Критика антиномий чистого разума Иммануила Канта

Юлиан Смирнов
     Критика антиномий чистого разума Иммануила Канта

               
                1
Если внимательно и непредвзято взглянуть на противоречия трансцендентальных идей, о которых повествует Иммануил Кант, то нельзя не признать: все тезисы и все антитезисы, образующие эти противоречия, являются не только односторонними, но и логически перегруженными. Приведём пример. Тезис первого противоречия трансцендентальных идей, как известно, гласит о том, что мир имеет начало во времени и наделён пространственными рамками. То есть миру, мирозданию, универсуму приписываются два предиката – временной и пространственный, и утверждается о том, что универсум имеет темпоральное начало и пространственные пределы. Оставим в стороне вопрос о том, к какой из  умозрительных стратегий склоняется Иммануил Кант в своей концептуальной интерпретации пространства и времени, вдумаемся лучше в суть выдвигаемого немецким мыслителем тезиса. На наш взгляд, допущение того, что мир имеет начало во времени и наделён пространственными рамками, выглядит не просто неубедительным, но и, с логической точки зрения, «перегруженным». Такой тезис – неоправданная контаминация разнородных и разноплановых онтологических статусов, сосуществование которых друг с другом вовсе не необходимо. Такой тезис – самый настоящий философский плеоназм. В самом деле, разве мир, у которого есть временное начало, непременно должен иметь пространственные рамки? Неужели нельзя допустить того, что имеющий начало во времени мир беспределен и бесконечен в пространстве? Тезис Канта сужает и односторонне преподносит тайну, издревле волновавшую умы людей, и, рассматриваемый изолированно, такой тезис оказывается слишком узким для того, чтобы найти общезначимые ответы на «роковые вопросы» человеческого бытия. Аналогичным образом и антитезис первого противоречия трансцендентальных идей выглядит неубедительно: допущение того, что мир вечен и бесконечен, сужает возможную картину реальности и преподносит действительность односторонне. Неужели у вечного мира (мироздания, универсума) непременно должны отсутствовать какие бы то ни было границы? И можно ли с уверенностью утверждать о том, что вечность и пространственная бесконечность составляют единую и неразлучную пару? На наш взгляд, из того, что мир вечен, вовсе не следует, что мир бесконечен в пространстве, – и космология Аристотеля – красноречивое доказательство  правоты этой мысли. Вечность мира и его пространственная бесконечность – совершенно разные типы беспредельности, и ставить их на одну доску нельзя. Нет никакой логической необходимости в том, чтобы вечный мир, существующий беспредельное время, не имел никаких пространственных границ, и вполне можно допустить мысль о том, что замкнутый универсум существовал и будет существовать беспредельное время.
Если креационистские идеи, прямо или косвенно почерпнутые Кантом из «Второй Книги Маккавейской» (7.28), толкают его к мысли о том, что мир имеет временное начало, – то издревле бытовавшие антикреационистские идеи (например, идеи Демокрита, повествовавшего в древности об атомном «вихре» (з дйнз)) приводят Канта к убеждению в том, что универсум бесконечен. Но оба этих мысленных хода немецкого философа – переход от начала временного к пределу пространственному и переход от вечного бытия к беспредельному бытию в бесконечном пространстве – кажутся нам неоправданными и односторонними. Темпоральная замкнутость – недостаточное основание для замкнутости пространственной, а вечное бытие, вечное существование вовсе не нуждается в пространственной беспредельности.

                2

Тезис и антитезис второго противоречия трансцендентальных идей, выявленного Кантом, представляются нам столь же сомнительными и неубедительными. В самом деле, почему и на каком основании реальность рассматривается и осмысляется в связи с вопросом о простоте или сложности её составных элементов?.. Тезис второго противоречия трансцендентальных идей указывает на то, что существует только простое (или то, что сложено из простого); антитезис же, отрицая тезис, исходит из идеи того, что в мироздании нет ничего простого, ибо всё сложно. На наш взгляд, тезис и антитезис не учитывают того факта, что реальность в её целом или же некоторые её «слои» вполне могут представлять собой нечто смешанное, – и это, в сущности, нерасчленимое смешанное нельзя рассматривать и квалифицировать sub specie simplicitatis et multiplicitatis*1, ибо у смешанного нет ни чёткой структуры, ни мельчайших частей, ни составных элементов, вернее, применительно к смешанному нельзя говорить ни о мельчайших простых частях (вроде атомов Демокрита), ни об отсутствии этих простейших частей, ни о составных элементах, ни о чёткой бытийной структуре. Смешанное на то и смешанное, что в нём всё смешано в нерасчленимый инепостижимый ком… Почему же, спрашивается, немецкий мыслитель не учитывает возможности такой интерпретации реальности? Разве в универсуме нельзя видеть некое «нагромождение» (congregatio), которое вовсе не измеряется мельчайшими частями или же частями сложными, непростыми? Почему Кант выдвигает именно такой тезис и именно такой антитезис? Как видно из первого противоречия трансцендентальных идей, сама постановка вопроса об антиномиях чистого разума является «прикосновением ума ко горнему» и, если угодно, попыткой разрешить вековечные, глубинные, исконные вопросы бытия. Получается, что, выдвигая второй тезис и второй антитезис, немецкий мыслитель полагает, что вопрос о простых, мельчайших элементах универсума, как и вопрос о его сложных, непростых элементах, совокупность которых якобы составляет реальность, столь же важен, сколь важен вопрос о вечности, конечности или же бесконечности универсума. На наш взгляд, первое и второе противоречие трансцендентальных идей неравноценны, ибо метафизическая глубина первого вопрошания оттеняется и «замутняется» несущественностью вопрошания второго. Тезис и антитезис, образующие второе противоречие трансцендентальных идей, малозначимы, ибо формализация реального по принципу «простое – сложное» – формализация слишком прямолинейная.
               
                3
Что касается третьего противоречия трансцендентальных идей, то здесь Иммануил Кант затрагивает головокружительную и неисчерпаемую тему, пределов которой не найти, – тему свободы. Тезис третьего противоречия трансцендентальных идей гласит о том, что для объяснения явлений необходимо, помимо причинности по законам природы, допустить ещё и die Causalit;t durch Freiheit («причинность благодаря свободе»), свободную причинность. Антитезис же напрочь отрицает какую бы то ни было свободу и указывает на то, что в мире всё происходит по законам природы. Начать с того, что эмфатический тезис Канта представляет собой искусственную и, в сущности, фальшивую философскую формулу. Почему? Да потому что издавна многим мыслителям было ясно: свобода – не антипод необходимости, а причинность – не антагонист свободы. К числу таковых мыслителей можно отнести, например, Северина Боэтия, проникновенно показавшего, что libertas et ordo fatalis*2 сосуществуют и прекрасно  уживаются друг с другом. Множество мыслителей отчётливо понимало, что «необходимость» (з бнбгкз, фп бнбгкбйпн, з еймбсменз, фп чсещн,  necessitas, necessitudo, fatalitas, fatum, die Notwendigkeit), в сущности, вовсе не противоположна «свободе» (з елехиесйб, libertas, die Freiheit). Во все века раздавалось множество голосов, утверждавших о том, что можно быть свободным, не обладая при этом свободой действия, то есть быть свободным без свободы действия. Говоря по-латыни, эту заострённую идею можно было бы выразить так: fatalitas non tollit liberum arbitrium*3, или так: causalitas non tollit libertatem.*4  В связи с этим можно вспомнить древнегреческих стоиков, Августина (правда, эволюционировавшего в вопросе свободного произволения человека), отчасти Николая из Кузы, Лютера, Кальвина, Гоббса… При всей специфике и своеобразии разрабатываемых ими философских картин мира, этих мыслителей объединяет одна идея – идея необходимости всего происходящего в нашем мире. Кроме того, незадолго до того времени, в которое жил и мыслил Канта, жил и творил Спиноза, прямо говоривший о «свободной необходимости» (necessitas libera) и видевший в ней подлинную, истинную, глубинную характеристику бытия. Вглядываясь в третье противоречие трансцендентальных идей Канта, мы не можем отделаться от впечатления о том, что «причинность по законам природы», по Канту, необходима, что онапринадлежит царству «необходимости» (die Notwendigkeit). Впрочем, быть может, это «впечатление» не совсем верно, важно другое: великий немецкий мыслитель допускает банальную ошибку: во-первых, он проводит принципиальное различие между необходимостью законов природы и свободой, искренне считая при этом, что необходимые законы природы враждебны и противоположны свободе человеческого «Я», и, во-вторых, полагает, что человеческая свобода выражается именно в действии. Что касается первой «ошибки» Канта, то мы бы противопоставили его учению учение  Спинозы, прямо утверждавшего о том, что in rerum natura nullum datur contingens, sed omnia ex necessitate divinae naturae determinata sunt ad certo modo existendum et operandum*5, что voluntas non potest vocari causa libera, sed tantum causa necessaria*6, и не видевшего в этом ничего предосудительного и унизительного для человека. Вторая же «ошибка» Канта очевидна. Неужели подлинную свободу можно свести к механическому действию? Неужто человек свободен лишь настолько, насколько он в силах по собственному желанию механически противодействовать необходимым законам природы? Механическое понимание свободы огрубило бы её смысл и унизило её высокое метафизическое достоинство. И в связи с этим необходимо упомянуть Шеллинга, его работу «Философские исследования о сущности человеческой свободы…», и, взяв за образец свойственное Шеллингу платоническое понимание свободы как свободы эйдетической, противопоставить его учение одностороннему учению Канта.
Нужно понять главное: с одной стороны, providentia, lex naturae, necessitas («провидение, закон природы, необходимлсть»), а с другой – die Freiheit («свобода») вовсе не являются взаимоисключающими полюсами, отменяющими и аннулирующими друг друга. Видеть же подлинную свободу в некоторой (весьма ограниченной) возможности механического действия вопреки и наперекор природе, значит, не понимать самой сути свободы.
 – А в чём заключается подлинная свобода? – слышится чей-то раздражённый голос.
А мы ответим так, мы дадим ответ в духе Плотина: подлинная свобода заключается в умозрении, в созерцании умопостигаемого космоса и в иррациональном исступлении, устремляющем «Я» в горние сферы и ведущем к свободе от свободы; и, на наш взгляд, упомянутый выше Шеллинг (к слову, весьма почитавший Плотина) с этим бы охотно согласился. Но вернёмся к Канту.
               
                4
Четвёртое противоречие трансцендентальных идей затрагивает ещё более высокую тему – тему необходимой причины, принадлежащей к миру или как часть его, или как причина, или же к нему не принадлежащей. Четвёртый тезис и четвёртый антитезис устремляют наш умственный взор на три важнейших философских архитектоники, и следует понимать, какой подтекст заложен в четвёртом противоречии трансцендентальных идей Канта. Причинность, необходимость и Бог. Таковы три грани четвёртого противоречия трансцендентальных идей. При внимательном взгляде на возводимую Кантом архитектонику, вскрываются внутренние противоречия, присущие тезису и антитезису. Тезис заключается в том, что «к миру принадлежит или как часть его, или как его причина безусловно необходимая сущность», антитезис же гласит о том, что «нигде нет абсолютно необходимой сущности – ни в мире, ни вне мира – как его причины». Рассматривая необходимую сущность в причинном смысле, Кант допускает, что масса сущего (универсум) представляет собой цепь причин, у которой с необходимостью должна быть первая Причина. Таким образом, каузальное исследование необходимой сущности предполагает её необходимое существование. Но заметим: задолго до Канта другой немецкий мыслитель – Николай из Кузы убедительно показал, что абсолютно необходимый Абсолют (на языке Николая – maximum absolutum) пребывает вне всех причинных рядов и что между множественным универсумом и единым Абсолютом пролегает бесконечная метафизическая дистанция, «отменяющая» и «взрывающая» всякую аналогию между универсумом и Абсолютом. Таким образом, Абсолют, истолковываемый Николаем как necessitas absoluta («абсолютная необходимость»), находится вне и по ту сторону всего. При этом на метафизическом статусе Максимума – на его абсолютной необходимости – это никак не отражается. Кант же исходит из обратной предпосылки и полагает, что необходимая сущность пребывает либо внутри универсума, либо соприкасается с мирозданием извне. Легко догадаться, что оба кантовских допущения, так или иначе, «стирают» грань между необходимой сущностью и всем остальным. Каузальный взгляд на Абсолют в корне разрушает саму идею Абсолюта и сводит на нет его метафизический статус. (Это, к слову, прекрасно понимали многие мыслители, не только Николай из Кузы, но и, например, Плотин, Дамаский, Псевдо-Дионисий Ареопагит и Эриугена.) Кроме того, полагая, что если к миру принадлежит необходимая сущность, то мир тем самым оказывается наделённым необходимым «основанием» для своего контингентного существования, Кант встаёт на столь чуждые ему позиции метафизического догматизма и выступает своего рода «эпигоном» Фомы Аквинского, считавшего, что контингентный*7 статус тварного универсума самим фактом своего контингентного существования доказывает необходимость бытия Божьего. Если существует преходящее контингентное, то существует и вечное необходимое, полагает Фома, но многим такая философская позиция показалась бы спорной и неубедительной. Так что каузальный и нецесситаристский взгляд Канта на некую сущность, существование которой необходимо для существования универсума, отягощён явственным метафизическим догматизмом, врагом которого провозглашал себя Кант «критического периода». Оба этих сомнительных взгляда – каузальный и нецесситаристский – разумеется, не в силах убедить разум в существовании Бога (если, конечно, видеть в необходимой сущности Бога). Антитезис же, отрицающий существование абсолютно необходимой причины, начисто размывают саму идею необходимого существования и преподносит нам «массу сущего» как случайный или контингентный механизм, в котором и вне которого нет ничего необходимого. При такой постановке вопроса нельзя не признать, что ничего, в сущности, не существует, ибо ни для чего нет достаточного (то есть необходимого) основания. Следует понимать и то, что, интерпретируя мироздание как массу контингентного сущего, мы заходим в такой лабиринт, из которого нет выхода: шаткий и без-основный статус всего не позволяет нам разрешить такие загадки, как загадка вечности, бесконечности универсума и его временности. Осознание всей реальности как контингентной, то есть не-необходимой, – патовая ситуация, из которой, на наш взгляд, возможен лишь один выход – тотальный материализм, отрицающий любые метафизические построения и в лучшем случае объявляющий всё метафизичсекое знание знанием гипотетическим.   
                *
Сформулировав четыре тезиса и четыре антитезиса и обобщив ими первозданные, метафизические «горние предрассудки», накопленные человечеством за века его существования, великий немецкий мыслитель Иммануил Кант сумел доказать все эти тезисы и все антитезисы, sed haec probatio scilicet confutatio est*8. Развенчав во многом неверные метафизические посылы и философемы, разум, несомненно, развенчал тем самым самого себя и, развенчав, поставил себя в двусмысленное положение. Да, по Канту, разум сумел доказать все тезисы и все антитезисы, образующие трансцендентальные противоречия трансцендентальных идей, – но что с того? Ведь в такой удивительной способности ясно обнаруживается не только сила разума, но и его слабость!


                *
























           Примечания

*1   «с точки зрения простоты и сложности» (лат.).

*2    «Свобода и фатальный порядок» (лат.).

*3    «Фатальность не отменяет свободного произволения» (лат.).

*4  «Причинность не уничтжает свободу» (лат.).

*5    «В природе вещей нет ничего контингентного, но всё определено из необходимости божественной природы к незыблемым образом существованию и действию» (лат.). (29 теорема 1 части «Этики…».)

*6    «Воля не может быть названа причиной свободной, но лишь причиной необходимой» (лат.). (32 теорема 1 части «Этики…».) Заметим, эта формула Спинозы имеет универсальное значение и выражает тот закон, которому, по мысли голландского философа, подчиняется не только антропная сфера, но и сфера божественная.

*7    Контингентный – то есть не-необходимый, тот, в существовании которого нет необходимости.

*8    «Но такое доказательство, конечно же, – опровержение» (лат.).      


                *   *   *   *   *