Подарок для моей милой нежной сладкой графини Вишенки Анабелль Лейн
Эх, расписная гармоза - долгие колёсы ! Сбирали митинг всем полчком и несли резолюцией в массы. Даешь. Шалишь. И не балуй. Рвали погоны с мясом, швыряя картузы оземь, слава Богу, навоевались досыта, нехай Бабченки воюют.
Вызвали Ли Харви в комитет. Приходит. Сидит такой старорежимный, что хоть прикуривая от рожи фельдфебельской, ящик при нём с голосами солдатскими, мандат и стылая селёдка лежит на столе, кажет брюхо серебряное в какую - то подозрительную крапинку, будто тифозный сельчанин под Гуляй - полем.
- Ступай, Максим, - густо и напротяг говорит станичник, подбавляя в ус седой крошки табачные, - в старую веру покудова.
И кажет дулом левольверта казённого на дверцу впритык. Дело. За дверцей старцы, кафтаны сурожные, супесь длинная, устав по лестовке и Мельников - Печёрский по стене пластает всполохами лампадки неугасимой. Ладно. Всходит в моленную Кужель, как Лабазанов Руслан, бывалоча, влазил в кабинет к Дудаеву, ложит им сразу бумагу с орлами правильными и по разнарядке достигает прямо в зубы.
- На, сука !
Воют старцы, а фельдфебель с той стороны дверцы смотрит. Чу ! Чорна курица. Выскочила и бегит по моленной, путаясь в диннополости кафтанов старческих, на груди медаль, в заднем кармане узких джинсов - ксива на имя купца первой гильдии Долгополова, того самого, что Емельяна Пугачёва достигал, но не превозмог, хотя и предоставил.
- Стой, курва, - руководствует Кужель, наступая ей на хвост сапогом терпеливым, вынесшим звон с Карпат и Особый отдел при СмерШе Белорусского, много повидал сапог, ещё больше ведал собрат его, обменянный на барахолке Таганрога на песцов и наколки Шуфутинского снова второго сентября, ровно за сто лет одиночества предсказывающего АА. - Ответствуй ответственно : отчего Сахаров и какой именно.
Села курва за стол и наливает без спросу себе водки стакан, цедит ледяной напиток, усмехается. Поправила кокетливо бакенбарды и закуривает редкую по военному времени папиросу фабрикации Асмолова, еще того, настоящего, мильоны вбухивавшего в революцию, а потом милостыню просившего на Ривьере, фуражкой наотлёт у дверей казино дона Паскуале, что Ниццой процветает в седьмом поколении уже.
- Трое Сахаровых было, - тихо так говорит курица и белеет, шатаясь, - один да ещё один, а к ним третий.
- Га ! - кричит фельдфебель с той стороны, прозревая чин первого. - Генерал - лейтенант Сибирской армии Пепеляева.
- Верно, - умаляется курица, трепеща изнутри под горлом самым. Ощущает, что не с дедкой Орёликом рваны ноздри и Ландер яички пасхальные катать, тута сразу режут то израильской парадигмой, то костюмом мохеровым с лицом космонавта внутрях. Курит космонавт добрый гаш, запивая " Исецким ", а его по семьдесят копеек торговали, как " Космос " кишиневский или белгородский.
- Второй историк, - выступает юфтью галош старец праведный, отплевываясь недовыбитыми Кужелем зубами по разнарядке, - плешастый и вздорный.
- И тут твоя правда, - никнет курва к столешнице, а ей уже предупредительно кто - то и " Маузер " подсовывает.
- Третий - академик, - рубит сплеча Кужель, и торжествует курва, вскакивает и вьётся неистовым пасадоблем по моленной, сокращая силу воли солдата.
- А вот х...й вот тебе вот ! - радуется чорна курица, щёлкая наотмашь " Маузером ". - Не академик, а проспект. Ложись, - приказывает Максиму и сурово катает хлебный мякиш по вспотевшей лысине старца праведного.
- Расстреливать будет, - объясняет ворвавшимся в комитет казакам фельдфебель с той стороны. - Самая народная причина.
- Ё...ни ему по горбу, - советует вислоусый дядя в кожухе, опоясанный телеграфным проводом на обмен. Он его наживую срезал под Перемышлем, пёр на себе во всё время осеннего отступления, правил на байдарке и таранил паровозом, пока не пришла старой вере оконцовка.
- Кумполом, - смеется жеребцом стоялым приблудный казачок Лавров, подпихивая комитетного фельдфебеля локтем. - Вот так напримерно.
Разбегается и бьёт головой в живот охнувшего от нежданчика вислоусого. Топчет горло полчка, демонстрируя. Бросает в окно и усаживается на место председателя. Крутит ручку полевого телефона. Швыряет сломанный карандаш в угол и требует эшелон. Со станции докладают :
- Весёлый налицо, а когда же Сахаров ?
Выходит из моленной Кужель и кричит станционным :
- Никогда !
- Тута вам не Киев, - качает картузом Лавров и визжит, вскакивая в моленную по следу Максима. Душит старцев рукой узловатой, крушит и новая жизнь.
- Врешь, - колотит кулаком в стол Максим, - не старое тебе время ! На тебе Сахарова. - Отворяет поставец малый и вынает из темноты глыби брошюру лаковую, впоперечь наград сталинских имеющую гриф ДСП. Листает, мусоля палец, вертит страницы по диагонали и находит место заветное.
Жаль, неграмотен Кужель, а то бы вслух зачёл.