Все тяжелее жить.
Я же обросла связями, так обросла...
И сейчас они начали переть из всех углов.
Хотя...
Это я сама их скрепляю, старые связи.
Только не с ним.
Девочки из музыкальной школы! Вика... Ленкааа!!! Ты такая красотка на фото - ты и правда такая?.. А песню помнишь, там фа-ля ход, так мне нравился... и твой недовязанный свитер с рукавами "летучая мышь". И как ты сипела, голос сорвав! Мне нравилось!
А мальчик из нашего класса. Серега. Помнишь? Помнишь? Как обзывал мартышкой, потом цветы подарил и в зоопарке у клетки с обезьянками сказал, что это твои любимицы...
А ты, из третьего - Алешка, - ты на руках нес окровавленную десятилетку домой, когда я под велик прыгнула? Как сказал учительнице, что я тебе нравилась до того, пока драться не начала?
Его также звали, того, который с шариком. Его мама рассказывала, когда я приходила к ней в гости навестить в то время, как он учился в другом городе: елочный шарик разбила, а там - я, его "заветное желание"! Шестиклассница с хвостиком, которая просила его написать задание с доски, - сама не могла разглядеть, а очки надевать страшно стеснялась, - и он писал, чертыхаясь, стебясь, оба варианта, а оказалось - главное желание...
Мой первый "последний герой" - Шурик, в четырнадцать лет музыка была вечной, если я заменяла батарейки вслед за Бутусовым. "Кино", "Ария" - а "Пикник" помнишь, Шурик? Фантастику всю тогда глотал? И Уэлса? Помнишь "курятник" в 18 лет, взаимное признание? И как... Да... "Мастер слова и клинка", Шурик! "Саша без ума от дам"...
А твой отец слушал Кобзона, кажется. Пока мы - Пугачеву и Макаревича. Да, Серег, наверное. А я тебе поставила его блатную кассету. Там было "азохн вей" и прочий Розенбаум, и мне было так стыдно, когда ты, Шурик, запел под гитару про наличники и станичников, а я брякнула, что это еврейские напевы!!! Потому что подруга - найти и ее, что ли, Юльку? - пела "азохн вей, наличники"... и я запуталась совсем.
Только не он.
Он жил в третьем корпусе, остальные - в первом.
Теперь никто ни в одном не живет.
Кто-то уехал, переехал, кто-то умер, кто-то погиб.
Как он.
Я очень обросла историческими связями, которые привязывают меня к земле. Историческими - двадцати, десятилетней давности.
Тринадцать лет назад я решила, что жизнь должна продолжаться, и родила дочку. Хорошо, что так: мальчика назвала бы его именем - а зачем? Он погиб. Его днк - в девочке, его дочке. В моей - не его днк. Того, кто нам с подружкой одно время казался на него похожим. Моего мужа.
У меня все хорошо: связи, ниточки, многие из которых я держу в своих руках, а некоторые из них меня оплетают. Я сама себя оплетаю нитями. Удерживаю.
Я здесь.
А его здесь нет.
Эта нить оборвана.
Но она... есть.