как долго его не было. А не было где? Или был всегда?
Последнее, что парень помнил это как пил водку на кухне и рисунок линолеума перед затуманенными глазами. Но его это не особенно интересовало.
Вокруг было очень красиво: теплая погода, ласкающий кожу прибрежный ветерок и заходящее солнце, над голубым искрящимся озером, нежно освещало пляж своими лучами. Как оказался здесь Егор? Он не знал. И, что самое интересное, знать этого ему не хотелось. Внутри присутствовало понимание того, что так и должно быть. Мозг не рождал ненужных вопросов. Вся суета и поиск остались где-то позади, в другой реальности, из которой пришли только важные и значимые для него самого моменты. Так сказать, рюкзак Егора был наполнен только тем, что он сам пожелал взять с собой.
На ладонь парню села птичка. Такой крохотной он никогда не видел и поэтому аккуратно поднес руку к глазам, боясь причинить вред маленькому Божьему творению, и стал разглядывать ее. Такая маленькая и такая красивая.
"Наверное, колибри",- подумал Егор, поднял ладонь повыше и птичка упорхнула, как показалось ему на миг, улыбнувшись на прощание своим клювиком.
Егор осмотрелся по сторонам. Теперь он увидел поля разноцветных тюльпанов, уходившие своими красивыми разноцветными рядами куда-то за горизонт. Егор улыбался. Он посмотрел на небо и, радостно, стал наблюдать за северным сиянием между плывущих в голубом вакууме нежных облаков.
Вокруг ходили счастливые люди, держались за руки, напевали песни. Никакой одежды, никакой злобы, никаких слов. Все на уровне чувств, на уровне импульсов.
Звуки пенья птиц, звуки прибоя, миллион звуков перемешались в голове Егора, создавая ощущение легкости. Он отпустил. Он забыл все тяготы, все земные невзгоды и беды теперь не существовали. Их не было. Зато было другое - жизнь. Жизнь с большой буквы! Экзотические животные, ласкающиеся к людям, злобные земноводные, мирно спящие на коленях друзей, миллионы запахов и вкусов, волшебная музыка, разливающаяся внутри головы, ощущение покоя и успокоенности. Что было вокруг? "У него много имен", - сказал бы Петр.
А вот же он, вот и сам Петр идет к нему навстречу! Егор разулыбался, мужчина ответил тем же. Он знал этого человека, не помнил откуда, но и было совершенно неважно, так как мозг здесь разучился задаваться ненужными вопросами. Просто знал, как и всех остальных людей, находившихся вокруг. Они могли говорить о чем угодно без всяческого стеснения и фальши. Да таких понятий просто не существовало. Их нет!
"А кто это там с Петром",- Егор увидел рядом с приближающимся мужчиной женский силуэт. Он сразу все понял и нега разлилась по расслабленному телу! Лена! Девушка улыбалась всеми своими тридцатью двумя белоснежными зубами. Егор обнял ее так нежно и ласково, что для этого даже не потребовалось прикосновения. Петр улыбался. Вот и ушедшие молодыми друзья детства начали появляться рядом, вот и бабушка с дедушкой хлопают своего младшенького по плечу...
А между тем шли минуты и часы, десятилетия сменялись веками, а они эрами, а Егор был просто счастлив и все остановилось вокруг. Вот, что значит действительно жить! Он чуть не слетел на этапе подготовки, чуть не закончил свою гонку, даже не выехав на тестовый круг... Сейчас он чувствовал все!
Он поцеловал улыбающуюся сестренку и, взявшись за руки, они пошли гулять по пляжу. Петр брел на два шага позади, задумчиво глядя в закат:
- Егор?,- вдруг окликнул он парня.
- Слушаю, Петр!
- Здесь старый знакомый, которого ты давно не видел, очень хочет повидаться с тобой...
Егор повернулся. Рядом с Петром стоял невысокий человек, одетый в нелепую гавайскую рубашку и шорты. Егор сразу узнал в нем Верховного - диктатора, которого так хотел уничтожить за все его злодеяния в прошлой жизни. Тот, едва заметно улыбаясь, протянул парню руку.
Петр внимательно наблюдал за ситуацией.
Егор не забыл все то, что чувствовал в адрес этого человека. Он хорошо помнил, как мечтал сжать ладони вокруг старческого горла и предать мучениям этот ненавистный кусок плоти! Но ощутить подобного теперь он не мог. Просто не мог, не хотел, да неважно. Он радостно протянул руку в ответ:
- Очень приятно,- произнес Егор с улыбкой,- Не желаете составить компанию и прогуляться с нами?
- Сочту за честь!
И они двинулись вчетвером в сторону заката, в сторону рассвета, в сторону начала и конца, перебрасываясь на ходу какими-то незначительными фразами из своих сердец. Злоба ушла. Ушла ненависть. Ушли грехи и преступления, казавшиеся теперь чем-то совсем - совсем несущественным, но имевшим возможность испортить на самом деле значимые вещи.
Попутчик незаметно исчез. Петр же шел позади Егора с Еленой и, по-отечески глядя им вслед, думал:
- Ты все понял, Мой мальчик! Ты научился жить!