Инициация Главы 13, 14

Сергей Гамаюнов Черкесский
Глава 13. Покушение   
               
                1.
     Степновск встретил Воронова грозой. Буйная весенняя зелень, цветущие сирень и плодовые деревья, омытые дождём, благоухали свежестью и забытыми ароматами. Серая, сырая, грязная и чахлая московская весна не шла с этим праздником жизни ни в какое сравнение.
     Ваганович предлагал заехать с дороги к нему домой в гости на долму* c хашламой*, но Воронов вежливо отказался и попросил отвезти его в гостиницу: нужно было прийти в себя, подготовиться к рабочей неделе, сходить на рынок за продуктами. Было воскресенье. Полдень. Рынок ещё работал.
    Утром, 27 мая, прогулявшись по привычке пешком до здания прокуратуры, Воронов первым делом заглянул в кабинет заместителя. Можно было подумать, что Головнёв сидит здесь со вчерашнего вечера, такой густой табачный смог висел в кабинете. Пепельница на столе была полна окурков.
- Привет, Андрей Анатольевич! Ты что, ночевал здесь? Пойди хоть свежим воздухом подыши, - раскрыл он шире окно Головнёвского кабинета.
- Угоришь ведь так. А ты мне здоровый нужен.
- Ничего, мы с Урала! К дыму привычные, - рассмеялся, вставая навстречу зам.
Они по-дружески обнялись.
- Как съездил, Васильич? Шибко поумнел?
- Ох, и не говори. Такой умный, такой умный стал, что самому страшно, - поддержал шутливый тон Воронов.
- Основное расскажу всем на оперативном совещании, а главное – вечером. Потерпи.
- Как ты тут выдержал осаду? Потери есть?
- Среди доблестной милиции, наверное, будут. Я три представления о привлечении к дисциплинарной ответственности внёс, - доложил Головнёв.
- Кучу укрытых от учёта преступлений нарыл, уголовные дела возбудил. Посмотришь наряд на досуге.
- Как с руководством ментовским, нашёл понимание? – поинтересовался Воронов.
-  А, чего мне их понимать? С ними давно всё понятно. А нас они понимать не хотят. Пытались мне поляну накрыть ради знакомства, так сказать. Да я не повёлся. Поговорил жёстко с начальниками служб и с самим Манукяном. Но он скользкий как налим, зараза. Не ухватишь.
- Другие вроде с перепугу пока не халтурят. Поняли, что я не мальчик после института и со мной шутить себе дороже.
- Хорошо Анатольич. Детали потом, вечером. Пойду разбирать почту и сводки с приказами читать. Увидимся.
     И повседневная прокурорская рутина снова закружила Воронова в своём водовороте до тошноты. Действительно, к вечеру от выкуренных сигарет уже подташнивало. С Головнёвым договорились пообщаться наедине на завтра. А сегодня стоило зайти в бар к Юре, узнать последние неофициальные новости.
    Юра выкатился из-за стойки бара, лучась радушием и откровенной радостью:
- Ну, наконец-то, дорогой Александр Васильевич! Я уж думал, что вы в Москве останетесь, - суетился он, придвигая Воронову высокий стул и, даже не спрашивая согласия, налил в бокал традиционный фирменный коктейль.
- Ваш новый зам на милицию страху навёл. Попрятались как тараканы по щелям и кабинетам, носа в бар не кажут, - стал оживлённо рассказывать он.
- Правда, ОБХСС зверствовать начал: трясут рынок постоянно, торговые точки кошмарят. Патрульно-постовая банда вместе с угрозыском вторую неделю автоугонщиков отлавливают. Весело у нас теперь!
- А что по водке палёной слышно, - поинтересовался Воронов, смакуя коктейль, как там манукяновский заводик? Дышит?
- Пока затишье, - оглянувшись по сторонам, как будто их кто подслушивает, и, наклонившись к Воронову, тихо сказал бармен.
- Даже водку левую перестали завозить! Решили переждать, наверное, пока новый зам не навоюется.
- Это хорошо, Юрочка! Это хорошо. Спасибо за угощение и новости. Надо идти, - распрощался Воронов.
- Поужинаю завтра вместе с новым заместителем. Как раз и праздник отметим свой профессиональный – День прокуратуры! Ты нам в кабинетике накрой часам к девятнадцати. Без особых изысков на своё усмотрение, - махнул он на прощание рукой и направился в сторону гостиницы.
               
                2.
     В тот же понедельник 27 мая, в обеденный перерыв Манукян, Тер - Петросов и Керимов собрались в кафе «Ивушка» у Коли Беды. Ели, пили молча. Настроение у всех троих было отвратительное.
- Бозитха* - наконец не выдержал молчания полковник, выругавшись по-армянски и швырнув вилку на пол.
- Долго мы как мыши будем прятаться по норам от этого выскочки уральского? Производство стоит. Выручки нет, а мне в Москву надо посылку отправлять. Я не собираюсь в этой дыре сидеть до ишачьей пасхи! Там, в Москве сейчас всё решается, кадровые перестановки каждый день. Надо кончать с ним.
- Э-э-э, инчпес?* Как ты себе это представляешь, Вовик-джан? - путая армянские слова с русскими замахал руками Тер-Петросов.
- Загасить прокурора – это тебе не деревенского пердуна убрать. Шуму будет на весь Союз. Тогда точно нас вычислят. Вот припугнуть хорошенько – это можно организовать. Долго будет штаны отстирывать, - заржал Геннадий.
- Я своим волкодавам поручу, сделают всё в лучшем виде!
- Тогда не откладывай, Гена. Чем скорее – тем лучше. Сегодня он вышел на работу после командировки. Опять рыть начинает.
    Абдулла Керимов помалкивал. Это были не его игры. Он предпочитал многоходовые, тщательно продуманные операции. Мог конечно, как в случае с трактористом из колхоза «Степновский», или как с простыми урками, дать волю рукам, но это было совсем иное - рутина. С прокурором надо было разыграть какую-либо подставу, провокацию, чтобы держать его потом на коротком поводке. Но его мнение самолюбивый, страдающий бонапартизмом полковник Манукян даже слушать не стал:
- Нет у меня времени на твои восточные штучки, Абдулла, - отрезал он.
- Подумай лучше, на чём узбека взять!
(Прозвище узбек сразу же прилипло к новому заместителю прокурора с лёгкой руки Керимова.)
- Всё, разбежались! – хлопнул ладонью по столу Манукян.
- Я отъеду по своим делам до вечера. На разводе увидимся. 
     Сегодня Владимира Аршаковича ждала Светка Шульженко, его давняя любовница, работавшая заведующей детским садом.
               
                3.
      Рота ППС базировалась в северной части города в бывших воинских казармах полка связи, который в 1990 году с началом волнений в Чечне был передислоцирован в Моздок.
      Тер-Петросов, прибыв на базу, вызвал к себе своих боевиков Ивана Костенко и Дмитрия Корытова.
- Слушай задачу, бойцы! Надо срочно организовать нашему прокурору «бабах», да так, чтобы не до смерти, а немного помяло. Желательно это сделать сегодня – завтра. И чтобы никаких следов. Всё сделать чисто. Ну, не мне вас учить...
- Есть командир! Всё будет чики-пуки, в смысле – как в аптеке, - козырнул старший Иван Костенко.
- Пошли думать, - потянул он за рукав камуфляжки своего напарника.
     Уединённым местом в казарме, где им никто не мешал, была бывшая так называемая «Ленинская комната», или Красный уголок.
- Что предлагаешь, Димон? – спросил Костенко товарища, опытного взрывника.
- Может автомашину прокурорскую заминируем?
- Нет, в автомашине немного помять не получится. Угробим и прокурора, и водителя, - почесал коротко стриженую голову Корытов.
- Надо растяжку из динамитной шашки, или шашку с часовым механизмом в гостиницу, или в ресторан, где прокурор часто зависает.
- Тебе видней, Димон. Только с часовым механизмом мороки много и время можем не угадать. Растяжка надёжней. Думай, где можно быстро установить и незаметно.
- В гостинице будет проще. В ресторане можем засветиться, там народу мало бывает. А гостиница – проходной двор. 
На том и порешили.
     Действительно, пройти в гостиницу «Восток» оказалось проще простого: дежурный администратор – преклонного возраста тётя, сидя за стеклянной перегородкой, отделявшей её рабочее место от фойе, клевала носом, досматривая послеобеденный сладкий сон. В разгар рабочей недели гостиница как обычно пустовала. Постояльцы появлялись к выходным, когда из близлежащих сёл и городов на рынок приезжали торговцы, заготовители и кооператоры.
     Дима Корытов, одетый неброско в неопределённого цвета поношенный костюм и в кепке, надвинутой на глаза, с небольшим пластиковым кейсом в руке, неспешно проскользнул мимо администратора на расположенную прямо против входа лестничную клетку. На случай, если бы администратор его всё-таки заметила, была готова рабочая версия о том, что он выполняет просьбу прокурора забрать в номере папку с забытыми документами.
     Поднявшись без препятствий на третий этаж к номеру Воронова и осмотревшись, Дима достал из кейса набор отмычек и ловко открыл дверь. Замок в двери можно было открыть простым гвоздём.
     Дверь открывалась внутрь номера, поэтому с растяжкой пришлось немного помудрствовать, пропустив тонкую проволоку по наличнику двери. Динамитную шашку Корытов пристроил под столом так, чтобы смягчить взрывную волну и сильно не травмировать жертву.
     Ещё раз проверив надёжность устройства, взрывник аккуратно закрыл дверь номера и спокойно спустился вниз. Администратор сладко посапывала за своей стойкой. Дело было сделано. Напарник Костенко ожидал в припаркованной неподалёку от входа в гостиницу белой «Шестёрке» с замазанными грязью номерными знаками.
- Всё, погнали на базу! – падая на заднее сиденье автомашины, скомандовал Корытов.
- Дело сделано. Сюрприз на месте. Надо доложить командиру.
    Белая «Шестёрка», не привлекая внимания, спокойно отъехала от гостиницы и направилась на выезд из города.
               
                4.
     Купив в киоске у гостиницы пачку сигарет, Воронов зашёл в вестибюль и, поздоровавшись с администратором, стал подниматься на свой третий этаж. Утром, в половине восьмого, когда он уходил из гостиницы, дежурила молоденькая чернявая и ярко накрашенная Зиночка, постоянно строившая прокурору глазки. Смена дежурных администраторов происходила в восемь часов утра, и сейчас за стойкой восседала полная, седая и строгая тётя Люба, или Любовь Михайловна, если официально.
    Лестничный пролёт заканчивался небольшим фойе, заставленным горшками с разнообразным набором экзотических представителей комнатной флоры, к которым Воронов был абсолютно равнодушен и, честно говоря, в них не разбирался.
    Провернув ключ в замке, он толкнул дверь внутрь правой рукой с ключом.
     Не успел Воронов войти в номер, как слева, где стоял стол, рванул взрыв. Блеснуло и ударило то ли взрывной волной, то ли обломками стола, то ли осколками стоявших на нём стеклянной пепельницы и настольной лампы. Воронова отшвырнуло внутрь фойе прямо на горшки с цветами, и он от контузии и болевого шока на некоторое время потерял сознание. Стёкла из окон номера и фойе вышибло взрывной волной напрочь. Из номера повалил едкий дым. Запахло тротиловой гарью, горелым пластиком и краской. Напуганные взрывом редкие жильцы из дальних номеров третьего этажа гостиницы выскакивали в коридор. Снизу уже бежали администратор и уборщица. Какой-то командировочный военный старший лейтенант, не растерявшись, сорвал со стены пенный химический огнетушитель и, повернув вверх рукоять, опрокинул огнетушитель вниз головкой и направил мощную пенную струю внутрь горящего номера.
     Воронов очнулся от боли в правой руке, которую бинтовала куском простыни какая-то незнакомая женщина.
- Ну, слава Богу! Живой, - облегчённо выдохнула она, приподнимая раненному голову.
- Сейчас скорая подъедет. Лежите, не вставайте, - придержала женщина пытавшегося встать на ноги Воронова.
     Пожарные и скорая прибыли почти одновременно. Тушить, правда, уже было нечего: находчивый старлей обильно залил пеной из огнетушителя очаг возгорания – обломки стола и диван. Дальше огонь не успел распространиться. 
     Фельдшер – пожилой мужчина с помощью всё того же старлея приподняли Воронова под руки и, несмотря на его возражения, придерживая, уложили на носилки.
- Едем в травмпункт, - распорядился фельдшер.
- Нужно рентгеновские снимки сделать, раны обработать, перевязать нормально и возможно гипс наложить. Скорее всего пальцы на руке переломаны и все признаки контузии...
    По пути в травмпункт Воронов отрешённо смотрел в забранные белыми занавесочками окна «УАЗика» скорой помощи. Голова всё ещё гудела после взрыва, а дёргающая боль в правой руке не давала ни о чём другом кроме этой боли думать.
     Обезболивающих средств у фельдшера не было. Перестройка, однако!
     От спирта Воронов отказался.
     В помещение травмпункта он вошёл уже сам, опираясь на плечо фельдшера. Его быстро осмотрели, обработали ссадины и порезы на лице и голове. С рукой всё оказалось сложнее: рентген показал открытые переломы большого, указательного и безымянного пальцев. Обезболивающий укол всё-таки сделали, узнав, кто является пациентом. Дежурный врач-травматолог с помощью медсестры самолично наложил гипсовую шину на кисть руки Воронова и посоветовал до утра меньше двигаться и больше лежать, а утром показаться невропатологу.
- Контузия небольшая присутствует, а с этим шутить не стоит, - предостерёг он.
     У травмпункта городской больницы Воронова ожидали водитель прокуратуры Сурен Ваганович и заместитель Головнёв.
- Весело у вас тут, - дымя сигаретой, осклабился Головнёв, шагнув навстречу Воронову и подхватив его под здоровую руку.
- Я думал, что это только там, в Узбекистане прокуроров взрывали. Поехали ко мне, что ли? В гостинице следственно-оперативная группа работает. Да и номер теперь не скоро пригодным для жилья станет. Важняк из краевой прокуратуры подъедет через полчаса. Он недалеко, в соседнем Правокумском районе базируется. Руководству я уже обстановку доложил.
- Нет, нет, Андрей Анатольевич, какой поехали к вам? Шефу покой нужен, присмотр и уход. У меня дом большой, женщин трое – мама и две взрослые дочери. Присмотрят как в лучшем санатории, - грудью встал перед щуплым Головнёвым рослый водитель.
- Да, Анатольич, пожалуй, так будет лучше, - согласился Воронов, осторожно опускаясь на переднее сиденье автомашины. Его слегка подташнивало, и кружилась голова.
- Давай, поезжай в гостиницу, ты там будешь нужен. А то менты наследят так, что потом концов не найдёшь. Подробности доложишь завтра. 
     Сурен Ваганович вел автомашину аккуратно, боясь встряхнуть раненного начальника на неровностях дороги. Его дом находился в ста метрах от здания прокуратуры на соседней улице Пушкинской. У ворот дома уже ожидала мама Сурена тётя Тамара, пожилая седовласая армянка в цветастом халате, таком же цветастом, но давно выцветшем платке, в толстых домашней вязки шерстяных носках и в резиновых калошах. Водитель загнал автомашину во двор и только после этого высадил своего начальника, придерживая под локоть.
- Баревдзез*, здравствуйте, - поздоровался с женщиной по-армянски Воронов. Несколько дежурных и нужных в обиходе армянских слов он выучил с помощью того же Сурена Вагановича.
- Ох, ох, ох, - закудахтала она, кружась вокруг Воронова и сына как заботливая растревоженная квочка.
- Проходите в дом, Васильевич! Ужинать будем.
- Какой ужин, мама! – Человек ранен, ему отдыхать надо. Поздно уже, двенадцатый час ночи, - остепенил её Сурен.
- Васильевич поживёт у нас несколько дней в Мишиной комнате.
(Младший сын Сурена Михаил учился в институте в Пятигорске и приезжал только на выходные, да и то не всегда.)
     В комнате, которую отвели Воронову, окон не было, пахло пылью, старой мебелью, мышами и кожей. Кожа в рулонах лежала на полу под кроватью. Сурен в свободное от работы время сапожничал.
     Сбросив с помощью Сурена верхнюю одежду, Воронов только сейчас обратил внимание, что правый рукав его голубой форменной рубашки был порван, а сама рубашка обильно испачкана кровью. Все его вещи остались в номере гостиницы.
 - Ваганович, найди во что переодеться, и съезди в гостиницу забери мои вещи. Надеюсь, осмотр места происшествия уже закончили, - попросил он водителя.
    Пока Сурен ходил за сменной одеждой для прокурора, он прилёг на мягкие пуховые подушки и, измотанный событиями дня, ослабевший после контузии и ранения, сразу же провалился в долгий и крепкий сон.

     Глава 14. Передышка

     День прокуратуры, который в этом году приходился на вторник 28 мая, Воронов встретил в постели. Главный врач городской больницы Галина Ивановна Курасова, полноватая для своих сорока пяти лет брюнетка, лично взявшая прокурора под своё наблюдение, категорически запретила всякие посещения. Не разрешила пока и много ходить:
- Вставать с постели только по крайней надобности, в туалет, - строго взглянула она на больного карими с таящимися в их глубине искорками интереса глазами.
- Я за ваше здоровье своей головой и должностью отвечаю!
- Это кто же так жёстко вопрос поставил? – с трудом улыбнулся Воронов. Голова ещё кружилась и побаливала.
- Товарищ Андронов лично звонил, да и краевое ваше начальство уже беспокоило. Нужно будет капельницы ставить и укольчики поделать. Так что я к вам медсестру персональную приставлю, будет первое время дежурить здесь, - не терпящим возражений тоном закончила Курасова, положив на стол листочки рецептов и назначений.
- Надо, так надо, - смирился с вердиктом врача Александр Васильевич.
- Вы уж тогда медсестру помоложе и посимпатичней пришлите, - пошутил на прощанье он.
- Правильный настрой, - улыбнулась Галина Ивановна, - значит на поправку быстро пойдёте.
    Медсестра Зиночка и вправду оказалась молодой и симпатичной. И дело своё знала хорошо. Капельницы и уколы ставила играючи, легко. Заглядываясь на её точёную фигурку под лёгким и коротким белым халатиком, который больше открывал, чем скрывал, Воронов млел от удовольствия, стараясь невзначай коснуться руки, или бедра медсестры. А она этому не противилась и только подыгрывала, открывая жадному взору важного пациента то стройные ножки, то небольшую упругую девичью грудь, не стеснённую бюстгальтером…
     Пять первых дней лечения пролетели быстро и плодотворно: головные боли и головокружение у Воронова прошли. Капельницы и уколы к его сожалению Курасова отменила. С рукой дело обстояло сложнее: переломы костей, особенно открытые, заживали долго, месяцами. Стеснять своим присутствием водителя и его семью Воронов больше не стал. Но, в целях безопасности гостиничный номер пришлось сменить на съёмную двухкомнатную квартиру на третьем этаже пятиэтажного кирпичного дома в третьем микрорайоне города. Двор дома был тихий, закрытый, с одним заездом со стороны улицы Кочубея. С тыльной стороны дома в тени старых вязов, тополей и акаций вольно раскинулись игровые площадки детского садика «Арлекин». Квартира была оборудована стационарным телефоном. Так что, все вопросы безопасности при её выборе вроде бы были учтены. Радовало Воронова и то, что главный бухгалтер краевой прокуратуры Верочка Заблоцкая, которую он при посещении этого важнейшего отдела всегда баловал коробочкой конфет, или шоколадкой, пообещала возмещать расходы по поднайму квартиры за счёт ведомства.
      Ещё три недели Воронов проболтался на больничном. Сам, не беспокоя прокурорского водителя, ходил на процедуры и перевязки в поликлинику, читал книги, смотрел телевизор, отсыпался. Выборы Президента России 12 июня его не коснулись. Головнёв справился с обязанностями прокурора отлично и по завершению компании отчитался в край. Иногда он заглядывал в дом к Вагановичу, где пока временно поселился Воронов, и рассказывал о делах.
     В пятницу 21 июня Воронов позвонил прокурору края:
- Владимир Васильевич, я практически здоров. Писать могу левой рукой. А гипс ещё месяц носить придётся. Без дела я скоро волком выть начну, - попытался разжалобить он начальника.
Но Аржанников никаких просьб и уговоров даже не захотел слушать:
- Хватит с меня происшествий. Долечивайся, как и сколько положено. Ты там в своём Степновске настоящее осиное гнездо разворошил. Мне уже намекнули из Москвы, что нужно готовиться к приезду бригады для комплексной проверки. Там за власть грызутся, большая драка намечается. Выборы Президента России мы, слава Богу, пережили. У вас всё прошло без замечаний и происшествий, хотя по краю инциденты были. Но он новую команду набирает. Под это дело могут слить кого угодно. Поезжай пока домой в Н-ск, отдохни недельку, с женой, с друзьями пообщайся, - хлопнул ладонью по столу, ставя точку в разговоре, прокурор края.
- А потом, если что и в санаторий тебя отправим...
     Делать было нечего. Отдыхать – так отдыхать!
     Съездив на такси на перевязку и продлив больничный, Воронов быстро собрал дорожную сумку, заскочил на мясокомбинат к директору – радушному и подобострастному Николаю Фёдоровичу Челышеву. Степновские мясные деликатесы были не лишними...
    Верный водитель Сурен Ваганович добавил к багажу шефа две пластиковых пятилитровых канистры с домашним сухим вином:
- Угостите своих друзей, Александр Васильевич. Вино у меня отменное. Лучше, чем шмурдяк винзаводской, - горделиво распушил усы он.
     Воронов не стал отказываться:
- А что, и то дело! Будет чем приятелей в Н-ске побаловать.   
     О своём приезде в Н-ск Воронов ни друзьям, ни тем более жене сообщать не стал. Решил сделать сюрприз…
     Выехали рано утром в субботу и уже к обеду служебная «шестёрка» вкатилась в пригороды Н-ска. Всю дорогу Воронов проспал, убаюканный ровным рокотом двигателя автомашины и нескончаемыми разглагольствованиями Сурена Вагановича. Водителя, кажется, совсем не интересовало, слышит ли его собеседник. Ему важен был сам процесс разговора…
     Заходить в квартиру начальника он вежливо отказался, сославшись на то, что хочет засветло обернуться назад:
- В другой раз, Александр Васильевич! Я хочу ещё на пруды успеть заехать, рыбку на вечерней зорьке половить, - хитро улыбаясь, сослался он.
- Ладно, бывай здоров, Суренович! Обратно я доберусь сам. Будешь в распоряжении Андрея Анатольевича, - коротко распрощался с водителем Воронов, подхватывая свой немудрёный багаж.
     Таисии дома не оказалось: скорее всего уже укатила шляться по рынку и магазинам. Это было её любимое субботнее времяпрепровождение.
     Наскоро перекусив, Воронов стал звонить своим приятелям: Борису Пантюхину, работавшему главным инженером Н-ского завода ЖБИ, Володе Митрясову - начальнику местного ГАИ и преданному словно оруженосец своему рыцарю – Джабирке Гусейнову, торговавшему на колхозном рынке со своей многочисленной как цыганский табор и такой же шумной роднёй. Они были первыми, с кем его свела судьба по приезду в Н-ск после назначения заместителем прокурора. Первыми - и самыми проверенными и надёжными...
     Борис помог тогда ему с комнатой в общежитии ЖБИ. Володя пришёлся по нраву своей открытостью, добродушием и не характерным для его профессии и должности бескорыстием. Он же привёл к Воронову и третьего приятеля – Джабира, маленького, похожего на цыгана Будулая из популярного сериала, азербайджанца. Вся его беда заключалась в том, что начальником ОБХСС городского УВД был армянин Жора Мовсесянц. Естественно, что таившаяся где-то на генном уровне, их вражда вспыхнула с неуёмной силой после февральских событий 1988 года в Сумгаите, где армянское население подверглось погромам, сопровождавшимся массовым насилием, грабежами, убийствами, поджогами и уничтожением имущества...
     И Воронову пришлось эту вражду гасить и пресекать на корню. Обиженный вмешательством прокурора, Жора скрипел зубами, вращал в бессильной злобе чёрными, непроницаемыми как Сумгаитская ночь глазами и мамой клялся, что всё делает по закону, продолжая раз от разу совершать налёты своих оперов на торговые палатки Джабировой родни, изымая ящики фруктов, коробки привезённых для продажи цветов с тем, что только досадить ненавистному племени. Правда, под внешне объяснимым покрывалом межнациональной вражды прятались обыкновенная корысть и торгашеская червоточина конкуренции: не менее многочисленные родственники и земляки Жоры имели такие же торговые палатки на рынке и торговали аналогичным товаром...
    Воронов эту подоплёку раскусил сразу и не давал Жоре спуску. Парочка его представлений в адрес вышестоящего Жориного милицейского начальства сделали своё дело. Мовсесянц оставил конкурентов в покое, а Джабирка после этого стал у Воронова преданным оруженосцем. Его расположением Александр Васильевич не злоупотреблял: за фрукты и овощи всегда пытался, хоть и безуспешно, расплатиться... Правда, от вкусного азербайджанского вина никогда не отказывался. А Джабир всегда привозил его из очередной поездки на родину. Пользовался он иногда и Джабировой синей «шестёркой» для экстренных поездок... 
     Всем троим он сказал только одну одинаковую фразу:
- Привет! Я в городе. Привёз Степновского домашнего винишка. На завтрашний вечер объявляется мальчишник. Где собираемся?
Ответ двух друзей – Бориса и Володи был практически одинаков:
- Ну, наконец-то, объявился, бродяга! Место встречи изменить нельзя...
 Джабир долго возбуждённо цокал языком, ахал и охал, после чего уже деловито спросил:
- Из чего шашлык мариновать? Барашка, или свинина?
- Делай и того и другого, дружище. Не пропадёт, - рассмеялся Воронов.
- И не забудь зелень и овощи с лавашом!
Местом встречи была дача Володи Митрясова. А время - естественно после шести вечера, тем более, что предстоял выходной... 
     Жена заявилась поздно, ближе к вечеру. Заглянув в зал, где Воронов лёжа на диване смотрел последние новости по телевизору, она только хмыкнула:
- Хм! Заявился наконец-то вечный командировочный. Ну, и как, опять мир спасал, или чью-то начальственную задницу прикрывал?
- Привет! - отозвался миролюбиво Воронов. Давай без твоих штучек-дрючек. Я отдохнуть приехал, а не ругаться. Всё нормально. Недельку побуду дома, а там видно будет. Я на больничном, - поднял он над головой всё ещё забинтованную и в гипсе правую руку.
- Ну, и чёрт с тобой, Воронов! Небось собутыльники твои уже наготове ждут? И Борис, и Вовка по три раза на неделю названивали. Всё интересовались, когда ты приедешь. Вот уж теперь оторвётесь! – махнула рукой Таисия и ушла в свою комнату, досадливо хлопнув дверью.
    Уснув под бормотанье телевизора, Воронов проспал как убитый до шести утра без снов и сновидений. Не зря говорят – дома и стены помогают...
    Таисия в воскресенье обычно просыпалась не раньше двенадцати часов дня. Хотя и в рабочие дни спала до десяти… Часы в школе и в училище ей ставили на вторую половину дня. Поэтому Воронов, стараясь не шуметь, привёл себя в порядок, наскоро позавтракал чем Бог послал из Степновских запасов и в восемь утра отправился на колхозный рынок, где надеялся уже застать своего верного Джабирку. Нужно было взять у него автомашину на пару дней для мобильности. Тем более, что в понедельник планировал заняться бытовыми вопросами: на холодильнике скопилась куча извещений и платёжек за коммунальные услуги, из газовой и налоговой служб. Всё нужно было разобрать и привести в порядок, так как жена этих обременительных бытовых мелочей никогда не касалась: дескать, не царское это дело...
     Джабир действительно уже был на рынке, отдавал распоряжения братьям, разгружавшим товар.
- О, Василич, дорогой! Как я рад тебя видеть! Совсем плохо без тебя. Не даёт опять житья, проклятый бэхээс! Разорит скоро, - запричитал Джабир, тряся левую руку Воронова.
- А после Карабахских событий вообще волком смотрит!
- Вай, а что с рукой? – наконец-то обратил он внимание на забинтованную правую.
- Да мелочи, бандитская пуля! Скоро заживёт, - рассмеялся Воронов, шутливо взъерошив чёрно-седую шевелюру приятеля.
- Чёрт, как это я забыл за своими делами Джабирку поддержать? – запоздало спохватился Воронов, вспомнив, что 30 апреля армейские части совместно с азербайджанским ОМОНом начали в Нагорном Карабахе (НКАО) совместную операцию «Кольцо», целью которой была депортация из автономной области армянского населения. Эти события имели обратную реакцию в виде обострения враждебных настроений между армянами и азербайджанцами по всему СССР.
     Дело в том, что в Нагорном Карабахе весной 1991 года стала нарастать межнациональная напряжённость: в НКАО и прилегающих областях, в том числе продолжающих иметь преимущественно армянское население Шаумяновском и Геташенском районах, было введено чрезвычайное положение, в область были введены части Внутренних войск МВД СССР и Советской Армии. Советские власти, оставив отговорки о беспристрастности, начали открыто поддерживать азербайджанцев. Внутренние войска СССР выполняли в области разграничительную функцию между армянским и азербайджанским населением, однако, будучи подчинены де-факто азербайджанским властям, часто выполняли их, не всегда законные требования. Обычной была практика «проверок паспортного режима», под прикрытием которых проводились аресты среди мирного населения, обыски, грабежи. От арестов и избиений не были застрахованы даже высокопоставленные депутаты-армяне. В то же время армянское население предпринимало попытки организовать самооборону и достигло определенных успехов в этом направлении: были отбиты несколько совместных атак азербайджанского ОМОНа и вооруженных жителей азербайджанских сел, а в ответ на похищения и убийства начали организовываться карательные вылазки. Нагорный Карабах был в блокадном положении. Отголоски Карабахских событий особо остро проявлялись здесь, на Северном Кавказе, где и армян, и азербайджанцев к тому времени проживало очень много…
- Дашь мне машину на пару дней? Дел накопилось невпроворот, - отмахнулся от мыслей Воронов, снова обращаясь к приятелю.
- Зачем два дня? Бери, катайся сколько нужно будет. Я себе колёса найду, - замахал руками Джабир, - держи ключи.
- Хорошо. Как все дела порешаю – найду тебя, - хлопнул Воронов приятеля по плечу.
- Всё, бывай! – и, забрав ключи от автомашины, направился к знакомой синей «шестёрке».
     Рука всё еще побаливала, но вскоре Воронов уже уверенно двигал ею рычаг КПП. Бытовые мелочи заняли полдня. Воронов подъехал к домику Джабира в посёлке энергетиков только в начале шестого вечера.