Это рассказ про то, как Америка летала на Альфа Центавру.
Сколь верёвочка ни вейся, а затянешься в петлю.
В.Высоцкий
Решила однажды Америка слетать к Альфа Центавре, ну так, чтобы первой в целом мире совершить междузвёздное космическое путешествие. Хотя, что это я так вперёд забегаю, уж если рассказывать, то надо по порядку. Для этого предлагаю вернуться назад в историю лет этак на пятьдесят, в 20-ый век.
Собрались тогда главные американцы у президента тамошнего в ромбическом кабинете Белого Дома, сидят, думу думают. Жалуются друг дружке, что, мол, в космосе кругом одни только русские, куда в космосе ни плюнь – там уже русские были. Обидно до ужаса.
Один говорит: - Они спутник когда ещё запустили, эвана сколько воды с тех пор утекло! Он у них даже пикал прямо с орбиты обидные для нашей американской гордости слова.
Другой вторит: - Это ещё что, это бы ладно, но эти русские туда потом ещё собак запустили. Прямо в космос. И собаки те на нас оттуда лаяли и язык показывали. Обидно!
- А помните, помните, - вскакивает с места госсекретарь, - они же потом человека в космос отправили! Первыми! Русского! Юрой звать. А мы всё терпим!? Ну да ладно, ничего, мы американцы долго запрягаем, да быстро ездим! - погрозил госсекретарь кому-то вдаль.
- Нашли кого отправлять, - оттопырил губу министр обороны, - нет чтобы нашего, американца отправить! Так вот нам назло они своего русского первым запустили! Это же натуральная дискриминация великого американского народа! Это похуже, чем ку-клукс-клан будет! Давайте применим к этим русским 113-ую поправку с ядерной боеголовкой! Чтобы они не зарывались, предлагаю их зарыть!
- А потом, а потом - не унимался госсекретарь, - эти русские своих женщин в космос стали отправлять, опять же нам назло. У них женщины и собаки уже в космос летают, а мы?! Обидно!
- Да-а-а бойз, плохи наши дела, - покачал головой министр финансов, - Забыли небось, что они уже Луну облетели вокруг и её с заду сфотографировали, так что весь мир увидел такое, чего раньше никто никогда вообще не видел!
- Они ещё в открытый космос из своего корабля выходили, - вскочил с места помощник по национальной безопасности, - Ихний космонавт первым в космос вышел, за верёвку держался, плавал там и нам неприличный жест пальцами показывал, пролетая над статуей Свободы! Я в киножурнале «Новости дня» сам видел! Сил нету терпеть такое, господин президент, доколе?!
- Да погоди ты со своими фигами, - перебил его министр финансов, - дай мне про Луну дорассказать. Они же на неё уже свой луноход на колёсах отправили и тот там разъезжает как будто это не кратер Безмолвия, а Брайтон-Бич! Они там уже скважины бурят, нефть и газ ищут! Или алмазы! А мы? Нет, бойз, как хотите, а я вам прибавочной стоимостью клянусь, с ними пора кончать! Либо давайте что-то с русскими делать, либо я процентную ставку опущу, устрою вам чёрный понедельник!
- Ну что, все высказались, - откашлялся президент, - хватит тут нюни распускать, ту би сик олл оувер зе рум! Тут вам не там! Здесь мой кабинет, едрёна вошь, а не курилка! Какие будут положительные и конкретные предложения?
Наступила мёртвая тишина. Слышно стало, как залётная муха це-це сослепу билась в бронированные стёкла ромбического кабинета Президента. Высокие напольные часы мерно отсчитывали секунды. Предложений похоже никаких не было, а жалобы все уже высказали. Главные американцы тревожно переглядывались, ёрзая на расставленных вокруг президентского стола мягких креслах гамбсовской работы из гарнитура покойной генеральши Поповой. За южной стеной ромбического кабинета первая леди Америки, президентская то есть жена, шумным пылесосом «Шмель», производства Конаковского насосного завода, ликвидировала пыль под шифоньеркой, стоявшей в углу и что-то цыганское, томное напевала себе под нос, неожиданным для её небольшого роста басом.
Министр финансов, жалея, что поспешил поклясться прибавочной стоимостью, нервно постукивал красным гранёным карандашом фабрики «Большевичка» по полированной поверхности президентского стола. Все знали тяжёлую руку президента, поэтому предпочитали помалкивать, в надежде, что сосед первым вылезет с каким-нибудь глупым предложением и сразу получит от президента яркую, образную словесную характеристику на себя и своих родственников, чем доставит всем слушателям огромное удовольствие. Молодой помощник госсекретаря тайком поглядывал на часы, он уже опаздывал на свидание с секретарём Конгресса по связям с буржуазной прессой. А ведь эта девица в мини юбке, думал он расстроенно, ждать не станет, вильнёт крутым бедром и уйдёт к сенатору от Алабамы. У него такие усы. И шляпа. И кошелёк. Мысли помощника улетели далеко, он поперхнулся и, краснея, закашлялся, колотя кулачками по подлокотникам гамбсовского кресла.
- Ты, голуба, - строго глянул в сторону помощника президент, - ты мне так всю мебель расколотишь, а она денег стоит. Из казны народными долларами уплочено, через посредника заморского у генеральши покупали! Ну, голуби мои, - президент сурово окинул присутствующих взглядом, - чего молчим? Будем говорить или глазки строить?
- Я вот что подумал, - решился наконец нарушить тягостную тишину молчавший всё это время министр по кинематографии, уважаемый в узких кругах человек, заслуженный артист Америки и, кстати, двоюродный брат первой леди. – Я подумал, а не отправить ли нам своих астронавтов первыми на Луну?!
Все присутствующие оцепенели от такой нежданной наглости, даже помощник госсекретаря перестал перхать и забыл на время о мини юбке по связям с прессой. Однако, вертелось у всех в головах, двоюродному брату многое прощается и эта выходка с Луной тоже могла теперь обойтись без назидательных последствий. Все ведь отлично помнили, как в позапрошлом году ему сошла с рук афёра с закупкой трёх вагонов киноплёнки для нового голливудского блокбастера, которому уже заранее готовились вручить премию Оскар. Платили тогда за плёнку как обычно из госказны народными зелёными долларами и выложили кругленькую сумму, если верить репортёрам из Вечернего Нью-Йоркера. За такие деньги можно было бы хороший новый миноносец построить. А двоюродный братец тогда только раздавал интервью глянцевой прессе и скалился перед телекамерами золотыми вставными зубами. Это уж потом выяснилось, что плёнка была Шосткинского завода, к тому же чёрно-белая, как вся американская действительность. Специальная комиссия Сената под председательством Маккейна-старшего тогда же всё раскопала, но дело неожиданно замяли. Поговаривали, что сам президент тайно пообещал Маккейну дачу в 9 соток в самом Лесном Городке и старик, давно собиравшийся на пенсию, не устоял против такого соблазна, спустил таки горячее дело на тормозах, а заслуженный деятель американских искусств отделался тогда лёгким испугом и 16 долларами штрафа за перерасход канцелярской бумаги. А ведь, если сказать по правде, по нему до сих пор Гуантанамо плачет. Так думали все, завидуя втайне баловню судьбы. Скандал сам собой погас, вместо трёхсерийного блокбастера и потенциального номинанта премии Оскар родился короткометражный фильм о нелёгкой жизни калифорнийских работников капиталистического производства, который сразу и навсегда лёг, как говорится, на полку, подальше от любопытных глаз репортёров Вечернего Нью-Йоркера. Так двоюродному братцу всё тогда с рук сошло, вон, ходит, как ни в чём не бывало, лауреатским значком на лацкане пиджака поблескивает.
- Так вот, - продолжил, выдержав сценическую паузу двоюродный братец, он же министр по кинематографии, - предлагаю нам, Америке то бишь, первых астронавтов на Луну отправить! И всё! Уделаем этих русских с ихним луноходом по полной!
- Да ты чего гад удумал?! Ратуйте граждане хорошие! – взвился со своего кресла директор НАСА, - Ты головой соображай чё говоришь-то! Люди добрые, нет вы только гляньте на него! Ты себе тихонечко своё кино сымай, а в мой космос не лезь!
Директор НАСА хоть и жил уже давно в Америке, всё никак не мог отделаться от одесского говора: – Да ты хоть знаешь, чтоб я так жил, что для такого дела нужно? Тут и то треба и это! Тут такое надо, что ни тебе, ни тёте Песе никогда не иметь даже на Пасху! А у нас ни того, ни этого ни в жисть не бывало! Мы вон до сих пор у русских движки для ракет покупаем на Привозе, и в ихних скафандрах ходим, тех, что наш секретный резидент украл в прошлом годе с выставки в Сокольниках! Чуть-немного переправили фломастером на груди USSR на USA, флажки на рукавах перешили – и всё, всего делов-то, так и летаем пока. Заштопаем, если что – и они опять как новые, можно снова в полёт! Так что ты и думать забудь об таких делах, чтоб я так жил. Не делайте мне скучно! – сам того не замечая окончательно перешёл на говор далёкой малороссии директор НАСА. Он сильно утомился от своей длинной речи, теперь тяжело отдувался и снова опустился в кресло.
- А чего это ты до сих пор у русских двигатели покупаешь? – глядя исподлобья, тихо и страшно процедил сквозь зубы президент. Все кругом замерли в ожидании. – У тебя что, валюты много? Вот мы тебе бюджет-то укоротим наперёд, что бы ты лучше соображал! Давно бы взял бы да разобрал этот самый двигатель, да посмотрел внутри, что там и как у них сделано! Не мне тебя учить, сам в прошлый раз в бане хвастался, как мы ловко электрическую лампочку ихнего Ладыгина сделали лампой накаливания нашего Эдиссона! И патент, так что не подкопаешься! А эти русские, мол, до сих пор так и не поняли, как мы их задвинули! Если сам с вражеским двигателем разобраться не можешь, так свата своего, Форда попроси, пусть хоть он у себя на заводе разберёт по винтику этот злосчастный движок и сделает потом такой же, но наш. Сами ничего делать не можете, всё вас толкать надо.
- Эх, господин президент, - устало вздохнул директор НАСА и положил свои длинные руки на прохладную поверхность президентского стола. Президенту надо было показать как устали эти руки в ежедневных трудах на благо Америки, устали и теперь нуждаются в отдыхе, - нешто мы не пробовали?! Разбирали, собирали и снова разбирали сто раз! И так и эдак пытались – не выходит! Мы вот тютелька в тютельку всё повторим, ну всё как у них, у супостатов, даже царапины из трёх букв сбоку на корпусе как у них нацарапаем – потом заводим – не работает! У них работает, у нас не работает! Там видно какая-то секретная тайна есть или заговор какой специальный, слово какое-нибудь особое?
- А ты, что ж, - не выдержал президент, - это слово забыл что ли? Сам же из Одессы, и нам рассказывал, как этим самым словом свой кадиллак каждый раз по утрам заводишь!
- Так то ж кадиллак, простая машина, - горестно развёл руками директор НАСА, - а тут чёрте что, штука какая-то диковинная, непонятная. И как они её только делают? Хоть бы одним глазком глянуть – и всё! Их работает, наш – не работает! Хоть ты тресни! Их работает, а наш…, хоть глазком бы…, не работает…, хоть разок…
Директор НАСА целиком погрузился в свои тяжкие мысли, он всё продолжал горестно причитать, бормотал что-то уже почти неслышное себе под нос, пенял кому-то, качал головой как будто укоряя кого-то, перебирал что-то непослушными пальцами, скис, совсем потерял моральный облик и нагнал тоску на всех присутствующих. Угрожающе приближался момент, когда все начнут выкидывать белые флаги и дружно капитулируют.
Как всегда бывает, безвыходное положение спасла женщина. Неожиданно раздался стук в дверь и в ромбический кабинет Президента вошла, нет вплыла миловидная пышногрудая секретарша президента с подносом в руках. На расписном жостовском подносе непринуждённо уместились: чайный сервиз «под хохлому» на шесть персон, банка крыжовенного варенья с собственной дачи, небольшой тазик с баранками, тут же на изящных фарфоровых тарелочках лежала сырная нарезка, ветчина, сало, поджаренные хлебцы и конечно посредине подноса утвердился всегдашний дымящийся медный самовар, который очень нравился Президенту, потому что чем-то напоминал далёкое босоногое детство в штате Арканзас на ферме его родителей.
Президент любил после работы попить чайку. Они частенько с секретаршей на пару задерживались на службе и, покончив с государственными делами, уютно устроившись в уголке ромбического кабинета и неторопливо потягивая чаёк, мурлыкали незабвенное «У самовара я и моя Маша…» Президент, удобно откинувшись в кресле покойной генеральши, вспоминал бескрайние пшеничные поля родного Арканзаса, а иногда, отложив в сторону недопитую чашку, брал в руки банджо и тихонько затягивал любимые арканзасские частушки. Он напевал их именно тихонько, потому что не имел ни слуха, ни голоса и ещё потому что частушки были неприличные и содержали идеологически невыдержанные, ненормативные идиоматические выражения, весьма однако распространённые в среднем Арканзасе. Секретарша к ним уже давно привыкла, не смущалась, и только аккуратно пальчиком поправляла большие круглые очки, постоянно сползавшие с переносицы. Очки были тяжёлые, часто сползали и, казалось, вот-вот могли упасть и разбиться об пол вдребезги. Но, что поделаешь, мода требовала соответствовать и секретарша терпела эти мелкие неудобства. Зато как отлично смотрелись её фотографии на обложке Вечернего Нью-Йоркера!
Однако частушки частушками, а вот реакции первой леди им обоим следовало серьёзно опасаться. Стены ромбического кабинета были тонковаты и долети, невзначай, арканзасские ненормативные куплеты до слуха первой леди, скандал был бы на весь Белый Дом! Она хоть и была женщина современно мыслящая и носила двубортный приталенный пиджак, но рамки приличий никогда и никому преступить бы не позволила. Случалось президент с каким-нибудь старым приятелем по Вест-Пойнту налижется чаем до потери равновесия, так она его мокрым вафельным полотенцем вдоль спины гоняет по коридорам Белого Дома: пить – пей, но знай меру! Справедливая женщина.
Штатные сотрудники Белого Дома попрячутся тогда за дверями своих департаментов, и в замочные скважины слушают, догнала она Президента или ещё нет. Глядишь и время до обеденного перерыва, ланча по ихнему, пролетит незаметно. Опять полдня можно ни о чём не думать, забыть про вечно беспокоящий Гондурас и про непослушную Северную Корею с её не то Ким Чен Ыном, не то Ким Ир Сеном – язык сломаешь об такие кудрявые имена – забыть, и любимые анекдоты про Брежнева всласть травить в курилке! Красота!
Нет, что ни говори, а всё же величественная женщина была эта первая леди. Её побаивались на Капитолийском холме все государственные служащие, случайные прохожие и даже японские туристы с фотоаппаратами, и неспроста, кстати. Побаивались не только за тяжёлую руку с вафельным полотенцем и годами постоянной практики отточенный, с оттяжкой удар вдоль спины. Главное другое – она многое знала.
Я уже говорил, что стенки в ромбическом кабинете были хлипкие, слышимость была отменная, а первая леди не всегда включала на полную мощность пылесос Шмель. Иногда она тихонько хозяйничала на кухне, резала, к примеру, салат оливье или вытирала сухой тряпкой только что вымытую посуду и прекрасно слышала всё, о чём говорилось за стеной в ромбическом кабинете. Порой она не выдерживала мужской тупости доносившейся из-за стены, терпение её лопалось и тогда она врывалась, держа в руке суповой половник, в ромбический кабинет мужа и, уперев руки-в-боки, обрывала на полуслове очередной доклад директора ЦРУ резкими словами: - Ну что вы цацкаетесь с этой Маргарет Тетчер будто она Папа римский? А!? Мало ли чего она хочет?! Тоже мне коза! Сделайте так, чтобы завтра в Вечернем Нью-Йоркере появилась статейка про её похождения в Виндзорском замке, какие вы давеча засняли на плёнку. И ещё про то, как она пьяная на столе плясала в годовщину монаршей свадьбы! Зря что ли наш агент 005 старался? Тогда она у нас в миг шёлковой станет, по струнке ходить будет, и сделает так, как мы велим!
Президент с директором ЦРУ переглянутся тогда между собой, покачают головами, поцокают языками, да и позвонят в Вечерний Нью-Йоркер знакомому корреспонденту. Глядишь, а вопрос действительно завтра к вечеру решился сам собой! И Маргарет на всё согласилась! Умная всё же была эта женщина, первая леди. И к тому же осведомлённая! А информация, как известно, в наше время решает всё! Президент был за ней, как за каменной стеной.
Как вы помните, я остановился на том, что в ромбический кабинет, где шло оперативное совещание, вплыла секретарша с подносом. Все головы повернулись к ней. Она аккуратно поставила жостовский поднос на стол рядом с президентом, слегка наклонилась к нему и, стараясь не привлекать внимания, продолжая улыбаться, тихо сказала: - Ну и сколько можно совещаться? Долго ещё это безобразие продолжаться будет? Я больше ждать не могу, ты знаешь, мне ребёнка из садика забирать надо! А туда на трамвае час добираться! Вот вам чай, сами разливайте, а я пошла!
Она гордо выпрямилась, поправила очки у себя на носике, фыркнула для порядка, повернулась и не спеша двинулась к выходу. Она шла и не знала, что пройдёт каких-нибудь тридцать лет и такую походку, как у неё, будут разучивать и тренировать перед зеркалом во всех мировых Домах Моды. Что походка эта доберётся аж до Москвы, до самого Вячеслава Зайцева, сегодня ещё просто Славы. И никто, гордо шагая по мировым подиумам, даже не вспомнит о ней, скромной работнице капиталистического народного хозяйства, матери двоих детей, незамужней, рост 177, беспартийной. Как часто несправедлива бывает жизнь!
А ведь это само будущее игриво ставило в тот памятный день свою точёную ножку на ковровую дорожку, ведущую к дверям ромбического кабинета Президента в Белом Доме. Вот так порой рядовые труженики сами пишут страницы истории. Вот так угрюмые мужчины, сидевшие в тот вечер за столом в кабинете, сами того не зная, прикоснулись взглядами к будущему. Но всему хорошему приходит, увы, конец, дверь ромбического кабинета мягко закрылась за секретаршей, министры, провожавшие её глазами, вздохнули печально и вновь вернулись в сегодняшний день, в скучную рутину своего правительственного быта.
Президент недовольно крякнул, строго покосился вслед строптивой секретарше, но потом вздохнул и вернулся взглядом к дымящемуся самовару. Взор его затуманился, он снова вспомнил было родной Арканзас своего детства, но вовремя взял себя в руки и усилием воли вернулся обратно в ромбический кабинет Белого Дома, в своё президентское кресло, к своим обязанностям. Самовар самоваром, а Историю надо было творить здесь и сейчас.
- Кто ж кроме меня-то, - устало подумал президент и сурово глянув на этого разгильдяя директора НАСА, сказал: – Ты, голуба, это тут прекращай. Ну давай-ка, соберись! И перед серьёзными людьми меня не позорь, понимаешь. Нюни подбери, встань вот, оправься и докладывай, значит, как положено, без крика и по порядку.
Директор НАСА обиженно шмыгая носом нехотя поднялся со своего кресла. Он неторопливо заправил выбившуюся наружу из брюк рубашку обратно в брюки и ни на кого не глядя, упёрся взором в широкий узел президентского синего галстука. Потом, снова перейдя на понятный американский язык, сначала тихо, вполголоса, но постепенно разгоняясь до пафосного крещендо, принялся объяснять положение дел во вверенной его заботам космической отрасли.
- Докладываю, господин президент, - начал он, - что возможностей таких, чтобы до Луны теперь долететь и назад живыми вернуться, у нас нету! И неживыми вернуться – тоже нету! Потому как двигателей специальных ракетных нет – это раз! Корабля такого, чтобы до этой самой Луны дотянул нет – это два! Скафандров, чтоб от жёсткой радиации по дороге защищали нет – это три! И дураков таких, чтобы туда-сюда лететь, вы во всей Америке не отыщете днём с огнём ни за какие деньги и сверхурочные квартальные премиальные – это и четыре, и пять, и шесть сразу!
- Вы, господин президент, этого киношника не слушайте, – продолжил директор НАСА совсем уже придя в себя от давешнего расстройства и, распаляясь, уже осмысленно махал руками, указывая пальцем на заслуженного работника американской культуры, - Он нас всех скопом продаст, купит и снова продаст уже дороже! Ему бы лучше со своими голливудскими актрисами разобраться, а то они совсем стыд потеряли, в журналах для мужчин сниматься стали в чём мать родила! Стыдоба! А у нас на дворе чай ещё не 21-ый век, а только середина 20-го, времена разгула маккартизма и пуританства, семейных ценностей и ку-клукс-клана. И вообще зря вы его слушаете, у него любовница негритянка украинского происхождения из Житомира из местечка, так она до сих пор не за Буффало болеет, а за Спартак! Не стоит поощрять такое падение нравов!
- Я чего-то сейчас не понял! - стал медленно вылезать из кресла, наливаясь краской, оскорблённый министр по кинематографии и заслуженный деятель американской культуры, - Этот Мойша здесь хочет быть святее Папы римского?! Если его копнуть хорошенько и к стенке прижать, то он вообще окажется русско-израильским двойным агентом, казачком засланным. Он наши космические амбиции нагло и давно саботирует, все первые места в космосе отдал русским, набрал в штат молодых длинноногих девиц с неполным высшим образованием и безо всякой гражданской ответственности. У него в НАСА политико-патриотическая работа совсем не ведётся, и вечерняя сеть спит! Он в синагогу ходит чаще, чем в своё конструкторское бюро! Вот мы так и остались поэтому без двигателей и с голым задом, а наша НАСА всех нас с потрохами большевикам продала! И вообще о чём с ним говорить, когда у него ревматизм, простатит и брюки вечно не глаженные.
- Молчать! Оба! – рявкнул президент. – Тихо на палубе!
Дождавшись, когда забияки, грозно шевеля бровями и отдуваясь, усядутся по своим местам, президент уже спокойно продолжил: - Поступило предложение, товарищи, надо обсудить. Что скажет товарищ министр обороны?
- Я бы их обоих, господин Президент, будь на то моя воля, не раздумывая к стенке бы поставил, – рассудительно предложил министр обороны, - сразу б стало легше! Нет, я не спорю, русских конечно надо наказать разделяющимися боеголовками, но придётся немного подождать, пока молдаване наш авианосец Авраам Линкольн отремонтируют. Вот тогда уж непременно! Как только – так сразу! Всеми кормовыми орудиями по врагу демократии, на исходе ночи, на самом рассвете и лучше летом до начала отпускного сезона на Гавайях, – министр обороны мечтательно закатил глаза в предвкушении таких удовольствий.
- Ты про Луну-то скажи чего-нибудь, - оборвал его мечты президент, - а то сам к стенке встанешь, защитник демократии.
- А что Луна? У нас всё по распорядку, у нас дисциплина: как только Луна появляется, мы сразу играем отбой, солдат тут же в гальюн строем идёт, опростался значит там – и в койку! В армии главное, чтоб порядок был!
- Всё генерал, ладно, проехали, садись! – безнадёжно махнул рукой в его сторону президент и повернулся направо, к сидевшему тихо как мышка госсекретарю - А что это у нас моя правая рука отмалчивается? Поделитесь-ка своими мыслями, не томите, можете не вставать, доложите из положения сидя.
Однако госсекретарь всё же поднялся не спеша с кресла и неторопливо заговорил.
- Вот возьмём для примера давнишние события в городе под названием Троя, - начал госсекретарь очень издалека. Он был человек гораздо более образованный, чем остальные члены кабинета, он окончил ветеринарный техникум в Кентукки и заочные курсы стенографии, поэтому любил при случае вставить в разговор значительное слово.
- Троя – это город был такой на Средиземном море, - разъяснил он недоумевавшим собравшимся, - его разрушили ещё до подписания Декларации независимости наших Североамериканских соединённых Штатов. Так вот когда греки решили Трою завоевать, они троянцев деревянным конём обманули, ввели в город взвод морских пехотинцев – и всё!
- Молодца! – не удержался министр обороны.
- Если не возражаете, я продолжу, - вежливо покосился на него госсекретарь. – Или вот ещё пример. Муж уехал в командировку, а жена… Нет. Это плохой пример. Лучше другой. Вот! Колумб, который нашу Америку открыл, так он как только местных индейцев увидел, сразу им и говорит, мол, я ваш бог, я ваше дешёвое, ничего не стоящее на рынке золото меняю оптом на очень ценные пластмассовые бусы на шёлковой нитке. Давайте сразу махнём куча на кучу! И договорился. И этих папуасов провёл как лохов.
- Ай, молодца! – министр обороны от удовольствия даже по бокам себя руками хлопнул, китель расстегнул, кобуру с 8-ми зарядным кольтом подальше набок сдвинул, чтобы не мешала и ручки радостно потирал. – Знай наших!
Погоди, не шуми, вот ещё пример, - в воодушевлении, чувствуя всеобщий подъём, закусил удила госсекретарь, - Про крестоносцев сейчас расскажу, слушайте! Крестоносцы – это военные, которые с крестом вышитым на рубашке ходили. Они тоже работали ещё до подписания Декларации независимости. Вы не помните. Так вот они тогда воевали с арабами, ну как «Буря в пустыне», или как с Каддафи, или этого пока ещё не было, не помню, ну в общем не важно! Арабов тогда называли сарацинами. И вот сидят, значит, крестоносцы в городе за крепостными стенами, обороняются, а вокруг города – этих сарацин с мечами и копьями видимо не видимо! Кричат, крестоносцам угрожают, всех зарежем, мол! Ужас! Сарацин кругом много, а крестоносцев в крепости совсем мало, беда-а-а. Вот тогда главный крестоносец, президент ихнего ордена и придумал штуку: собрал на площади всех женщин и детей, что были в крепости и велел на них сверху доспехи боевые надеть, для вида, как будто это солдаты и сержанты. А потом всех женщин с детьми, ряженых под солдат и своих крестоносцев выставил на крепостные стены у бойниц, так чтобы сарацины их увидели. Сарацины как посмотрели утром с похмелья вверх на крепостные стены, а там бойцы стоят, доспехи блестят, рожи страшные, лохматые, и солдат этих там видимо не видимо! Испугались сарацины, расстроились, повернулись и разошлись по домам, а крестоносцы победили!
- Ура! – министр обороны аж на стуле генеральши Поповой подскочил, - Ай да молодца! Бей врагов, спасай Америку! Даёшь! Вот как с ними надо!
- Ну вот, - успокоил его госсекретарь, - вот вам исторические примеры. Так умные люди, не имея ни шиша, получают всё! Вот так нам с этими русскими и надо сделать.
Что тут началось. Все с мест повскакали, обниматься стали, кричать, а потом как рванут хором гимн: «Глори, глори аллилуйя. Глори, глори аллилуйя!» Допели до конца, отдышались, слёзы вытерли и снова все повернулись к госсекретарю, ждут, что он дальше скажет. А тот цену себе набивает, щёки раздувает, говорить не спешит, паузу держит, как Станиславский учил. Потом не спеша продолжил, однако.
- Так вот бойз, в своё время один умный человек, тоже госсекретарь, только у немцев, говорил... Немцы, это которые в Европе, это далеко, за океаном, - уточнил он, снова видя растерянность в глазах собравшихся, у которых много новых слов и сразу, вызывало ступор, как стакан виски вместо обеда. – Звали того немца Риббентроп и он говорил, что чем больше враньё, тем скорее в него народ поверит!
- Ура! Правильно! Правильно! – снова не удержался министр обороны. Он даже табельный кольт свой вытащил из кобуры на всякий случай и тыкал стволом 38-го калибра в соседей, чтобы те тоже радовались вместе с ним.
- Ну, ну, не тяни, - торопили все госсекретаря, - что дальше-то, говори!
Госсекретарь улыбался как кот на сметану, глазки закатывал, жмурился, разве что не мурлыкал: - А дальше мы всем скажем, что уже слетали на Луну! И вернулись. И предъявим народу ржавый, обгоревший корабль, рваный парашют и троих потрёпанных астронавтов, желательно белых, женатых и арийского телосложения.
Его последние слова встретило гробовое молчание собравшихся государственных чиновников. Они рты свои пораскрывали, а закрыть забыли, молча глазами лупали, но ничего не понимали.
- А как, и на чём спрашивается они, астронавты-то наши полетят? – не выдержал министр финансов, - И на какие такие, кстати, бабки?
- Тьфу ты, пропасть…, - вежливо рассердился на них госсекретарь, упомянув при этом маму министра финансов. – Так я ж вам говорю, никто никуда же ж не полетит! Мы только скажем всем, что вот, мол, улетели недавно, а сами астронавтов наших по домам, в подполе спрячем до поры. Подождём пару недель пока то да сё, покамест все газеты шуметь будут и по телевизору тоже, пока русские локти себе кусать будут, а как две недели пройдут, тут мы выйдем и объявим, что, мол, всё нормально, прилетели значит наши звёздные герои обратно, приводнились в заданном квадрате, поднялись на борт авианосца Авраам Линкольн, ну если его к тому времени молдаване починят, и готовы, мол, принимать подарки, поздравления и внеочередные воинские звёздочки с премиальными в долларовом эквиваленте!
Тут министр обороны открыл салют из восьмизарядного кольта прямо в потолок президентского кабинета, - Ура-а-а!, - ревел он, - Сарынь на кичку!
От прямых попаданий боеприпасов, с потолка на собравшихся сыпалась польская штукатурка, в буфете мелодично позванивал хрусталь. Министры в страхе приседали, прикрывая головы папками с пресс релизами, и холодели от восторга.
- Стойте, да погодите же кричать! - вбежала в кабинет первая леди. Наверное её слегка потревожила внеурочная стрельба за стеной. Тут она, как на беду, увидела потолок, в который министр обороны только что садил из 38-го калибра. С потолка мелкой пылью продолжала осыпаться побелка, он был весь в рытвинах, таким разрушительным оказался табельный предмет министра. Первая леди сокрушённо покачала головой, погрозила известным уже вафельным полотенцем в сторону министра обороны, и укоризненно сказала: - Вы идиоты и мужланы. Кто ж вам на слово-то поверит? Все ж вас как облупленных знают, на вас пробы негде ставить. Вы до сих пор не сделали ничего, что обещали в предвыборную кампанию. От вашего ежедневного вранья мухи в доме дохнут на лету!
- Ну-у, это ты уж слишком преувеличиваешь, дорогая, - смущённо пробормотал Президент, - подвирает у нас слегка только министр финансов, да и то не всегда, а лишь в конце отчётного квартала и к тому же не нам, а только народу.
- Да, да, - поддержал президента помощник по национальной безопасности, - он им всегда прибавочной стоимостью клянётся, что не врёт, и на ставку рефинансирования сально намекает. Нет, бойз, народ ему не поверит, зуб даю! – подытожил помощник.
- А тебе что, поверят? – сорвался на фальцет министр финансов, - ты надысь секретные коды доступа по пьяне в китайском ресторане на ночь оставил! Теперь у нас на секретной линии спецсвязи китайцы то и дело вполголоса переругиваются по-китайски. Сами нас подслушивают и думают, что мы их не слышим! Все наши государственные секреты теперь в китайском ресторане! Ты, блин, родину за бутылку Столичной китайцам продал!
Назревала драка. Помощник по нацбезопасности набычился и принялся снимать с себя пиджак.
- Верно, верно! Всыпь ему пару горячих! – поддержал помощника министр обороны, - я на тебя десять долларов ставлю!
- Молчать, дурачьё! – протяжно взревела первая леди. Такого от неё никто не ожидал, и гомон сразу стих. – Вам на слово никто не поверит. В таком деле нужны доказательства, а лучше всего фотографии в фас и в профиль и хорошо бы пару свидетелей. Это как на бракоразводном процессе, чтобы факт измены был зафиксирован. И что бы – протокол! Это непременно!
- Ну откуда ж мы фотографии-то возьмём? - расстроился помощник госсекретаря.
- И двух свидетелей! – напомнил министр финансов.
- Что бы вы без меня делали, - загадочно улыбнулся госсекретарь и ткнул пальцем в задремавшего было министра по кинематографии. – Вот! Он всё сделает!
Не ожидавший подвоха министр, он же двоюродный братец первой леди, мирно посапывал в кресле генеральши Поповой, сложив пухлые, холёные ручки на круглом животике, выпиравшем из-под пиджака, на лацкане которого гордо блестел почётный знак заслуженного артиста Америки. Все посмотрели в его сторону, а директор НАСА мстительно пнул отмеченного правительственными наградами кинематографиста ногой под столом, чтобы тот не спал на работе. Лауреат дёрнулся, хлюпнул носом и ошарашенно стал оглядываться по сторонам.
- Вот он и предоставит все доказательства! - торжественно, как перед гробом, прогудел госсекретарь, указывая пальцем на живот двоюродного брата. – Он у себя в Голливуде снимет кино про наш полёт на Луну. Он сколотит макет Луны из подручных материалов у себя в голливудском павильоне, песку там красного или какого надо понасыпет, звёзды на потолке нарисует, созвездия разные и Землю нашу, как бы вдалеке, в дымке, с облаками, чтобы красиво. Ну, нарядит как надо будущих героев-астронавтов в скафандры с надписью USA, чтобы всем понятно было кто на Луну прилетел первым, даст им в руки наш американский флаг и те его воткнут в Луну, крупным планом, прямо в павильоне на глазах у всей Америки! Заранее насыплем в пробирку песку, пусть герои потрясут её перед телекамерами, а мы скажем всем, что это лунный грунт!
Госсекретарь ещё что-то продолжал рассказывать про великое освоение Луны в Голливуде, но его уже никто не слушал. Все повскакали с мест. Вокруг стоял оглушительный победный рёв. Министр обороны, расстрелявший до того весь боекомплект, срочно перезаряжал восьмизарядный кольт и для порядка топал ногами. Министр финансов рыдал в голос, уткнувшись в плечо помощника госсекретаря, а тот выкрикивал страшные угрозы в чей-то заграничный адрес, потрясая над головой баптистской библией. Директор НАСА, вскинув к потолку дымящийся самовар уверял всех, что старт космической ракеты к Луне со стороны выглядит именно так.
Наконец министр обороны закончил заряжать барабан и снова открыл салют в потолок из табельного оружия. Он в совершеннейшем восторге ругался на трёх языках сразу и норовил попасть из револьвера в статуэтку президента Франклина, которого с детства недолюбливал за его Конституцию. Когда патроны кончились, генерал схватился за сердце, вернее за орденские нашивки на кителе под которым билось его неспокойное сердце и запел.
-Глори, глори аллилуйя. Глори, глори аллилуйя-а-а! – хором подхватили собравшиеся в ромбическом кабинете Белого Дома государственные чиновники. Они, громко топая, маршировали вокруг стола вслед за боевым генералом, потрясали в воздухе кулаками, грозя: - Ужо будет вам, проклятые русские!
Только заслуженный деятель американского киноискусства задумчиво продолжал сидеть в кресле покойной генеральши Поповой, прикидывая в уме смету нового кинотриллера про первое космическое путешествие американцев на Луну, не забывая сбрасывать остаток от каждой операции на свой личный счёт. Да ещё первая леди, соорудив на лице презрительную улыбку, не принимала участия во всеобщем ликовании, но покачивала головой, как бы укоряя неразумных шалопаев, маршировавших вокруг президентского стола.
Когда был допет последний куплет победного гимна и песня наконец смолкла, первая леди обвела притихшую компанию усталых и потных мужчин укоризненным взглядом и сказала: - А ведь Путин сразу же догадается, что вы никуда не летали! Что тогда запоёте?
- Ничего, не страшно, - облегчённо вздохнул госсекретарь, - когда это ещё будет… Он пока мал ещё, он пока что только старлей, в Комитете служит. Столько ещё времени впереди пока он вырастет, пока то да сё! А что там, дальше…, - легкомысленно махнул рукой в будущее госсекретарь, - уж пусть наш новый президент тогда и оправдывается! Тем более что он республиканцем будет. Вот пусть они и расхлёбывают кашу. Они там в будущем и без нас разберутся, кто летал, а кто не летал…
- Феллоуз, бойз, ребята, - никак не мог успокоиться директор НАСА. Он видно успел уже хватить на радости лишнего прямо из самовара, а закусить забыл, вот его и развезло под вечер. – А когда мы вернёмся с Луны, так сразу потом полетим на Альфу Центавру, чтобы русских вконец укатать, чтоб они не очухались никогда, чтоб им наше звёздное небо с овчинку показалось! Мы их забодаем, три корнера – пенальти!– закончил он запинаясь.
Потом директор НАСА икнул, схватил себя за подмышки, подпрыгнул и запел: - Хава надирла, хав-ва надирла, хей ла-ла! Так с песней и ускакал из ромбического кабинета. Тут и рассказу конец.
Так что вот, товарищи дорогие, я заканчиваю свою правдивую повесть про американских героев космоса. Уж не знаю, что там у них случилось тогда с Альфа Центаврой. Может быть директор НАСА спился на радостях или у двоюродного братца, заслуженного артиста Североамериканских соединённых Штатов закончилась киноплёнка производства Шосткинского завода, но только про полёт американцев на Альфа Центавру нам до сих пор ничего не известно. Зато весь мир знает, как американские герои-астронавты бесстрашно прыгали по Луне и размахивали там звёздно-полосатым флагом. Известен и запечатлён на киноплёнке первый шаг американского человека на Луне, а с киноэкрана сквозь помехи, преодолевая чудовищное расстояние от голливудского павильона № 13 до кинотеатра в соседнем городке, доносятся теперь до нас его гордые слова: - Это был маленький шаг человека и огромный шаг человечества! Аминь!
Может быть они сами себя за такое кино даже Оскаром наградили? Тайно?! А что, нормально, по Сеньке и шапка!