Пурпурный а... Аксакал. Гл. 9. Генерал...

         Всесильные пощёчин не прощают               
               
               
       Прошли годы. У подножий белых вершин народы утихомирились, но империю не забыли. Наблюдатели, продолжая выполнять свои обязанности, порою отвлекались охотой.  Вокруг травоядные беспредельно размножались, будто волки  мясо есть перестали. Врождённый инстинкт добытчика не мог оставлять равнодушным уважающего себя номада, тем более молодого Вождя –  лихого стрелка, быстрого ездока и азартного охотника.               
               
       Однажды, на одной из верхних пастбищ объявился хищник. После его ночных похождений стали редеть отары и табуны. Пастухи приметили, что зверь убивал намного больше скота, чем ему было надобно. Притащили они туда дюжину сторожевых собак и, ночами, вместе стали бодрствовать. Хищник оказался таким хитрым, что не оставлял никаких шансов для его поимки, а отары и табуны не переставали редеть. Это был не волк, не барс снежный, а кто-то намного крупнее. Услышав жалобы пастухов, Вождь вызвал своих племянников, сыновей Аксакала, без которых с юных лет ни на шаг от Долины не отлучался.               
               
         Большая охота стала неминуемой. Вооружившись арканами, сетями и капканами, они, в сопровождении знающего охотника и опытных собак, поднялись в горы, к месту ночных прогулок зверюги.
               
         Охотники понаставили ловушки и обещали себе глаз своих не сомкнуть. Держались они бодро почти всю ночь, но перед утренней зарёй впадали в глубокий сон. Даже старый зверолов с собаками на мгновение засыпал.  Перед уходящей темнотой хищник успел подкрасться, взбудоражить животных и уйти, оставляя за собой рванные на куски трупы.
               
         В следующую ночь никто не засыпал, но пострадало другое стадо, на другом конце пастбища. Охотники разделились и поменяли места наблюдения, но хищник исчез и нигде не появлялся. Только к концу несостоявшейся охоты один из сыновей Аксакала, перед самым восходом, увидел на ближайшей скале похожий на зверя силуэт. Охотники зашевелились, зашумели, готовились к погоне...  Хищник не побеспокоился даже ухом двинуть.  Сидел он на задних лапах как хозяин Земли, давая понять, что не собирался убегать.  И так тало светлеть. На скале, на том же месте первые лучи озарили пушистую шкуру огромного тигра – редкого посетителя тех краёв. Чего ему понадобилось так далеко от своих имений? Неужели есть там было нечего? А может он захотел империю свою расширить?..  В любом случае его нужно было поймать или, в худшем случае, прогнать  подальше от пастбищ. Охотники стали пугать зверя стрелами, криками, свистами... Стрелы его не доставали,  выброшенные в его сторону камушки тоже... А крики людей  потревожили... Встал он кое-как и лениво отступил. Охотники тут же вскочили на конях и приступили к жданой погоне. В том скалистом ущелье было непросто держаться за отступающим зверюгой с его невероятно длинными прыжками. Поведение его походило больше на игру, но от людей  держался  на дистанции.    
               
         Круглый день гнались охотники за живым трофеем. С наступлением сумерок  пришлось делать привал, чтобы на другой день повернуть в сторону Долины. На удивление, хищник не удрал. Держался он неподалёку, на людей не показывался... Собаки чуяли его, тревожно лаяли, крутили хвостами, бегали возле костра, но далеко не отходили – боялись. Охотники тоже боялись, только признаваться не хотели, чтобы  перед волевым Вождём не краснеть.               
               
         Утром тигра не было видно, и собаки смирно у костра лежали. Решив, что он ушёл, Охотники собрались уйти. Не успели они отходить от костра, как за их спинами пронеслось мурлыканье, не сильно грозное. Хищник стоял на высокой скале, вызывающе оскаливая  острые  клыки. «За ним!» – приказал Вождь, опять к Востоку поворачивая коня...               
               
               
         Пока охотники гнались за недосягаемой  добычей, с одного наблюдательного пункта Долины было замечено чужое пыльное облако, поднятое в воздухе над главной дорогой, с западного Востока идущей к восточному Востоку. Дозорные зашевелились. Один из них вскочил на коня и помчался в сторону серой тучи, а другой остался на посту, продолжая наблюдение.               
               
         Как вскоре выяснилось, в сторону кочевных земель наступала имперская армия. Длинная колонна пеших воинов насчитывала двадцать когорт, не учитывая  двух конных – ещё две тысячи мечей, и столько же луков. В тот раз империя была настроена намного серьёзнее предыдущего.
               
         Сразу после обнаружения наступающих сил  неприятеля гонцы поскакали к союзным племенам. Пока когорты шли к Долине, ближайшие соседи собирали свои юрты и двинулись к ней вместе со стариками, женщинами, детьми, собаками, отарами... Аксакал, заменяющий Вождя на время охоты, немедля отправил двух ездовых на верхние пастбища с сообщением. В то время Вождя там не оказалось. Он продолжал охотиться на тигра, и пастухи не знали где его искать. Узнав об исчезновении охотников, Аксакал отправил дюжину всадников на их поиск, а сам собрал совет вождей. Согласно договору,  скрывающиеся в Долине ближние племена должны были готовиться к её защите, а отдалённые, расположенные севернее и восточнее, должны были объединиться и ударить осаждающих с тылов.               
               
         Когорты империи разбили лагеря вокруг Долины. Неминуемая осада представилась наяву. Главный удар был направлен на главные ворота, вдоль которых  наступающему войску было уместнее разворачивать когорты. После ряда неуспешных атак  командующий генерал приказал наступать одновременно с нескольких позиций, что и привело к ослаблению обороны. Кочевники, искусные воины привыкшие сражаться в седле, не до конца умели пользоваться преимуществами осадного боя. Они смело дрались на стенах крепости, но того было мало... Были необходимы действия снаружи, но дальние племена не давали о себе знать ни в первый месяц осады, ни во второй, ни... Более того, некоторые вожди  втайне посылали своих людей к генералу. Он принимал дорогие дары, провизии... и никому в дружбе не отказывал.  И узнал он, что дальние номады  должны были ударить по тылам осаждающих.               
    – Чья была стратегия?... –  спросил генерал, чуя мурашки по телу.          
    – Аксакала – ответил угодливый вождь. 
    – Того Аксакала, о котором легенды ходят?           
    – Да, того самого.
    – И почему же он самый не ясновидел, что ты, и другие как ты?.. Долина скоро проиграет эту войну, а он не предсказал, что сопротивление бесполезно.               
    – Он обо всём предупреждал, но вожди его не послушали, они решили  воевать.               
    – Ты тоже против нас собирался идти?          
    – Да, но сейчас понял, что с вами надо жить в дружбе.           
    – Аксакал, не желая воевать, сражается на стенах крепости. Вы, раньше призывая  к войне, сейчас мира захотели.... Почему он это делает, знаешь? – Вождь тот замолчал.               
    – Не знаешь...  Тебе и неоткуда... Он был против войны, но до конца остался верен своему слову, народу своему...               
    – Он из пустыни...          
    – ... Неважно. Он достойный человек, и он даже побеждённый в почёте. Вы его предали..., не стоите ни мизинца на его руке. – Услужливый вождь молча опустил голову. Ему нечем было защищаться от голой правды.               
    – А стены кто строил? – спросил генерал в конце встречи с новым сомнительным союзником.               
    – Он. 
    – Большая работа! Ваш  Аксакал – большой созидатель, хотя какой он ваш... Ценю одарённых людей. Они пытаются вытаскивать из грязи таких как ты...  После того разговора генерал занялся изучением личности Аксакала, но срочное сообщение из столицы... Империя приказывала ему быстрее покончить с Долиной и вернуться с войском к западным рубежам, для участия в новой войне против соседней державы, выискивающей мотивы к новому разделу  разделанных земель.
               
        Генерал подготовил план главного удара, по его подсчётам приводящего к взятию «кочевной крепости». Разумеется, он мог использовать силы свежих «союзников», но хотел унести с собой  собственную заслуженную победу. Зародившаяся симпатия и уважение к Аксакалу заставили его отказаться от применения традиционных  хитростей в отношении осаждённых. Перед завершающим штурмом, соблюдая правила аристократической гуманности, Генерал предложил Долине прекратить сопротивление в обмен на сохранение жизней всех находящихся внутри людей, с их последующим безоговорочным подчинением империи. Безоговорочное подчинение означало, что в случае согласия с ультиматумом, осаждённые обязались служить империи и её интересам. Времени на раздумье было совсем мало. Знойно настроенные когорты с трудом выжидали последний сигнал  начала. Штурмовые лестницы уже были подняты вверх, когда на главной башне показался стыдливый флаг повиновения               
               
         Покорённые открыли ворота и тревожно ждали обещанную пощаду. Генерал сдержал своё слово. Долина не пострадала ни насилием, ни грабежами, ни пожарами. Она была обращена в столицу новой провинции, а её  укрепления стали опорой империи у западного подножия Горного Мира.
               
         Глава армии назначил из своих капитанов правителя Долины, оставил ему две когорты солдат для укрепления власти и поддержания нового порядка, а остальным приказал готовиться к возвращению. В кануне отхода он распорядился доставить к нему Аксакала, пленённого наряду с побеждёнными.  Перед ним представился мужчина с белой  густой бородой и тюрбаном на голове. Из под смолистых бровей арестанта на Генерала смотрела пара таких же чёрных глаз: смелых, широко открытых, пылающих, совсем неусталых.  Выглядел он среднего возраста, порядком выше своих соплеменников, внешне не имея с ними ничего общего, сильно походя на обитателей центральной части империи.               
   – Как ты здесь оказался, когда и откуда пришёл? – спросил Генерал.
   – Если это для тебя очень важно, отвечу, если нет, позволь мне оставить  при себе моё прошлое.               
   – Это важно, и любопытно. Рассказывай!           
               
       Аксакал правдиво ответил  на заданные ему вопросы, но допросчик всё  глубже копался в истории его жизни.               
   – Твоё место не тут, завтра поедешь со мной в столицу.          
   – Я и здесь могу пригодиться твоей империи...             
   – Будешь служить там, где я тебе скажу.               
   – Побеждённый лишён выбора, не может спорить с победителем. Могу я попрощаться с женой?               
   – Иди к ней прямо сейчас! А завтра на рассвете будь здесь!               
   – Доверяешь?...
   – Ты не в состоянии подвергнуть опасности жизни других ради спасения собственной. Твой интеллект не позволит...          
   – А твой разум может допустить наказание невинных людей?          
   – Жизнь –  это война, а на войне много разума не надо. На войне, кроме выполнения приказов, ничего не нужно.          
   – Тогда зачем чужой ум воину, отрицающему собственный разум?  – Узнаешь, позже.
               
       Аксакал прощался с женой.
   – Не мучай себя, – пытался он успокаивать её. – Наши дети – взрослые, сильные, умеют защищаться. Они обязательно вернутся с твоим братом, но позже. Меня в столицу Востока забирают. Вернут не скоро. Вернее, они меня не вернут никогда. Я сам до тебя доберусь. Я обязательно вернусь, и сделаю то, что давно задумал: Отвезу тебя в пустыню, на мою родину. Покажу тебе оазис, отцовский дом,  родных, покажу места, где  никто никому жить не мешает... Потом я тебя приведу обратно и мы с тобой здесь, на нашей Долине, доживём наш век. Пойдёшь со мной?
   – Пойду, хоть на другой край света, пойду с тобой куда скажешь, чтобы рядом быть. Я буду ждать твоего возвращения.               
               
      Аксакал обнял свою женщину, крепко прижал к себе и в очередной раз доказал ей ,что, вопреки всем горестям жизни, он оставался тем же внимательным, нежным и страстным однолюбом.               
               
      Они не спали, а пользовались каждым оставшимся до утра моментом для очередного открытия своих и без того искренних переживаний. Он говорил умеренно, спокойно... Она терялась, тряслась при малейшем дотрагивании до его тела, будто бездушная разлука уже отдаляла её от него своей холодной пропастью, не зная ни милости, ни понимания, ни сострадания. Эмоции взяли верх..., и она зарыдала
    – ... Они нас сломают, отлучат, навсегда. Давай сбежим, прямо сейчас. Я знаю одну лазейку, здесь рядом, недалеко, нас никто не заметит...               
    - Мы не может этого делать. Из-за нас пострадают невинные люди, которые и без этого уже страдают. Наши сыновья живы. Они вернутся. К кому они вернутся, если тебя здесь не будет?... Это твоя земля, и моя...  Это земля наших предков и наших детей. Нам не надо никуда уйти. А если куда-то и уйдём – только по нашей  воле...
               
        На заре  Аксакал предстал перед Генералом. Первая когорта тронулась с места, а за ней, одна за другой последовали остальные. В самом конце колонны  пристраивались телеги с провиантом и трофейным имуществом. Аксакал шёл не один. Генерал прихватил с собой на Запад сотню приземистых пленных, без особого умысла, разве что – иметь их при себе в применении  новых тактик.
               
               
        По дороге, спустя несколько дней, один из поверженных заболел, и стал двигаться с трудом. Соплеменники помогали ему как и могли, но однажды он упал и больше не встал. Пленные взяли его на руки и носили по очереди, пока конвоиры не заметили, что те отставали. Арестантам было приказано немедленно оставить умирающего на обочине. Аксакал вышел из колонны, подошёл к издыхающему кочевнику, протёр ему лицо мокрой тряпкой, дал ему попить, нагнулся и сказал ему что-то на ухо. В это время мимо проскакал   один из старших наездников. Он остановил коня и, будто чего-то не досмотрел, повернулся в сторону Аксакала.               
    – Что ты ему нашептал, –  спросил офицер.          
    – Как тебе ответить, по долгу или по другому?
    – Как нужным считаешь, так и отвечай.               
    – Сказал ему, что готов принять его грехи на себя.          
    – А если их у него нет?
    – Людей без грехов не бывает.
    – Допустим, и что это ему даёт, от смерти уйти поможет?          
    – Это ему поможет легче умереть.
    – Ты действительно взял его грехи на твою душу?          
    – ... Каждый отвечает за свои деяния.
    – Почему ты ему наврал.               
    – Я его ничем не обманул, сказал это, чтобы он не чувствовал себя брошенным перед уходом в иной мир.               
               
        Далее, по дороге, между Генералом и Аксакалом состоялся разговор:               
   – Я бы тебя давно повесил, как врага...  Но в тебя есть то, что отсутствует в других, поэтому ещё дышишь и стоишь возле меня. Верно послужишь – долго жить будешь, если нет – один останешься перед строгим законом.
   – Ты знаешь, что я не боюсь  ни твоих слов, ни твоих  приказов, ни империи  твоей.               
   – Империя не моя, не путай меня с ней.
   – Она пока не твоя, но скоро будет...
   – Откуда ты можешь это знать, разъясни, кто тебе это подсказывает?
   – Бог.
   –  Какой бог, чей бог, как он выглядит, где он?...          
   – Самый старый...  Он – один, на всех. Он такой же мой, как и твой...               
               
               
        Согласно указанию свыше, войско Генерала, минуя столицу, должно было отправиться прямо на юго-запад, для участия в подавлении восстания одной из провинций, а потом, новым походом, следовать на Запад.  Приятели Генерала – влиятельные, при высоких постах... – похлопотали перед правителем, убеждая  его публично отмечать первую победу над Крышей Мира. Тот дал согласие, но чтобы в параде участвовало не более двух тысяч воинов, и чтобы все затраты были погашены не казной, а средствами самих инициаторов.               
               
       После извещения о предстоящем представлении, Генерал приказал войску держать путь прямо на столицу. Следуя регламенту, он  приказал разбить лагерь вблизи от столицы, и приказал первым пяти  когортам готовиться к триумфальному шествию.               
               
       На марше публика осыпала Генерала  цветами, лавровыми венками... В толпу пленных летели тухлые яйца, мелкие камни...   Аксакалу стало ясно, что именно та взъерошенная публика и толкнула Генерала на покорение вечных снегов. 
               
       Остановились когорты на главной площади столицы, и фронтом выстроились  перед дворцом. Сам правитель не выходил встречать победителей, это сделал кто-то из его людей.  Прибегая к ораторским эпитетам, он огласил красивые фразы, повернулся задом к празднику и исчез за толстой дверью резиденции. Погоду на том параде сделали воинские личности империи – старые приятели Генерала, умеющие ценить заслуги сражений. Площадь ожила овациями. Кувшины  полные игристым вином и тёплые круглые хлеба доходили до краёв агоры и дальше. Даже самые ленивые, еле тянувшие за собой ноги, не оставались без внимания...  И народ непрестанно чествовал заботливого Генерала.               
               
        В самый размах торжества дворцовая дверь вновь открылась. На тот раз вышел сам властелин, со свитой. За его спиной стояли владельцы больших чинов, консулы, обладатели забытых викторий в лице старых генералов, крупные землевладельцы... И Аксакалу, находясь в первом ряду пленных, впервые представился случай посмотреть в глаза сильных мира сего.
               
        Главный правитель был в духе. Он отметил заслуги Генерала  повышением в должности, оставил ему половину трофеев, и всех пленных – ему в подчинении, но не во владении. Все они, во главе с Аксакалом, были включены в списках государственных  имений.               
    – Пусть эти немытые дикари, под твоим строгим присмотром, послужат империи. Пусть они послужат тебе, до тех пор, пока ты ей служишь – заявил Сам, не очень уверенным тоном, недобрым взглядом поглядывая  в сторону молодых генералов. – Пусть победа моих  воинов приносит славу и прибыли Империи и народу... Пусть народ гуляет, а ты,  бравый Генерал, ступай и выполняй свой долг!  И знай! –  Империя ждёт от тебя новых побед!      
               
        Когорты развернулись и, походной колонной, двинулись к выходу из столицы, через  западные ворота. За городом они присоединились к армии. И армия единым маршем приступила к новому походу. Спустя пару дней Генерал, при очередном обходе колонны, приостановил своего коня возле пленных, вольным шагом идущих за последней когортой. Заметив среди опылённых невольников сухощавую и высокую фигуру Аксакала, он позвал его к себе. Тот вышел из колонны и продолжил идти рядом.               
    – Слабеют твои лучники, дух бойцовский теряют, ели держатся за моими воинами...               
    – Твоих солдат впереди ожидает слава, богатства, женщины, вино, а мои даже не знают, зачем их за собой тащишь.               
    – Скоро узнают.  Если кого-то с собой беру, не зря беру. Скажи мне откровенно, каким тебе показался  праздник ?               
    – Власть столицы разделена на две части: одна – с тобой,  другая – против тебя.               
    – А народ?
    – Народа я там не видел.               
    – Как «не видел»?  А полные улицы, площадь – забитая?...          
    – Это был не народ. Народ не может радоваться горем другого народа. Народ не может и издеваться над побеждёнными...               
    – Если имеешь в виду тухлые яйца, так это – всего лишь след старой традиции.               
    – Это – толпа угодливых паразитов, готовых хлопать ладонями и кричать целый день ради падающего с неба хлеба, питья..., ради своего удовольствия...  Хуже всего, то, что она больна...               
    – Но они сами в этом виноваты. 
    – Те, кому они льстят и подражают, тоже виноваты.           
    – А что ты скажешь о других?               
    – Другие, такие же, только они богаты, управляют, власть имеют, чувствуют себя сильными и всесильными.               
    – А конкретно можешь сказать?               
               
        Аксакал, опираясь на то, что успел заметить на параде, обрисовал Генералу высоких чинов:  кто, как на толпу и на небо смотрел, чем думал, о чём помышлял, как от солнечных лучей убегал,  чего из себя представлял,  начиная с самого главного. Генерал слушал, с трудом скрывая своё растущее удивление.               
    – А я?.. Какой я? Такой же, как и они? 
    – По сути - такой же... Но ты ещё не до конца потерял уважения к себе, а значит – и к людям тоже.               
    – Чем же я на них похож?
    – Мечтания у вас одни и те же. Вам всем нужна власть, и не простая, а большая... –  самая большая.               
    – И что же в этом плохого?
    – Власть позволяет одним забирать то, что принадлежит другим, За одно и то же содеянное власть одних наказывает, а других прощает.    Желанная власть ослепляет, лишает разума и людских чувств. Там, где пропадают чувства, рождается болезнь души.               
    – Если тебя послушать до конца, выходит, что мир ожидает неизлечимая болезнь и неминуемая гибель жизни на земле. Я в этом не верю, но если даже и случится что-то подобное...  Боги  не раз спасли мир от чумы.               
    –  Такую болезнь не вылечат ни боги, ни маги, ни  лучшие целители. Сами люди вылечатся от неё, если найдут потерянные чувства,  и вернут их себе.   
    – А что будет с миром, если не будет власти и закона? Ты об этом подумал? Людям нужна власть, закон, иначе хаос и беспорядки уничтожат жизнь на земле намного раньше твоей болезни.               
    – Лично тебе власть не нужна?               
    – Да, я хочу власти, я хочу много власти, хочу её всю – для империи, и для народа.               
    – Когда возьмёшь её, тогда и будет видно, для чего она тебе нужна, и кому она служить будет.               
    – Поможешь? –  Спросил Генерал, с чувством искренности.          
    – А разве у меня есть выбор?
    – Есть. Формально, ты можешь подчиняться моим приказам, а в действительности можешь поступать наоборот. Если ты меня поддержишь по доброй воле, то я обещаю, что верну свободу твоим кочевникам..., установлю мир и справедливость во всём мире.               
    – Это невозможно. Один человек, каким бы сильным и одарённым не был, не в состоянии делать это. Этого не добьются ни двое таких, ни пятеро, ни сотня... Мир  восторжествует только тогда и настолько, когда и насколько он будет доминировать каждого из нас. Тебе не нужна моя помощь, сам дойдёшь до вершины власти. В этом твои сторонники  генералы, да и дворцовая  толпа куда полезнее меня...       
    – Ты скажи мне только одно, выиграю я эту войну, или нет?               
    – Да, но до окончательной победы тебе ещё далеко.               
               
        Генерал остался довольным, то ли ответом, то ли согласием пленного идти навстречу его цели, а скорее всего – и тем, и другим. Согласился ли на самом деле Аксакал служить войне? Скорее всего, нет. Генерал не до конца убедил его в своих благих намерениях.  Пленный ему не поверил. Он просто бескорыстно ответил на заданные ему вопросы.               
               
               
        Добравшись до западных рубежей, войско разбило лагерь и приступило к боевым приготовлениям, в то время как пленные продолжали оставаться под стражей. Перед самым сражением им выдали луки со стрелами и, в окружении конной охраны, выдвинули  на переднюю позицию, рядом со стрелками  Генерала. Аксакала оставили в лагере, под охраной.
               
        Сражение завершилось в пользу империи. У кочевников было изъято оружие, а охрана Аксакала удвоилась, не от возможной попытки к бегству, а для сохранения жизни полезного предсказателя.  Суеверный Генерал стал водить его следом за собой всего лишь для того, чтобы перед важными боями задать ему один единственный вопрос и услышать от него единственный желанный ответ. Стрелкам Аксакала предстояло не раз проявить себя в сражениях на стороне Генерала, чтобы однажды, после удавшейся очередной баталии, оставаться при оружии, с присвоением статуса.  Но это не послужило основой для их исключения  из длинных списков живых имуществ.