Папа, как обычно, пикировался с мамой, закончившей дела и удобно устроившейся на мягком, похожем на креслообразный пень, живом диване.
— Характер у меня тяжелый, да, — говорил папа, — потому что золотой.
Он был в синих штанах и клетчатой рубахе навыпуск, длинную шевелюру стягивала резинка, в бороде пряталась неизменная улыбка.
— Приятно познакомиться, мистер Совершенство. — Вечно строгие мамины глаза смеялись. — Пусть поздно, но ты выдал нам свою тайну.
Мама по молодежной моде носила обтягивающее и рядом с папой смотрелась, скорее, внучкой, чем супругой. Ее коса цвета красного золота спускалась до поясницы, ступни были босыми — в доме мама не пользовалась даже спрей-обувью. Костюм расцветкой напоминал шахматную доску: красота женственности в нем уравновешивалась строгими черно-белыми мотивами, а сложенные в брошь очки вырвиглазным алым пятном притягивали взгляды к груди и вставляли в изысканную мелодию нотку дерзости. Мама всегда умела себя подать. Но на работу она ходила как все чиновницы — в белой блузке и черной юбке, для ее положения другое могло быть истолковано как пренебрежение к оказанному доверию.
— Совершенство? — возмутился папа. — Ни в коем случае. Не совершенство, а недостатки делают из человека личность. Не будь у меня некоторых недостаточков… я бы даже сказал недостачушечек…
— Не личности они делают из людей, а мерзавцев.
Папа повернулся к вошедшему первым Мишке, следом за которым в оранжерею заходила Соня:
— Не обращайте внимания, мама не ругается, просто у нее такой склад ума. Она все видит насквозь даже там, где не требуется. Надо бы сообщить владельцу, что склад, видимо, ограбили.
Папа опять шутил. Или не шутил. Но вечно серьезная мама рассмеялась.
Примерно треть оранжереи занимала кухня: живая мебель с дубовым столом, зев принтера, колбасник с шестью видами мяса, которое выращивалось в нем из клеток животных, стены с цветами, овощами и зеленью, а сверху, под невидимым куполом — разноцветье разлапистых крон, предлагавших все, что душа ни попросит. Все деревья здесь были с ферментами светлячков и мерцающих медуз — такими же, как стены и мебель в других комнатах. Они и освещали, и украшали помещение. Биолюминисцентная растительность давно стала нормой, и посторонних удивляли именно стены и мебель, а Соня уже не могла представить иного. Искусственный свет тем и отличается, что идет со всех сторон, а не только с неба или от костра.
Позавтракать она могла и в спальне, комнатный принтер выдаст любое блюдо, а за десертом позже можно сходить в оранжерею или взять в холодильнике. Но папа ведь что-то готовил. Это решило все.
Обедать и ужинать в семье было принято вместе, все собирались за столом, овощи и зелень рвали с настенных грядок, фрукты и ягоды — с веток, что наклонялись, стоило к ним потянуться.
Едва Соня переступила порог, папа поднял руки, призывая к вниманию. Мама встала, Мишка обернулся.
— С днем рожденья! — слаженно грянул хор, где к человеческим голосам присоединились Дора и дом. Последний — всеми комнатами и переходами, слаженно и объемно, с небольшим эхом.
В центре стола всплыл торт, спрятанный до этого момента. Вот что готовил папа! Политые выжатым соком взбитые сладости на глазах таяли, и после положенных случаю поздравительных обнимашек все бросились поедать растворявшийся на воздухе шедевр кулинарии. Такие торты живут считанные минуты, затем превращаются в смесь ингредиентов, ни капли не напоминавших изначальное яство. Зато воспоминания потом остаются надолго.
Папе очень нравилось выражение из древнего жизнеописания святых: «Вера, Надежда, Любовь и мать их Софья», и он часто цитировал фразу или ее кусочки. Иногда не к месту, как, например, сейчас.
— Ну, мать их Софья, как настроение? — прозвучало весело, с иронией и задором. По-другому у папы не бывало.
— Максим! — Брови у мамы сошлись к переносице. — Не могу понять, как тебя с такими выражениями в наш мир выпустили.
— Специально, чтобы тебе жизнь отравлять, — с любовью в голосе откликнулся папа.
Он всегда шутил, и всегда оставалось непонятным, чего в его шутках больше — веселья или грусти. Но в любом случае в его словах слышалась великая и неподдельная любовь.
Соня спросила:
— Чтобы оправдать имя, мне придется родить трех дочек и назвать их Вера, Надежда, Любовь? Или — Пистис, Элпис и Агапе, ведь «Софью» не перевели, значит, и остальные не надо переводить, да?
— Не придется, — с улыбкой уверил папа. — Сделаешь, как сама захочешь. Мы в тебя верим. И надеемся на тебя, И, конечно же, любим тебя.
Не сразу дошло, что папа играл словами. «Верим», «надеемся», любим» — опять та же тройка. Вот и пойми, серьезно он говорит или подкалывает. Иногда это раздражало, но лишь иногда, в остальное время нравилось. Папы у всех знакомых были как Сонина мама — серьезными, строгими и немного занудными, когда дело касалось объяснений, что делать можно, а чего нельзя и почему.
— А теперь… — Папа умолк и выждал театральную паузу. — Подарок!
Он махнул рукой, и над столом возникла го-грамма знаменитого питомника на Памире, где выращивали измененных животных. Вид быстро приближался, промелькнули здания и вольеры, и, наконец, изображение выхватило и увеличило единственное существо из находившегося там множества ему подобных.
Птерик!
— Мне?! Спасибо!
Соня не могла наглядеться. Кожистые крылья — размером с комнату! Зубы — как у крокодила! Шея! Когти!
Встроенное седло с управлением!!!
— Папа! Мама! Нет слов! Когда его можно забрать?!
— По возвращении из училища. — Взгляд у мамы почему-то стал бегающим, будто она чего-то боялась.
А чего бояться? Соня летает не хуже других. Возможно, даже лучше.
— За это время мы переделаем одну из гостевых комнат под насест, — сказал папа.
— А мне дашь покататься? — начал подмазываться дальновидный Мишка.
— Всему свое время. Я еще сама не каталась.
— Птериков содержат не для катания, а как экологичный личный транспорт на приемлемые расстояния, — напомнила мама.
— И для катания! — добавил Мишка.
Когда клонировали крупный вид птерозавра, выяснилось, что он не только груз не перенесет, но даже нормально взлететь не может. На планету постоянно падают миллионы тонн космической пыли и разных метеоритов, диаметр Земли увеличивается где-то на сантиметр в год. В мезозое планета была чуть ли не в два раза меньше. Соответственно, меньше была гравитация, вот птерозавры, из которых больше всего известны птеродактили, и летали. С тех пор даже состав воздуха изменился: во времена динозавров в нем было тридцать три процента кислорода, сейчас двадцать один. Пришлось ученым дорабатывать бедную зверушку. Телесная модификация и вживление технических усовершенствований создали чудесный биотранспорт, и теперь многие обладали собственным «драконом». Слова «дракон» и «птерозавр» в языке уже обозначали что-то конкретное, поэтому измененное существо назвали птериком. Назвал, скорее всего, кто-то из детей ученого, который создал птерика, потому что взрослые назвали бы по-другому — обязательно вычурно и трудновыговариваемо, вроде того же птеродактиля.
На птериков была огромная очередь, и Соня даже не мечтала о собственном ящере. Но что-то случилось. Или вылупилась большая партия, или папа с мамой вновь сделали нечто, отчего их решили так премировать. Папу, к примеру, могли наградить за живые дома, маму… еще за что-нибудь. Ее работа в правительственных структурах — что-то скучное, связанное с управлением и чрезмерно ответственное. Когда Соня будет определяться с профессией, она, конечно же, выберет как у папы. Но в другой сфере. Семье хватит одного биолога. Сейчас, когда по Солнечной системе снуют автоматические зонды, а с Марса готовятся сразу несколько пилотируемых экспедиций на астероиды и к спутникам Юпитера, потребуются астробиологи. Почему нет?
Мысли вернулись с небес на землю.
— Я назову его Капитон, — сказала Соня.
По аналогии с Капитаном. Ласково будет «Капитоша». Тоже длинно, зато как нежно и мягко — так же, как он будет возить по воздуху.
Когда у нее будет личный птерик, она, возможно, и не захочет улетать с Земли.
Семейство во главе со взбудораженной Соней вновь расселось вокруг стола. Над головами переливались деревья, над ними завывала метель. Папа вынул из принтера ароматные чашечки кофе и сбросил в открытый зев расплывшиеся сладкие остатки — торт оказался настолько большим, что одолеть не хватило сил всей семьи.
Соня повернулась к родителям:
— Расскажите еще раз про училище.
С приближением двенадцатого дня рождения она все чаще надоедала им с этой просьбой. Они рассказывали. В свое время папа с мамой тоже были двенадцатилетними и знали, как это важно. Возможно, Соня не вернется. Не все возвращаются. Говорят, все зависит от нее самой. Если б зависело, она вообще туда не полетела бы.
Мама начала с общей информации:
— Училище открыли три поколения назад. Впрочем, училищем андрики называют весь мир.
— Оба или только наш? — уточнила Соня.
— Оба. Мы не видим другой мир, потому что он не в нашей Вселенной, хотя Луна у нас общая. Наука объяснить это пока не может, но мы прилагаем все силы.
— А что говорят андрики?
— Обязательно спроси их, когда встретишься. Другим они сообщили, что на следующем уровне люди умеют намного больше. Как мы понимаем, андриков и училище создали наши потомки, они отправили Луну в прошлое, а включили ее мы сами, когда враждующие страны вывели в космос угрожающее планете оружие. Это стало сигналом, чтобы андрики проснулись и выполнили заложенную в них программу. Планета разделилась на параллельное существование. Ничего не изменилось, но в одной точке пространства третьих от солнца планет стало две — абсолютно одинаковых, где одни и те же люди совершали одни и те же поступки. Каждая Земля оказалась в собственной Вселенной, никак не связанной со второй Люди не подозревали, что с некоторых пор у каждого в другом мире живет близнец.
— Клон? — спросил Мишка.
— Клон вторичен, а получились точные копии, — объяснила Соня. — Как в зеркале. Или в го-грамме.
— Именно, — подтвердила мама. — С абсолютной идентичностью. Как амеба делится на два одинаковых равноценных существа, так же произошло с Землей. Начиналось все медленно и незаметно: улетевшие на Луну первые двенадцатилетние дети считались пропавшими без вести. Некоторое время никто ни о чем не догадывался. Но часть детей вернулась и рассказала, что произошло. И что будет происходить. Планета была в шоке. Многие не верили, в исчезновении детей винили таинственные силы, искали внутренних врагов — вроде всемирного заговора некой организации, или внешних, вплоть до инопланетян и чертей. Из училища, к сожалению, возвращались не все. Вернее, не все попадали в мир, из которого их забрали. Всех интересовало, как происходит отбор, и это вскоре выяснилось: вернувшиеся рассказали, как вели себя в училище те, кого отправили не к нам. Впрочем, роль играло не только поведение. Мысли, намерения, отношение к людям и природе — в расчет бралось все, но точный алгоритм людям неизвестен до сих пор.
Слова «алгоритм» Соня не знала, но общий смысл уловила прекрасно.
— А что говорят андрики? — спросила она.
— Отвечают они замысловато, суть понять невозможно, — сказала мама. — В старину любили фразу «Пути Господни неисповедимы», ей легко закрывался любой спор. У андриков похожие объяснения: дескать, люди к пониманию еще не готовы. В общем, к нам с Луны вернулась одна часть детей, на вторую Землю — другая часть, и оказалось, что отныне история двух миров пошла разными путями. Это стало известно, когда новые двенадцатилетки встретились на Луне и рассказали об изменениях в своих мирах. К тому времени Земля изнемогала от множества проблем. Политика, экология, религиозная, расовая и национальная нетерпимость... Сначала в мире было много шума, раздавались призывы взорвать Луну… Самых горячих остудили, и люди взялись за восстановление планеты. Не представляешь, как трудно было договориться о простейших вещах, вроде взаимного ненападения или уважения чужого мнения. Обойти «ловушку Фукидида» смогли не сразу.
— Кого? — перебила Соня. — То есть, чего?
Раньше родители рассказывали историю без подробностей, а в потоке Соню политика не интересовала.
— Так называется повод к большинству войн: какие-нибудь государство или нация считают чужое усиление угрозой собственному спокойствию, в результате начинались войны на взаимные истощение и истребление. Сильные, как правило, били слабых, чтобы те не стали сильными. Или сильные сцеплялись между собой, чтобы остаться единственной силой. Страдали от этого все. Прежнее мышление вытравлялось с большим трудом, помогло увеличение вернувшихся из училища детей с новым складом ума — с каждым днем их становилось все больше и больше. Чтобы люди не воевали, пришлось законодательно запретить войны и национальные армии, а любого солдата и наемника на чужой территории уничтожать всем миром. Зачинщиков сажали за решетку — пожизненно. Увещевания вместе с жесткими мерами принесли плоды, войны прекратились. Действенным средством против нетерпимости стала экономика. Ненависть — спутник слабых духом и мозгами. Те, кто любил свою страну, предпочитали развиваться, торговать и жить с соседями в мире, а кто видел смысл жизни в ненависти к другим — экономически надорвались и перешли под внешнее управление. Те, кто не выносил выглядевших или мыслящих иначе, утратили власть и постепенно ушли в прошлое. Для алкоголиков, наркоманов и националистов создали резервации, где они предавались пороку без помех окружающим, и уже через поколение таких не стало. Наука сделала скачок вперед. Генная инженерия и нанотехнологии победили болезни, старость отодвинулась почти в два раза. Человек активно покоряет ближний космос и заглядывается на дальний. Это у нас, а положение темных постоянно ухудшалось.
— Они не понимали, что для выживания нужно объединяться?
— Под выживанием они понимали обеспеченное будущее для себя лично, пусть для этого уничтожались природа или другие люди.
— Они что — глупые? — вставил Мишка. — А-а, я понял! — У него загорелись глаза. — В училище разделяют людей на умных и дураков и каждого отправляют к своим!
Папа подавился смешком.
Мама покачала головой:
— По-своему они очень умные, но направление мыслей у нас противоположное. В древности говорили, что есть два типа людей: грешники, которые мнят себя праведниками, и праведники, которые мнят себя грешниками. Это про темных и про нас. У них сознание, мораль и наука освободились от нравственных допущений, которых необходимо придерживаться, чтобы уважать и не убивать друг друга. Но это не значит, что темные глупее нас. Просто они другие. Им от этого плохо, но жить иначе они не умеют. Мы живем по принципу «Поступай с другими, как хочешь, чтобы поступали с тобой», а их лозунг — «Человек человеку волк». Ты проходила историю религий?
Соня кивнула, и мама продолжила:
— В прежнем виде религии канули в прошлое, когда сменилось два поколения, и новые люди взглянули на мир по-новому. У темных прежние воззрения тоже исчезли, за два поколения тотальной пропаганды можно стереть любую память, насадить или истребить любую идею и полностью переписать историю. Сейчас мы с ними видим мир совершенно по-разному. В целом можно сказать так: в любом человеке есть что-то хорошее и что-то плохое, потому что люди несовершенны. Все хорошее в человеке — в сумме у всех людей — это Бог, счастье, добро, мораль… одним словом — Свет. Все плохое — Тьма. Чем больше в каждом из нас хорошего, тем лучше каждому, потому что мир светлее. У темных каждому хорошо, когда остальным хуже, чем ему. Мы, чтобы стать счастливыми, увеличиваем свет, они — тьму. Люди во все века метались между светом и тьмой, но в будущем каким-то образом научились разделять светлых и темных и создали для нас и для них отдельные миры.
— Не понимаю, как можно разделить Вселенную. Это оттого, что в будущем создали машину времени, и ее перемещение в прошлое изменило настоящее? Я читала, что с изменением прошлого обязательно изменяется будущее. Тогда параллельный мир будет иметь другое будущее, не то, откуда на него повлияли. Но получается, что в одном из миров вмешательство из будущего — это часть прошлого, сбывшаяся реальность. То есть, андриков заслали к нам, чтобы помочь людям достичь вершин, при которых они сумеют покорить время… чтобы создать андриков и заслать их в прошлое — чтобы помочь людям достичь вершин, при которых они покорят время… Замкнутый круг. Я пыталась найти ответы в потоке, и ничего не вышло. Наука утверждает, что машина времени существовать не может.
— С точки зрения нынешних знаний — да, не может. Но есть гипотеза, что в будущем в электронике физика сольется с философией, и укрощение времени с умением разделять пространство на параллельные миры будет построено на принципах теории относительности и категорического императива. Но это лишь теория.
Мишка задал вопрос, который Соня уже задавала и знала ответ:
— Какая Земля изначальная — светлая или темная?
Мама вновь развела руками:
— Андрики говорят, что обе идентичны и равноценны. А когда понадобится еще, появятся новые Земли — третья, четвертая, пятая...
— Расскажи про андриков, — попросила Соня. — Все, что знаешь.
— К сожалению, ничего не добавлю к тому, что говорила прежде. Знаний о них очень мало. Андрики — созданные в другом времени андроиды с собственным интеллектом и единственной личностью на всех — если это можно назвать личностью. Сами по себе они не могут путешествовать из мира в мир, только за учениками, поэтому взрослые с ними не пересекались. И еще один факт: андриков нельзя обмануть, они видят людей насквозь.
Соня уловила в сказанном упрек и возмутилась:
— Я не собираюсь никого обманывать.
— Ты — нет, а те, с кем ты будешь общаться в училище, могут попробовать, и лучше знать заранее, что это невозможно. Если андрик говорит что-то сделать, лучше это сделать — хотя бы потому, что он старается ради нас. Ведь в будущем знают прошлое, и мы все хотим, чтобы это грандиозное прошлое с великим будущим произошло именно с нашим светлым миром.
Мишка опять влез в разговор:
— А как долго Соня пробудет в училище?
Кажется, этот вопрос волновал его по каким-то личным мотивам.
— Обучение у каждого длится по-своему, — ответила мама. — Когда и кого экзаменовать, решают андрики. Кто-то возвращался через несколько дней, а кого-то приходилось ждать долгие месяцы. Лучше настроиться на долгий срок.
— Что вы мне посоветуете — как себя вести, что делать или, наоборот, чего не делать? — спросила Соня.
— Нужно быть собой, — без раздумий ответила мама. — Там будут разные люди. Таких ты еще не встречала. Будь готова, что тебе может стать некомфортно, стыдно, обидно. Темные живут по другим правилам, и тебе придется жить с ними бок о бок и находить общий язык. Но я верю, что ты справишься, и все будет хорошо.
К разговору подключился папа:
— В старину люди служили в армиях, и время службы называлось школой жизни. Солдаты не только защищали родину, но и взрослели, учились принимать судьбоносные решения и брать на себя ответственность. И даже отдавать жизнь за счастье ближних. Для нас с тобой и всех, кто вокруг, родина — это мы и наша планета с окружающей Вселенной. Для любого из темных родина там, где ему выгодно.
— Но их же много! — Соня не понимала, как может существовать общество, где каждый печется исключительно о себе. Это все равно, что права человека поднять над правами общества, то есть, такого не может быть, потому что не может быть никогда. Такое даже представить невозможно.
— Их очень много, — подтвердил папа, — и каждый понимает родину по-своему.
— А как они себя называют? — спросил Мишка. — Темные — это же обидное прозвище. Никто не захочет быть темным.
— Или они называют себя светлыми, — предположила Соня, — а нас — темными?
Ответил папа:
— Нет, темными они назвали и называют себя сами. С гордостью. У них такая философия: любой темный, по их мнению, сильнее светлого как минимум в два раза, потому что светлый способен лишь на добрые поступки, а темный — на любые. Быть сильнее — значит, побеждать, и поэтому, как им кажется, тьма сильнее света. Им нравится быть темными.
У Мишки отвисла челюсть:
— Это правда — про силу?
— Сила — не то, что кажется ею со стороны, — сказал папа. — Например, слабая женщина может заставить сильного мужчину выполнить то, что ему не хочется. Можешь и сам привести примеры, вокруг тебя их тысячи, стоит лишь приглядеться. А еще нужно понять главное: есть те, кто побеждают, и те, кого нельзя победить. Первое — временно, второе — навсегда. Победить слабого — не сила. Не дать победить себя сильному — это сила.
— Ой. — Соня подняла глаза к небу. — Луна. Она стала ярче.
Мишка покрутил пальцем у виска:
— Сонька, у тебя крыша поехала? Сейчас светло и вьюжно, небо затянуто, Луны не видно.
Мамино лицо вдруг осунулось, плечи опустились.
— Значит, тебе пора.
— Скоро тебя заберут, — подтвердил папа. — Давайте выйдем наружу.
Чтобы не морозить растения, они вышли через переход. В лицо ударила метель.
Мама склонилась к Соне и зашептала на ухо:
— У меня к тебе будет просьба. Отнесись к тому, что сейчас услышишь, очень серьезно, это не прихоть, я выступаю от имени правительства. Можешь считать это обращением всего человечества. То, о чем я попрошу, взрослым не решить, у нас нет сообщения с темными. Но те из темных, кто после училища пересек границу миров и попал к нам, рассказали страшные вещи. Темные готовятся к войне с нами. Они ищут «Дверь» — портал, через который можно пройти напрямую, без помощи андриков. Страх и ужас ждут оба мира, если Дверь найдется и откроется без нашего ведома. Мы тоже ищем ее со своей стороны, чтобы принять меры, но пока ничего не получается. Тебе нужно узнать, насколько темные продвинулись в создании портала и что они замышляют еще. Общение между светлыми и темными на Луне ничем не ограничено, и ты сможешь интересоваться как бы ненароком. Узнай как можно больше, это очень важно.
— Но ты говорила, что в будущем знают прошлое. Получается, что наш мир может не дожить до того будущего, откуда прислали андриков?
— Мы можем не знать всей правды. Нам открыли только часть, и мы не понимаем до конца даже ее. — Мама опустила взгляд. — Может случиться что угодно. В том числе и гибель наших миров. Мы обязаны предпринять все, чтобы этого не произошло.
— Сделаю, что смогу, — сказала Соня.
Разговор привел к неожиданному финалу. От нее зависит судьба миров!
В разговор встрял Мишка, щурившийся и прикрывавший ладонью рот, чтобы не задувало:
— А можно, пока ты не вернешься, я иногда буду спать в твоей комнате?
— Пожалуйста.
— А еще можно все это время твоими персами пользоваться?
— Не наглей.
— Своих прокачивай, — сказал ему папа, — и когда Соня вернется, сможете играть на равных. — Папа обернулся к Соне: — И еще кое-что на дорожку. Смирение, доброта, милосердие… Нет ничего лучше, и все же напомню древнюю мудрость: добро должно быть с кулаками. Не забывай об этом.
Соня моргнула. Потом еще раз. Потом почесала нос. Нет, понимания это не прибавило.
— Никогда такого не слышала, — призналась она. — Добро — и с кулаками?!
Папа покосился на маму и объяснил:
— Надеюсь, ты слышала моральное правило: если тебя ударят по левой щеке, подставь правую?
— Это из этики, — перебила Соня, — я проходила в школе.
— Я бы добавил: а когда замахнутся, — продолжил папа, — чтобы ударить по правой, ныряй под замах и бей в пах.
Мама вздрогнула.
— Максим!
— Что «Максим»? Дочка в большую жизнь выходит, а там не только цветочки, но и пчелы-осы, и даже тычинки-пестики.
— Все же не понимаю, почему тебя вернули из училища именно к нам, — выговорила мама папе в очередной раз.
— Повторяю, — механическим, как у дроида, голосом проговорил папа: — Чтобы встретить тебя и всю жизнь допекать, в горе и в радости, пока смерть не разлучит нас. А если честно, — он повернулся к Соне и подмигнул, — было так. Собрались андрики на совещание, решают вопрос: кого бы еще на светлую Землю отправить. А я подсказываю: «Зайцев!» «Почему бы и нет? — говорят сразу несколько, — зайцев мы еще не отправляли». А один, который только подошел, переспрашивает: «Зайцев? А кто это?» «Я!» — говорю я и делаю шаг вперед. Ну, кто-то из андриков вникать дальше не стал, и меня переправили.
— Не морочь детям голову, — мама хотела нахмуриться, но не удержалась, и губы расплылись в улыбке.
Когда папа дурачился, он делал это так мило и обаятельно, что никто не мог устоять.
— А мне нравится, — заявил Мишка. — Я же знаю, что папа нас веселит, а на самом деле все было по-другому. И андрики не разговаривают друг с другом, они все — одно.
— А как было на самом деле? — спросила Соня.
Папа переглянулся с мамой. Она пожала плечами.
— На самом деле всегда не так, как в рассказах, — сказал он. — На какой-то миг я забыл, что добро должно быть с кулаками, и мое же добро обратили против меня.
— А если не общими словами? — попросила Соня.
Папа снова оглянулся на маму. Она промолчала.
— Однажды требовалось дать отпор, а я, в соответствии с воспитанием, хотел решить дело терпением и великодушием. И меня пырнули заточкой. Как же я в тот миг захотел домой! В момент, когда самодельный нож коснулся груди, время остановилось, и мы с противником замерли в неестественных позах. К нам подошли два андрика — остановка времени их не коснулась. «Вы оба поступками и желаниями доказали нецелесообразность дальнейшего здесь пребывания». Через минуту я оказался дома.
Соня поглядела в небо:
— Уже близко.
Свет приближался. Он приближался быстро для материального тела, но для света — очень-очень медленно. На луч совсем не похоже, иначе были бы вспышка и удар по глазам. Свет, который несся навстречу, лучше назвать сиянием. Оно неслось к Земле искристым туманом, и от него нельзя было оторвать взгляд.
Мама с папой обняли Соню, между ними протиснулся и влез в прощальные обнимашки неугомонный Мишка.
— Пора, — сказала мама.